***
Всё пошло не по плану. После нескольких часов напряжённого ожидания доктор Стрендж вышел из каюты и сообщил, что смог спасти искалеченное тело, но оказался не в силах достучаться до её сознания. Джеймс рвал и метал. От того, сколько раз он повторил «душа за душу», фраза успела въесться в мозг Роджерса. После того, как он вернул на место остальные камни бесконечности, Стив попытался найти способ вернуть и в их жизнь ту, что без колебаний пожертвовала собой ради общего блага. Камень души — самая сложная загадка в его жизни, разгадать которую не сильно помогла даже история Бартона. Душа за душу. Как вернуть её и не пожертвовать кем-то другим? Роджерс мог бы до поседения метаться в теориях и догадках, ничего не смысля ни в космосе, ни в его древнейших артефактах, если бы на помощь не пришла Ванда. Её идея заключалась в том, чтобы вернуть камень в обмен на Наташу. И коль скоро тот обладал своей «душой», то непосредственная установка главного условия соблюдалась буквально. Её душа. В обмен на камень. С поиском корабля и команды дело не застопорилось. Как нельзя кстати Тор обмолвился, что у него появились чудные знакомые. Доктор Стрендж вызвался лететь на Вормир с ними. Стивен не стал вслушиваться в причины и разбираться в непривычной его слуху терминологии, затрагивающей время, пространство да искажённые реальности. Не важно, кто в деле. Важен был даже самый крошечный шанс на успех. …Это было сродни второму дню рождения. День, когда он осторожно поднял на руки бессознательную, переломанную, но живую Наташу. Он выражался. Не верил в их удачу, даже когда смотрел на неё, лежавшую здесь, рядом, на койке Квилла — сядь ближе и сможешь коснуться. Больше прочих не верил в собственное счастье Баки, который наотрез отказывался отпускать её ладонь, пока Ванда не настояла на том, что им лучше остаться втроём. Но, как он уже обмолвился, всё пошло не по плану. И, говоря «всё», Роджерс имел в виду: вообще всё. Наташа не очнулась. Они сбились с курса. Ей начали сниться кошмары.***
Если бы Стив вёл своего рода отчёт о происходящем, он бы отметил, как Ракета вышел в открытый космос (и откуда они взяли столь чудные костюмчики без скафандров в привычной ему форме шара?), что-то открутил от корабля Квилла, Квилл выражался, а потом начал повторяться в высказываниях, и они целую неделю летели куда-то наугад. Говоря откровенно, когда Ракета прикрутил это назад, лучше не стало. Питер разорялся, что его лапы — и те из задницы. Затем, на короткое мгновение, но он, пытаясь настроить курс, случайно отключил искусственную гравитацию на корабле. Вопль Ракеты о том, что всем сразу стало заметно, у кого растут руки из плеч, слышали, наверное, на ближайшей обитаемой планете. Тор считал, что они бодались, как пузатые чибисы. Стивен не горел желанием представлять «толстых, чешуйчатых и большерогих» пузатых чибисов, потому что мог вообразить себе только огромные чипсы, а рисовать их в придачу волосатыми воображение отказывалось, но другого собеседника у него не имелось. Баки почти не выходил из каюты Наташи. Доктор Стрендж посоветовал общаться с ней — обычная практика для пациентов в тяжёлом и подвешенном на крючок неизвестности состоянии. Барнс говорил всё, что помнил о них. Всё, что знал о её жизни. Имело ли это хоть какой-то смысл, Стив не знал, потому что перемен в положительную сторону в её состоянии не наблюдал.***
Принимая во внимание расположение небесных тел и клятвы Тора своей гром-секирой, они по крайней мере всё ещё находились в своей Галактике. Для Квилла новость оказалась радостной. Для Роджерса — сомнительной в преисполненности энтузиазмом. Методом проб и ошибок Питер восстановил систему навигации. Собственно, из-за проб и ошибок на корабле полетела система связи и схема электропитания, которая работала с завидными перебоями в течение всей следующей недели. Спасибо на том, что не отрубились двигатели. Ракета пытался починить всё «нормально, а не по методу Квилла», однако в своих начинаниях преуспел не сильно, зато в ораторском мастерстве ведения перепалок — вполне. Если верить Ракете, то «Милано» был собран из дерьма, изоленты и нездорового энтузиазма Питера, но корабль вновь функционировал в штатном режиме, а это было действительно хорошо. За последние недели, проведённые на судне, Стивен счёл воцарившийся на борту порядок нелепой случайностью, однако промолчал, дабы не сглазить. Они очень кстати снова вышли на курс к Земле, так как запасы провизии были на исходе, а запасы терпения членов экипажа — и подавно. Стив Роджерс был достаточно стар для того, чтобы хотеть умереть тихо и мирно, в своей постели, а не на какой-нибудь планете, название которой было бы невозможно произнести, имея во рту тридцать два зуба и всего один язык. Лишь состояние Наташи день ото дня не улучшалось. Тогда Ванда решилась на реализацию ещё одной своей затеи. Она помыслила рассказать ей сказку, которую