Трилогия о Жеглове и Шарапове

В приоткрытое окно пахнуло свежестью. Дождевая туча медленно, лениво уползала за горизонт, освобождая небо солнцу. Скоро напечёт, поджарит асфальт и летняя духота вновь обрушится на город. На окно попытался приземлиться голубь, но Шарапов махнул на него рукой. — Кыш. — Сорок два ножевых, — Коваленко с треском снял перчатки и с наслаждением почесал нос. — Нанесены быстро, глубоко, с большой силой — кое-где отпечаталась гарда ножа… Вот орудие убийства: старинный кинжал, предположительно, принадлежал жертве. Будем надеяться, что на нем остались отпечатки пальцев убийцы. Также при визуальном осмотре наблюдаются сухие белые потёки вокруг анального отверстия. Смею предположить, что это сперма. А вот с изнасилованием ты не угадал, Владимир Иваныч. Шарапов отвернулся от созерцания утренней Москвы и шагнул к убитому. Молодой парень, подающий олимпийские надежды гимнаст, известный на весь Союз, был обнаружен этим утром приходящей дважды в неделю горничной: в спальне своей шикарной московской квартиры, лежащий ничком на кровати, со спиной, похожей на свежую отбивную… И явными признаками недавнего сексуального контакта, о чем Шарапов понял с первого взгляда на труп. — Нет? — Володя, нахмурившись, взглянул на судмедэксперта. — Не-а, — Артем сделал полшага и сказал негромко, на ухо: — Ни трещин, ни разрывов. Он занимался этим часто и по своей воле. — Не обсуждай пока ни с кем, — так же тихо ответил Шарапов. Коваленко покивал, а потом сказал: — Слушай, я тут вспомнил. Когда в Киеве служил, был у нас случай. Одну девчонку её родной дядя таким же образом использовал, а когда она пригрозила, что всё родителям расскажет, заколол… Я не хочу торопиться с выводами, но почерк сильно похож. — Наведешь справки? — Считай, уже сделано. Володя потер щетину, которую не было времени сбрить по утру: в половину восьмого пришлось молнией лететь сюда, на Смоленскую. Раньше ему не доводилось видеть других. Таких же, как он и Жеглов. В смысле, не особо-то и хотелось водить знакомства с гомосексуалистами, учитывая, что у полковника МУРа ничего подобного в окружении просто быть не должно. И уж тем более, не доводилось видеть без пяти минут олимпийских чемпионов с сорока двумя ножевыми ранениями в спину, практиковавших в прошлом секс с мужчинами. Всё это как-то… — Владимир Иваныч. К нему подошел старший следователь, лейтенант Гришин, и, бросив долгий взгляд на убитого, доложил: — Нашли родителей, они сейчас на Кубе. Прилетают завтра, первым же рейсом. — Им сказали ни с кем это не обсуждать? — Разумеется. — Хорошо. Журналисты, надеюсь, еще не пронюхали? — Мы следим за жильцами, но, сами понимаете, наши машины у подъезда и движение оперативников по дому… И потом, Смоленская площадь это не Бирюлёво какое-нибудь. — Горничная? — Сидит на кухне, пьет воду и плачет. Волков пытается её допросить. — Значится так. — Шарапов, засунув руки в карманы, прошелся по комнате нервным шагом. — Лишних людей убрать, машины убрать. Особо ретивым жильцам соврать про проверку наличия регистрации… Он же кубинец наполовину, я ничего не путаю? — Так точно, товарищ полковник. Отец с Кубы. — Вот, а если соседи всё равно будут лезть, и у них документики проверьте. Лишним не будет, да и интереса у них от этого резко поуменьшится. Володя остановился у высокого окна, посмотрел вниз, на площадь. — Тело сейчас вывозить нельзя, — рассудил он вслух. — Придется ждать до ночи, иначе поднимется шумиха. Гришин, звони Пулукчу, придется работать на месте. Волков пусть пока обрабатывает горничную, а ты тихо, без шума и пыли рисуй весь его вчерашний день. С самого утра, по минутам: где, когда, с кем… Ты понял? — Понял, понял. — В Спорткомитете представься журналистом молодежной газеты. Там рой особо аккуратно, но тщательно. Всё, остальное я сам. Ненадолго Шарапов остался один в комнате. Да, давненько полковник лично не выезжал на убийства. Уже успел привыкнуть к удобному креслу и бумажной работе. Уже притупились острые зубы и зоркий взгляд. «Старею», хмуро подумал Шарапов, присев на стул рядом с кроватью. Впрочем, старым он не был — сорок пять лет еще не возраст, однако, в оперативной хватке и быстроте реакции Володя уже давно уступал своим подчиненным. Гамбит по выдвижению его в руководящую верхушку МУРа, так ловко сыгранный Жегловым, принес Шарапову лестное повышение в должности, но одновременно с этим отстранил его от полевой работы. Володя в тайне задавался вопросом, а не забота ли Глеба о его, Володиной, шкуре и её сохранности была так причудливо вплетена в план карьерного роста… Ведь, выезжай он на каждое дело, преследуй каждого негодяя лично, рано или поздно он мог схлопотать совсем не шуточное ранение… или того хуже. Шарапов не думал всерьез, что Жеглов мыслил настолько далеко и масштабно. Но даже если настоящее положение дел было всего лишь случайностью, для них обоих, давно и серьезно связанных одной страшной тайной, все складывалось как нельзя лучше. Володя мог разрешить себе внеплановую поездку в область, отчитавшись лишь перед одним человеком, своим непосредственным начальником генералом Гуревичем — старым, медлительным добродушным дядькой, который большую часть времени на работе либо спал, либо пил чай, а в минуты ностальгических приступов трудоголизма упражнялся в составлении новых параграфов к кодексу норм поведения штатных работников МУРа. Гуревич в жизни бы не догадался, что его подтянутый, ухоженный подчиненный, до запятой аккуратный во всем, от ведомых дел до внешнего вида, два, а то и три раза в месяц уезжает погостить к своему любовнику. Володя усмехнулся своим мыслям и посмотрел на убитого. Бедолага. Александр Гарсия, девятнадцатилетний юноша, золотой призер юниорских чемпионатов по спортивной гимнастике, гордость и надежда Спорткомитета, сын иностранца и советской переводчицы… Зверски убит в своей постели. Практиковал гомосексуальные связи… — Чёрт, парень, если бы ты знал, какой хай теперь поднимется из-за тебя. Куда более сильный, чем когда бы ты выиграл для Советов олимпийское золото. Шарапов не смотрел туда, куда уткнулся его взгляд при первом осмотре трупа. Конечно, он сразу понял, что для парня этот акт не был первым. Но высказанное вслух эксперту Артему Коваленко предположение об изнасиловании напрашивалось само собой, ведь, чёрт возьми, сорок два ножевых ранения! Но выходит, что Гарсия знал своего убийцу. Доверял ему. В конце концов, трахался с ним, а может, и не только с ним… Володя прошелся по комнате, выглянул в коридор. С кухни доносились приглушенные голоса горничной и Волкова. Убийство на почве ревности, решил Шарапов. Как основная версия. Завтра родители убитого осмотрят квартиру и если из имущества все окажется на месте, то версию с ограблением можно будет спокойно отмести. Хотя вряд ли кто-то ради выноса ценных вещей стал бы настолько втираться в доверие к убитому. — Владимир Иваныч, — в дверях появился младший следователь Волков. — На пару слов. Они вышли из пропитанной тяжелым запахом крови спальни и переместились в соседнюю комнату, служившую гостиной. — Горничная говорит, что всегда приходила убираться в десять. Но сегодня Гарсия или кто-то, очень похожий на него голосом, позвонил ей в начале седьмого и велел прийти как можно скорее. — Кто-то похожий? — Она говорит, что телефон к ней домой провели недавно, при содействии родителей убитого, и связь еще не в полной мере отлажена… К тому же время было неурочное, девушка спросонья могла перепутать. — Волков, ты меня запутал. Возможность, что звонил не Гарсия — твои домыслы или слова свидетеля? — Если честно, и то и другое… — виновато сказал младший следователь. — Товарищ полковник, не ругайтесь, просто она сидит трясется и уже не понимает, что было, а что нет. Её рвало дважды. Сейчас вот опять в туалет побежала. Шарапов уверенным шагом проследовал в сторону кухни и смежного санузла. Дверь в туалет была приоткрыта. Горничной и след простыл. — Владимир Иваныч… — начал было оправдываться Волков, но Шарапов остановил его взмахом руки. — Рвало, говоришь? Он наклонился и заглянул в унитаз. На дне среди остатков не до конца смытой рвотной массы и намокшей бумаги виднелся некий посторонний предмет. — Перчатки есть? Достань-ка мне вот это… Следователь не без промедления сунул руку в унитаз и извлек оттуда маленький пакетик с белым порошком. Шарапов, мысленно выругавшись, шумно втянул воздух через зубы. — Найди Коваленко и верни сюда. Живо. *** Кухня временно стала штабом. В небольшом помещении было накурено и под потолком, вокруг лампы, витали клубы дыма. — Кокаин, — наконец вынес вердикт Коваленко, откидываясь на спинку стула. — Очень хороший, кстати. У нас такого не делают. — Откуда он мог взяться? — подумал вслух Шарапов. — Средняя Азия — наши самые верные поставщики. Но они делают гаш и героин. Мне кажется, мы имеем дело с настоящим импортом. Возможно даже Штаты, через Кубу. — Да, очень может быть. Значит, горничная это дилер. А Гарсия — клиент… Шарапов потушил окурок в блюдце. В доме была пепельница, красивая, дорогая, и ей определенно пользовались. Возможно, к Гарсии захаживали курящие друзья или же сам он покуривал, это было пока неизвестно. Но пепельница стала вещдоком и трогать её было нельзя. — Хорошенькая история получается, — зло сказал он. — Незаконные связи, наркотики… — Может, просто совпадение? — неуверенно предположил