Неделей ранее.
— Ну так че, сегодня играем? Эй, Арсюх, алло! — Сережа, видя, что его не слушают, начал щелкать пальцами перед лицом друга. — А? — отмер Арсений и посмотрел на Сережу. — Запретный плод сладок, да? С тех пор, как у Алены появились крылья, ты от нее взгляда не отводишь, — усмехается Матвиенко, пережевывая булочку. В воздухе витает запах молочной каши, которую жует Арсений и больше сотни младшаков. Попов — спортсмен, волейболом занимается, поэтому кормят его бесплатно. А Серега, чтобы не тухнуть в одиночестве двадцать минут, ходит с ним за компанию. Со своей едой, конечно. — Ой, завались. Прекрасно знаешь, что она мне с младшей школы нравится, — улыбается Арс, кладя в рот очередную ложку. — Ага, только теперь она сияет, как начищенный пятак. Вот ты больше прежнего и пялишься, — хмыкает армян, — не выебывался бы и снял эту хрень, — он кивает на перчатки, надетые на руки друга. Да, Сережа никогда не разделял стремление Арсения жить свободно. Без соулмейта. — Серег, ты вот нашел родственную душу? — спрашивает Попов, доедая последнюю ложку каши. — Да, — отвечает армян чуть тише. — Ну вот и ко мне не… Что?! — он смешно выпучивает глаза и приоткрывает рот. — И ты молчал? Так, я жду подробностей! — До звонка пять минут, поэтому собирайся давай побырику, по дороге все расскажу, — улыбается Матвиенко и хватает с лавочки портфель, — жду у входа в столовку. Арсений кивает, быстро вливает в себя компот, относит посуду и несется на выход, бросая последний взгляд на Алену. А в следующую секунду чувствует толчок и летит прямо на спину. Попов выставляет локти назад и только благодаря этому не ударяется позвоночником. В полете до пола Арс успевает не только спасти себя от лишних синяков на спине, но и повернуть голову в сторону толкнувшего его человека. Поэтому, приземлившись, он и этот парень оказываются в прямом смысле нос к носу. Арсений чувствует прямое прикосновение «кожа к коже» от чужого человека впервые за пару лет. — Блять, Арс, сорри, не видел, — произносит Антон — парень из параллели, они несколько раз пересекались на физ-ре. А еще Антон начинал ходить на волейбол, но, видимо, понял, что это совсем не его, и записался на футбол. Парень поднимается, потирая ушибленные колени. — Да ладно, сам виноват — засмотрелся, — отвечает Арсений и хватается за поданную руку. Антон тянет его наверх, и между ними остается несколько сантиметров. Попов чувствует запах мужского парфюма, который на миллисекунду уносит рассудок Арсения в дальние дали. — Еще раз прости, я не хотел, — из-за чего-то тихо говорит Антон и отходит к своей компании. А Арсений охреневает и на автомате следует к выходу. С Сережей он этот инцидент не обсуждает, а только слушает рассказ о Диме — соулмейте друга, с которым Матвиенко познакомился на днях.***
Весь оставшийся день Арсений чувствовал себя странно: его слегка мутило, спина чесалась, а голова побаливала. Но, что самое странное, было легко и хорошо. Обычно про такое говорят — крылья за спиной выросли. Но у Попова они вырасти просто не могли, поэтому парню приходилось только догадываться, что же происходит с его организмом. Уже дома он решил погуглить симптомы, но поисковик настойчиво выдавал тот диагноз, который Арсу был известен. — Да быть такого не может! Я же никого не касался! — сам с собой разговаривает брюнет, сидя в комнате. Парень мысленно перебирает всех, с кем он сегодня общался и кого касался. Да нет же, он всегда был в перчатках! Воспоминания прокручиваются в голове, как