Женщина Королей

Вот что я всегда не любила, так это долгий путь из обычного зала в тот, где играют на ингредиенты. Этот чёрный тоннель со слабым освещением из факелов наводил на унылые мысли и настроения. Чтобы не видеть опостылевшего зрелища, я уткнулась лицом в пиджак Коко. Хорошо ещё, что я отказалась от макияжа, хотя девушка-стилист меня очень уговаривала. Испоганила бы белую ткань штукатуркой. На самом деле, я умела наносить макияж. За столько жизней сложно не научиться. Другое дело, что при готовке даже простая помада или тональник могут стать тем, что испортит блюдо. Так что краситься себе позволяли только самые отчаянные повара. — Что-то не так? — Просто не люблю этот коридор. Коко прижал меня к себе немного сильнее. Спокойнее не стало, но приятно — вполне. Даже такое куцее объятие от ядовитого значило для меня очень много. Я любила Королей по-разному. У Коко были самые лучшие, самые надёжные объятия и самые нежные поцелуи. Торико заставлял забыть о страхах и позволял просто наслаждаться жизнью. Зебра одним своим прикосновением мог внушить ощущение безопасности и правильности. На Санни, несмотря на его переменчивую натуру, всегда можно было положиться; не было гурмана вернее него, если он признавал тебя своей семьёй. Зал для VIP-клиентов был мне знаком хуже, чем первый. Не знаю, сообщили ли о наших победах Лайвбиреру, но мне бы хотелось поиграть здесь. Меня всегда интересовало хождение по канату над бассейном с акулами, но редко удавалось ощутить себя канатоходцем — обычно босс подпольной кухни не давал мне вдоволь наиграться здесь. Но не в этот раз. — Скажите своему боссу, что мы обязательно придём к нему за высокими ставками, — обратилась я к охране. — Но сначала я хочу поиграть здесь. — Я не думаю, что босс… — Просто скажите ему, — махнула я рукой. — В конце концов, я пришла в казино за игрой, и я хочу ей насладиться хотя бы раз! Я спрыгнула с рук Коко и, проигнорировав недоумение охраны, потянула охотника к игровым столам. Лайвбирер подождёт, весь мир подождёт, я хочу играть! Быть канатоходцем интересно, а вот сражаться против хищных арбузов — не очень. Слишком примитивно для тех, у кого есть гурманские клетки. По этой же причине отметалась добрая половина иных развлечений: забег на страусозайцах, поедание ядовитых ингредиентов, ядорулетка, взрывной покер… но кое-что всё-таки оставалось. — Смотри-ка, супер-дурианы, — я указала на заинтересовавшее меня зрелище. — Как думаешь, у них концентрированный вкус? Коко оценивающе осмотрел стол, заваленный дурианами. К нему никто не подходил из-за запаха фруктов, весьма специфического. Кто-то сравнивал его с носками, другие говорили о яичном паштете. Я обычно сравнивала дуриан с мясом. — Думаю, очень. Хочешь попробовать? — А что там надо делать? Зрение у Коко было лучше, чем у меня, так что он издалека мог прочитать указатель. — Надо съесть сто дурианов за пятнадцать минут. Выигрыш… хм. Ядовитая зубатка. Я всё ещё не могу синтезировать её яд, слишком сложный. А поймать такую практически невозможно. — Значит, точно пробуем. Мы направились к столу. Запах с каждым шагом усиливался, так что стало понятно, почему управляющий развлечением стоит в противогазе. Блондиночка, ответственная за ингредиенты, осталась далеко позади. Ей от дуриана стало так плохо, что хорошо напомаженная мордашка стала практически салатовой. Меня же запах не трогал. Ну вот, что-то хорошее от этой эволюции — могу находиться в самых ароматных местах без потери работоспособности. Коко же вообще слабо реагировал на запахи. Кстати, хорошо, что я здесь с Коко. Он умел обволакивать слизистую ядом, что блокировало любые ароматы. Санни бы к такому ингредиенту просто не подошёл бы, а Торико и Зебре