медэксперт. — Может быть, пакет предназначался кому-то еще? — Ну да, а девица на две ставки работала — утром горничная, вечером «бегунок», — с сарказмом заметил Шарапов. — Найди её, — сказал Коваленко. — Волков уже занимается. В кухне появилась Рита. Она устало откинула с лица прядь медных, крашенных хной волос, и заявила: — Мне нужен холодильник. Володя никак не мог понять, что заставило эту не лишенную привлекательности женщину стать патологоанатомом. Да, что уж там, ему вообще было не понятно, что толкает людей работать в сферах, связанных со смертью. — Майор Пулукчу, — нарочито официально сказал Коваленко, хотя они были в равных званиях. — Надеюсь, вы не собираетесь сгрузить в холодильный шкаф внутренности убитого? Судя по выражению лица вечно хмурой молдаванки, именно это она и собиралась сделать. Рита перевела холодный взгляд черных глаз на Шарапова. — Я вынуждена работать в полевых условиях. Если не хотите, чтобы улики протухли, настоятельно рекомендую очистить холодильник под мои нужды. — Боже, — Артем помассировал лоб кончиками пальцев. — Я, пожалуй, пойду. Насмотрелся уже на сегодня. — Давай. Пулукчу выжидательно стояла рядом, держа на весу руки в перчатках. — Одной полки хватит? — Лучше две. Володя вздохнул, перегрузил продукты с верхних полок вниз и кивнул: — Несите. — Идёмте со мной. Не бойтесь, я уже закончила. Шарапов с замершим сердцем проследовал за ней в комнату. Гарсия лежал в своей постели на спине на клеенке. Лицо его, так часто смотревшее со страниц газет с неизменной сияющей улыбкой, было необычно спокойно и лишь неприятная синева губ и век напоминала о том, что он принял страшную смерть. Его тело от шеи до паха рассекал аккуратный шов. — Итак, смерть наступила между полуночью и половиной второго… — Это точно? — тут же перебил Шарапов. — Точно, — снисходительно кивнула Рита. — Черт, как интересно… Кто же вызвал сюда горничную в половине седьмого? Пулукчу пожала плечами и продолжила: — В пищеварительном тракте убитого остатков еды не обнаружено, мочевой пузырь пуст. В прямой кишке — следы спермы. Она отвернулась от тела и указала на батарею заботливо упакованных в чемоданчик колб. — Я взяла на анализ жидкости и некоторые мягкие ткани. — По анализам будет видно, наркоман он или нет? — Если последняя доза была более пяти суток назад, анализы будут чистыми. — А легкие? Печень? Шарапов перевел взгляд на маркированные пластиковые пакеты, под которые он освободил две полки в холодильнике. — Чистые, как у младенца. Он не курил и вряд ли употреблял алкоголь. Володя нахмурился, но не успел выразить мысль вслух. В комнате неожиданно зазвонил телефон, и он вздрогнул. — Не меня, — Рита взяла упакованные органы и понесла на кухню. Шарапов подождал ещё один звонок и осторожно снял трубку. — Слушаю. — Это Гришин. — Ты напугал меня, — признался полковник. — Что там у тебя? — Отчитываюсь. Вчера убитый с утра был на тренировке, после обеда гулял в парке Горького. К шести вернулся домой, из квартиры не выходил. — Послышался шум, похожий на вокзальный громкоговоритель. — Есть подозреваемый. Старший товарищ Гарсия по секции, Максим Конов, на ночь убийства не имеет алиби. С утра его видели на Казанском вокзале с большой сумкой, он взял плацкарт до Душанбе. Я сажусь ему на хвост. — Будь осторожен. Не пропадай. — Есть. Трубка дала короткие гудки. Володя сверился со временем: только половина третьего. Ему казалось, он уже целую вечность торчит здесь. — Я проведу краткосрочное бальзамирование, — Рита вернулась и продемонстрировала ему довольно внушительный шприц. — А потом пойду, если вы не против. У меня еще два клиента на сегодня, если больше никого не убьют, конечно. И когда будете грузить тело, не забудьте про его запчасти. Шарапов не стал обращать внимания на грубость. Но свое слово оставил последним: — Подключите к анализам Коваленко. Пулукчу поджала губы. — Ладно. За время, проведенное в квартире, он успел по десять раз осмотреть каждый угол, переписать картину произошедшего во всех версиях и запомнить обстановку до мельчайших деталей. В принципе, это было не обязательно: штатный фотограф запечатлел место преступления со всех ракурсов, но Володя любил полагаться на собственную память и интуицию. Будь здесь Жеглов, он бы сказал, что полагаться надо не на интуицию, а на логику, но тут их мнения расходились. Так же, как и по многим другим вопросам. Снова зазвонил телефон. «У меня сегодня приемный день какой-то», подумал Володя, снимая трубку. — Володя, что там у тебя? — голос Гуревича печально пророкотал в ухо. — Всё под контролем, товарищ генерал. Жду ночи, чтобы вывезти труп. — Ничего у тебя не под контролем, — заявил начальник. — Мне только что звонил главный редактор «Вечерней Москвы» и тонко намекнул, что у них сегодня будет сенсационная новость про восходящую звезду спортивной гимнастики. И, знаешь ли, мы с ним не друзья-товарищи, это не в его привычках, звонить мне в обед почесать языками. Шарапов молча думал. Кто? Сбежавшая горничная? Кто-то из ребят проговорился? Ни один из вариантов ему не нравился, и ни один он не признавал как истинный. Горничная в бегах и вряд ли пойдет светиться в газету. А оперативникам он верил свято. — Ты вот, что, — вздохнул Гуревич. — Труп от тебя никуда не сбежит. Хватит там отлынивать. Опечатывай квартиру и катись ко мне в управление. Я тебе покажу кое-что по секрету. *** — Вот, полюбуйся, какую гадость мне сегодня КГБ прислало. Вместо приветствия добряк-генерал кинул Шарапову через стол черный прямоугольный конверт. Илья Олегович возвышался над столом горой, которая сама пришла к Магомету. Он крутил старомодный лихой ус и смотрел на Володю глазами смертельно уставшей больной собаки. Шарапов извлек из конверта пару черно белых снимков довольно паршивого качества. На обоих был запечатлен живой Гарсия в компании неизвестного молодого человека… во вполне компрометирующей ситуации. Оба сидели, похоже, на скамейке в раздевалке и рука незнакомца по-хозяйски охватывала область паха Гарсии, который, в свою очередь, тянулся к нему за поцелуем. На втором снимке сцена продолжалась. Володя на некоторое время онемел от такой картинки. Поборов смущение и переждав бегущие от головы вниз по позвоночнику мурашки, он поднял взгляд на Гуревича. — Но как ему позволяли оставаться в спортивном комитете? — Вся эта мерзость всплыла только вчера, — проговорил генерал, раскуривая трубку. — Наверху, как видно, растерялись. Не знали, как и куда убрать всесоюзного любимца. Ведь сделать это надо было так, чтобы никто ничего не заподозрил. По кабинету пополз острый запах табака. — А пока они думали, кто-то их опередил. — Кто на фото с Гарсией? — А, это его приятель по секции, Конов, кажется… Ночью его обработали в казематах, а утром отпустили с пожеланием катиться куда подальше… Володя прервал его выдохом-полустоном. — Гришин! — Что — Гришин? — не понял Гуревич. — Сел Конову на хвост, решив, что он убийца — ведь если бежит, значит виновен… — Ясно. Извини, Володя. Я тут с утра сижу, смотрю на эту гадость и думаю, как нам выкрутиться: и убийцу поймать и имя парня не запачкать. С мертвыми ведь или хорошо, или никак, а никак мы не можем, уголовный розыск всё-таки… — Стойте. В Гэбэ знают, что Гарсия убит? — Гуревич кивнул. — В квартире прослушка? — Только в телефоне. Горничная позвонила «ноль-два» о трупе и… — Мне нужно послушать одну запись, — перебил Шарапов. Гуревич нахмурился. — Это очень важно. Некто позвонил горничной Гарсия в половине седьмого и велел срочно прийти. Гарсию убили между 12-ю и половиной второго ночи, так что звонил либо убийца, либо третье лицо… Но самое важное — это. Володя продемонстрировал пакетик, выловленный со дна унитаза. — Кокаин. Горничная была бегунком. Во время допроса её трижды рвало и в итоге она оставила нам это… А сама сбежала. Волков её уже ищет. Гуревич с озабоченным выражением лица покрутил в руках пакет. — М-да, надо было на пенсию уходить… — вздохнул он и пожаловался: — Сколько же дерьма в современной молодежи, а? Шарапов не нашелся, что на это ответить. — Судя по всему, по какой-то причине передача товара не состоялась. Если только в её желудке не было несколько таких пакетов. — Если только… — эхом повторил генерал. — Так, по горничной поднимай всё, что только есть. От детского сада до случайных связей. Где работала, как попала в дом к Александру Гарсии… — Её наняли родители убитого. — Вот! — Гуревич указал в него толстым пальцем. — Уже зацепка. Тащи их сюда, голубчиков, и выжимай из них все соки… Судя по упаковке «подарка» девицу послали к нам люди серьезные, и везла она это издалека. Гуревич не торопясь запер улики — наркотик и фотографии — в свой сейф. На молчаливый вопрос Шарапова он только отмахнулся: — Здесь целее будут. А по поводу записи… Я постараюсь договориться, но ты особо ни на что не рассчитывай. Этот комитет своим добром делиться не любит, чай не общественная библиотека. — Как же мне искать убийцу, да еще с сокрытием сопутствующих деталей, если у меня ни одной улики на руках нету? — осерчал Володя. — А вот так! — Гуревич ткнул себя указательным пальцем в лоб. — Мозги включай, хватит под погонами киснуть. А то разжалую в майоры… Тебя вон, сам Жеглов учил, уж он-то, поди, давно бы что-нибудь придумал. Так что давай, соответствуй… Генерал еще что-то бубнил, а Шарапов мыслями был уже далеко отсюда: в дачных Подлипках, где его