кинопленка: вот он здоровается с Серегой, вот дает пять Паше и еще куча моментов, но все это время его руки были в перчатках. Он даже в столовой в них был! Стоп. Столовая. — Блять, — шепчет себе под нос Арс, продолжая пялиться в одну точку. Еще пара минут уходит у него на воспроизведение всех деталей инцидента в столовой. Антон. Точно он. — Ну за что мне это? — шепчет Попов, а потом хватает телефон. Серому надо сказать. Он поржет, но поддержит. Или нет? Может и пинками к Антону отправить. А Арсу этого точно не надо. Нет, Серега не узнает. Никто не узнает.***
Идея прожить жизнь без соулмейта родилась у Арсения два года назад. Юношеский максимализм тогда был в самом расцвете. Попов смотрел на счастливых родителей: у них не было крыльев, и соулами они не были. Арс несколько раз спрашивал, почему они вместе, а не с родственными душами, но ответ был всегда один: «нам и так хорошо, сынок». Именно тогда парень и решил, что соулмейт — штука не обязательная. И тогда появились его первые перчатки. Он не снимал их в общественных местах, только дома давая рукам свободу. Да, за пятнадцать лет жизни он много кого трогал, но крыльев не было: мало у кого они появлялись в столь раннем возрасте. А теперь он страхуется. Потому что знает, что если они появляются, то вместе с ними приходит связь. Связь — это усиленная эмпатия по отношению к родственной душе. Ты чувствуешь ее переживания, ее счастье, боль, лучше понимаешь соулмейта. Она привязывает тебя к человеку. Арсений этого не хотел. Он хотел быть свободным, встречаться с тем, кто ему нравится, а не с тем, кого кто-то приказал любить. А теперь эта дурацкая случайность. И все. Арсений больше не сможет спокойно жить. Ведь Антон обо всем догадается, стоит ему только увидеть крылья. Поэтому Арсений сделает все, чтобы ни одна живая душа их не увидела.***
Мамин старый бандаж, вытянутый с антресоли, оказывается в отличном состоянии. Остается только отрезать лишнее и пришить кнопки. Благо, руки у Арсения растут из плеч. — Хэнд мэйд, блин, — радостно произносит Попов и надевает свое творение. Бандаж плотно прилегает к телу. Это точно сдержит рост крыльев.***
На следующее утро Арсений чувствует еще большее желание почесать спину. В ванной он смотрится в зеркало и видит два небольших бугорка там, где будут прорастать косточки, удерживающие крылья. — Гадство, — ругается парень и больше на свою спину предпочитает не смотреть.***
Серега в новой футболке, на которой есть прорези для крыльев. В подростковом возрасте крылья растут быстро. У него они еще маленькие, конечно, но он ими искренне гордится. — Ты просто не понимаешь, Арсюх. Когда они появляются, становится так легко. А когда ты видишь крылья соула… Визжать от радости хочется. Ведь это твое. Твой человек. Когда-нибудь ты встретишь родственную душу и ощутишь это в полной мере, говорю тебе, — взахлеб говорит Матвиенко. А у Арса в голове только одна мысль: «Надеюсь, я не пойму его никогда».***
Весь день Арсений старается максимально не привлекать внимание к своей персоне. Потому что Антон своими***
На выходных Попов трупом лежит на кровати, закидываясь Кетотифеном. Больно пиздец. Арсений думает о Сереге, который переносил все это на ногах с лыбой на лице. А может только Арсу так больно? — Сынок, ты кушать будешь? — интересуется мать, заглянувшая в комнату. — Да, мам. Сейчас встану, — отвечает брюнет и потихоньку поднимает свою тушку с постели. — Арсюш, у тебя что-то болит? — продолжает задавать вопросы женщина, стоя в дверях. — Да, живот, — нагло врет парень и поднимается на ноги, — видимо, в столовке вчера что-то съел. — Думаешь? Арсений кивает и плетется на кухню.***