стало бы плоховато от запаха. Слишком острое обоняние что у первого, что у второго. — Решили попробовать? Отлично, отлично! — распределитель потёр ладошки. — Как я понимаю, предсказатель Коко, вы решились сыграть без своих сил? — Нет, сейчас я только зритель. Распределитель уставился на меня. Через стёкла противогаза были видны удивлённые глаза. Ну да, мелковата я для поедания ста дурианов, каждый из которых больше моей головы. Да и на обладателя гурманских клеток я мало похожа. Но, в самом деле, я в кафе съела примерно столько же. Только там было тяжёлое мясо, а не приятная, лёгкая даже на вид мякоть дуриана. Я сняла пиджак и закатала рукава рубашки. Мою одежду галантно принял Коко. — Итак, я включаю секундомер на счёт три. Раз, два… три! Ну, дурианы оказались очень даже ничего. Немного отдавали плесенью, но я практически смирилась с тем, что нормальные ингредиенты будут иметь такой вкус. Мякоть была нежной, очень плотной и лёгкой, чем-то напоминала пудинг. При этом зубы в неё вгрызались, как в очень твёрдую кость. Приятно. Съедобной оказалась даже шипастая кожица и крупные зёрна. Пока я ела фрукты, то задумалась. В условиях победы значилось «полностью съесть сто дурианов». Полностью. Это значит, что и кожа, и зёрна, и мякоть должны быть съедены. Но с обычными зубами такого не сделать — нужны или гурманские, или мои клыки, спасибо Кричащему. Вот так людей и дурят. Дурианами. Последним фруктом я откровенно наслаждалась, благо, осталось две минуты до истечения срока. Рубашку снизу мне пришлось расстегнуть: живот растянулся из-за обилия еды, и ткань едва не треснула. Это ничего, охотники тоже объедаются до круглого состояния, всё потом переваривается. Кстати, давно я в туалет не ходила. Дня так… да с самой эволюции. Ещё один плюс от гурманских клеток, пожалуй. — Вы… вы выиграли… Коко подал мне платок, я вытерла лицо и руки. Живот уменьшался прямо на глазах, но сытости я не ощущала. Через минуту удалось застегнуть рубашку и снова надеть пиджак. Мы прошлись по всем играм, которые не внушали ни мне, ни Коко опасения, так что повеселиться вышло вполне неплохо. Когда я поняла, что игры мне наскучили, а охотник с меньшим энтузиазмом смотрит по сторонам, то предложила спутнику найти охрану и попросить сопроводить нас к Лайвбиреру. Тёмный повар встретил нас не с показным радушием, а со вполне различимым неудовольствием. — Немногие заставляют меня ждать. — Мы просто не могли пройти мимо развлечений, — усмехнулась я. — Разве не глупо пропускать целый зал? Лайвбирер ничего не ответил. Жестом он позвал нас за собой, к залу с огромными мозгами. Охрана осталась позади, почтительная и притихшая от вида своего начальства. Меня вот всегда интересовало: как эти огромные мозги перетаскивали? Я знаю, что Лайвбирер жил очень, очень долго и мог просто построить казино в естественном месте роста этих биокомпьютеров. Но что-то мне в это не верится. — Поскольку вы оба, насколько я знаю, предсказатели, то нет никакого смысла что-то вам показывать. Итак, чего вы хотите? Мы с Коко переглянулись. Он решил попробовать выиграть Метеочеснок или какую-нибудь информацию об Атоме, мне же были нужны мои собственные воспоминания. Негласно решили начать с меня. — Воспоминания? — протянул Лайвбирер. — Это можно, можно… но что взамен? — Разве здесь не одна валюта? — пожала плечами я. — Воспоминание за воспоминание. — У такой молоденькой девочки вряд ли есть чем меня заинтересовать. Я чуть глаза не закатила. Он ещё и торгуется, просто замечательно. — Любой ингредиент, какой только придёт в вашу голову. — Любой? Даже вымерший? Неужели ты знаешь вкус драгоценного китовьего мяса, золотистой ракурицы или тигриного змея? Ты, девчонка, видимо, не