ждал тот самый Жеглов. Ох, знали бы они все!.. Володя невольно прикусил губу. И мысленно сплюнул. Не дай Бог! *** Оставив подчиненным указания по поводу транспортировки тела Гарсии, полковник Шарапов уехал из города. Если бы кто знал причину, то обозвал бы этот демарш побегом. Но главе ОББ было всё равно, как это выглядит. Ему нужна была помощь. В Подлипках было тихо. У милого дома на крылечке валялись детские прыгалки. Это шестилетняя Алина, внучка соседки бабы Любы, снова зашла в гости. Девчонке этой осенью идти в первый класс и Жеглов с ней по доброй воле занимался, пока бабушка вкалывала в Москве на хлебобулочном заводе. Семья у соседки была непутевая. Единственная дочь Любови Алексеевны родила Алину очень рано и непонятно от кого, а спустя два года сбежала с очередным любовником и больше не появлялась. Баба Люба же, которая на «бабу» тянула только габаритами, а сама была женщина еще не старая, вдовствовала последние десять лет, и в тайне надеялась, что сердце Жеглова, деревенского участкового, таки дрогнет под ее чарами, которые выражались в пирожках и прополке его огорода. Жеглов держался как мог, о чем в тайне жаловался Шарапову в минуты уединения. — Она меня скоро прямо на грядках уложит. — Ты не отвлекайся давай, — отвечал Володя, второпях стягивая штаны. Шарапов неслышно прошел на кухню, по памяти огибая скрипучие участки пола. За столом, с видом до уморительности серьезным, сидела Алина, пальцем следя за строчками в «Азбуке», и читала вслух, а рядом с ней полудремал Жеглов, прикрыв глаза ладонью. — Ба-буш-ка вя-жет нос-ки. Ма-ма шьёт пла-тье. Зоя дер-жит нит-ки. Тут Алина подняла глаза и посмотрела на Володю. — А у меня мамы нет, — сказала она, и Жеглов вздрогнул, проснулся. — Зато дядя Глеб есть. — Дядя Глеб, — Володя широко улыбнулся. — Поди-ка сюда. Не стоит и говорить, что они всегда были крайне осторожны, а уж при ребенке в доме — тем более. Только дойдя до самой дальней комнаты и плотно закрыв дверь, Жеглов позволил себе припечатать Шарапова к стенке и с поцелуем выдохнуть «привет». Володя позволил себе минуту наслаждаться теплом его тела, а после печально отстранился. — Глеб, мне твоя помощь нужна. — Ну, что случилось? — шепотом, в губы. — Ты, наверно, ругаться будешь… Посреди столовой стоял широкий круглый стол, старый, с мощными резными ножками, который, кажется, занесли сюда сто лет назад при постройке дома да так и оставили, потому что вынести или передвинуть его не представлялось возможным. Стол украшало блюдо с шарлоткой. Перед ним, буравя пирог взглядом, сидел Жеглов, скрестив на груди руки, и мрачно слушал рассказ Шарапова. — Волкова твоего в пэпээсники перевести надо, — сказал он, когда Володя умолк. — И тебя вместе с ним! Он встал, прошелся по комнате, снова сел, закинув ногу на ногу. — Почему охраны у двери не было? Вы ключевого свидетеля упустили, черт бы вас… — Я велел им не отсвечивать перед соседями, — взволнованно оправдался Шарапов. — И что? — Жеглов снова вскочил, подошел к Шарапову вплотную. С улицы доносилось «пятнадцать, шестнадцать…» — это Алина скакала по дорожке с прыгалкой. — Пусть бы отсвечивали! Пусть бы в этом сраном доме все актеришки и прочие бездельники узнали, что случилось — и что?! Шарапов подавленно молчал. — Куда хуже, что теперь эту горничную днем с огнем не сыщешь. — Он вздохнул, взглянул виновато на Володю. Погладил его по плечу. — Ладно. Сейчас придумаем что-нибудь. Ставь чайник. - ...Итак, что у нас имеется? — Жеглов отхлебнул сладкого чая и проследил за пирогом, исчезающим в Шарапове. Алина уже отхватила свой кусок и побежала к Гришке из дома через дорогу. — Гэбэшники не стали бы возиться с Гарсией только потому, что он увлекается мальчиками. Это они так, заодно узнали. А вот первопричина — это либо отец-иностранец, либо они подозревали его в торговле наркотиками. Больше даже второе. Ты говоришь, что по Гарсии не скажешь, что он что-то употреблял. Я тебе так скажу: скорее всего, он никогда этой дряни и не пробовал. А вот приторговывал — это точно… Ты знаешь, что от кокаина человек чувствует необычайный прилив сил и эмоциональный подъем? Нет? А я вот знаю. Я вместо твоих книжек другие читаю, умные. Любой под этим делом может стать олимпийским чемпионом. Ну, по крайней мере, он будет в это свято верить. А еще это очень дорогое удовольствие, Володя. Очень. Купить себе пакетик размером со спичечный коробок может только человек обеспеченный. Такие дела… — Глеб побарабанил по столу пальцами. — Пойдем, покурим, что ли. Они вышли на крыльцо, каждый достал свою пачку. После долгих препирательств и мучений они, наконец, пришли к согласию: одна сигарета в день Жеглова не убьет. К тому же, что давняя рана его почти не беспокоила. Конечно, он мог втихаря курить и по две и по три в день, но Володя полагался на его благоразумие. Сам он сколько ни пытался бросить, так ни разу не преуспел. Привычка въелась в него, как любовь к Жеглову. Намертво. — Кто бы ни звонил из квартиры Гарсии горничной, он точно знал, что она «бегает». — Глеб выпустил струйку дыма в алеющее закатом небо. — Однако, странно, что передача не состоялась. — Я тоже думал об этом. Вероятно, он искал наркотик в квартире, не преуспел, и под утро нашел способ связаться с горничной. Он не знал, что она должна прийти в этот день в любом случае, по графику работы, к десяти часам, и велел ей прийти немедленно. — Слушай, Шарапов… А почему ты веришь в показания горничной? — Глеб с прищуром, сквозь дым зажатой в зубах сигареты, глянул на Володю. — Что если она врет? Может, убила она с соучастником Гарсию, а теперь хочет сухой из воды выйти. — Поэтому я и хочу услышать гэбэшные записи прослушки. Мне Гуревич ни одной улики не оставил. Включай, говорит, мозги, тебя же сам Жеглов учил… Жеглов расхохотался и хлопнул Шарапова по колену. — А, старый стрелочник! Он же не знает, что мы общаемся, м? Рука поползла выше. Володя откинулся назад на локти и хитро улыбнулся. — Нет, не знает. — Будем надеяться, что и не узнает. — Жеглов, к разочарованию Шарапова, отстранился. — Теперь всё в твоих руках, Володя. Нельзя, чтобы увлечение Гарсии мужчинами стало достоянием общественности. Иначе начнут шерстить всех и нас заметут. Во двор прибежали дети: Алина с Гришкой и еще пара мальчишек с этой же улицы. — В салочки! — Нет, в казаки-разбойники! — Только чур в крапиве не прятаться! — Кто за казаков, давай! — ребята вытянули в круг кулачки. — Камень, ножницы, бумага, карандаш, огонь, вода и бутылка лимонада, цу-е-фа! — Алина, через полчаса бабушка вернется! — напомнил Жеглов. — Ладно… Ура, я казак!.. Шарапов с улыбкой следил то за ребятами, то за Жегловым. Глеб никогда не говорил, хотелось ли ему иметь детей, и если да, то от кого… А вот Володе хотелось, очень. Он миллион раз жалел, что не успел усыновить того подкидыша, но понимал, что с ним и жизнь была бы другая. Скорее всего, в этой другой жизни не нашлось бы места Глебу Жеглову. А сейчас у них была отличная альтернатива своим детям. Пусть несерьезно, пусть не навсегда. Но каждый раз, глядя на Алину и Глеба, сердце Шарапова билось быстрее… И про себя, не дай Бог вслух, он называл их семьей. Всех их, и даже бабу Любу. *** — Боишься? — хрипло, в ухо. — Злюсь. На себя. Володя, нахмурив брови, чего в темноте спальни не было видно, таращился в потолок. — Завтра злиться будешь. Всему свое время. Иди сюда. Его привлекли в поцелуй и на минуту Володя был отвлечен от своих дум. Но едва они отстранились сделать вдох, как Шарапов тут же выдал: — Нет, ты скажи, как надо ненавидеть человека, чтобы сорок два раза воткнуть в него нож? Жеглов с кряхтением, похожим на стон, подмял его под себя. — Очень сильно, ты прав. Но, пока мы вместе, прошу тебя: подумай о чем-нибудь приятном. Он опустил руку вниз и огладил мягкую выпуклость Володиного паха. Шарапов с тихим вздохом прикрыл глаза. Вообще-то, у него не было с этим проблем. И у него, и у Жеглова все работало и с завидной регулярностью. Но когда закрываешь глаза, а перед мысленным взором — труп… Это как-то… Отвлекает. Шарапов облизал губы и пробормотал: — Дохлый номер. — Нет уж, так не пойдет. Глеб соскользнул на пол и прошлепал босыми ногами к комоду. Повозившись минут пять в темноте, он чиркнул спичкой и зажег свечу. Трепещущий огонек озарил скромное убранство комнаты: древний комод на три ящика, рядом — его ровесник, маленький письменный стол, стул, на спинке которого висели их с Жегловым вещи, и собственно кровать. Кровать была новой. Старую, со скрипучими пружинами они давно выбросили. Володя окинул взглядом фигуру любовника и невольно улыбнулся. Всё вокруг может поменяться, но Жеглов — никогда. Всё такой же крепкий, стройный, с мускулатурой человека, привыкшего работать руками. Весь мелкий ремонт по дому, все дела огородные и прочие бытовые — всё держалось на нем. Сухой, без единой жиринки. Сильные руки обвивали выпуклые жилы… — Иди сюда, — велел Жеглов. Шарапов ступил на холодный пол и подошел вплотную к Глебу. Они неспешно поцеловались, лаская друг друга поверх одежды. Потом Жеглов отстранился, любуясь, и дернул вверх свою майку. Володя по привычке огладил пальцами круглый шрам на его груди: тот страшный день, когда он чуть не потерял Жеглова, до сих пор был черным пятном в его памяти. Шарапов вздохнул и приник губами к его шее, в том месте, где она переходила в плечо. Руки Глеба сжали его задницу и оба