Когда Попов снова ложится на кровать, в дверь звонят. Он слышит, как мать идет открывать, а потом голос Сережи, интересующийся, что случилось с другом, наполняет квартиру. Через минуту Матвиенко открывает дверь в комнату Арсения. — Ну и что с тобой, принцесса? — с порога спрашивает армян. — Серег, зайди и дверь закрой. — Командует больной. Друг слушается, прикрывая дверь, потом проходит и садится на кровать. — Я соула нашел, — слова звучат, как приговор. — Так радоваться надо, а ты тут валяешься! — не разделяет настроение друга Матвиенко. — У меня спина болит, будто по ней камаз проехал, чему радоваться? — Странно. У меня был зуд, слегка болело, конечно, но не до такой степени. Может, к врачу? — Ага, с родителями. А потом меня приведут к Антону, и я буду до конца жизни привязан к нему. Ну уж нет. — Это Шастун? Так вот о чем вы вчера говорили! — быстро догадывается Сережа, глаза его загораются интересом. — Он спрашивал насчет странных ощущений и всей этой хрени. Я сказал, что ничего такого не чувствую. — Ты дурак? А если он с каким-нибудь мудаком свяжется, который ему с три короба наврет? А если со шмарой какой? — Давай не об этом. Мне и так тяжело, — просит Арсений, но друга уже не остановить. — Нет, Арс. Мы будем говорить именно об этом! Ты вообще думаешь, что делаешь?! — шепотом кричит Сережа, вставая перед больным. — Ладно сам, идиот, страдаешь, так еще и его мучаешь! То-то я думаю, он поникший ходит. А это ты, оказывается, над ним издеваешься! Попов, ты обязан ему все рассказать. Он имеет право знать, — заканчивая тираду, Матвиенко упирает руки в бока. — Нет. Он будет пытаться меня переубедить, — тихо произносит Попов, — ты ему тоже ничего не скажешь, — ставит точку парень. — Ладно. Но, просто знай, что ему так же больно, как и тебе. И если у тебя есть обезболивающее, — он трясет коробочкой с таблетками в воздухе, — то ему даже оно не поможет. Сережа кладет таблетки на место и идет к выходу. — Надеюсь, до тебя когда-нибудь дойдет то, что я сказал, — произносит армян и уходит из комнаты.***
В понедельник боль не притупляется, поэтому Арсению приходится зайти в аптеку и купить еще одну пачку обезболивающего. Дома сидеть не вариант: мама отправит к врачу. Так что приходится идти в школу. Перед воротами Попов видит курящего Антона. В зеленых глазах грусть и боль. А ведь Шастун один из тех людей, которые никогда не ноют по пустякам и радуются жизни. Видимо, Сережа был прав. Но какое это имеет значение?***
День пролетает быстро. Сережа разговаривает с ним только по делу, спина ноет, несмотря на выпитую полчаса назад таблетку. Тренировку приходится пропустить. Поэтому после школы он сразу идет домой. Там мама спрашивает, почему так рано. Но Арс не отвечает, а только жует плов. В глазах матери то же, что и в антоновых. Арсений делает больно всем близким людям.***
Следующий день ничем не отличается от предыдущего. Спина болит даже чуть сильнее, поэтому Арс начинает слегка сутулиться. Сережа так же холоден, а Антон старается делать вид, что все хорошо. Нет, не подумайте, Арсений за ним не следит. Хотя. Следит, да. Просто, он волнуется за него. И, наверное, Серега бы сказал, что, если бы Арсений действительно волновался, то подошел бы и все рассказал. Но Сережа не говорит. Поэтому Попов продолжает издалека наблюдать за поведением Шастуна.***
