ААА....ОООООооох...Ооой...Как плохо мне, как плохо...
Хриплое пересохшее горло. Трещит и раскалывается голова, тело ватное, всё вокруг кружится, слегка подташнивает и противно от всего и всё мерзко и пить хочется и желудок протестует. Я поднимаю веки и, миновав котёнка, шатаясь, бегу на кухню. Там, порывшись в собственных гостинцах, нашёл пятилитровую бадью с огуречным рассолом. Откручиваю крышку и жадно пью, чувствуя как рассол стекает по телу, грязному, воняющему потом и копчёному от перегара и дыма. Вискам стало легче, жизнь медленно восстанавливалась во всём теле. Я оторвался от бадьи, жадно вдыхая воздух. Аж сморщился от собственного дыхания. Закрыл крышкой бадью, поставил её на пол. Любимая зашла на кухню и, прислонившись к двери, посмотрела на меня обеспокоенно. Стыд клеймом жёг мне душу Начал мямлить, еле держа под контролем заплетающийся язык. -Прости...Прости меня, если ещё можешь. Прости любимая, котёночек я же... Новая порция боли по всему черепу. -Аааааа... - простонал я и обессилено уронил голову на грудь. Девочка всё в том же коротеньком белом платьишке, села рядом. -А...Не подходи, любимая...Я...Вонючий...Такой... Любимая мёртвой хваткой молча стиснула меня, дуясь. Преодолевая брезгливость, она поцеловала меня в щёку. -Зато мой. Всё равно мой. Люблю я тебя, мой котик. Я вяло обнял её. -И я тебя, котёночек...Ну вот...Опять только хуже сделал... -Ничего и не хуже! - пискнула как обычно Мана, выстрелив мне в висок. -Ай... -Что такое, любимый? -Потише пожалуйста... -Хорошо... - почти шёпотом ответила она мне, слегка отстранившись. Я посмотрел на неё. Серо-голубые глазки горели мечтательно, смотря куда-то в сторону. Любимая, вновь прижавшись, ласково тискала меня в объятиях, гладила голову, зарывалась в копчённые волосы и шептала: -А ты меня так называл вчера... Я сглотнул слюну и, ляпнув: -Как? почувствовал как ужас пред лицом грядущего стыда окутал меня, но угроза миновала: -Мана, говоришь, я люблю тебя очень сильно люблю кричал! И...И говоришь...Маня ты у меня теперь...Моя Манечка, а потом начал про озёра рассказывать, про шиповник, клён, чертополох, землянику, щавель...Мёд ещё говоришь, забыл привезти... Я выдохнул. -Но ты же Мана. И люблю я тебя всё равно больше всего... -А говорил к тебе поедем и ты меня Маней станешь называть! Я улыбнулся и крепче прижал девушку. -Ну, а ты, мой котёночек, кем хочешь быть больше? -Твоей! И не важно как называть будешь... -Любимая моя... - прошептал я и, чуть было не поцеловал девочку, как вдруг спохватился и, с ней, вцепившуюся в меня подстать котёнку, отыскал свою зубную щётку, пасту и стал тщательно чистить зубы, не жалея пасты. Мана непонимающе смотрела на меня. Когда процедуры кончились, дыхнул на руку - шишь, перегар остался. Я тяжело вздохнул. Любимая, поняв в чём дело, улыбнулась, жадно и глубоко поцеловала меня и, отстранившись, опустила веки, счастливо улыбаясь шире и ответила: -Раньше было хуже! Я усмехнулся.***