удовлетворенно вздохнули. — Так-то лучше, — усмехнулся Жеглов, чувствуя, как твердеет Володя. — А ну-ка… Он заставил Шарапова присесть на край стола и тут же приспустил его бельё. Под алчным взглядом Володя вдохновился еще больше. Похоже, Глеб решил сделать ему приятное… Едва он додумал эту возбуждающую мысль, как Жеглов опустился перед ним на колени. Шарапов обхватил себя рукой и со стоном прикрыл глаза. Не было ничего необычного в том, что Жеглов собирался сделать… Но то, как он это делал… Секундой позже его руку отстранили, и плоть погрузилась в горячий влажный рот. Шершавый язык обласкал, покружив, — Володя стиснул челюсти, — и два пальца обхватили кольцом у корня, задвигались. Из-под опущенных ресниц Шарапов посмотрел вниз. Помимо очуметь каких ощущений, доставляемых размеренно движущейся головой Жеглова, Володя сходил с ума еще и от одной странной, но такой желанной фантазии. Ведь это, чёрт возьми, не кто-то, а сам бывший его начальник стоял сейчас перед ним на коленях, с его членом во рту, старательно, со знанием дела работающий губами и языком… Шарапов откинул голову назад и низко простонал. Как жаль, что они не могли заниматься этим там, в их старом кабинете, где пахло табаком и пылью. Но стоило только представить, как они стоят у окна в той же позе, и зад Шарапова упирается в подоконник, а между его ног мелькает макушка Глеба, одетого в тот его дурацкий полосатый свитер и начищенные до блеска кирзачи, и вокруг так тихо, что слышно только эти влажные ритмичные звуки… Володя застонал и не сдержался. Жеглов утер губы и довольно посмотрел наверх. — Повернись-ка, избушка. *** Первым, кто встретил его утром в управлении, был Волков. Перехватив начальника прямо у бюро пропусков, младший следователь затараторил быстро, волнуясь: — Товарищ полковник, там родители Гарсии на допросе, но ничего не получается: мать в истерике, говорить не может, а отец плохо по-русски понимает, мы послали в МИД за переводчиком, а там ответили, что только вечером будет… Шарапов улучил момент, когда Волков сделает паузу, чтобы вдохнуть, и схватил его за ворот: — Где горничная? Волков покраснел, а потом побледнел. — Застрелили ночью… — Дерьмо! — Шарапов треснул кулаком в стену. На них обернулись проходящие мимо сержанты — и прибавили ходу. Начальник ОББ в гневе — это не к добру. — Владимир Иваныч, я нашел её, на Арбате. Она от меня — шмыг в подъезд, я за ней. И вдруг слышу — бах! Выстрел! Ну, я пистолет выхватил и закричал: «Ни с места, уголовный розыск!» А там только топот ног и дальше тишина. По крыше ушел, гад… Шарапов смежил веки, с силой потер лоб. — Ну? Младший просиял. Явно думал, что ему сейчас голову с плеч снимут, ан нет. Шарапов понимал, что большая часть вины висит на нем самом. — Убийцу я не догнал, Владимир Иваныч. Двое жителей дома дали показания. По имени с ней не здоровались, говорят, что наркоманка. Где жила — неизвестно, но со всякими типами ошивалась именно в том подъезде. — Так. Шарапов кивнул ему, идем, мол, в кабинете расскажешь. — Труп её где? — У Пулукчу, в соседнем ящике с Гарсией. — Хорошо. Слушай внимательно, два раза повторять не буду. Пока не вернулся Гришин, ты за старшего. Сейчас дуешь на Арбат и аккуратно чешешь всех тамошних. Пообтирайся вокруг художников, может они знают, кто там чем торговал. Да, они наверняка знают, сами-то — кто не синячит так дует. И смотри, замаскируйся как следует. Куртчонку надень похуже, фингал себе какой-нибудь нарисуй… — Я к ребятам в дежурку зайду, они мне настоящий «нарисуют», — усмехнулся Волков и тут же стал серьезным. — Заслужил. *** В коридоре Шарапову встретился хмурый Коваленко. — Стой. Слушай, — по его глазам было видно, что поспать медэксперту не удалось. — Я от нашей Прозерпины… Гарсия не наркоман. Остальные анализы тоже ничего не дали, он был здоров как бык, но. Коваленко широко улыбнулся. Володя обратился в слух. — Он был накачан доксиламином, сильнодействующим снотворным. Вот по сюда, — Артем провел ладонью у себя над головой. — Выходит, что половой акт был не совсем добровольным, а? — Скорее, он про него не знал. — Где можно достать этот… доксиламин? — В аптеках, но только по рецепту врача. Либо можно украсть со склада, если ты медработник. — Ясно. Пальчики на ноже что-нибудь дали? — Почти все принадлежат убитому, но есть несколько чужих, сильно смазанных. Попробуем проработать их, но что-то мне кажется, что всё впустую. — А что с тем твоим случаем в Киеве? Ты говорил, что почерк похож на какой-то случай из твоей прошлой практики. — Нет, мимо. Того типа расстреляли давно. — Ясно. Бывай. *** В комнатке с синими стенами сидели двое: элегантно одетая блондинка с опухшими от слез глазами и смуглый, небритый мужчина лет сорока пяти. Рука его сжимала ладонь жены, глаза смотрели в пустоту. На столе перед ними было по стакану воды. Один из них был пуст. — Полковник Шарапов, Владимир Иванович, начальник отдела борьбы с бандитизмом, — представился Шарапов, занимая свое место за столом. — Вы готовы отвечать на мои вопросы? Он обращался к обоим сразу. Во-первых, он не верил, что отец убитого совсем не понимает по-русски, во-вторых, любая истерика когда-нибудь заканчивается, и наступает краткий период ясности ума — до следующей волны слез. Мужчина бросил взгляд на жену, как бы спрашивая. Та коротко кивнула и посмотрела на Шарапова. — Да. Голос её был хриплым и дрожал. Володя положил перед собой несколько листов бумаги и ручку. — Для протокола: назовите ваши имена. — Темникова-Гарсия Ирина Николаевна. Мой муж — Эстебан Гарсия. — Где и как вы узнали о смерти сына? — Ваши люди телеграфировали в посольство на Кубе. Это было… где-то ночью, я не скажу точно время. Мы спали, нас разбудил звонок дежурного администратора. — Ваши дальнейшие действия? У женщины нервно дернулся рот. — Мы вылетели в Москву первым рейсом. А прямо у трапа нас взяли под охрану ваши люди. И вот уже три часа нас держат здесь. Объясните, нас в чем-то обвиняют?! Она сорвалась, закричала. Шарапов угрюмо взглянул на нее, но замечания не сделал. Только вписал услышанное в протокол. — Обстоятельства дела таковы, что мы вынуждены были изолировать вас от каких-либо контактов. Особенно с журналистами. К сожалению, произошла утечка информации и в столице уже знают о случившемся. А сегодня к вечеру узнает и вся страна. — Про какие такие обстоятельства вы говорите? Володя вздохнул. Вот он, тот самый момент, который он так ненавидит. — Александр погиб от множественных ножевых ранений в спину. Всего их было нанесено сорок два. — Ирина Николаевна прижала руки ко рту и простонала. — На следующий день, то есть сегодня ночью, была застрелена горничная, которую вы наняли для сына. Нами установлено, что она была причастна к торговле кокаином. — О, боже… Шарапов сделал краткую паузу. — Непосредственно перед смертью ваш сын вступал в гомосексуальную связь. Интимную связь с другим мужчиной, — на всякий случай уточнил он. Мать отреагировала странно: скорбно поджала губы и посмотрела на свои сцепленные пальцы. Отец выдал явно ругательную тираду на испанском, обращаясь к супруге. Шарапов разобрал только «Ирэн». Володя посмотрел на них, не веря в то, что говорит: — Вы что… Знали? Гарсия-старший еще что-то сказал жене, на этот раз коротко, вполголоса. Она мотнула головой, сказала «No, Esteban» и взглянула на Шарапова. — Муж не хочет, чтобы я вам говорила, но теперь это уже не важно. Саша увлекался юношами давно, он всегда был особенным ребенком. Мы тщательно скрывали эту тайну, она никогда бы не всплыла наружу… К тому же, Эстебан нашел Саше невесту на Кубе, и сын был согласен оставить свое увлечение в прошлом и начать нормальную жизнь. Володя смотрел на нее во все глаза — неужели такое возможно в советской России? Родители, прикрывающие сына-гомосексуалиста? Что это, тлетворное влияние Запада или безграничная, всепоглощающая любовь к сыну?.. Он прекрасно понимал, что было бы с ним самим, узнай его знакомые или друзья о связи с Жегловым. Проще было бы пустить себе пулю в лоб, чем признаться в содеянном. — Максим Конов, так его звали. — Ирина промокнула платком глаза. — Мальчика, с которым Саша… Ну, вы поняли. Они ходили вместе в одну секцию. Лицо матери пронзила боль. — Я не верю, что он мог убить Сашу. Максим очень любил его, он никогда бы… — Он не убивал, — Шарапов прочистил горло. Он не знал, куда себя деть. Ему почему-то стало до безобразия неловко за то, что он знал. За то, что видел… — У Конова есть алиби. Накануне убийства в КГБ узнали о нем и вашем сыне, и Максим ночь провел на допросе. А после ему велели убираться из города. — Но это значит… — мать растерянно взглянула на полковника. — Значит, у Саши был кто-то еще? — Значит, был. У вас есть предположения? Женщина поговорила с мужем. Тот мрачно выслушал и ответил сердито, резко. — Нет. Если были другие, то о них нам неизвестно. Володя перевернул исписанный лист и взялся за новый. — Что можете сказать по поводу кокаина? — Мой сын не употреблял такие вещи. Он даже курить никогда не пробовал. — Это я знаю. Но горничная, обнаружившая труп, переносила в своем желудке пакет кокаина. Она несла наркотик Александру, как думаете? Вы наняли эту девушку в качестве прислуги для сына? — Ему? Нет, нет, что вы… Девушку наняли мы, но она из приличной, обеспеченной семьи. Её отец тоже с Кубы, друг детства Эстебана — Хуан Кастильо. — Шарапов нахмурился. На