Среда становится самым тяжелым днем для Арсения. Спина болит еще сильнее. Еще сегодня вторым уроком физкультура, на которую придется идти, так как справки от врача у парня нет. Кое-как отсидев литературу, Арсений идет в раздевалку. Чтобы одноклассники не видели бандажа, Попов с утра надел футболку под рубашку. Так что вопросов ни у кого не возникает. Построение. Отчет об отсутствующих. Все, как всегда. Физрук командует, свистит в свисток и подростки начинают бегать по кругу. Первый круг дается Арсению довольно легко. Боль уже стала привычной, поэтому он не обращает на нее внимания. Со вторым кругом чуть тяжелее, но он держится. На третьем он все же отходит к стене.***
Глаза Попов открывает уже в больнице. Перед ним сидит Серега. Они в палате вдвоем. Сам он лежит на боку. — Очнулась, спящая красавица! — радостно восклицает друг и подходит к кушетке. — Что случилось? — спрашивает Арс, потому что и правда не понимает, как из спортзала переместился сюда. — Ты сознание на физ-ре потерял. Пришлось вызвать скорую. Арс, зачем ты их перевязал? — спрашивает Сережа. — Не хотел, чтобы они быстро выросли, — стыдливо объясняет Арсений и пытается перевернуться на спину. — Э, не. Тебе на спине пару дней точно лежать нельзя. — Почему? — Арс, из-за того, что ты их заматывал, они начали врастать под кожу. Поэтому было так больно. Неужели ты этого не ощущал? — Только боль. Я даже в зеркало на них смотреть не хотел. — Молодец, че еще сказать. Ладно, операция прошла успешно, теперь у тебя, как у всех нормальных людей, будут крылья. — Их достали? — Да. Еще… — Сережа намеренно медлит, потому что не знает, как друг воспримет эту информацию, — пришлось все рассказать Шастуну. Он сидит рядом с палатой. — Что? Зачем? Серег, блять, зачем? — негодует Арсений. — Успокойся. Врач сказал, что ваша связь дает тебе сил. Ты так быстрее поправишься. — Сука. Надеюсь, с ним все нормально. — Да. С ним все отлично. Он, конечно, переживает, но рад, что нашел тебя. И вообще. Он даже ебланом тебя не назвал! Будь я твоим соулмейтом, назвал бы, — улыбается друг. И Арсений улыбается в ответ. У него небольшая слабость, но новость о том, что боли больше не будет, радует. — Как будто ты и так меня ебланом не называешь! А родители здесь? — Ага, с врачом разговаривают о чем-то. Ладно, Арс, за тобой есть, кому приглядеть. Ты не подумай, что бросаю, просто Дима меня в коридоре ждет. Ты же понимаешь… — извиняющимся тоном говорит Матвиенко. — Все я понимаю. Иди к своему суженому, давай, — продолжает улыбаться Арсений. Сережа уходит, а Попов думает о неловком разговоре, который предстоит им с Антоном. В этот момент в палату заходит сам Шастун. Вид у него уставший, но в глазах радость от долгожданной встречи с родственной душой. — Привет, — как полный дурак, говорит Арсений. — Привет, — в тон ему отзывается собеседник, — Сережа все мне объяснил. Но… они сказали, что ты передумаешь, когда придешь в себя. — Они не знают, о чем говорят. Я жил с этой идеей несколько лет и не собираюсь от нее отказываться только потому, что ты поехал со мной в больницу, — фыркает Арс и отворачивается. — Ты не понимаешь, соулмейты — не чужие люди. Я вот верю буддистам. Думаю, мы с тобой и в прошлой жизни были родственными душами. И в позапрошлой, — вдохновенно повествует Антон, видимо, надеясь, что Попов передумает. — И эта система мне не нравится. Я не собираюсь любить того, кого мне сказали. Это похоже на гиперопеку, — брюнет направляет взгляд на собеседника. Антон хмыкает на это заявление и подходит чуть ближе. — Ты