помнила почти наизусть с детства, но рассказать не просто словами, а внушить ей искусственно созданную реальность, которая помогла бы скрыться от кошмаров из прошлого, преследовавших её перманентно, заточая в один огромный ужас внутри её собственного сознания. Доктор Стрендж был настроен скептически. Он вообще своеобразно относился к магии Ванды, но Стив предпочёл в это не вмешиваться. На вопрос о том, как это поможет вывести Нат из комы, Ванда лишь ответила, что у всякой истории есть свой финал. Недолгий спор прервал Джеймс отрывистым: «Сделай, что можешь. Хуже не будет». В глазах Ванды заплясали алые огоньки, а ладонь легла на бледный лоб. Стивен уже давно перестал понимать, что происходит, а потому просто позволил себе в очередной раз отдаться на волю событий.***
Однажды ночью (или днём? кругом сплошь да рядом было лишь чёрное полотно и космический мусор) их перебудил Барнс, кинувшийся к Ванде и не стеснявшийся громить корпусом всё, к чему прикасался. Наташа задыхалась. Сонный, ещё не пришедший в себя Стив растерянно взирал, как в глазах ведьмы искрятся рубиновые блики, а потом раздался хлопок, и алая вспышка на миг озарила каюту неестественным, опасно ярким всполохом света. Баки первым заметил, что ставшие привычно-зеленоватыми глаза Ванды блеснули от застывших слёз. Она перевела взор с него на Стивена и обречённо закачала головой. — Я не смогла. Я не… — она почти испуганно, загнанно уставилась на свои руки. Пальцы подрагивали, а на самых кончиках сверкали алые искорки. Желание спать точно рукой сняло, и Стив в пару размашистых, стремительных шагов подлетел к ней, пока Джеймс беспомощно держал за руку Наташу, совершенно не представляя, что может для неё сделать. Голос Ванды подрагивал от волнения. — Я лишь хотела, как лучше. Ничего не должно было напоминать ей о прошлом. Но я ошиблась. Не нужно было впутывать в её память привычные образы. Она… — Ванда рассеянно взглянула на Баки. — Она так тебя любила. — Девушка вновь обратилась к умиротворённой маске на лице спящей Наташи. — Она начала вспоминать всё, что с ней было, и реальная память смешивалась с искусственной, разрушая новую реальность. Одна часть её сознания ещё борется за то, чтобы остаться, но часть, — она снова замотала головой, как если бы до конца не хотела мириться с проигрышем, — часть её самой будто стремится к саморазрушению. Её преследует образ какого-то мужчины, и я не могу ему помешать. Я пыталась отправить её в место, где он её не найдёт. Но она вышла из-под моего контроля. Она… как будто решила, что должна умереть. Неожиданно, Джеймс, скрипнув стулом, придвинулся к Наташе вплотную и, не отпуская её ладонь, другой рукой сжал пальцы Ванды. Взгляд жёсткий, решительный. Не сомневающийся. — Можешь отправить меня туда? Она взглянула на него, точно на безумца, но с какой-то потаённой надеждой. Так обычно сомневаются в успехе задуманного настолько, насколько это вообще возможно, однако уповают на поговорку «дуракам везёт». — Вряд ли что-то получится, — и всё же она вложила ладонь в металлическую руку поудобней. Барнс отключился резко, едва их сплетённые пальцы опутали алые искры. Стив только успел схватить его за ворот куртки, удерживая от неконтролируемого падения со стула. Это были одни из самых долгих и напряжённых минут ожидания в жизни Стивена Роджерса, загнанного боязнью проиграть судьбе, как его много раз загоняли в подворотнях в сороковые, запертого в безграничном, но таком тесном пространстве открытого космоса, где ему места не было. Никому из них, не беря в расчёт Тора, рождённого в ином мире, Питера Квилла, рассекавшего меж звёздной пыли с раннего отрочества, да говорящего енота, что само по себе уже не вписывалось в «нормальную» картину мира почти столетнего человека. Здесь не было места Наташе. Так же, как не было места в искусственно созданной реальности, быть может, красивой и сказочной, но не той, где её любили реальные люди, рискнувшие пойти ва-банк ради её спасения. Здесь не было места Барнсу. Пожалуй, только сейчас Стив был готов согласиться, что после всего пережитого, после их неприлично долгой, подчас ненормальной жизни, место Баки, всегда прикрывавшего его искавшую неприятности спину, перестало быть рядом с ним да его щитом. Пора принять тот факт, что теперь у его лучшего друга есть кто-то более важный, ныне как никогда остро нуждавшийся в нём. И это было правильно. В каюте повисла напряжённая, оглушающая тишина. Чёрное космическое пространство за окном оставалось немым и равнодушным ко всему, что имело значение в эти мгновения, ибо существовало рука об руку с вечностью, милосердной, беспощадной, видавшей всё. Стив не заметил, как сильно закусил щёку изнутри, всматриваясь в Наташу, по лицу которой скользнула во сне слеза. Он сам застыл, как «Милано», останавливавшийся в пространстве на время починки. Маленькая ладошка в руке Джеймса Барнса сжалась в ответ.