Белый Волк

«Давным-давно, Наталья Романова заставила меня вспомнить, каково это — чувствовать себя человеком. Я никогда даже не осознавал, насколько потерянным был без неё. Но я всегда был один. Всего лишь какой-то потерянный солдат, который забыл, что у него когда-то был дом. До тех пор, пока она не подарила мне его». Баки, сага «Зимний солдат».

Чероки нёсся по трассе, дворники работали, точно оголтелые, не успевая смывать поток льющегося дождя. Клетка-переноска для кота дрожала, пристёгнутая ремнём безопасности на переднем сидении, но Стивен не возражал. Благо, его вес едва вошёл в те рамки десяти килограмм, при которых допускалась перевозка животных в салоне самолёта, и ему не пришлось знакомиться с багажным отделением на борту воздушного судна, а Наташе — ждать, когда его выгрузят, и терять драгоценное время. На этот раз у неё не было с собой ни дорожной сумки, ни лишних вещей, ни сменной одежды. Ничего. Только рюкзак, паспорт, кошелёк и портативный блок питания для телефона, да и то первый она взяла лишь для того, чтобы Стиву не пришлось бежать за ней по лесу. Нат притормозила у знакомой развилки, где, к её удивлению, был припаркован чёрный Лэнд Крузер Прадо. Волнение кралось к ней на длинных, когтистых лапах, дышало в затылок. Возможно, конечно, что авто арендовал Питер или Джеймс, пока машина Квилла была в ремонте, но на случаи поездок у Барнса имелся мотоцикл, Питер явно предпочитал средства передвижения постаромодней, а в совпадения Наташа не верила. Она подвернула по локти рукава безразмерной рубашки и поудобней заправила ткань под высокую талию джинсов. Потуже затянула шнурки ботиночек-кедов. Надо было взять хотя бы ветровку, подумала она, глядя на то, как барабанит дождь по стёклам, но решительно вздохнула: не до того сейчас. Нат разложила на коленях рюкзак и отворила дверцу переноски. Взяла на руки протестующе мяукнувшего Стивена. — Знаю, ты у нас самостоятельный, но мы спешим. Она усадила рэгдолла в рюкзак и закрыла его, оставив лишь сбоку щёлочку размером с его голову, чтобы Роджерсу было, чем дышать. Чувство, которое иные назвали бы интуицией, вопило ей в оба уха о том, что им отчего-то нужно поторопиться. Наташа собрала волосы в пучок, который начал намокать и тяжелеть, едва они вышли из машины. Она шла настолько быстро, насколько позволяла скользкая, размытая земля. Стив за её плечами притих, но по распределению веса «груза» Нат представляла, как он сидел, повёрнутый мордой к щёлочке в рюкзаке, провожая обеспокоенным взглядом каждое дерево. Мелькнула яркая вспышка, озарив посеревшее то ли от непогоды, то ли благодаря её воображению поместье. Подозрительно тихое и словно бы пустое. За окнами не маячили фигуры, нигде не наблюдалось ни единого признака привычной суетливости. Наташу это обеспокоило, и, миновав ворота, она почти перешла на бег, отчего Стивен в рюкзаке прислонился брюшком к днищу и весь напрягся. Прорычал раскат грома. Дверь в дом не была заперта. Роджерс закопошился прежде, чем она успела снять рюкзак, сам раскрыл головой «молнию» и выпрыгнул на пол. Наташа сбросила с плеч сумку. Так тихо. Так темно от посеревшего в грозу неба. — Джеймс? — первое имя, пришедшее ей на ум, прозвучало почти шёпотом. Никто не ответил. Никто не вышел её встречать. — Джеймс! — громче; звук отразился от стен и разбился о звонкое молчание. Ноги сами понесли её вверх по лестнице. В библиотеку или «красную комнату» — единственное, что стукнуло в голову. Где все? Они же не могли, как Стив, разом решить поставить на себе крест и, не дожидаясь нового полнолуния, разбежаться, кто куда горазд? Нат на всякий случай взглянула на Роджерса. Тот бежал рядом, и весь его настороженный вид с тревожно опущенным хвостом говорил о том, что Стивен задавался теми же вопросами. Совсем немного. Один разворот до коридора, ведущего в библиотеку. Шаг за угол. Удар. Это ведь был удар? Наташа лишь успела заметить, как мелькнул широкий локоть, а