говоришь, что нас заставляют любить. Но я влюбился в тебя два года назад, когда только пришел к вам в школу. Ты мне всегда нравился, Арс, — откровенно заявляет Шастун. — А ты мне нет, — ядовито проговаривает Попов и смотрит на реакцию парня: радость в глазах меркнет, а вместо нее появляется обида, — уходи! Давай! Ты мне тут не сдался со своей этой «связью»! Лицо русого слегка вытягивается, но в следующую секунду он берет себя в руки. — Мне плевать, нужен я тебе или нет. Я останусь тут только потому, что тогда моя совесть будет спокойна, — спокойно говорит Шаст, разворачивается и выходит из палаты, оставляя Арсения в одиночестве. Но оно длится недолго. Потому что как только Антон прикрывает за собой дверь, она вновь распахивается, и в помещение поспешно входят родители Попова. Судя по тому, что оба молчат, они слышали весь разговор между парнями. Мать с отцом подходят к койке и присаживаются на стулья рядом. Пара молчит, но Арс чувствует, как оба за него переживали.***
По словам Сережи, пока Арсений находится в больнице, Шастун живет рядом с его палатой. Друг говорит, что Антон уходит только покурить и на обед, а завтрак и ужин ему приносят родители Попова. Шасту даже раскладушку поставили (благо палата находилась в самом конце коридора), поэтому парень может тут спать. Он даже учиться умудряется. — Они с Димкой так сдружились, что я начинаю ревновать его, — рассказывает как-то Матвиенко. Тогда Арс смеется и думает, что волноваться Сереже не о чем. Попов убеждается в этом через три дня, когда ему разрешают вставать и понемногу ходить. Брюнет не подходит к Шастуну, а тот как будто его не замечает. И, кажется, всех все устраивает.***
В один из дней лечащий врач Арсения объявляет, что завтра выписка. Парень рад. Ведь эта неделя была не такой уж веселой: постоянные проверки состояния его спины, глотание витаминов, частое одиночество. Все это надоело. Поэтому новость о том, что скоро он снова будет дома, поднимает настроение до небес. Немного омрачает этот момент только то, что волейболом ему заниматься нельзя еще месяц — пока крылья полностью не окрепнут. Кстати о крыльях. Они все больше начинают нравиться больному. С тех пор, как у него появилась возможность вставать, он периодически смотрит на них в зеркало. Они белые с голубоватым отливом. Арсений не знает, какие они на ощупь, но думает, что мягкие и пушистые. «Как Антон», — проносится в голове у парня, но он быстро выбрасывает эту мысль из головы. В день, когда Арсения выписывают, Антона в больнице уже нет. Серега говорит, что он был вечером и, видимо, ушел рано утром. Попову не жаль. Ему плевать.***
Дома все по-старому: кот, куча книг на рабочем столе парня, домашка. Но Арсений рад тому, что наконец вернулся. Теперь все будет, как раньше. Никакой боли. Никакого Антона. Полная свобода.***
Три дня пролетают мгновенно. На уроках тяжело, но весело. Серега вновь общается с Арсом и даже молчит про Антона. Конечно, он все еще считает, что так нельзя, но переубедить Арсения все равно не удастся. Попов знакомится с Димой. Он оказывается ростом с Сережу — над чем Арс сразу же подшучивает. И они с Матвиенко смотрятся очень гармонично. На долю секунды Арсений жалеет, что тут нет Антона.***