его вкус у горничной была самая обычная славянская внешность, не то, что у убитого Гарсии — тот был чернявым и смуглым, как его отец. — Честно говоря, мы надеялись, что Саша полюбит Лику… — Она ошивалась на Арбате и торговала наркотиками. Сегодня ночью неизвестный застрелил её. Мне очень нужно знать, у кого она брала кокаин. Скорее всего, убийца вашего сына причастен и к торговле наркотиками, и к её собственному убийству. — Вы говорите ужасные вещи, — Ирина отвернулась, лицо её скривилось от подступающих рыданий. Голос исказился. — Я не могу поверить, что их обоих нет, и что они были замешаны в чем-то настолько… Она захлебнулась плачем. — Чем она здесь занималась? Где жила? Что еще знаете о ней? Ему пришлось подождать, пока Ирина успокоится. — Жила одна, в Медведково… — Шарапов записал адрес. — Больше я ничего не знаю. — Мне жаль, но вам придется проследовать со мной в морг. — Морг? — она посмотрела на мужа. — Да, я понимаю. Конечно. Тут дверь неожиданно распахнулась. Не успел Шарапов возмутиться таким беспардонным хамством, как в комнату вкатился Гуревич. Он внимательно посмотрел на родителей убитого, а потом пальцем-сарделькой поманил к себе Шарапова. — Есть запись, — Илья Олегович дыхнул Шарапову в лицо табачным духом. — Зайдешь ко мне, когда закончишь. — Спасибо, товарищ генерал! — просиял Шарапов. — Граждане, пройдемте… В морге Володя снова встретился с Коваленко. — Привел? — спросил он, поглядев на маячивших за его спиной Гарсия. — Скажи Пулукчу, чтобы подготовила оба тела к опознанию. Что-нибудь новое есть? — Отойдем? — Коваленко позвал его в сторону. — Девчонка кололась. Начала недавно, месяца два назад. Еще у нее синяки по всему телу, но это мало что дает. — Получила нагоняй за оставленную нам улику, — рассудил Шарапов. — А что с пулей? — Стандарт, 9 мм, подходит к ТТ, Стечкину, Макарову и к некоторым зарубежным пистолетам. — Ни оружия, ни отпечатков, — Шарапов покачал головой. — Даже зацепиться не за что. Несколькими минутами позднее Шарапов провел чету Гарсия в комнату, где под простынями лежали два трупа, с бирками на больших пальцах ног. Получив разрешение, Пулукчу откинула простыню с лица Александра Гарсия. Ирина Николаевна издала стон, похожий на вой раненого зверя. — Сынок… Ноги её подкосились. Эстебан, бледный как смерть, успел подхватить её под руки. Женщина была в сознании. Её лицо скривилось, тело сотрясалось от беззвучных рыданий, руки тянулись к телу сына. — Давай, — Шарапов кивнул Пулукчу. Рита прикрыла Гарсию-младшего и открыла лицо горничной. Красивое лицо было изуродовано выстрелом в упор. Посреди лба чернела дырка от пули, кожа вокруг была обожжена. В комнате повисла странная пауза. Ирина Николаевна перестала всхлипывать, а её муж удивленно посмотрел на убитую. — Кто это? — сухо спросила женщина. — В каком смысле? — растерялся Шарапов. — Это не Лика. Мы не знаем эту девушку. Шарапов потрясенно переглянулся с Коваленко: оба могли поклясться, что перед ними лежала именно та девушка, что открыла им дверь утром в квартире убитого… *** — Я уже начинаю путаться, — они с Артемом курили у дверей морга. Чета Гарсия в сопровождении младших оперативников отправились в квартиру убитого. — Подставная горничная приходит в квартиру убитого с пакетом кокаина в желудке, потом звонит ноль-два… Дает ложные, скорее всего, показания под чужим именем, сбегает, и в ту же ночь получает пулю в лоб… Преступный сговор с подставой сообщника! — Ты «Вечернюю Москву» читал? — поинтересовался Артем. — Нет еще, — Володя выщелкнул окурок в сторону пепельницы. — Прочти, — Коваленко вручил ему сложенную газету. -Хочу посмотреть, как у тебя лицо вытянется. Шарапов, с подозрением глядя на друга, взял «Вечёрку». Под аршинным заголовком с фотографией Гарсии «Надежда на олимпийское золото УБИТА» был другой, помельче: «Громкое убийство» и «ст. на стр. 2» Статейка была малюсенькая, всего лишь на два абзаца. — «Подающий надежды спортсмен, золотой призер… — Шарапов пропустил несколько строчек титулов Гарсии, -…был зверски убит в своей постели… Скорбим вместе с родственниками… бла-бла… Великая потеря для советского спорта… Однако…» Володя нахмурился и, прочтя, воскликнул: — Что?! «Однако был уличен в антикоммунистических, противоестественных связях, о деталях которых мы вынуждены умолчать, так как газету могут читать дети» Коваленко с удовольствием посмотрел на Шарапова. — Но как?! Они пишут о том, чего никто знать не может! — Володя, — Артем шагнул ближе и шепотом сказал. — Я не берусь выполнять твою работу, но тут вывод напрашивается сам собой: статью написал тот, кто знает тайну Гарсии. Более того, этот кто-то может оказаться твоим главным свидетелем. — Спасибо, — серьезно сказал Шарапов, внимательно посмотрев в глаза другу. — Ты будто ведро ледяной воды на меня вылил. — Отрезвило? — усмехнулся Коваленко. — Еще как. По дороге в редакцию «Вечёрки» Шарапов заскочил в МУР. Уж больно интересно ему было, о чем говорил убийца со своей сообщницей рано утром в квартире на Смоленской. Они с Гуревичем заперлись у генерала в кабинете, и начальник, хмуря брови после рассказа Шарапова про неопознанный труп в морге, щелкнул тумблером на пленочном проигрывателе. — Если честно, — предупредил Илья Олегович, — я ничего не понял. — Алло? — женский голос не казался заспанным, хотя звонок был весьма ранним. — Позови её, — донесся из динамика мужской баритон. В голосе явно чувствовался акцент, но Шарапов не мог определить, какой. Последовала пауза. Шорох. — Алло, я слушаю, — сказал другой женский голос. — Я жду тебя. В трубке помедлили, но совсем недолго, секунды две. — Так ты достал? — Да-да, приходи. Срочно! Запись оборвалась. — Вот и всё, — развёл руками Гуревич. — Ну, что скажешь? Шарапов сидел, обхватив голову руками, уперев локти в стол. — Черт, — простонал он наконец, прикрывая глаза. — Я идиот. — Что так? — Кокаин был у Гарсии. Девушка пришла за ним в квартиру на Смоленскую — слышали, она спросила «Так ты достал?» Шарапов откинулся назад. — Я с самого начала мыслил неверно. Я считал, что горничная принесла дозу убийце Гарсии, и не понимал, почему передача не состоялась. А выходит, что парня убили из-за этого клятого пакета! — Володя махнул рукой в сторону сейфа, в который Гуревич запер улики. — И, возможно, что убийства в их плане не было. Думаю, оно было совершено в состоянии аффекта, в приступе ярости. У Гарсии был покупатель на кокаин, он не хотел отдавать его своему любовнику. Гуревич поморщился. Шарапов поднялся. — «Вечёрке» придется подождать. Я еду к настоящей горничной, Лике. Убийца звонил на её номер той ночью, так что придется ей ответить на мои вопросы. Шарапов зашел в кабинет за оружием. Он не думал, что пистолет ему и правда понадобится, но с ним было как-то спокойнее. За столом, где раньше сидел он сам, скрипел ручкой Гришин. — А, накатался? При виде начальника он встал: — Только что прибыл, Владимир Иваныч. Вот, рапорт пишу… — Плюнь на свой рапорт, — махнул рукой Шарапов. — Ты в курсе, что у нас тут творится? — Немного. Я Волкова только что встретил. — Волкова? И где он? — Да, по малой нужде побежал… А еще у него такой фингал под глазом, — Гришин показал, какой. — Это для маскировки. В общем, тебе новое задание… Тут появился Волков, действительно с фингалом. — Садись, — кивнул ему Шарапов. — Гришин, езжай в редакцию «Вечерней Москвы» и найди мне автора вот этого опуса. Володя вручил ему помятую газету. — Если откажется ехать с тобой в управление, пригрози, что мы его упечём за нарочное противодействие следствию, и только его чистосердечное признание поможет нам договориться. Всё, свободен. Волков, что у тебя? — Ничего, — младший оперативник потер пострадавший глаз. Видно, в дежурке его просьбу выполнили от души. — Мне предлагали купить дурь, самогонку, какие-то подозрительные таблетки и картины нецензурного содержания. Про кокс никто не слышал. — Что, совсем? — Совсем. На улицах такого нету, Владимир Иваныч. А про убийство горничной шепчутся только, что наркоманку грохнули. Что торговала — никто ни сном, ни духом. Врут, наверно. — У меня для тебя сюрприз: наша убитая вовсе не горничная Гарсии. — А кто? — Пока не знаю. Родители Гарсии хорошо знали Лику и её родителей. И тело в морге принадлежит не ей. Получается, что наркоманка была в сговоре с убийцей и в квартиру пришла забрать пакет. Загадка вот: зачем позвонила и нас стала ждать? Думала от себя подозрение отвести? — Может, обдолбанная была, — предположил Волков. — Может. А может, нарочно путала следствие. Признаться, ей бы это удалось, даже несмотря на пулю в лоб, если бы не гэбэшники, которые прослушивали телефон Гарсии… Вот что, собирайся, поедешь со мной к Лике. *** Над головой сверкнуло, бабахнуло. Шарапов сделал шаг обратно под козырёк и, перекрикивая шум грозы, сказал Волкову: — Если через полчаса никто не появится, устанавливаем круглосуточное наблюдение за квартирой. Ты первый до вечера, потом тебя сменит Гришин. Гроза была им сейчас на руку: двое незнакомцев просто пережидали дождь у чужого подъезда, ничего подозрительного. По указанному Ириной адресу дверь никто не открыл. Вламываться же внутрь они пока не имели права. Возможно, Лика просто вышла в магазин за продуктами или отлучилась по каким-то другим делам. Но в свете убийства Шарапову казалось подозрительным, что именно сейчас, когда он в двух шагах от раскрытия дела, они