в следующий момент оказалась опрокинута на пол. Затылок болезненно стукнулся о паркет. Лицо точно охватило огнём, нос онемел. Низкий бас с хрипотцой прозвучал близко. — Я же сказал, солнышко. Ещё увидимся. Рамлоу. То ли фамилия пронеслась в голове, то ли она её прошептала. Вспышка. Резкая боль в висках. «Рамлоу вышел с биооружием». Это говорил Стив?.. Воздух колыхнулся, и она почувствовала рядом с собой чужое дыхание. — Столь же строптива, сколь и прекрасна, — негромко, почти интимно. Если бы мгновением ранее в её лицо не прилетел локоть, Наташе бы показалось, что он с ней притворно нежен. — А знаешь, он тебя помнил. Тебя, Роджерса. Размяк, как девица, пока его не обнулили. Раз за разом, — пальцы пробежались по лицу, убирая спавшую на щёку прядь, — раз за разом. Мне всегда было интересно: осталось в нём хоть что-то от человека? Или одни только приказы. Хватает за шею, тащит чуть ли не за волосы. Швыряет в кузов. Кожа лица стянутая, уродливая, как расплавленный воск долго горевшей свечи. Рамлоу отстранился. — Я вернусь за тобой. Рано или поздно… она не сможет прятать тебя вечно. Она проводила мутным взглядом спину, удаляющуюся вглубь коридора, скрывающуюся за библиотечными дверьми поместья. Наташа рвано вздохнула. Потолок двоился, конечности немели. Крики, так много стонов и боли. Вой сирен спасательных служб. Взрыв в Лагосе. Хотелось позвать на помощь, но связки отказывались подчиняться. Она распахнула рот, как выброшенная на берег рыба. Сознание поплыло. Кто-то говорил ей, самое сложное во время панической атаки — перебороть, выбросить из головы мысль, что ты один, и никто не сможет тебе помочь. Сконцентрироваться на дыхании. «Глубокий вдох, выдох, ртом дыши. Пока ты не возьмёшь себя в руки, ничего у нас не выйдет, — голос уверенный, но будто хронически пропитанный нотками цинизма. — Можешь называть меня безумцем, но глупцом — не смей. Поверь эксперту в таких вопросах. Ну, вот, уже не так страшно. Всё гениальное просто, м? — после нападения читаури Наташе казалось, он единственный, кто действительно её понимал. И, несмотря на напускное нахальство, тёплые карие глаза цвета кофе, за слив гущи которого в раковину он всегда ругался, выражали беспокойство за каждого, кто стал для него семьёй. Так же, как для неё». Она утверждала, что одиночка и не работает в команде? Не помнила, когда. Не помнила, кому. И не помнила, насколько это было правдой. Но посторонние мысли на удивление поспособствовали отвлечению от ощущения душащей беспомощности. Ей надо было вставать. Ведь смогла же, когда… Громкий рёв исполинского, зелёного монстра. Они были один на один, и, хотя её не покидало чувство, что под толстой бронёй всё ещё скрыт тот, «второй парень», ныне не было ни его, ни тех, кого она называла своей командой. Пространство для «пряток» на борту «летающей базы» Щ.И.Т.а ограничено, а потому оставалось только одно: вставать и бежать. Ноги подвели, однако Нат удержалась за стену. Просто идти вперёд, и тогда не будет этой слабости в коленках. Рука зацепилась за дверную ручку в библиотеке. Красный блокнот, чёрная звезда. Он — на полу. Покрытый испариной лоб, разбитый нос. Безразличный взгляд сменяется осознанностью и почти-неверием. — Наташа? Голос Рамлоу жёсткий: — Желание. В голову точно вбили раскалённый гвоздь. Наташа сжала череп с двух сторон, как если бы пыталась давлением на виски вытолкать эту боль. …Он ещё не знал, но уже догадывался, что очень скоро эти выходки приведут к дестабилизации его психического программирования. Мыльная вода утекает в сток, мочалка валяется в ногах. Сумасшедшая. Ненормальная. Кто таких вообще допускает до серьёзных операций? Жмётся к нему, трётся, как кошка, трётся так, что вода перестаёт стекать между телами, так, что в его поломанном мозгу не остаётся ни одной мысли. Он тоже человек. Тоже, чёрт возьми, человек, не бездушный киборг, не машина для убийств. Железная рука сжимает упругие ягодицы сильнее, чем