в моём доме не курят

Громкая музыка доносилась, казалось бы, отовсюду. Ларс уже успел услышать все ненавистные ему хиты по третьему кругу. Вначале юноша так же танцевал и выкрикивал: «Я роняю запад, у!» вместе со своими одноклассниками, но после премерзкого медляка под «Тает лёд» решил, что на сегодня с него хватит. Хоть где-нибудь есть место, где можно тихо и спокойно посидеть? Когда юноша принимал решение закатить вечеринку (это было за неделю до её начала; идея пришла почти сразу после того, как родители сказали, что им нужно слетать не то к тёще, не то к какой-то двоюродной бабушке, которая жила в их родной Дании, и что дом останется в полном распоряжении сына), он преследовал две цели — укрепить свою репутацию и поближе познакомиться с Джеймсом. Ларс заметил, что раскрепощающий эффект алкоголя на Хэтфилде проявляется уж больно хорошо — приняв на душу, краснеющий при виде девчонок в коротких платьях подросток превращается если уж не в мачо, так точно в пикап-мастера. Ульрих надеялся, что в таком состоянии его одноклассника тянет не только на этих самых полураздетых девчонок. Если он сам подсядет к уже изрядно выпившему Джеймсу и поцелует его, то тот сразу забудет про этих крашеных шалав. Они вряд ли могут так целоваться и уж точно не признаются, что любят его уже два года. Вот зачем нужна была вечеринка на самом деле — чтобы напоить Джеймса и, если всё получится, провести с ним ночь. Ларс ради этого даже помыл голову и купил в аптеке смазку (для него первое было более сложной задачей, — душ напрягал сильнее, чем глупо хихикающая продавщица). Знать бы только, как ей пользоваться… Но это всё будет позже, сейчас главное — найти тихое место и Хэтфилда. Первый пункт плана был, к сожалению, провален, — музыка заполнила собой весь дом и даже окрестности. Единственное место, где шум ветра хоть немного заглушал играющий через колонку рэп, находилось около входной двери. Ларс встал туда и расставил руки в стороны, наслаждаясь обдувающим его со всех сторон ветром, таким приятным после спёртого воздуха внутри дома. Как же всё-таки красиво на улице ночью! Высаженные кусты кажутся какими-то таинственными жилищами лесных существ, безоблачное звёздное небо так и манит к себе своей завораживающей чернотой, а свет из окон дома создаёт ощущение уюта. Обычно Ларс не замечал такой красоты. Наверное, это потому что он сейчас пьяный — юноша не стал ограничиваться одним гаражом. Он прислонился к кирпичной стене и сделал несколько глотков из бутылки с виндеем отдающим чем-то химическим среднеалкогольным коктейлем. Юноше показалось, что поверхность этой самой стены неровная. А, точно, это он облокотился на участок с табличкой. «В моём доме не курят» — гласила надпись. Когда Джеймс увидел её, то удивился и спросил, зачем. — Я не переношу табачный дым, — ответил Ульрих. — Думаешь, кто-то будет это соблюдать? — А ты проконтролируй, чтобы соблюдали, — велел Ларс. На этом и порешили. Однако, судя следам от затушенным прямо о табличку бычков, свои новоиспеченные обязанности контролёра Хэтфилд исполнял так себе. Надо бы найти его и отчитать. Или оставить это на потом, сначала… Чёрт побери, он всё время был здесь, за углом! Ларс ударил рукой по лбу, мысленно обзывая себя всевозможными ругательствами, которые он знал. Как можно так проколоться? Рядом находится человек, на которого он уже не первый год дрочит почти что молится, а он стоит тут в дебильной позе, на кустики пялится. Однако, сев рядом с Джеймсом, юноша понял, что тот вряд ли его видел. Хэтфилд сидел прямо на земле, вытянув ноги и закрыв глаза. От него весьма сильно несло спиртным и совсем немного чем-то незнакомым, напоминающим