От тюрьмы и от сумы не зарекайся

— Ты уверена в этом? — Леви прихватывает спутницу за локоть, укрывая в тени ближайшего здания. Мимо них маршируют патрульные, но пока Хистория слушается его команд, оставаться незамеченными несложно. Цель их уже недалеко, они почти на месте. Хистория поправляет капюшон, решительно кивает, мягко отцепляет его пальцы. — Давно уже пора было это сделать, сделать хоть что-то самой. Мне всегда кто-то помогал. Я прячусь за чужими спинами, сколько себя помню. Сначала Имир, теперь ты… Может, не самое лучшее время для откровений, но, знаешь, что я подумала, когда мы впервые повстречались? Воспользуюсь-ка я этим парнем — так и подумала. Вряд ли бы я смогла отделаться от Гордона без тебя. — Я не возражаю, — не задетый откровением, отзывается Леви. Высовывает нос из-за здания, чтобы оценить обстановку: середина дня, и все армейские при делах. Отсюда Леви может видеть тренировочный полигон, слышать удалённые команды офицерского состава. Он уже знает, что полицейские особо ни на что не способны, но Легион — другая песня. Впрочем, судя по тому, что он видит, новобранцы у всех так себе. — Почему? Это ведь отвратительно? — Хистория прерывает его созерцательную деятельность, и когда Леви разворачивается, лицо её выражает крайнюю степень недовольства, должно быть, собственной бездушностью. Он не знает, почему девочка так строга к себе. Пусть Леви не поступает так, как в прошлом поступала она, это не делает её автоматически неправой. Кто сказал, что он знает, как нужно жить? Кто сказал, что он прав? Он точно так же оберегает лишь то, что ему важно, сражается только за то, что хочет защитить, а на остальное плюёт. Он не герой и не благородный рыцарь. Он бандит и убийца, он гораздо хуже Хистории со всем её эгоизмом, и равняться на него — сомнительное решение. Ей точно не стоит, и почему она пробует, почему сравнивает себя с ним не в свою пользу, одним богам известно. — Не отвратительнее, чем все остальное. Пятнадцатилетней девочке бороться с миром в одиночку… На самом деле, не сложнее, чем девятилетнему мальчику, брошенному на произвол, но о своей судьбе Аккерман не жалеет. Он же выжил. — Я никогда не боролась, Леви. Постоянно убегала только. Устала ужасно. Поэтому пойдём. Хистория ободряюще улыбается и хватается покрепче за протянутую руку: в конце концов, три этажа плотной кирпичной кладки на одном приводе на двоих не так уж безопасно преодолевать. Но Леви слышит её ровное дыхание, чувствует мерный пульс и совершенно не волнуется даже тогда, когда оказывается в центре логова самой ненавистной организации. За ущерб, нанесённый окну в кабинете командора, он точно платить не станет.

***

Когда, спустя добрых сорок минут, командор Легиона всё-таки навещает своё рабочее место, выражение лица его при виде незваных гостей сохраняет нейтральность. Если не сказать — заинтересованность. Он полностью соответствует своей репутации. — Чем обязан? — голос его звучит довольно буднично, в глазах, при взгляде на Леви, мелькает узнавание. С этим рослым мужчиной Леви уже пересекался однажды и знает на личном опыте, что Эрвин Смит — страшный человек и не менее страшный противник. Хорошо, что Легион никогда всерьёз не интересовался Подземным Городом. Но даже так люди Леви несколько раз попадали в умелые сети командора и его спецопераций. Леви и сам однажды попался, но сумел выбраться из этих паучьих лап. С тех пор не терял бдительности и внимательно относился к планам достойного противника. Не удивительно, что в наспех собранном плане Леви решил использовать именно командора разведки. Эрвин был лучшим кандидатом для подобного сумасшествия. И менее всего заинтересованным в имеющемся укладе. Если Леви что-то понимал про Легион, так это одно: за Стены не ходят те, кто хочет остаться в них жить. — Слыхал, у разведки контры с полицейскими. Насколько масштабные? — вместо приветствия рвано кидает Леви и убирает