настоящая, но она не жалуется, а только сильнее притягивает его затылок к себе и глубоко, рвано постанывая в губы, целует. Пульсация живого сердца под рёбрами. Дикая пульсация разбивает все невидимые стены в голове, как жрущий бумагу огонь, высвобождает его, настоящего, в этой крошечной душевой. В такт тому, как её губы скользят по шее, впиваясь, кусая, и перед глазами разрываются круги, такие же влажные, как касания её языка, как её тело, обвитое змейками воды. Он ей что-то говорит на выдохе. Не узнавая собственный голос. Не помня себя самого. Легко подхватывает скользкое тело вверх, заставляя по инерции обхватить себя ногами за талию. Прижаться к напряжённому до предела члену, и в глазах мутнеет. От тесного контакта, от её быстрого дыхания, возбуждённого до абсолютного края. — Ржавый. Металлическая рука впивается в асфальт, разрывает его на полосы, словно тонкую ткань, затормаживает движение человека в чёрной маске, только что сброшенного с автомобиля. Так долго она считала его призраком. Так долго искала и не находила. Пока он сам не нашёл их. — Семнадцать. На старой папке кириллицей выведено: «Дело №17». Наташа осторожно открывает её. Пальцы отчего-то подрагивают. — Рассвет. Нежные золотые лучи скользят по его волосам; не чёрные — каштановые и немного пушистые. Джеймс прикрывает глаза, подставляясь под ласку её пальцев, однако хмурая морщинка между бровей не исчезает. Она шепчет: — Ты хороший человек, — и мягким поцелуем касается его губ. — Нет, на самом деле… нет. — Встречается с её глазами. Смотрит, будто пытается запомнить. Наташе не хочется, чтобы он вёл себя так, точно они прощаются. — Но ты единственная, кто понимает это. — Печь. — Баки передёрнуло; он с силой ударился лопатками о книжные полки, протестующе замычал. Челюсть стиснута с такой силой, что кажется, ещё немного, и он раздробит себе зубы в крошку. — Девять. Добросердечный… Стив рассказывал, как он вытащил его на берег. Глупость. Глупостью было верить, однако внутри Наташи практически зажёгся огонёк, от которого хотелось сворачивать горы: есть шанс. Есть шанс, что он ещё их помнит. А теперь она сидела на полу библиотеки, взгляд с трудом фокусировался на Рамлоу, застилаясь яркими, болезненными вспышками слишком живых картинок, и понимала: она ничем не может ему помочь. Она и себе-то помочь не в силах. — Возвращение на родину. В помещении, где их тренировали при свете дня, было темно. Луна сияла слишком тускло, чтобы озарить лица тех, кому не положено здесь находиться, но даже столь крошечный каприз природы сыграл им на руку. Наташа медленно водила пальцами по металлической руке, переходя на настоящую, тёплую. Ловящую её ладонь и мягко сжимающую. — Мне было двадцать четыре. Я занималась балетом, пока не попала в аварию. После этого во мне словно что-то сломалось. Не было цели. Смысла. Знаешь… иногда жизнь кажется таким дерьмом, что тебе думается, это никогда не закончится. И не наступит тот день, когда случится что-то хорошее. Но он наступил, — усталая улыбка тронула пухлые губы. — Я встретила мужчину. Алексей был тем, про кого говорят: наконец-то достойный. Нам не было отведено много времени. — Она задумалась, подбирая слова. Солдат, казалось, даже дышал поверхностно, впитывая в себя каждое её слово в надежде, что их не сотрут из его памяти. — Знаешь, что из себя представляют оперативники? Хотя ты, конечно, знаешь. А я была молодой вдовой, которой казалось, что весь её мир в одночасье рухнул. Как итог, в двадцать восемь меня завербовало КГБ. А через год, — она подняла на него взгляд. Ладошка выскользнула из его пальцев, осторожно коснулась щеки. Наташа шепнула: — Мне будто дали второй шанс. — Шанс на что? — Шанс быть счастливой. Звук её имени прорывается через толщу воспоминаний, сродни закинутой в озеро удочке, цепляется за неё крючком и вышвыривает на поверхность. Рывок. Не сразу удаётся сообразить, кто поднял её с пола. — Давай, подъём, надо срочно делать