ментол. Последнему Ульрих не стал придавать особого значения, — наверное, просто жвачка с таким вкусом. Важнее то, что его друг уже успел напиться, и даже уговаривать его не пришлось. Всё как надо. — Джеймс? — позвал его Ларс. Хэтфилд слабо повернул голову, на секунду открывая глаза, чтобы посмотреть, кто его зовёт. Увидев своего друга, он кивнул и продолжил медитировать у стены. Посмотрев в затуманенные пеленой удовольствия голубые глаза, юноша усомнился, что его друг просто пьяный. Джеймс, негативно отзывающийся о наркотиках, был под кайфом! Сначала Ларс запаниковал; хотел было начать трясти Хэтфилда, вести его умываться холодной водой, чуть ли не вызывать скорую. Но потом вдруг решил: а может, так даже и лучше? Вряд ли блондин закинулся чем-то серьёзным, — он не бился в судорогах, не носился кругами с вытаращенными глазами, и не нёс бред про жизнь на Марсе. С его другом всё в порядке. А сложившейся ситуацией можно и воспользоваться, — всё равно планировалось нечто подобное. — Джеймс, тебе хорошо? Ещё один кивок в ответ. Ну всё, можно начинать действовать. — А вот так лучше? — прошептал Ларс. Он положил руку на колено Хэтфилда и осторожно погладил. В этих местах его джинсы были порваны, поэтому юноша касался руками его холодной кожи. Джеймс посмотрел в его сторону, но ничего не сказал. Ульрих это воспринял как «да» и продолжил ласку. Вот он уже ощущает пальцами лишь ткань — ближе к бёдрам, куда постепенно поднимался Ларс, джинсы были пока что не порваны. Ещё выше. Вскоре юноша уже вырисовывал невидимые узоры пальцами почти у внутренней стороны бедра. Когда он практически добрался туда, то почувствовал слабую хватку на своей руке. Это знак «остановись» или что? Нет, на просьбу прекратить непохоже — когда людям что-то не нравится, они не сидят с блаженными улыбками и закрытыми глазами. Значит, это намёк, что Хэтфилд предпочитает немного другое. К счастью, Ульрих умел действовать не только руками. Кое-что у него получалось гораздо лучше, чем поглаживания и касания. Джеймсу точно понравится. Ларс притянул его за подбородок и впился долгожданным поцелуем в его тонкие губы. Наконец-то! Хэтфилд, к удивлению своего друга, попытался отстраниться, но тот его продолжал держать его. Поняв, что он не отстанет, Джеймс открыл рот и неохотно ответил. Ларс сразу же пустил в ход все свои полученные за два года (много девчонок были не против поцелуев с лидером класса) навыки: касался языка друга своим, умудрился даже пару раз достать до его верхнего нёба, облизывал и несильно хватал зубами его губы. Почти всё было в точности таким, как это и представлял себе юноша; немного портила впечатление лишь эта подозрительная ментоловая жвачка, странный вкус которой чувствовался почему-то не во рту, ближе к нижней губе. Ради интереса Ларс провёл языком под ней и, почувствовав там нечто, явно не являющееся жвачкой, сразу же отстранился и посмотрел на Джеймса. Тот уже не выглядел таким обдолбанным, — его голубые глаза смотрели ясно и трезво. — Что это у тебя во рту? — немного испуганно спросил Ульрих. Он всё ещё не отошёл от шока, когда почувствовал это инородное тело и его странный привкус, состоящий из смеси ментолового и ещё какого-то непонятного вкуса. Хэтфилд оттянул губу, обнажая ряд белых ровных зубов*, и достал из-под губы… это. — Снюс, — коротко ответил он и поднял брови в удивлении, увидев отразившееся в зелёных глазах непонимание, — ты никогда не пробовал? Это же ваша, европейская тема. — Я не особо интересовался такими вещами, — отчего-то стыдливо признался Ульрих, — а что этот… как его, снос делает? — Сносит, — со смехом ответил Джеймс, — у снюса эффект как от сигарет, только