руки с клинков, убедившись, что звать охрану Смит не собирается. — Достаточные, — всё так же нейтрально отзывается командор. Он, конечно, заинтригован. Леви бы и сам удивился, если бы к нему явился человек, которого ловят все полицейские, и стал задавать странные вопросы. В конце концов, Смит далеко не дурак: он уже мог понять, что этот визит и для него обернётся чем-то интересным. — Достаточные? — Чтобы выслушать преступников из Подземного Города — достаточные, — мужчина имеет наглость повернуться к ним спиной. Пусть на долю секунды, чтобы усесться за собственный стол, как при важных переговорах, но это нарочитая небрежность демонстрирует всё: и то, что Смит их не опасается, и то, что верит в собственное превосходство, и то, что готов выслушать. Это не жест добрых намерений, скорее, плевок лично в Леви, который не представляет здесь достаточной угрозы. Но, к видимому облегчению напряжённой Хистории, Леви не страдает гордыней и не станет обострять конфликт из-за провокации или насмешки. — Тебе не меня надо слушать, бровастый, а вот её, — спокойно парирует Аккерман, и Хистория делает шаг вперёд. — Меня зовут Хистория Райсс, и я законный правитель этих Стен, — зайти она решает сразу с козырей. «И правильно, нечего время тянуть. Если выставит нас или арестует, то пусть сразу. Скоро обед», — саркастичный внутренний голос скрашивает Леви затянувшееся молчание и тяжёлый взгляд командора, буравящий Хисторию. Смит не меняется в лице, и Леви не может с уверенностью сказать, поверил ли он в слова Хистории так же, как поверил в них он сам, впервые услышав. Это даже не вера — чутьё. Леви, так долго откладывающий решение распрощаться с Подземным Городом, наконец-то знает, что на поверхности не останется без цели. Ему приходит время вынуть голову из песка, просто потому, что наконец-то есть ради чего. Вместе с именем «Хистория» в жизнь его приходит ощущение своевременности, ощущение, что даже если мир идёт своим чередом, Леви всё равно имеет право его немного подтолкнуть. Ощущение необходимых перемен. На что они рассчитывают? На покровительство Разведки? На незаурядный ум Смита? На удачу и везение? Леви плевать на вероятности: он хочет выжить. Хочет, чтобы Изабель и Фарлан выбрались из подземной помойки вместе с ним. Хочет защитить Хисторию. Ещё он хочет усадить её на этот чёртов, ничего не значащий для него трон, будто так надо. Обыграть Судьбу для разнообразия он бы тоже не отказался. И не так, как ему удаётся обычно, просто выживая, но по-крупному, чтобы дряная тётка ещё и присвистнула вслед. Что именно обеспечит этот исход, Эрвин, гиганты, сам дьявол, не так уж важно. Риски велики, но все их опции в любом случае рано или поздно заканчиваются смертью, так что почему бы не попробовать самую странную, самую неожиданную и самую откровенно глупую? Союз с разведкой звучит как нечто подобное. Попытка не пытка, особенно если терять нечего. — Чаю хотите? — натянуто-звенящее молчание командор прерывает спокойной улыбкой и жестом, приглашающим присесть. Хистория принимает приглашение. Леви хочет, чтобы Кенни Аккерман сгнил в том подвале, куда он его упрятал, но это невыполнимо, если они будут действовать по плану. Кенни придётся отпустить, вернуть тому человеку, который его прислал. Отцу Хистории. Потому что развязать открытую войну между полицией и разведкой Смит не позволит, а Леви заранее знает, что они с Хисторией согласятся с его условиями, если он всё-таки поверит им. Какими бы они ни были. У Леви вот стойкое ощущение, что в конце этого сложного разговора ему обязательно «предложат» вступить в Легион. «Да хоть сразу за Стены», — думает он, усаживаясь на диван рядом с Хисторией. Она прижимается к нему бедром, и Леви откидывается на спинку, слушая их долгий и детальный разговор со Смитом. Командор выпытывает всё, до малейших деталей. И отчётливо удивляется только единственный раз, когда Хистория говорит, в каком