спотыкаются о запертую дверь. Они даже поочередно заглянули в окно квартиры, благо была она на первом этаже, но ничего примечательного не заметили. — Поднимешься на этаж выше. Как только внизу хлопнет дверь, выжди несколько секунд и спускайся. Если будет возможность, звони на Петровку. Они подождали еще полчаса, но безрезультатно. Шарапов в расстроенных чувствах отправился домой. Полковник обитал в своей старой, прикипевшей к сердцу коммуналке. Ему предлагали переехать в более просторное и удобное жилье, но он уже дважды отказывался. Одну из предложенных квартир он отдал семье погибшего при исполнении оперативника. Другая хоть и понравилась полковнику, была в недостроенном Свиблово, а это два часа до работы… В коммуналке его соседкой по прежнему была прачка Шурка, муж у которой спился и помер, а дети выросли и разлетелись кто куда по огромной стране. Были и другие жильцы, к которым он вроде как привык за долгие годы… И была глупая привязанность к комнате, в которой всё когда-то началось… У них, с Жегловым. Раскладной диван всё еще стоял у стены с ковром, а рядом был шкаф, в котором висела старая жегловская форма. «Пижама», улыбнулся про себя Шарапов. Чтобы её не съела моль, рядом висел мешочек нафталина. А ведь и самих скоро можно будет нафталином перекладывать! Владимир Иваныч остановился перед зеркалом, приосанился, покрутил вправо-влево носом, критически разглядывая анфас и фигуру. Нет, ничего еще! Сойдет для сельской местности!.. Он улыбнулся отражению и прошел на кухню. Есть хотелось зверски, а за последние два дня он только куски перехватывал. Омлеты из яичных порошков и продовольственные карточки теперь были в прошлом. В холодильнике у него имелось триста грамм «Любительской» и половинка чёрного. — Шура, — поприветствовал он соседку у плиты, проведя рукой по её усталой спине. Привычка перешла ему по наследству от Жеглова. — Как ты? — Ой, Володенька, — она приветливо улыбнулась. — Ты где пропадал? Работа? — Да… — Шарапов только рукой махнул. На кухню пришли еще две соседки и Шурка подсела к Володе, за стол рядом с холодильником. — Слушай, а что в «Вечерке» пишут — правда? — спросила она шепотом. Шарапов сосредоточенно нарезал колбасу, хлеб. Шура ждала, прикусив губу. Наконец Володя посмотрел на неё и коротко кивнул. — Ой, — снова сказала Шура. — А Глеб Георгич что говорит? Она единственная знала, что Шарапов катается к Жеглову в Подлипки. Конечно, она не знала всего остального, но Володе почему-то было легче от того, что Шуре он мог доверять. Хотя бы отчасти. — Ругается на меня, что я бестолковый. — У, тоже мне. А сам толковый — бросил на тебя одного всё это. — Не надо. Никто никого не бросал. Шурка поджала губы. Володя в молчании сточил два бутерброда, запивая сладким чаем. — Знаешь, что. — Соседка сняла с плиты сковородку жареной картошки и поставила перед ним. — Помоги-ка мне с этим. Она достала им по ложке и одну вручила Шарапову. Он хотел было отказаться, но не смог: картошка так пахла лучком, что у него тут же началось избыточное выделение слюны. — Я чуть-чуть, — сказал Володя и умял половину. Позже он позвонил в МУР, узнать, не вернулся ли Гришин. Старший всё еще отсутствовал, и полковник оставил ему у дежурного наказ сменить Волкова. Странно, почему Гришин так долго колупается с автором статьи? Делов-то: взять его, голубчика, под белы рученьки, да в МУР. А там уже и не таких кололи. Наверное, сказалось нервное напряжение — Шарапов сам не понял, как заснул. Присел на диван с книжкой, да и отключился. Снилось ему что-то тревожное, и был там Жеглов и почему-то Варя Синичкина. Сто лет он не вспоминал Варю и её грустную, понимающую улыбку. Конечно, она раньше самого Володи догадалась, что дороже всех женщин на свете ему есть и будет Глеб Жеглов. А Володя во сне пытался объяснить Глебу, что никогда бы не бросил Варю сам, просто потому, что так с девушками не поступают, особенно когда забрали их невинность, и что, по сути, хорошо, что всё случилось так, как случилось… То есть, жаль конечно девчонку, совсем молодой погибла… А Жеглов слушал его с таким выражением лица, что Шарапову даже страшно под конец стало. — Володенька, — сказал Жеглов голосом горбатого главаря «Чёрной кошки», — я за тебя любого убью. Шарапов в шоке проснулся. Посидел немного, прислушиваясь к стучащему в груди сердцу, стер со лба испарину. Ему казалось, что он прилег на минутку, а на деле прошел целый час. В коридоре зазвонил телефон. — Слушаю. — Гришин убит. *** Адрес в газете дали сразу. Гришин плохо знал этот район, поэтому прежде, чем найти нужный дом, немного заплутал в новостройках. Чтобы сократить время поисков он спросил дорогу у прохожего, покупавшего в ларьке сигареты. Смуглый, черноглазый молодой парень широко улыбнулся ему и ответил с легким акцентом: — Я покажу, это мой дом. К сожалению для Гришина, он не знал, что улыбчивый юноша выстрелит ему в спину у лифта. Коваленко прикрыл тело простыней и вручил Шарапову извлеченную пулю. — Я еще не сравнивал под микроскопом, но думаю, это тот же калибр, что фигурирует в убийстве девушки. — Что же этот гад творит, — прошипел Володя сквозь зубы. — Считает, что может палить направо и налево и всё ему с рук сойдет?! — Ну, пока сходит, — заметил Артем. — Я могу убирать? — Рита стояла с другой стороны стола и, сдвинув брови к носу, смотрела на Шарапова. Полковник посмотрел туда, где под простыней угадывалось лицо лейтенанта Гришина. — Убирайте. Он не хотел больше жертвовать кем-то из своих людей. На месте убийства он осмотрел каждый миллиметр, но кроме следов крови и обведенного мелом силуэта на полу там ничего не было. В указанной газетой квартире проживала одинокая мамаша с ребенком, которая знать не знала ни о каком журналисте. Но если убийца случайно встретил Гришина на улице, значит, он всё же живет где-то поблизости. Шарапов внезапно пожалел, что в свое время отказался жить в Свиблово. Как местный житель он бы сориентировался быстрее. Полковник чувствовал, как добыча буквально ускользает у него из-под носа. Хоть бы одну зацепку найти, хоть намек, хоть что-то! Он снова постучался к перепуганной мамаше и, извиняясь, спросил: — Гражданочка, я понимаю, что вы напуганы, но мне правда очень нужна ваша помощь. Вот, вы тут уже не первый день живёте… Может, слышали или видели что-то? Или кто-то из местных вам подозрительным показался… — Я правда не знаю, что вам сказать, — женщина позволила ему войти. — Я не знаю никого из «Вечёрки» и даже предположить не могу, кому пришло в голову назвать мой адрес. — И тем не менее… Человеку, которого я ищу, было бы проще назвать вымышленный адрес. Но он назвал ваш. Я понимаю, что вам сложно вспомнить сразу, но, возможно, кто-то из ваших друзей или знакомых… — Нет у меня друзей и знакомых, — горько перебила женщина. — Думаете, легко быть матерью без мужа? Знаете, что говорят про таких как я и как называют? Шарапов переступил с ноги на ногу. — Я не хотел вас обидеть. Но всё же… Может с кем-то вы случайно перекинулись парой слов в магазине или кто-то помог донести сумки до двери… Тут лицо женщины изменилось. Она поднесла руку ко рту и отрешённо посмотрела сквозь Шарапова. — Вот вы сейчас сказали «помог донести»… Знаете, лифт однажды сломался, и никак я не могла втащить коляску с ребенком на свой этаж. И какой-то парень, молодой такой, красивый… — она сделала неопределенный жест рукой вокруг головы. — Чернявый такой, не русский… Помог мне с коляской. Володя тут же показал ей фото Гарсии: — Он? Она присмотрелась. — Ой… Вообще-то похож. Но я что-то не уверена. Да, акцент еще у него был такой… Не знаю даже… Но не как у наших, из республик. Чужой какой-то. — Значит, такой же молодой, чернявый и с акцентом? — Шарапов почувствовал, как по спине забегали мурашки. — Уверены? Мамаша посмотрела на него, потом еще раз на фото и кивнула. — Да. — А где живет он, знаете? Она с сожалением качнула головой. — Нет. Я его не видела больше. Полковник поблагодарил и рысью помчался на Смоленскую. Если кто и знал еще одного молодого, чернявого да с акцентом, то это родители Гарсии. — У вашего сына был в Москве друг-кубинец? — с порога срубил он, огорошив Ирину Николаевну. — Здесь — нет, — она посторонилась, поправляя на голове черную повязку из кружева. — А что случилось? — Много чего. — На шум из комнат вышел Эстебан. Шарапов повернулся к нему и продолжил. — В убийстве вашего сына и еще двух человек подозревается некто, похожий на Александра внешне и говорящий по-русски с акцентом. Поэтому я повторю свой вопрос… Кто из ваших знакомых подходит под эти приметы? Родители переглянулись. Шарапова уже начала раздражать затянувшаяся пауза, но тут впервые заговорил Эстебан. Полковник даже не удивился тому, что в его речи не было ни акцента, ни ошибок. — Это Марко. — Марко? — Марко Кастильо, сводный брат Лики. Их старший. Мы не знали, что он тоже в Москве. — Он живет с сестрой? — Шарапов испугался, что может потерять еще и Волкова, сторожившего злополучную квартиру. — Этого мы не знаем. — Почему вы раньше молчали? — зло сказал полковник, наступая на Гарсию-старшего. — Вы не спрашивали — мы не говорили, — с неприязнью ответил Эстебан. — Я не о том. Вы прекрасно говорите по-русски, а на допросе в МУРе разыгрывали спектакль. Эстебан бросил короткий взгляд на жену. — Я уже проклял тот день, когда услышал ваш язык впервые. За спиной у Шарапова тонко охнула женщина. — Я говорил тебе, Ирэн, что мальчику нужно жесткое воспитание, — Эстебан пригрозил ей пальцем. — А ты отправила его в эту варварскую страну, где он совсем опустился! — Извините! — возмутился Шарапов. — Это чья еще страна варварская! Откуда ваш сын взял наркотик? Отвечайте! — На дальнейшие вопросы я буду отвечать в присутствии адвоката. Уходите. — На дальнейшие вопросы вы будете отвечать в суде. Злой, Шарапов поспешил к Волкову. Было уже довольно темно, когда он добрался до двухэтажного деревянного дома в Медведково. Удивительным совпадением казалось то, что на западе серыми великанами маячили новостройки Свиблово. Но в совпадения Шарапов не верил. — Волков, — тихо позвал полковник, приоткрыв дверь подъезда. — Ты здесь? — Так точно, товарищ полковник, — отозвались со второго этажа. — А где смена? Володя вздохнул и поднялся по лестнице. Из темноты на него посмотрело усталое лицо оперативника. — Иди домой, Волков. Я твоя смена. — Что-то случилось? — догадался младший. Шарапов присел на корточки в углу. — Да. Гришина убили. Волков опустился рядом. Они помолчали. — Кто? — Скорее всего, брат этой девицы, — Шарапов подбородком указал на ведущую вниз лестницу. — Уже три трупа на нем.