намного сильнее. Ларс на время забыл про то, что минуту назад он впервые поцеловался с парнем своей мечты и то, что на этом не собирался останавливаться — почти всё его внимание привлекала эта штуковина и всё, с нею связанное. — А разве не проще пойти и покурить? Хэтфилд пожал плечами и посмотрел на табличку у стены. — В твоём доме не курят, верно? Да и ты вроде терпеть не можешь дым. — Точно, — вспомнил юноша и покраснел, — значит, ты из-за меня сидишь с этой фигнёй, а не куришь? — Отчасти да. И ещё потому что эта фигня вставляет как полпачки. Это сравнение мало что дало — Ларс никогда в жизни не скуривал ни половину, ни целую пачку. Он вообще ни разу не пробовал сигареты, — они у него вызывали какое-то стойкое подсознательное отвращение. Однако почему-то снюс никакого внутреннего отторжения не вызывал. Он не дымится, после него не воняет одежда, и, самое главное, его употребляет Джеймс и ловит от этого кайф. — А мне можно попробовать? — попросил Ульрих. Наверное, в другое время он бы не стал о таком просить, но сейчас в его крови было слишком много алкоголя, а в голове — слишком много жажды новых ощущений. — Тебе может стать плохо, — начал отговаривать его Хэтфилд. Увидев, как Ларс жалобно посмотрел на него, Джеймс сдался и положил снюс на ладонь, — ну, хорошо, держи. Только недолго, — как только почувствуешь эффект, сразу выплёвывай. Ларс скривился. — Он же только что был у тебя во рту! — И у тебя тоже, — ответил Хэтфилд, не понимая причины неожиданной брезгливости своего друга, — снюс обычно и кидают по второму, иногда даже по третьему разу. Это же не чайный пакетик, из которого можно всё высосать, и вкуса не будет. Услышав про чайный пакетик, юноша начал смеяться. — Ты знаешь, что значит «сосать чайные пакетики»? — начал объяснять он не понявшему шутку другу, — ну, в «Сексе в большом городе» про это была серия. Ты не смотрел? — Я похож на фаната бабских мыльных опер? Вообще странно, что тебе такие вещи нравятся, когда есть куча нормальных фильмов. Так, значит, мечта о том, что они будут сидеть на диване в обнимку и смотреть любимый сериал Ларса, несбыточна чуть менее, чем полностью. Ну ничего, можно так же сидеть и смотреть любимый сериал Джеймса. Если тот, конечно, вообще смотрит сериалы. — Ладно, забей, — решил перевести тему юноша, — дай снюс. Только новый, хорошо? Хэтфилд покачал головой. — Тебе жалко, что ли? Хочешь, я тебе потом целую пачку куплю? — Он не в пачках, — с улыбкой ответил Джеймс, — и мне не жалко, просто тебе реально может стать очень плохо. — Я потерплю, — заверил Ларс. Увидев, что это не помогло, он решил прибегнуть к другому методу, — так, где ты его хранишь? Этот метод юноша постоянно использовал с момента их знакомства — садился сверху на Джеймса, и пока тот пытался его скинуть, шарился в его карманах, чтобы найти желаемое. Оба парня воспринимали это просто как детскую игру, никто и не задумывался о сексуальном подтексте. — Нашёл! — Радостно воскликнул Ульрих, держа в руке плоскую круглую баночку. Если бы не надпись на ней, можно было подумать, что там какие-то конфеты. — Всё, сдаюсь, — Джеймс отбросил все попытки сопротивляться и теперь ожидающе смотрел на Ларса, пока тот не слез с него. Однако спустя пару секунд Хэтфилд резко выхватил баночку из его рук. — Эй, нечестно! — возмутился юноша. — Без разницы. Тебе ещё такое нельзя. — Всё мне можно, — ответил Ларс и оттянул нижнюю губу и показал зажатый между ней и зубами пакетик. — Когда успел? — поразился Джеймс. — Пока ты сидел и думал, отбирать или нет. Всё, не мешай мне кайфовать. Слово «кайфовать» было подобрано верно — уже через минуту юноша почувствовал на себе действие никотина. Его