понимаешь, — Лайвбирер внезапно вышел из себя, кожа его потемнела, а глаза яростно заблестели. — Твой мозг будет в моих руках. Я могу поджарить его, могу выпотрошить, могу сделать с ним что угодно! — Тогда Небесные Короли разнесут это заведение по камню, а потом их разотрут в пыль, — спокойно ответила я. — Тебя не спасут ни регенерация, ни прожитые годы. Громадное лицо скривилось, как от боли. Возможно, повару действительно было не по себе, била я, если можно так выразиться, ниже пояса. Казино было для Лайвбирера домом, местом, которое он всячески старался улучшить. Странно, но после моих слов повар не пошёл вразнос. Наоборот, он с явным усилием взял себя в руки. Краснота ушла с лица, взгляд стал менее заполошным, а мышцы будто сдулись. — Предсказатель Коко будет с тобой во время сеанса? — мрачно спросил Лайвбирер. Я кивнула. По-хорошему, надо было бы спросить, но в ответе Коко я была практически уверена, поэтому решила пропустить это ненужное словоблудие. Тёмный повар жестом подозвал нас. Для удобства Коко пришлось снова посадить меня на сгиб руки: шаг у Лайвбирера оказался гигантским, и не с моими небольшими ножками было легко поспевать за ним. Использовать Ускорение в такой ситуации было бы просто глупо. Нас подвели к свободному мозгу, какой-то из безликих прислужников подтащил стул и напитки. Коко сел рядом с кушеткой, на которой я улеглась без особого комфорта. Перед тем, как надеть шлем с кучей проводов, я чуть помедлила. Мне, признаться, совсем не хотелось просматривать собственные воспоминания, но без перелистывания ничего бы не вышло. А слайды будут видны на экране, который как раз перед Коко. Да и Лайвбирер не собирался уходить, как я поняла. — Я отдам один ингредиент за работу и ещё один за молчание, — сказала я тёмному повару. — Два за молчание, и их выбираю я. — Тогда я могу заменить выбранное воспоминание на любое другое. Ингредиент останется тем же. — По рукам. На случай, если ты выживешь, мои люди принесут еду. Что предпочитаешь? — Концентрированный мармелад и человечину. Лайвбирер заинтересованно поднял брови. Я же скосила Глаза на Коко, застывшего, точно статуя. — Как я понимаю, это будет больно, — сказал предсказатель. Я кивнула, а вот Лайвбирер зашёлся смехом. — Коко, — на грани слышимости прошептала я, — что бы ты ни увидел, не делай поспешных выводов и не строй догадок, хорошо? Я всё объясню потом, отвечу на любой вопрос. И помни, что я тебе сказала за рулеткой, я не… — Ой, да хватит уже нежностей! Лайвбирер нажал на какую-то кнопку, и меня выгнуло на кушетке дугой. Последним ощущением было то, с какой силой я сжала руку Коко — у простого человека кости перемололо бы в труху. Хорошо, что охотники крепкие, у предсказателя просто будут синяки. Перед глазами закрутились воспоминания. Рядом со мной оказались Красный и Кричащий, которые с интересом всматривались в эту киноленту. Мы стояли в белом нигде, и куда ни кинь взгляд — везде были картины моей жизни. Мимо некоторых картин я проскакивала, не желая останавливаться. Короткий взгляд на Рэйвен, дочь Коко, вызвала такую боль в сердце, что оно едва не остановилось. Девушка была настолько похожа на отца, что не требовалось никакого другого подтверждения родства. От меня она взяла разве что свой пол. Мелькали лица Лило и Аянами, промчались мимо воспоминания о беременности, когда отцом ребёнка должен был стать Торико. Я пыталась проскочить мимо этих фрагментов памяти, но всё равно останавливалась рядом хотя бы на секунду, теша своё сердце. Вереница ингредиентов оставляла на языке свой вкус, гурманские клетки от них то пытались эволюционировать, то умирали. Вот ещё одна опасность погружения в воспоминания: тело тратит слишком много энергии. Я видела своих