В субботу отец Арсения уезжает в командировку. Вечером, когда они с мамой ужинают, она вдруг говорит: — Арсюш, Антон хороший человек. — Я знаю, — отвечает парень. — Ты не должен бросать его. — Почему? — Он твой соулмейт, сынок. — И что с того? Вы с папой вон не соулы и ничего. Сколько там лет душа в душу? — улыбается Арсений. — Семнадцать. Но ты знаешь не все… — затихает женщина, встает и убирает тарелку в мойку, — ты не его сын, Арсюш. — Шутишь что ли? — Я совершенно серьезна, сынок, — она садится напротив Арсения и смотрит ему в глаза, — у людей, не являющихся родственными душами, редко появляются дети, ты должен это знать. — Конечно, я знаю. Но появляются же. — Но не в нашем случае. Твой настоящий отец — мой соулмейт. Мы дружили парами — я и твой отец, Сережа и его родственная душа. И однажды… они решили поехать на рыбалку. Мы с Сережей терпеть ее никогда не могли. И… — говорить матери было тяжело, глаза ее поблескивали от слез, которые вот-вот потекут по щекам, — фура врезалась в них по дороге обратно. Я тогда уже была беременна тобой. И его ребенок — единственное, что дало мне силы жить дальше. А Сережа не смог меня бросить одну. Мы решили, что воспитаем тебя вдвоем, во что бы то ни стало. После сорока дней мы пошли в ЗАГС и уже через месяц были официально в браке. Арсений сидел с открытым ртом. Было ощущение, что он попал в какой-то фильм. Ну не бывает такого в жизни! — А крылья? — Мы их удалили. Слишком больно с ними оставаться, когда твоего соулмейта больше нет, — она опустила голову, чтобы скрыть слезы от сына. — Я… я думал… вы любите друг друга, — заикаясь сказал Арс. — Мы уважаем друг друга, а любовь осталась там, далеко в прошлом, — ответила женщина, подняв голову. Ее глаза были красными, но она улыбалась, — Сережа — моя поддержка и опора, возможно, без него мы бы с тобой сейчас жили совсем по-другому. Арсений молчал. И в этом молчании он встал со стула и подошел к матери, чтобы обнять ее. — Прости, что я ничего не говорил про Антона. — Ничего, все мы совершаем ошибки, главное, вовремя все осознать, — она еще крепче прижала к себе сына и поцеловала его в щеку. — А есть фотки вашей компании? — отстранившись, спросил брюнет. — Да, сейчас принесу, — улыбнулась мать и ушла. А Арс думал о том, что его теория о соулмейтах потеряла основу.***
Всю ночь Арсений не мог заснуть. Он все думал о родителях, о своей идее, об Антоне. Брюнет вспоминал улыбку, с которой Шастун зашел тогда в его палату. Он был рад Арсению, несмотря на то, что Попов не хотел быть с ним. Думал о том, что Антон не ушел, когда Арс на него накричал. Он терпел его выходки. А Попов просто взял и бросил его. И тут Арсений, как со стороны, увидел свое поведение. «Какой же я придурок», — пронеслось у брюнета в голове. В ту же секунду он принял решение, что извинится перед Шастом. Арсений готов на коленях перед ним ползать, лишь бы Антон простил его.***
Решено было извиниться завтра же. Утром. Лично. Но Арс не был уверен, что соулмейт захочет с ним говорить. Поэтому действовать надо было через друзей. Единственным, кто был онлайн в три утра, оказался Макар.Арсений Попов Привет
Через полминуты сообщение оказывается прочитанным. Наверное, ждать ответа не стоит.Арсений Попов Антон тебе все рассказал?
Видимо, рассказал.Арсений Попов Дай мне его адрес. Я хочу извиниться перед ним
Ответа нет несколько минут. Видимо, Макар решает, стоит ли верить Арсению. Через три минуты Попов наконец узнает улицу, номер дома, подъезда и квартиры. Но помимо этого приходит еще несколько сообщений.Илья Макаров Ты жив только потому, что Шаст тебя идиота любит Я живу в соседней квартире. Если будете ругаться, я приду и оторву тебе башку
Арсений смеется. Вдруг, шальная мысль посещает его голову.Арсений Попов А если трахаться будем?)