нельзя было назвать опьяняющим, скорее просто расслабляющим. Захотелось закрыть глаза и сидеть, никуда не двигаясь. Теперь было понятно, почему так делал Хэтфилд. И почему он настоятельно не рекомендовал пробовать? Так хорошо же. Однако спустя ещё пару минут Ларс понял, почему. Сначала во рту образовалось слишком много отчего-то горькой слюны, которую пришлось проглотить. Потом голова стала как будто тяжелее в несколько раз, и в висках появилась неприятная пульсация. А самым худшим было возникшее чувство тошноты. Оно было таким сильным, что Ульрих подумал, что если откроет рот, то его сразу вырвет. — Чувак, — позвал его Джеймс откуда-то издалека, — а зачем ты меня тогда поцеловал? Проспорил кому-то, что ли? Молчание. — Эй, с тобой всё хорошо? — спросил Хэтфилд с явным беспокойством. Юноша покачал головой, — чёрт, вот так и знал! Ты выплюнул эту дрянь? Только не говори, что проглотил. Ларс хотел ответить, что нет, но не мог — его слишком сильно мутило, а блевать при своём лучшем друге и, если думать излишне оптимистично, будущем парне, ему не хотелось. Но когда стало совсем невмоготу, Ульрих резко вскочил и побежал за угол дома, чтобы избавиться от этого проклятого снюса. При виде упавшего на стриженный газон пакетика в луже коричневатой слюны позыв усилился ещё сильнее. Сдерживаться стало невозможно. «Всё, хана моей причёске», — промелькнула в голове юноши неуместная сейчас мысль. В ту же секунду кто-то несильно и даже как-то излишне осторожно схватил его за волосы. Закончив с унизительным процессом очищения организма, юноша повернул горящее от стыда лицо, чтобы посмотреть на человека, спасшего его шевелюру. — Принести воды? — спросил Джеймс, отпуская его волосы. Ларс лишь кивнул. По его щекам текли слёзы то ли из-за стыда, то ли из-за рефлекса. Слабость и тошнота ещё не до конца прошли. Так ужасно он себя давно не чувствовал. Хэтфилд долгое время не приходил. Скорее всего, он понял, какой у него ущербный друг и поскорее ушёл домой. Наверное, так и есть. Смысл дружить с каким-то придурком, который ничего сам толком не может сделать, лезет целоваться и блюёт за углом своего дома? Единственное, что радует — никто из одноклассников, слишком занятых уничтожением его запасов алкоголя, его не видел. Никто, кроме Джеймса. Ульрих точно знал, что его друг не будет разбалтывать одноклассникам об увиденном — Хэтфилд так редко с ними общался, что кто-то из них всерьёз думал, что он вообще немой — так что о репутации можно не беспокоиться. Ещё некоторое время юноша сидел на земле с закрытыми глазами и старался смириться с тем, что в одночасье лишился своего лучшего друга. Вывел его из этого состояния лишь голос пресловутого друга: — Еле нашёл эту долбаную воду, бля буду ты бы видел, что они у тебя дома устроили. Ты как, Ларс? Джеймс стоял с бутылкой воды в одной руке и с несколькими салфетками с другой. Странно, Ульрих ему про салфетки не говорил. Значит, он настолько сильно замарал свою рожу слезами и блевотой, что это увидел даже Хэтфилд. Вот ведь позор. — Мне уже лучше, — соврал Ларс. — Ты всё ещё бледный, — заметил Джеймс, — тебя уже не тошнит? — Нет, только голова болит. Но это от громкой музыки. — Мне разогнать их? — предложил Хэтфилд и указал на то и дело мелькающие на светлом фоне тени в окне. — Нет, ты что! Нельзя срывать вечеринку из-за такой херни — всё подумают, что я лох и слабак. Несмотря на своё состояние, юноша поддерживал свой образ лидера класса и даже планировал выйти и потанцевать со всеми, когда ему станет лучше. Но внутри он ощущал себя маленьким и слабым ребёнком: ему хотелось лечь (желательно рядом с Джеймсом), укрыться одеялом и уснуть. — Пошли в