отряде новобранцев была. «Да вы все там с сюрпризом», — хмыкает Смит, но оставляет эту ремарку без пояснений. — Род Райсс нам не союзник, я так понимаю? — уточняет Эрвин, и Леви видит хороший знак в разборе на друзей и врагов. Он не спрашивал Хисторию об отце после того, как она рассказала ему, что это Род, вероятно, послал полицейских на её поиски. Она и раньше знала, что отец искал её, принялся сразу после того, как она сбежала из армии. Наверное боялся, что она подастся в Культ или ещё куда, боялся, что она расскажет, кто она такая. Хистория не знала его планов, но предположила, что его с самого начала напрягало неведение. Не спроста он хотел в ту ночь забрать её с фермы, и едва ли стороннее вмешательство нарушило его давнишние планы. Она не понимала только, почему Кенни, убивший её мать, вдруг работает на Рода, но Леви развеял её сомнения. Он-то знал, что Кенни будет работать на того, на кого выгоднее в данный момент. К сожалению, в чём выгода Потрошителя, они так и не выяснили. Как и то, зачем Райссам Хистория. Зато они знали: единственный способ обезопасить её — признать её существование масштабно, сделать той, кого не посмеют убить. — Рода устраивает существующее положение дел. Я не знаю его целей, не знаю, зачем он ищет меня. Но он не революционер. Он не пойдёт против правительства. Иначе бы уже давно сверг нынешнего короля. Род предпочёл прятаться в тени и скрывать правду. Если бы я росла Райсс, я бы знала, что подтолкнуло его к такому выбору. Но я вижу мир по-другому и считаю, что его надо слегка исправить, — Леви знает, что последние слова её монолога для него. Хистория имеет в виду «сделать мир капельку лучше». Едва ли это в его силах, но в неё он верит. — А вас так не устраивает режим, потому что… — на месте Смита Леви бы тоже интересовался мотивами. Когда перед тобой вдруг объявляется девчонка из королевской семьи и утверждает, что всё, что ты знаешь о мире — обман, а у неё не то чтобы есть доказательства, она сама собирает мир по обрывкам и слухам… В общем, Леви понимает, что все их притязания выглядят крайне сомнительно, но у командора всё равно такое выражение лица, будто он им верит. Возможно потому, что сам что-то знает. — Хотите знать правду о мире, командор? Хотите знать, что за Стенами? Хотите знать, кто нами правит и почему истина доступна лишь немногим? — Полагаю, у вас есть ответы, Хистория? — Ни одного. Я знаю лишь, что являюсь законной наследницей трона. Я всю жизнь бежала от этого, боялась и сопротивлялась, никогда не задавала нужных вопросов. Но теперь я тоже хочу знать, я готова сражаться за то, что моё. Однако я также знаю, что при нынешнем положении дел правды мы не получим. Если всё оставить как есть, мы так и будем окружены Стенами. Должны ли мы, если вместо этого можем получить ответы? Слишком пылкая для такой холодной девчонки речь оставляет Хисторию восстанавливать дыхание. Она нащупывает руку Леви, сжимает в своей, подрагивающей, и всматривается в фигуру Смита в ожидании собственной судьбы. — Знаете, это то, чем мы занимаемся в Легионе, получаем ответы. Правда об этом мире, о мире за Стенами, о гигантах — это то, к чему мы стремимся, — задумчиво отзывается командор и, игнорируя гостей, переводит взгляд за окно, растворяется в собственных мыслях. Леви презирает армию, ненавидит бессмысленную суету разведчиков, и от командора его воротит, но стойкое ощущение, что ему суждено было здесь оказаться, преследует неотступно, застревает костью в горле. Как однажды сказала ему Хистория: «Откуда ты знаешь, что они ошибаются? Почему ты уверен, что за Стенами не отыскать истины?» Возможно теперь, когда и его цель в правде, когда он знает, за кем следовать и за что бороться, вся эта «бессмысленная суета» и его поглотит? Леви до сих пор не верит в судьбу, но он бы не стал теперь зарекаться, что её не существует. Потому что против такой судьбы даже его упорство не поможет.