С рассолом сел на скамейку. Вернее на тот малюсенький участок, что был свободен. У развалившегося тюленя-интенданта, спросил: -Бать? Спустя мгновение послышалось неохотное: -А... -Чё делаешь? -А? -Чё делаешь говорю? -Заг...ораю... -И как загар ложится, нормально? -А? - глухо произносит он, не поднимая век. -Нормально говорю, бать? -Намаааано... Меня будто током прошибло, стоило увидеть следующее: Девочка вдруг вскочила напротив мужичка и, шлёпнув того по пузу, с акцентом крикнула по-русски: -ВСТАВАЙ (Нецензурное русское слово она выговорила с дополнительной аспирацией в букве ё) ШАШЛЫК! Батя приоткрыл один глаз. -Это чё... Я замялся, почесал затылок и пояснил: -Ликбез... -Оооой...Э-это...то...я...понимаю...а...В руке-то чё? -А, рассол бать. На, попробуй. Помогает. Мана тем временем стояла вся счастливая, опустив веки и широко улыбаясь. Батяня кое-как поднялся, сев на скамейку. Пока тот жадно пил, я робко спросил: -Умница моя...А ты где это услышала? -От тебя вчера! -О-о-о-ох... - я зарыл лицо руками. Зашуршала трава. На скамейку сел третий. -Фэто...Фаф...Рафффол? Я поглядел на новоприбывшего: Хару. Только лицо опухло, несёт перегаром, а сигаретка торчит промеж свежевыбитых зубов. -Ага - тяжело вздохнул я и, машинально потянувшись к дрожащим рукам дрища, спросив тихо: -Сигареткой...Угу... -ФУГУ НЕТ... -Да не ори ты ну ёлы-палы - прогудел, подобно медведю, батя и вновь прильнул к рассолу. -В-вчера всё... -Что всё? - мои глаза округлились и я, сглотнув, спросил: -...Съели? Хару махнул рукой и сказал: -Сожгли(тут он начал обильно материться) Затем продолжив: -На, держи. Всё забирай. Что вы за народ? Сначала напоете...Потом бить начинаете... Хару кинул на скамейку почти полную пачку сигарет и коробок спичек. Я закурил, рефлекторно пряча огонёк. Затем опомнившись, стал употреблять сигарету как обычно. Выдохнув, спросил, стряхивая пепел в траву: -А чем сожгли? -Да чем-чем...У твоего бати вон...В подвале фауст-патрон и огнемёт остался...А у меня хижина на берегу стояла...Пожару негде было случиться...Всю мою рыбу...Того...Огонь не распространился и ладно... -Да...Дела... - протянул я, добивая сигарету. Во двор вышла мать, вооружённая самым свирепым взглядом в мире и вынесла пиво. Мы с батей тотчас же перешли на него. Хару же допил рассол и сказал: -Да...Вещь хорошая... Затем и он перешёл на пиво. Мать увела дочку и мы остались втроём. Вискам стало лучше. На улице было тепло и солнечно, дул лёгкий ветерок, правда от палящего солнца болела голова. Но свежий воздух того стоил... Хару спросил: -Кто-нибудь ещё чё-нибудь про вчера помнит? Я ответил тихо: -Я и тебя-то не помню...Кто это тя так? -Кто-кто...Отец своего сына с сыном своего отца. Ладно. Пойду я. Угощайтесь. - Хару обиженно поплёлся к себе, оставив сигареты. Мы с батей допили пиво, охая и ахая, выкурили по сигаретке и поползли домой. Мать упёрла руки в бока и сердито глядя на нас, произнесла: -Мыться. Оба. -А я с котиком, а я с котиком! - прыгала моя любимая. -СКОТИК он у тебя. Видишь, не до тебя ему! -Ну как это... -Ну не ломай молодым... -А НУ ЗАТКНУЛИСЬ! - рявкнула она, отчего у нас с батей в ушах, кажется, зазвенело. Или от похмелья причудилось. Тяжело вздохнув, разделись. Я заодно проверил карманы - пусто. Хорошо я в самом начале перед отпуском ничего важного с собой не брал.***
Тучи заволокли небосклон: шёл тёплый летний дождик распространяя приятный аромат растительности. А моя любимая ко мне-таки пробилась. Мягкий багровый свет. Сижу я в бочке, сам, кажется маринуюсь, а за моей спиной котёночек - с энтузиазмом и удовольствием, трёт мне спинку, намыливает голову, вдыхая аромат шампуня и, улыбаясь, молчит. Её ручки обнимают меня со спины. Лапки играются. Губки нежно кусают ушко. А мне хорошо и приятно и хочется хрррр...Котя, не спи!