парк, там потише будет, — услышал Ларс за пеленой моральных страданий. И они пошли. Мелкими шажками, с передышками. Всё это время Джеймс придерживал своего друга за плечи, на случай если тот потеряет сознание или ещё что. Наконец, последний пешеходный переход оказался преодолён, и теперь парней окружали лишь высокие деревья и покрытая облезшей краской скамейка. На неё парни и сели и некоторое время хранили молчание, изредка смотря друг на друга и порою на небо. Ларс подумал, что если бы у него сейчас было больше сил, он бы вновь попробовал поцеловать Джеймса. Тот вроде бы, вопреки ожиданиям, не испытывает к нему отвращения после произошедшего. Но, к счастью для Хэтфилда, ничего подобного ему не грозило, — его другу едва хватало сил ровно сидеть. Или нет, даже для этого он чересчур устал. — Можно? — с осторожностью спросил юноша, наклонившись к плечу друга. Тот кивнул, и Ларс положил голову, правда не на плечо, а на колени Джеймса. Для ещё большего удобства он вытянул ноги — скамейка была достаточно длинной для этого, — разбудишь меня через полчаса? — Без проблем. Эх, сейчас бы покурить, — произнёс Хэтфилд. Он достал из кармана зажигалку, но, встретившись с зелёными глазами друга, в которых явно читалась мольба так не делать, убрал её обратно, — ладно, в другой раз. «Он такой понимающий.» — подумал Ульрих. Это слово у него давно ассоциировалось именно с Джеймсом, и постоянно тот подтверждал, что оно ему подходит. После неприятного опыта со снюсом у юноши появилось отвращение ко всему, что содержит никотин, а к сигаретам стало ещё сильнее. — Ты воду там оставил? — спросил Хэтфилд. — Может, потом попьёшь? — задал встречный вопрос Ульрих, снова ругая себя на этот раз за забывчивость. — Ну, можно и потом. Всё, не буду мешать твоему сну. Однако мешать было нечему — этот самый сон никак не приходил. В голове Ларса было слишком много мыслей — он никак не мог успокоиться и тщательно обдумывал всё, что произошло за сегодня, представлял, как ему стоило отвечать, и какие из этого вышли бы диалоги… Не спалось ему, короче. — Помнишь, ты спрашивал, зачем я тебя поцеловал? — решился спросить юноша, — нет, никому я не проспорил. Я это сделал, потому что ты мне нравишься. Предложение звучало как-то незакончено и обрублено, но сейчас на большее Ульрих не был способен. Юноша с надеждой посмотрел на склонившегося к нему другу, который то ли подбирал слова, то ли собирался его ударить — услышав эту фразу, Хэтфилд нахмурил светлые брови. — Ларс, — наконец, ответил Джеймс; в его голосе не было ни намёка на злость, лишь не то снисходительность, не то умиление. Некоторое время он молчал и вглядывался в зелёные глаза друга, а затем… рассмеялся. Серьёзно?! — Проспись, чувак. Чёртов алкоголь, из-за которого его глаза блестели, и зрачки были расширены, чёртов Хэтфилд, искренне веривший, что мальчики любят только девочек, чёртовы его предки, навязавшие своему сыну это мнение! Впрочем, смех Джеймса звучал так, будто тот заставил себя это делать. Его брови были так же сдвинуты к переносице, а в голубых глазах мелькало какое-то беспокойство. О чём он задумался? Отчего так хмурится и чему сомневается? Неожиданно для себя Ларс понял, что очень плохо знает своего лучшего друга, и что, скорее всего, никогда не узнает до конца — вечно скрытный Хэтфилд никого не подпускал близко к своему сердцу. Хотя… Никогда нельзя говорить «никогда».

***

Джеймс посмотрел вниз и увидел, что его друг уже давно спит (в это время Ульрих прикрыл глаза). Он улыбнулся и медленно провёл рукой по гладким светло-русым волосам Ларса. Тот ничего не должен знать о его чувствах. «Так будет лучше для нас обоих, » — подумал Хэтфилд.