Королей в тысяче вариаций. И тех, что были больше зверьми, нежели людьми, и тех, кто зашёл за порог человеческой эволюции. Нежных любовников и самых жестоких убийц, ломающих кости. На одной из картин я остановилась. Это воспоминание я хранила очень бережно, потому что больше никогда не видела Коко столь взбудораженным. Он ходил из одного угла небольшой комнаты в другой, под ногами предсказателя хрустели листы бумаги. Коко то взмахивал руками, собираясь что-то сказать, то замирал, то нервно разминал пальцы. Но не говорил ни одного слова. При возвращении воспоминаний я занимала своё же место. Так что я сидела на кровати, подогнув под себя ноги, и с интересом наблюдала за метаниями охотника. — Ну что? — спросила я. — Это просто…. просто… у меня слов нет, Комацу! Я не знаю! Ты словно посылка, которую один мир передаёт другому, оставляя метки, как почтовые марки. Невероятно! Он сел рядом со мной и от избытка эмоций взлохматил мои волосы. Я, тогда мужчина, ткнулся лбом охотнику в грудь и успокоенно выдохнул. — Это точно надо исследовать! — обнял меня Коко. — Не надо. Не надо. Это воспоминание, словно по нитке, вытянуло за собой другое: Коко, с разорванной грудной клеткой. Яркие радужные попугаи клевали его лёгкие, пачкая зелёные клювы в тёмной крови. Ядовитые Ара, они любят отравленное мясо. Я с нервным смехом стоял рядом с телом Коко, дрожащими руками пытаясь отогнать чёртовых птиц. Что-то кричал, говорил, уговаривал. Потом вытащил из руки охотника крошечные красные ягоды, — взрывную клюкву, которая так похожа на изысканную клюкву во всём, — и разжевал их. Взрыв разнёс мне голову. И вновь знакомый потолок. Я отвернулась от воспоминания и продолжила тянуться к тем, за которыми пришла. Несколько раз на языке оседал вкус Бога, отчего в желудке тяжело ухало. Мне был противен главные мировой ингредиент, какая неожиданность! Листая собственную память, я без сожалений отбрасывала неприятные моменты. К сожалению, про плохое думалось намного легче, так что Коко наверняка увидел, как меня убивают тысячью способов. На одном из воспоминаний пришлось задержаться. Стерильно-светлая комната без каких-либо опознавательных признаков. Есть окно, вместо стекла и рамы растянут желейный прозрачный пузырь. Я хорошо видела лес и поле с зимней смородиной, от которой в летний жаркий день парило холодом. В комнате — только операционный стальной стол, от которого я не могла отойти. Не было ног. Обрубки, которые Тамара ранее прижгла какой-то жучиной кислотой, тянуло почти так же, как поначалу мои руки в этом мире. Вот почему боль казалась мне знакомой. Я смотрела в окно, хотя прекрасно слышала, как Тамара ходит рядом. Она что-то напевала, бормотала, разговаривала с Томмиродом, который уже года два был как мёртв. Вместо дальнейшего созерцания природы я повернулась к женщине. Розовые волосы, длинные. Это в нынешней жизни Торико её обкорнал, так-то Тамара предпочитала щеголять шикарной гривой. Тонкие волоски шевелились, как у Санни. Они не обладали той же силой, но могли стать неплохой заменой рукам: поддержать, указать, обхватить. Тамара повернулась ко мне. Глаза у неё были абсолютно безмятежные, хотя в руках женщина держала моток лески. С ней она обращалась даже лучше, чем с ножом. Это как с мягким коржом для торта: обмотать леску вокруг части тела, перекрестить концы и потянуть их в разные стороны с достаточной силой. В итоге — ровный срез, который можно обрабатывать кислотой, чтобы я не умерла от обескровливания. Рука отделилась от тела с тихим шелестом — так звучала разрезаемая кость. Прежде чем хлынул поток крови, Тамара плюнула мне на плечо. Рану прижгло. Ах, да. Она же ядовитая. Руку она мою потом приготовила и отправила Зебре, насколько