Обиженно восклицает девочка. -А? Кто спит? Я не сплю...Котёнок...Холодненькой... -Точно? - обеспокоенно спрашивает она. -Точно, а ты эээ...вылезай. Нечего тебе. Полей лучше, а? -Хорошо - отвечает она. Я тут же смотрю как прекрасное нагое тело, блестящее от воды и местами покрытое пеной, вылазит из бочки и вытирается. А мне стыдно. Позор.Позор
Щас бы так...Э-э-э-х! Рюмашку бы толь...ААААААА!
Ледяной кратковременный душ тут же смывает весь уют, тепло и дрёму, сквозь боль возвращая к реальности.***
Шум дождя успокаивает. Сквозь приоткрытую дверь в сад, комнату наполняет свежесть, ароматы, тепло и влага. Любимая крепко обнимает меня, чистенького в белоснежной майке и семейниках, лежащего поперёк комнаты. -И долго ты так... - хрипящим голосом начинаю: -...Провалялась со мной? -До утра. -Что? До утра? Со мной, вонючим уличным псом в обнимку? -Не говори о себе так - нахмурились её серо-голубые глазки. Любимая добавила: -Как же иначе? Мы ведь не можем спать друг без друга. Я тяжело вздохнул и поцеловав ладошку девочки, ответил: -Прости меня. Люблю сильно-сильно, а причиняю хлопоты и муки. Девочка нежно целует меня в висок и шепчет на ухо: -Прекрати. Сумерки сгущаются. Любимая укрывает нас одним одеялом. Крепко прижимаясь друг к другу, медленно впускаем внутрь дрёму - синхронно сопим. Но тут источник тепла и радости отстраняется - я моментально поднимаю веки. Любимая, радостно улыбаясь, говорит: -Вот видишь - не можем! Я ловлю её за лапку и спрашиваю по-детски испуганно глядя в её любимые глаза: -Куда ты? Она смеётся и отвечает: -Стирать. Форму твою же надо постирать. -Не надо, я сам... -Лежи, котя. Тебе надо отдохнуть. Я тяжело вздыхаю и, ответив тихо: -Спасибо Отпускаю её белоснежную ладошку.***
Приглушённо слышу родительские голоса: -Давай как в детстве...Я же знаю и всегда знала...Скучала ты по этому... -Ма...Ма... - радостно говорит девочка и спохватывается: -Я котика позову! Пусть с нами полежит...Одной семьёй... -Ну что ты в нём нашла? -Мама! -Она права, доча. Ну...Ну видно что любите друг друга ну разве ты не понимаешь? -Нет! И отказываюсь понимать! -Ну ладно любишь - хорошо. Но он ведь даже не наш! Ну не японец, не понятно ему много, по-другому он мыслит. Ну пойми, он же рядовой боец, не ровен час и... -ЧТО "НЕ РОВЕН ЧАС"!? ДА ЧТО ТЫ ПОНИМАЕШЬ! ТЫ ВООБЩЕ НИЧЕГО О НАС С НИМ НЕ ЗНАЕШЬ! -Ну-ну...Тише... -Что "тише", мам? -Ну всё...Всё...Полежи...Поспи... Что-то ворчит любимая. А я, кажется, ранен в самую душу навылет. Шмыгаю носом. На улице рассеялись тучи - влажный и свежий воздух. Розовое небо. Тепло. Хорошо. Я свешиваю босые ноги в сад и слышу лёгкий девичий вскрик рядом. Поворачиваюсь в сторону источника звука. Девочка. Я грустно хмыкнул, вспомнил что торс у меня оголённый и спросил сухо, хриповатым голосом: -Ты...Юки, кажется? Девчушка вжалась в стенку домика и кивнула. -Ш...Шрамы...Т-т-так...Столько? Я улыбнулся и утвердительно кивнул. Взял пачку сигарет, надел рубашку, засучил рукава и всунул в один из них пачку сигарет Хару. Положил зажигалку в карман штанов. Всунул босые ноги в мокрые берцы, начал зашнуровываться. -Не пара он тебе, Мана. Если за военного и выходишь, то нужны офицеры...А это кто? Вот, Муссаши хоть и тот же был лучше...А этот не наш. Чужой он. Брось ты его. Юки опять испуганно ахнула, приложив ладошку ко рту. Накинул шинель на плечо и, кивнув в сторону комнаты, сказал: -Залезай, Мана там. Только спит пока. С родителями. Так вы, японцы, спите наверно, а? Грустно хмыкнув, сорвался с веранды и зашагал по мокрой траве, направляясь к станции.***