ноги! — Что… — широкая ладонь Квилла стискивается поверх запястья. — Питер? — имя обрывается, когда он резким движением утягивает её прочь из библиотеки, следом за собой. Рамлоу повышает голос, перекрикивая Барнса: — Один! Стивен бежит впереди них, задирает лапами ковёр. Наташе кажется, если Квилл ускорится ещё хотя бы чуть-чуть, она взлетит. Шаг у него размашистый, а её ноги едва успевают отталкиваться от земли вслед за ним. Ступенька, три ступеньки, как одна… От быстрого бега сбивается дыхание, лёгкие скручивает, очень хочется остановиться. Она невольно притормаживает, однако Питер не даёт слабину и дёргает её за руку, подгоняя с таким упорством, что Нат думается, если она упадёт, он по земле её волоком потащит и глазом не моргнёт. Они скрываются в лесу. Ветки бьют по лицу, оголённым частям рук, царапают. Резинка сорвалась с волос, прядь зацепилась за какой-то высокий куст, Наташа вскрикнула от боли и резко дёрнулась назад, упала. Судя по всему, это отвлекло Квилла от марш-броска прочь от поместья, ибо он не стал её дергать следом за собой. Наташа принялась быстро выпутываться из плена кустарника. Колени утонули в грязи, но, благо, не расшиблись. Питер присел рядом, принимаясь помогать ей, но по большей части тянул за волосы и только мешал. — Стой, замри, убери руки, — скомандовал он, сомкнув один кулак на ветке, а другим — зажав её прядь, и решительно развёл руки в стороны. Нат пискнула, однако волосы оказались на свободе. Он собирался сказать что-то ещё, однако со стороны поместья послышался громкий, холодящий кровь в жилах вой. — Твою ж мать… — Стив зашипел и попятился назад. — Найди Ванду, мы к утёсу! — он махнул рукой на Роджерса, гоня его. — Быстрей, быстрей-быстрей! — уже ей; хватаясь друг за друга, инертно сжимая ладони и пускаясь в бег так, точно за ними погналась сама смерть. Деревья начали редеть. Рык, хруст веток. Ветка. Наташа подобрала одну из валявшихся палок, останавливаясь лишь на мгновение. Миг, которого хватило, чтобы в один прыжок кусты затрещали, демонстрируя бело-серую, рычащую вспышку. Питер закричал ей: «Беги!» и толкнул за плечи, направляя к каменистому утёсу, за которым разверзся глубокий овраг. Это был не просто волк. Огромное животное с лапами в половину её тела, массивное, сильное и разъярённое. Наташа остановилась недалеко от обрыва, не подходя к краю настолько, чтобы от одного толчка свалиться спиной в пропасть. Белый волк со светло-серым треугольником шерсти на голове, ушах и серой лапой нёсся прямо на неё. Нат крепче сжала палку, словно это могло ей как-то помочь. Золотистая молния с рыком выскочила из кустов, одним броском накинувшись прямо на шею, и сбила волка с ног. С громогласным треском они повалились наземь. Бой длился недолго: Наташа услышала скулёж, а затем увидела, как огромный волк схватил золотистого лабрадора за загривок и отшвырнул в сторону. Хищник бросился в кусты, туда, куда отлетел пёс, с явным намерением добить, но Нат вскрикнула, привлекая к себе внимание: — Питер! Волк обернулся в её сторону, и тёмные глаза опасно сощурились. Животное, ненормально исполинское, размером с крупного жеребца, приближалось к ней медленно, с ужасающей почти-грациозностью. Ощерив пасть, не спуская дикого взгляда хищника. Бежать было некуда: в знакомом лесу у него было явное преимущество, по деревьям со скоростью света лазать она не умела, а за спиной открывался обрыв. Наташа решила стоять до последнего, не двигаясь назад, не демонстрируя слабость и испуг, хотя поджилки тряслись, и палка в руках подрагивала. Единственный выход — дождаться, когда он набросится на неё, и постараться отскочить в сторону. Но при таком раскладе он расшибётся с утёса, а этого она боялась не меньше, чем перспективы свалиться туда самой с оторванной головой. Судя по размерам пасти, он мог. Безумная мысль мелькнула в её сознании, и Нат ухватилась за неё, едва та не канула в небытие, гонимая слепым ужасом. Голос