Ты тут никого, похожего на Гарсию, не видел? Волков покачал головой. — За весь день только бабка из той вон квартиры прошла. Дом как будто вымер… — Иди отдыхай. Я побуду здесь до утра, а там сменишь меня. Волков нехотя послушался. Шарапов не думал, что ему еще когда-нибудь доведется вот так проводить ночь — в засаде. Он боялся, что заснет, поэтому нарочно принял стоячую позу, прислонившись к стене. В темноте и в тишине в голову полезли странные мысли, навеянные случайным дневным сновидением. «Я за тебя любого убью» Он никогда не рассматривал смерть Вари, или даже Сергея Левченко через призму устоявшихся отношений с Глебом. Для Шарапова это были не просто близкие люди. Он любил их, каждого по-своему. Для Жеглова же они были помехой на пути к Шарапову. И пусть Глеб тогда не делал ни шага к их с Володей сближению, именно от руки Жеглова умер Левченко. И, возможно, если бы Шарапов поднял архивы, он бы обнаружил на каком-нибудь приказе о назначении Вари Синичкиной в тот смертоносный патруль подпись Жеглова. Но самая страшная правда была в том, что Шарапову было теперь всё равно. Время лечит любые раны и даже убийство Левченко сейчас казалось чем-то мелким, незначительным. Слишком давним, чтобы ворошить это. Конечно, он всё помнил. Но уже давно простил. Он вздрогнул. Внизу хлопнула дверь. *** Молодая девушка, темненькая, невысокого роста, копалась в сумочке в поиске ключей и совершенно не ожидала, что с лестницы к ней шагнут со словами «ни с места, уголовный розыск!» Ко всему прочему в спину ей уперлось дуло пистолета. — И не делайте вид, что удивлены, — добавил Шарапов, с высоты своего роста нависая над девушкой. Она посмотрела на него снизу вверх, повернув лицо на голос. — Уберите оружие. У вас будут проблемы. — В отличие от вашего брата, я не оставляю свидетелей. Так что нет, не будут. Открывайте. В квартирке у гражданки Кастильо было бедно. Шарапов осмотрел две комнаты и санузел и остался доволен. Они были одни и никто не мог помешать допросу горничной. Шарапов подошел к телефону, набрал дежурку: — Наряд ко мне, срочно. В комнате ярко горел свет. Девушку он попросил сесть на стул в центр комнаты, под лампу. Сам встал в дверях, так ему было спокойнее. — Лика — ваше полное имя? Как мне к вам обращаться? — Малика. Хотя какая вам разница. — Она мотнула головой, откидывая с глаз чёлку. — Зовите, как вам надо. — Мне надо, — перевел дух Шарапов, которого так и распирало повысить голос, — чтобы вы объяснили мне, почему в морге лежит девушка под вашим именем. Так же мне надо узнать, где сейчас находится ваш старший брат Марко, который жестоко убил своего любовника, Александра Гарсию, а также знакомую вам девушку и моего оперативника. Вот, что мне надо. Симпатичное лицо девушки скривилось будто от зубной боли. — Нина мертва?.. — Она опустила голову. — Я ничего не знала об этом. Марко потерял голову от этой подстилки. Я говорила ему, что с его темпераментом всё это плохо кончится. — Так у него была связь с убитой? — Что? — Лика вдруг рассмеялась. — Я не про Нину. А про Гарсию. Он подставлял свою задницу всем подряд. Шарапов взял себе стул и медленно на него опустился. — Дальше. — Дальше вы знаете. — Тогда начните с начала. Учтите, я и про кокаин знаю. Лика усмехнулась. — Марко прилетел сюда около года назад. Я уже работала у Гарсии горничной, наши родители это устроили. Так-то я медсестра, но даже работая сутками напролет особо не зашикуешь, зарплата мизерная… Как-то Гарсия устраивал вечеринку и позвал туда меня. Я привела свою подругу Нину и Марко. Там у них с Гарсией всё и завертелось. Это потом я узнала, какого рода развлечения любит наша восходящая звезда, а поначалу он мне даже нравился, ну, знаете… Как парень. — Марко влюбился в него. Не знаю, как это могло произойти с моим братом, он был всегда таким умным. Таким мужественным. Его будто подменили. Как-то раз мы сидели здесь, выпивали, пришла моя напарница Нина, и вдруг Марко взял и сказал нам. Мы обе были в шоке, но Нина особенно. Марко очень нравился ей. — Спустя какое-то время я стала замечать за подругой странное поведение. А в больнице начал пропадать димедрол, причем в таких количествах, что это нельзя было не заметить. Я поняла, что Нина начала употреблять какую-то дрянь. Сначала не могла понять, где она такого нахваталась, а потом Марко сказал, что у них с «Алехандро» свой маленький бизнес. Лика пожала плечами. — Вы говорите, кокаин. Мне кажется, там много всего было. Что-то они доставали на Кубе и распродавали среди богатых, а димедрол растирали в порошок и толкали кому-то на Арбате под видом дорогого импортного товара. Оказывается, из этих таблеток тоже можно делать дурь, если еще что-то добавить… Не знаю, употреблял ли мой брат наркотики, но Гарсия точно был чист. Я видела Нину, её глаза после наркоты… Жуткое зрелище. У Гарсии таких глаз никогда не было. А потом эта шлюха завела себе нового любовника. Какой-то его приятель по секции, Котов, кажется… — Конов. — Да, наверно. И Марко тут же стал не нужен. Мой самолюбивый братец, признаться, такого не ожидал. К тому же он доверил Гарсии все свои связи по торговле, дал ему все карты в руки. И тут вдруг его выбросили на помойку. — Тогда он решил убить Гарсию? — на всякий случай уточнил Шарапов. — Нет, он не хотел его убивать. Всё, что они хотели сделать, это обокрасть, припугнуть. Нине была нужна доза, а Марко просто хотел отомстить. План был простым: снотворное в чай или сок и дело в шляпе. Но у Марко планка на глаза упала… Он пришел сюда утром, рыдал, говорил, что любил его так же сильно, как ненавидел. Она вздохнула. — Посадите меня? — Да, как сообщницу. Вы всё знали об убийстве Гарсии, и молчали. Однако помощь следствию скостит вам срок. Где ваш брат сейчас? — Я не знаю, честно. Может, уже на Кубе. — Он написал в «Вечернюю Москву» статью об убитом с целью опорочить его память. Что-нибудь знаете об этом? — Я газет не читаю. Но раз вы говорите, значит, так и было. Он был зол на себя и страдал из-за чувств к Гарсии. Я думаю, ему хотелось втоптать в грязь всё, что было с ним связано. — А Нина? — А что Нина? — Она позвонила в милицию, сообщила об убийстве, представилась вашим именем. А могла просто сбежать. — Она была не в себе уже довольно давно. В последнее время я замечала у неё следы от инъекций на руках… Кто знает, что могло прийти ей в голову. — Лика устало потерла глаза. — Наверно, хотела отомстить мне за то, что я привела её в нашу компанию. По сути, я разрушила ей жизнь. — Не берите на себя лишнего. Жизнь она разрушила себе сама. Они помолчали. — Если бы вернуть время назад… — пробормотала девушка, отрешённо глядя в пол. — Вам хотелось когда-нибудь начать всё заново? Шарапов не стал отвечать. — Я бы вернулась на двадцать пять лет назад и сказала своему отцу, чтобы бежал отсюда. Эта страна как глянцевое яблочко, гнилое изнутри. Подумайте только: то, что знаем мы с вами, никогда не станет достоянием двухсот миллионов человек по соседству. Они живут в красивой сказке, и не знают, что творится у них под носом. — Забавно. Однажды мне уже говорили нечто подобное… Володя бы развил эту тему, но краем уха уловил шум за дверью. Должно быть, наряд. — Сидите на месте, — велел он и вышел открыть дверь. Шарапов слишком устал, чтобы соображать быстро. Наряд никак не мог приехать за десять-пятнадцать минут, да и не стали бы дяденьки с автоматами открывать дверь ключами. Из черноты подъезда на него глянуло смуглое лицо убийцы. Грохот, вспышка. Женский крик. Стены качнулись, в спину врезались доски пола. Обжигающая боль где-то у сердца. Занавес. *** На белом с желтыми разводами потолке было большое пятно света и две трещины. Одна из них особенно притягивала взгляд, было в ней что-то неправильное. Она была слишком идеальна. Нет, это не трещина, догадался Шарапов, с трудом фокусируя взгляд. Это провод от лампы. Он напрягся, пробежал взглядом дальше по потолку, потом вниз по стене дизентерийного цвета, над окном, за которым висело равномерно серое небо… Он следил за проводом до тех пор, пока мог повернуть голову. Уперевшись подбородком во что-то мягкое и белое — снова! — он нахмурился. «Почему вокруг