Andreas Rönnberg - Train Station Вновь заволочённое тучами небо. Серость и дождь. Чёрные огромные механические черви, изрешечённые белым светом окошек, проносились и останавливались, проносились и останавливались... Я выдохнул затяжку, прикончив сигарету. Достал новую и, закурив, стал оттачивать грядущий документ. Майору Мисато Кацураги-лично в руки. Я, лейтенант такой-то, являясь непосредственным командиром***
Она испуганно вскрикивает
Вата понемногу сползает с ушей. Шум дождя. Блеск молний. Изредка - гром. Очередная вспышка освещает надутое белоснежное личико девочки с такими нежными губками.***
Молча курю. Девочка молчит сидя в отдалении. Раскрытыми, полными боли и ужаса глазами сверля пол, она произносит: -Юки рассказала. Хмыкаю, затягиваюсь сигаретой и спрашиваю, выдохнув: -Что рассказала? Шёпотом, в полнейшем ужасе, она шепчет:"Он всё слышал"
И начинает рыдать. Сильно, безостановочно. А я смакую. Потом ничего не чувствую. Потом становится тяжко.***
Небо тем временем уже прояснилось. Розовая пенка облаков контрастировала с сиреневыми громадными плитами туч. Выглянуло солнышко. На горизонте уже было видно голубое, чистое небо. Летали насекомые. Влага поднимала в воздух чудесный аромат разнообразных цветов. Я вздохнул полной грудью и сказал: -Сейчас поеду. -КУДА СЕЙЧАС! ЗАЧЕМ СЕЙЧАС! ПОШЛИ ДОМОЙ. КОТ-И-И-И-К! ПОЖАЛУЙСТА ПОШЛИ ДОМОЙ! -Я уже дома. Это у меня дома - значит с тобой. А у тебя он...Стационарный. Ах ёлки-палки, документы ведь! Форма! Тяжело вздохнул. -НУ ПОЙДЁМ! ПОЖА-А-А-А-АЛУЙСТА ПОЙДЁМ! Молча вырвал у девочки берцы и шинель. Зашагал прочь размеренными шагами. Мокрая тёплая трава. Приятно. Мять эти японские цветы, растения да и землю! Девочка, запыхаясь, шла следом, плакала и кричала: -Ну постой...Помедленее, пожалуйста...Поговори...Поговори со мной, любимый! Коти-и-и-ик! Я люблю тебя! От последней фразы мне поплохело. Всё помутилось, сознание затухло. И что-то размыто всё стало.***
-Чт-что за херня? - истерично произнёс я, коснувшись пальцем мокрых глаз. Девочка молча снимает с меня мокрую шинель, задвигает ногами берцы за скамейку, снимает с себя мокрый дождевик и кладёт его в противоположный угол скамьи. Повторяя за мной, надевает на любимого человека шерстяные носки, садится на меня и, щупая моё замёрзшее тело, дует на него и растирает. Тихо и грустно произносит: -Лапки не застудишь, котик. Снимает с себя резиновые сапожки и боком кладёт их под мои ноги.***