я помню. Охотник тогда блюдо съел, потому что хотел отдать дань уважения мне и моему телу. Но это я узнала в следующей жизни, когда спросила Зебру «гипотетически». Воспоминание метнулось было к этому разговору, но я усилием вернула его к розововолосой. Пролистнув отрезание второй руки и бережное укладывание обрубка-Комацу на стол, я сосредоточилась на интересующем меня: на бое. Короли искали меня, но слишком долго. Тамара успела отхватить мои ноги и руки, отрезать грудь, — тогда я была женщиной, — щёки, ягодицы, вынуть несколько внутренних органов. Всё с особым тщанием готовилось и отсылалось Небесным. Месть за Томмирода была весьма изощрённой. Вот и бой. Торико и Зебра — основное нападение, Санни страхует с мелкими деталями, Коко не даёт Тамаре уйти. Короли используют максимум своей мощи, теряют человеческий облик, разрушают всё вокруг, но Тамара всё равно уклоняется практически ото всех атак. В какой-то момент Королям не везёт: Санни припадает на колено из-за разорванной ниже колена ноги. Такое не воссоздаст и восстановительная кулинария. Тамара пользуется моментом и, собрав волосы Короля в кулак, отрезает их. У Санни сенсорный шок. Это чертовски больно, ведь в волосах множество нервных окончаний. Тамара не успевает перерезать Королю горло, её спугивает ядовитый снаряд от Коко. Бой идёт с переменным успехом. В какой-то момент Тамара перестаёт походить на человека: из спины у неё вырываются жучиные клешни, у рта появляются жвалы, над глазами раскрываются две новых пары. Крылья, выстрелившие из лопаток, были практически сразу разъедены ядом Коко, ведь иначе Тамара могла бы сбежать. Я не вижу весь бой, потому едва могу шевелить шеей. Нельзя ни встать, ни сесть, только терпеть, терпеть, терпеть… потому что конец в любом случае близок. Тамара подскакивает ко мне, занося острую клешню над шеей. Короли замирают: они только обратили внимание на то, как я выгляжу. Зрачки у Торико сужаются так сильно, что я их практически не вижу, радужка мгновенно становится ярко-красной. Я смотрю только на Торико, поэтому не вижу других Королей. — Смотрите, смотрите, что осталось от вашей дорогой Ко-ма-цу-у, — довольно тянет Тамара. — Что, детка, хочешь ещё что-то сказать своим любимым Королям? Ну же, говори, говори! Говори с убийцей моего хозяина! Моего любимого Томмирода! В воспоминании я могу смотреть не только на Торико, но и на других. Коко весь белый от покрывающего его яда — этот намного сильнее привычного чёрного или фиолетового, убивает буквально за мгновение. Зебра почти такой же белый, только из-за бледности: в той жизни мы были практически неразлучны. В его глазах я увидела отражение своего же решения. Убейте эту суку, хотела бы я сказать. Только языка не было. Поэтому я просто рванулась вперёд, напрягшись всем остатком тела. Клешня оказалась достаточно острой, чтобы войти в мою шею до половины, но застряла в позвоночнике. Я успела увидеть, как кинулись охотники вперёд, прежде чем очнулась в своей квартире. Мне стало так плохо, что я отступила от киноленты назад. Воспоминания немного поблекли, а после и вовсе затёрлись и растворились в белизне — с меня сняли шлем. Лайвбирер больше не улыбался, на лбу у него блестело несколько крупных капель пота. Коко выглядел не лучше: бледный, с выраженными кругами под глазами и скорбно опущенными уголками губ. Я хотела было произнести что-то ободряющее, но вместо этого перегнулась через кушетку. Меня рвало так сильно, что я подумала, будто прямо сейчас отправлюсь на перерождение. Рвало, кстати, не дурианом, а чёрной кровью. Видимо, из-за этого и прервали сеанс — тело слишком вживалось в воспоминания и начало калечить само себя. Такое бывало. Ненавижу Тамару. Я обязательно убью её.