всё белое? Я умер? Нет, на том свете вряд ли есть провода…» «Глеб», хотел позвать он, но во рту было так сухо, что он тут же зашелся кашлем. А потом вернулась боль. Он задохнулся от накатившей рези в груди и всё вспомнил. Он был в квартире Малики Кастильо, а потом в него стрелял Марко. В памяти остались лишь две или три секунды боли, холода и темноты. Но раз он в больнице, — а это, конечно, больница; где еще можно встретить такие стены и потолки? — значит, он выкарабкался. Шарапов обдумал это сложное слово. Он жив. Володя попробовал пошевелить руками и обнаружил, что из левой торчит игла капельницы. Затем он повернул голову (ну, попытался) к двери и издал непонятный звук. Это должно было быть «Эй, кто-нибудь», но вышло только «эээых» Удивительно, но его услышали. К его разочарованию, это был не Глеб, а медсестра. Она рассказала ему, что его только что прооперировали и что он молодец. Шарапов бы улыбнулся, но эта задача оказалась для него непосильной. Еще он хотел задать ей много вопросов, но сестра сказала «А теперь отдыхайте», и Володя послушался её, как родную маму. Ему снились цветные сны про родителей, которых не стало вечность назад, про Жеглова, который, наверно, даже не знал, что с ним случилось, и про мелкую Алину, которая козочкой скакала вокруг его постели с прыгалками. Володя всё смотрел на неё, смотрел, смотрел, пока не закружилась голова и крутой спазм не схватил его желудок. Не открывая глаз, с болезненным стоном он повернулся на бок и его вырвало желчью. — Ничего-ничего, это после наркоза бывает… Неизвестная ему женщина придержала его над судном. Она была с ним весь день и всю ночь, пока у полковника МУРа не прояснилось в голове. Пожилая нянечка улыбнулась ему, когда он попросил пить. — Ну вот, идешь на поправку. — Она помогла ему сесть в постели. — Пока ты отходил после операции к тебе приходил один мужчина. Сказал, что он твой друг. — А где он сейчас? — встрепенулся Шарапов. — Ушел по делам, наверное, — нянечка поправила его одеяло. — Да, поди, придет еще сегодня… И Володя ждал, очень терпеливо, но дождался только размазанного по тарелке ужина, в котором угадывалось картофельное пюре без соли. А утром к нему пришел Коваленко. — Эй! — он притащил ему сок в трехлитровой банке и плитку шоколада. — Я заходил позавчера, но ты был в отключке. — А, — только и сказал Шарапов и попытался скрыть разочарование. — После нашествия паломников в эту палату, которое ты успешно проспал, спешу сообщить, что спасший тебя Волков жив-здоров. Тебе повезло, он был поблизости, когда грохнул выстрел. Обвиняемый убит, его сестра в кутузке. Шарапов промолчал. — Как ты? — Ничего, жить буду, — вяло ответил Володя. — Что-то ты совсем кислый, — цокнул языком Артем. — Наверно, наша хозяйка подземного царства тебя сглазила: стояла тут над тобой с загадочным видом… Коваленко посмотрел сквозь Шарапова. — Будто думала, забрать тебя или еще рано… Как есть смерть! — восхищенно закончил он. Шарапов скосил на него глаза. — И давно ты влюбился в патологоанатома? Артем густо покраснел, засобирался. — Я, пожалуй, пойду. Володя фыркнул, закашлялся. — Не вздумай сказать ей, — пригрозил Коваленко, сбегая. Это немного развеселило Шарапова. Кто бы мог подумать! Смертный и богиня преисподней. А после его сморило в сон. На этот раз видения были черно-белыми. Они Шарапову совсем не нравились: к нему приходили образы из далекого прошлого, смутно знакомые и совсем нежеланные. Во сне он сидел в кресле посреди просторной комнаты и не мог пошевелиться. А люди все шли к нему, что-то несли, что-то говорили, на что-то жаловались… Закончилось всё тем, что в бесконечной очереди появилась Варя. Володя бы закричал, но к полному параличу добавилось еще и онемение. — Пойдем со мной, — сказала она, смеясь. — Что ты тут сидишь, глупый. «Хорошо, что я не могу идти», подумал Шарапов и проснулся в горячке. Его бил озноб, дыхание вырывалось из пересохшего рта горячими клоками, но он всё еще был жив. Она позвала его, но он не пошел. Лихорадка не спадала. Утром вокруг его койки собрался целый консилиум докторов. Сквозь марево дурмана Шарапов слышал, как они спорят по поводу его лечения. Потом был провал. В следующий раз он очнулся в рентген-кабинете, но на него сразу цыкнули и велели не шевелиться. «Думают, что забыли во мне что-то», отрешенно подумал Володя, снова проваливаясь в сон. «Ничего, я не ушел с ней. Всё будет хорошо» «Где же Глеб?..» Прошло еще сколько-то времени, может часов или дней, и Володя очнулся среди ночи, ощущая нешуточный голод. Он даже почувствовал себя в силах приподняться на локтях и позвать сестру. А вместо нее появился Жеглов. — О, прогресс налицо! — он был в белом халате поверх своей одежды и улыбался от уха до уха. — Ну и напугал ты тут всех со своим гриппом! Докторишки уже думали тебя заново резать, говорили «беда, тампон в пациенте зашили», и знаешь, что? Володя, тоже улыбаясь, помотал головой. Глеб сел на край кровати и склонился к нему. — Пришел я, посмотрел на тебя и сразу понял, что это грипп. Штука неприятная, конечно, но с кем не бывает? Я же лечил тебя лет пять назад, помнишь? Ну вот, считай, опять вылечил. — Поди сюда, — сказал Шарапов, и в животе от предвкушения затрепыхались бабочки. *** — Поскольку мы с тобой теперь оба продырявленные, курить бросать будем вместе, — решил Жеглов как-то вечером, когда они вышли на улицу прогуляться. В больничном дворе были дорожки с расставленными тут и там лавочками, и они фланировали от одной к другой, с остановками. — Да, какое «курить», — вздохнул Шарапов. — Я ни о чём думать не могу, кроме как о суде. — А тебе о нем думать не надо, всё будет ровно. С Ликой я поговорил, мы проработали её речь про наркотики. Мы же с ней оба люди цивилизованные, умные, она согласна, что негоже порочить память её брата упоминанием про связь с Гарсией. А главред «Вечерки» за то, что его газета опубликовала анонимную статью прямо в день убийства и тем самым помешала тайне следствия, уже получил по самые помидоры. Не рыпайся. Гуревич твой может и похож на квашню, но хватка у него еще ого-го! Старой закалки мужик. — Жаль, что Марко убит, — сказал Володя. — Я хотел поговорить с ним. — Ну, не ты один. Например я хотел бы спросить, какого рожна ему понадобилось в Москве. Сидел бы в своей Гаване, жил-поживал да Гарсии не знал… Кэгэбэшники уже тропинку протоптали к его сестре в камере. А она не знает ничего, это точно. Знала бы, мне давно сказала. — Нет, я о другом. Они присели на лавочку. — О чем же? — прищурился Жеглов. Володя не знал, как сказать. Он провел уже не одну параллель между собой и Марко. Где-то, в чем-то он даже понимал его. Но было и одно существенное различие. — Он совершил убийство не из ревности, а по любви, — выразил мысль Шарапов. — Что это значит? — Жеглов внимательно смотрел на него. — Что он так и не смирился с этим. — Володя взглянул на него. — С тем, что влюбился в парня. Не смог спокойно жить, зная, что для Гарсии это ерунда: не Марко — так Максим Конов, не Конов так еще кто-нибудь. В то время, как Кастильо страдал, Гарсия развлекался, не замечая этого. Так что Марко не любовника бывшего убил, а свою любовь к нему. — Ты долго об этом размышлял? — помолчав, спросил Жеглов — Да. Размышлял. И пришел к выводу, что Марко совершил ошибку. — С этим сложно поспорить… — Потому что на его месте я бы убил всех тех, кто мешал мне быть с любимым человеком, а не того, кого люблю. Володя посмотрел на Глеба долгим взглядом. — Да, я бы тоже, — ответил Жеглов. Он встал и протянул руку Шарапову. — Ну, вперед. До следующей лавочки. Спустя две недели Шарапова выписали. Назначенный после ранения отпуск полковник, конечно, провел в Подлипках, в гостях у своего бывшего начальника, а ныне деревенского участкового Жеглова. Гуревич все никак не мог поверить в эту удачу: кому как не знаменитому милиционеру доверить драгоценного Владимира Иваныча на время реабилитации. Жеглов хохотал над этим до слез. Соседка баба Люба перебралась с внучкой в Москву, чтобы та не каталась до школы на автобусе, и на участке их стало тихо. — Шурка в своём репертуаре, — Глеб стоял у стола в кухне, разбирал сумки с продуктами и поглядывал в окно, на ярко-оранжевый закат. — Навьючила меня как верблюда. Куда она столько хлеба дала? Что мне с ним делать? Сухари сушить? Я в солнечный Магадан пока не собираюсь… — Не бухти, — улыбнулся Шарапов, гадая за его спиной кроссворд. — Так… 10 по вертикали: «Кухонная утварь: ложка с дырочками», семь букв, последняя «а». — Халтура, — пробурчал Жеглов. — Шумовка, — записал Шарапов, усмехаясь. — Тоже мне, хозяин… — А мне до лампочки, какая ложка как называется. Ну-ка, радио включи, умник. Володя послушно дотянулся до приёмника и щелкнул ручкой. Голос Утесова радостно пропел: «У самовара я и моя Маша, А на дворе совсем уже темно. Как в самоваре, так кипит страсть наша. Смеётся месяц весело в окно. А Маша чай мне наливает, И взор её так много обещает. У самовара я и моя Маша Вприкуску чай пить будем до утра» Володя изо всех сил старался не смеяться. Прямая спина Глеба содрогнулась первой. Он улегся на стол и заржал. — Чтоб вас всех!.. Ну, чего сидишь? — он обернулся, сверкая глазами. — Иди за водой, будем чай пить. — До утра? — шагнул к нему Шарапов. — Пока тебе не надоест, Володя, — подмигнул Жеглов. Шарапов поцеловал его крепко в губы. — За двадцать лет — ни разу. ~Конец~