Еле ориентируясь в слезах, подхожу к каким-то одеждам, вывешенным на сушку. Оказывается - не наши и дом не наш. Наконец, по силуэтам на крылечке узнаю. Пробегает мимо меня девочка, устремляясь в дом. Я прохожу сад. -Одежда высохла? - вслух спрашиваю сам себя. Подхожу к вывешенному белью, только что, видимо, вынесенному из дома. Касаюсь рукой штанов и рубахи - котёнок резво выливает на них целый кувшин воды и кричит, выпучив бешеные серо-голубые океаны: -НЕТ! НЕ ВЫСОХЛА! Я ошарашенно отшатываюсь, выпуская мокрую одежду из рук. Поворачиваясь спиной к "семье", иду куда глаза глядят. За мной следует девочка. Рыдает, что-то кричит вдогонку и не поспевает. Не в силах больше сдерживаться, падаю на колени и, резко вдохнув полной грудью, разворачиваюсь, бегу к Мане и, мёртвой хваткой стиснув, зацеловываю её, шепча: -Прости...Прости... -Я люблю тебя! Слышишь, люблю! Больше всего на свете люблю! Прости их, пожалуйста, прости! Наконец наши губы встречаются. Мы прижимаемся друг к другу изо всех сил. Еле-еле, нехотя, в отдышке отстраняемся. Моя девочка плачет, я хватаю её белоснежные ручки и прикладываюсь к ним губами...Любимая стоит, прижимая мою голову к себе и целуя её. Я, на коленях, сжимаю своего котёночка, слушая её бешенное сердцебиение и плач, пытаясь унять судорожную дрожь в любимом теле. -Прости...Прости...-ошалело шепчу ей, целуя, продолжаю: -Я так боюсь потерять тебя, любимая, так боюсь. Котёночек мой...Я люблю тебя больше всего на свете, не могу без тебя жить. Ты...Ты привела меня в этот мир любви и заботы, а сама...Исчезла...Я так изголодался по тебе, по моей любимой с этим этикетом, с этим волнением перед родителями, с...Со всем этим...Я люблю тебя...И так давно не целовал тебя... Жадно прильнул к её губам. Максимально углубил поцелуй. Спустя минуты, в одышке расставшись, трусь о её носик и заканчиваю предложение: -...так...Так как целовал тебя там, в городе. Я люблю тебя. С этими словами я впился в её прекрасную белоснежную шею. -Котя... - простонала она в удовольствии. -Нашлись! - нас прервал звонкий девичий голос. -Юки! - радостно крикнула Мана Я оставил шею любимой, уже сидящей на мне, в покое. Расстелив влажную шинель, мы уселись на неё. -Ой, а ты ведь самого главного не услышал! - произнесла Юки. -Чего? - недоумевая спросил я. Подружки переглянулись. Юки спешно проговорила: -Мана сказала, что без своего котика домой не вернётся! И если родители не изменят своё мнение, то вы уедете! Моя любимая стала красной, как помидор. -Девочка моя... - прошептал я, терясь о её личико. Она ответила взаимностью. -Не уезжай пожалуйста! Я так переживала из-за неё! Я ещё много чего хочу узнать! И рассказать! Мана, пойдём сегодня ко мне! Девочка посмотрела на неё, затем на меня и, убрав волосы с моей чёлки, ответила медленно и тихо: -Нет, Юки. Сегодня нет. -Уууууу - Юки смешно надула губки, скрестив руки на груди.***
Взяв любимую на руки, я отправился домой. На крылечке, прислонившись друг к другу, как молодые влюблённые, стояли родители. Батя радостно загудел: -О, воротились! -Папа извинись! И ты мама! Я люблю его и никого кроме него не выберу! Он - моя любовь на всю жизнь! - сердито произнесла Мана, лёжа у меня на руках. -Ну...Ну...