Брюнет очень бы хотел увидеть реакцию Макара на это сообщение. Но в ответ ничего не приходит. А спустя несколько секунд Арсений начинает смеяться еще больше. Потому что под перепиской красуется надпись:«Отправка сообщений ограничена»
***
Попов засыпает на три часа. Но спит он тревожно. Мысли об Антоне крутятся в голове, не давая полностью погрузиться в сон. Он подскакивает полседьмого, в животе бурлит тревожность. Он делает себе кофе, наспех ест кашу, сваренную мамой вчера. Когда он надевает куртку, из спальни выходит мать. — Ты куда так рано? — зевая, спрашивает она. — К Антону. — Только и отвечает Арс, но она все понимает. — Он обязательно тебя простит, — улыбается женщина. — Надеюсь, — говорит парень, целует маму в щеку и выходит из квартиры.***
Арсений мнется у двери. Он думает, что, возможно, не стоит звонить. Но, как бы сказал Серега: «Яйца в руки и погнал». Попов проговаривает этот девиз и жмет на кнопку звонка. Через две минуты слышится приглушенный мат. Когда дверь открывается, Арс видит Антона. Растрепанного, сонного, милого Антона. — Доброе утро, прости, что разбудил, — лепечет Арсений. Шастун удивленно хлопает глазами. Он определенно не ожидал увидеть здесь свою родственную душу. — Арс? А ты зачем пришел? — хриплым ото сна голосом спрашивает парень. — У тебя кто-нибудь дома есть? — вопросом на вопрос отвечает Попов. — Нет. Родаки на даче. — Опешив, говорит Антон. — Я зайду? — продолжает задавать вопросы брюнет. Видимо, с утра мозг Шаста не готов обрабатывать столько информации. Поэтому русый просто отходит в сторону, пропуская гостя. Когда они оказываются в зале, Антон садится на диван, ожидая объяснений столь раннего визита. Да и вообще визита. — Я был не прав, Шаст. Говорил, что соулмейты — бред. Обижал тебя. Я не должен был скрывать от тебя нашу связь. А еще я должен был поблагодарить тебя после выписки. Все-таки мое выздоровление и твоя заслуга. Шастун все слушает и слушает, а Арсений все говорит и говорит. Но через какое-то время брюнет заканчивает свой монолог: — Надеюсь, эти слова покажут тебе, как я сожалею о содеянном. И ты меня простишь, — парень опускает голову и не смотрит на собеседника. Он слышит, как Антон встает и подходит ближе. — Ты дурак, Арс, — констатирует русый. И Арсений думает, что вот сейчас его пошлют нахуй и выгонят. — Дурак, если думал, что я тебя не прощу, — вдруг продолжает Шастун и обнимает родственную душу. Попов в первую секунду охуевает. Да и в последующие тоже. — Но ты разбудил меня. Тебе придется искупить свою вину, — хитро произносит Антон и отстраняется. Арс вопросительно смотрит на него. — Мы идем спать, — констатирует русый. — Прям в одежде? — все еще удивленно спрашивает брюнет. — Точно дурак, — закатывает глаза Шаст, хватает Арсения за запястье и тянет за собой. Как только они оказываются у русого в спальне, хозяин комнаты быстро ныряет под одеяло. — Я даже отвернусь, — произносит Антон, действительно разворачиваясь к гостю спиной. Попов все еще удивлен. Но отказываться он точно не собирается. Поэтому парень быстро скидывает джинсы. Рубашка с футболкой вызывают затруднения, потому что он еще не привык к крыльям. — Можно я возьму твою футболку? — тихо спрашивает Арсений. — Ага. Комод, верхний ящик. Когда брюнет полностью готов ко сну, он аккуратно ложится рядом с соулмейтом. — Боже, Арс, прекращай стесняться, — бурчит Шастун. — Я и не стесняюсь, — в тон собеседнику отвечает Попов, пододвигается ближе, обнимает Антона со спины и прижимает к себе. Ему становится тепло и комфортно. Вся неловкость улетучивается. Арсений думает, что вот сейчас все так, как должно быть. Поэтому его характер вновь дает о себе знать: — И да, твоя девственность цела только потому, что я берегу психику Макара, — шепчет он на ухо соулмейту и не может сдержать порыв слегка прикусить мочку. — А кто сказал тебе, что я девственник? — отзывается Шастун. И Арс понимает, что его родственная душа — совсем не пушистый зайчик. Ну ничего. — Потом это обсудим.