Ну что ты... - забормотал батя. Я прочистил горло и вступился: -Не надо, котёночек. Родители правы. Я и впрямь недостоин тебя. -Не смей так говорить! - сердито крикнула девочка и, насколько позволяло положение на моих руках, прижавшись ко мне, произнесла: -Я люблю тебя и только тебя. Ты мой первый и последний, мой единственный, мой любимый, мой котик... Я зарылся в её волосы и прошептал: -А ты мой котёночек. Родители с негодованием смотрели на нас. Вернувшись в дом, любимая отобрала грязную от травы, шинель, поставила ботинки сохнуть на улицу и затолкала меня повторно мыться, правда теперь с целью "согреться." Тепло окутывало всё тело, даруя удовольствие. Тонкая занавесочка у порога отогнулась. Показалась красная, как помидор, голова любимой. Вскоре вся ткань ушла в сторону и я увидел прекрасное нагое тело моего котёночка. Она, босыми стопами, осторожно, приближалась ко мне. Грациозно и осторожно опустила одну ножку в мою бочку, затем вторую. И, оказавшись рядом друг с другом, мы жадно слились в глубоком поцелуе. Мана окутала ножками мою поясницу. Я крепко обнял её спину, прижав милую ближе. Переполняемые давно забытым чувством, мы спешили - разорвав поцелуй, я нырнул под воду и, уткнувшись в прекрасную тёплую, нежную грудь любимой, стал жадно обсасывать её. Тут Мана пронзительно застонала в удовольствии и я вспомнил насколько здесь тонкие стены. Моментально закрыл её ротик поцелуем. Осторожно уткнулся членом в её горячую киску. Спустя несколько попыток, вошёл в неё, так плотно стиснувшую меня. Тело Маны обмякло, синхронно с её громким стоном удовольствия, поднимавшимся из глотки. Начал осторожно двигаться. Бочка предательски глухо застучала, вода начала качаться и волнами переливалась через край. В последний момент, слишком сильно наклонившись, мы чуть не упали на пол. Разорвав поцелуй, потёрся о носик девочки. Улыбнулся, посмотрев в её горящие удовольствием глаза. Мана пронзительно и сладко простонала, я зажал её ротик рукой, которую она вскоре начала кусать и посасывать. -Мы так упадём... - прошептал я ей, улыбаясь. Осторожно вытащил член из её киски. Затем усердно обсасываемый мой большой палец из её ротика. Мана продолжительно и громко, в удовольствии, выдохнула, сияя. Обнял любимую крепче и, встав с ней на руках, вышел из бочки. Полотенцем кое-как вытер неслушающуюся, так жадно желающую коитуса, любимую, затем, за неимением двух халатов, взвалил её на правое плечо, осторожно выглянул из-за шторки, осмотрелся: в коридоре было чисто. Двинулся в нашу комнату. Милая тем временем кусала-лизала-целовала мою спину везде, до куда дотягивалась. Дойдя, сразу же закрыл двери: и в комнату и в сад. Горя от нетерпения, осторожно положил любимую на кроватку и жадно поцеловал. Развернул Ману боком и, войдя в её сжатую ножками киску, начал двигать бёдрами, еле держа себя в руках. Левой рукой я держал её ягодицу, жадно сжав, а правой рукой теребил влажный и твёрдый, сосочек. Наши языки жадно изучали рты друг друга, сплетаясь и обмениваясь слюнями.Дом наполнили громкие шлепки и скрип половиц
Не выдержав, поворачиваю Ману на спину, позволяя ей когтями впиться в меня. Быстро двигаюсь, стараясь однако, быть не слишком грубым. Мигом разрываю поцелуй и всовываю большой палец в рот любимой, губами смакуя её прекрасную упругую тёплую белоснежную грудь. Язычок обхватывает и, закручиваясь, обсасывает мой палец, вылизывая и, будто всасывая внутрь в себя. Обласкав оба сосочка, перехожу на белоснежную шею, после неё лижу лицо, кусаю и вылизываю ушки любимой. Затем, вновь жадно поцеловав её в губы, обхватываю упругие сочные ягодицы Маны и, встав на ноги, прижимаю к стене. Любимая глухо стонет, её лапки рыскают в моих волосах на затылке, впиваются в спину, прижимая к себе. Вновь расширяя крепко стискивающую, горячую киску любимой, почти мгновенно приближаюсь к кульминации, услышав эхо: -Скоро ужин будет! Просыпайтесь! Мы с Маной перепугано смотрим друг другу в глаза. Ускоряюсь. Мана обмякает, я чувствую как её соки переполняют киску. Осторожно укладываюсь с котёночком на пол, ускоряюсь, опьянённый её горящим от экстаза взглядом. Чувствую как тепло внутри меня достигает апогея удовольствия. Еле успев, вынимаю, девочка обхватывает мой член обеими ручками и, активно работая, смотрит в мои глаза, продолжая мусолить большой палец. Я, в одышке, выдыхаю. Мана собирает пальчиками лужицу спермы на своём животике. Освобождаю ротик любимой. Мы в одышке смотрим друг на друга. Мана спешно, тщательно обсасывая, поглощает мою сперму. Оба пьяные от экстаза, смотрим друг на друга. -Мана, ты не поможешь мне приготовить ужин? - эхом доносится голос матери. Синхронно ехидно улыбаемся. Умерив одышку, котёночек произносит: -Да мам! Сейчас... Ловко и грациозно, любимая выползает из под меня и, накинув тонкий халатик, вся красная и сияющая от удовольствия, выпархивает из комнаты. Я плюхаюсь на спину, смакуя недавний взрыв удовольствия. Приоткрываю дверь в сад. Достаю почти пустую пачку сигарет. Закуриваю, заложив руки под затылок. Опускаю веки. Приятная горечь табака оседает внутри, продлевая тепло экстаза. Свежий вечерний воздух, пропахший дождём, зеленью и летом...***
Милая изящно и грациозно управлялась с тарелками, зеленью и прочим. Я же тем временем завороженно наблюдал за моим котёночком. Счастье, радость и удовольствие не сходили с её личика. -Мана...Что-то случилось? Ты вся сияешь...Счастливая какая... - тоже улыбаясь, проронила мать, пальцы её замерли, останавливая нож над разделочной доской с мною привезённой, кстати говоря, петрушкой. Девочка, широко улыбаясь, поворачивается к матери и, обнимая её, говорит: -Ну что ты мамочка, всё...Всё так хорошо! Положив голову на плечо женщине, Мана подмигивает мне и нагло улыбается, зажмурив глазки. Я отвечаю практически тем же. Батя заходит и садится рядом со мной, за столик. -Ты...Извини нас...Мы же... -Да я всё понимаю - отмахиваюсь и добавляю: -На вашем месте поступил бы также. -Котик! -Ну что "котик"? Я же говорил тебе, ещё в городе. "Красавица и чудовище". Мать смущённо улыбается и, садясь напротив, говорит: -Ну что ты. Ну никакое ты не "чудовище". И видим мы, что любите вы друг друга сильно-сильно. Как мы с мужем в ваши годы. Любимая, закончив с приготовлением пищи, села на меня и, мурлыкая, крепко обняла, уткнувшись макушкой в мой подбородок. Я зарылся в её волосы.***
После сытного ужина, за которым моя девочка уже клевала носиком, я отнёс её в комнату, лёг рядом и, плотно прижавшись, мгновенно уснул от бескрайней радости нашего перемирия.