дрогнул, когда она тихо проговорила: — Джеймс? Волк оскалил зубы, глядя на неё, и остановился на расстоянии одного решающего прыжка. «Глупая, глупая, даже не думай!» — вопил здравый смысл, который она задвинула в какофонии мыслей и необдуманных поступков на задний план. Наташа присела, аккуратно, без резких движений положила палку, глядя на волка снизу вверх. — Джеймс, это я. Наташа. Неужто перегрызёт глотку и даже не вспомнит? Животное перестало скалиться, хищный прищур сменился словно заинтересованным взглядом. Нервная улыбка вырвалась из неё с тихим смешком. — Я вернулась, — от избытка потрясений она не находила в себе силы крепко встать на ноги, а потому осторожно протянула вперёд руку, ладонью вверх. — Я обещала тебе, что не брошу. Ты спросил… ты спросил, была бы я рядом, если бы можно было отмотать время назад. И я сказала, что буду с тобой, даже если ты меня оттолкнёшь. Волк тихо заскулил, мотнул головой. Вперил на неё слишком осознанный для животного, будто умоляющий взор. Рука дрогнула, когда он сделал шаг вперёд, однако Наташа не отняла протянутой ладони. Он склонил голову, готовый подставить макушку под её пальцы. Короткий взрыв громкого выстрела разбил тишину момента. Волк поджал лапу и взвизгнул, перекрывая испуганный вскрик Наташи. Брок Рамлоу, нацелив на зверя пистолет, стоял на опушке леса. Животное, гневно оскалившись, кинулось прямо на него. Нат подорвалась с места и ринулась следом, не помня себя. — Брок, пожалуйста, не надо! — выстрел. Выстрел. — Брок! — голос сорвался. Огромный белый волк рыкнул, и лапы подогнулись, позволяя широкому мускулистому телу завалиться на бок. Наташа упала рядом с ним, сбивая коленки и разрывая ткань джинсов о мелкие, острые камушки. Животное скулило и дёргалось. Белая шерсть пропитывалась алыми пятнами. Она обняла его за шею, уткнулась носом в жёсткий мех и зашептала слова утешения. — Тише, тише, не дёргайся. — Волк сучил крепкими когтистыми лапами, подвывая от боли. — Я рядом. Я больше никуда не уйду. Пожалуйста, не дёргайся, пожалуйста! Пожалуйста… К горлу подобрался ком отчаяния, глаза обожгло эмоциями. Она всхлипнула и стиснула пальцы на белой шерсти, отчаянно желая забрать хотя бы часть испытываемой им боли. Жёсткая рука схватила её под локоть и резким рывком оттащила назад. Острое жжение в месте, где его пальцы сжимались, точно тиски, не давало вырваться или хотя бы встать на ноги. Рамлоу выворачивал ей руку до обездвиживающей боли. Волк скулил, пытался подняться, как если бы хотел защитить её, однако лапы лишь бессильно разъезжались в стороны. Брок ступил на участок земли, размытый дождём. Момент, и ей удалось ухватиться за его лодыжку, резко дёрнуть на себя, не повалив наземь, но улучив драгоценные пару секунд, чтобы вырваться из захвата и подняться. Он среагировал быстрее, рывком дёрнулся к ней, хватая за плечи. Собираясь столкнуть с края утёса. Наташа вскинула колено, целясь наугад в пах или низ живота. Мышцы брюшного пресса напряглись, Рамлоу согнулся от боли, но успел зацепиться за её голень, беря в захват, и Нат сделала единственное, что могла в таком положении: сцепила пальцы в замок, прижала друг к дружке локти да, что было силы, несколько раз стукнула по голове. Не помогло. Брок дёрнул её за ногу, повалил вниз, и озлобился пуще прежнего. Удар в лицо на несколько мгновений оглушил её. Мир пошатнулся, рассыпался яркими белоснежными вспышками и потемнел. Наташа впервые в жизни поняла, что означало выражение «заплясали перед глазами цветные круги». Жёлтые, красные, зелёные?.. чёрные. Она не знала, на сколько секунд выпала из реальности. Словно через толщу воды, звуки из внешнего мира слабо достигали её слуха, а глаза несмело выхватывали плывущие камни. Нет, не камни — всё те же круги. Лицо в месте удара онемело мгновенно. Она даже не сразу почувствовала, что Рамлоу схватил её за рубашку, отчего ткань затрещала, да вздёрнул на себя. Перед взором мелькнул обрыв, и к горлу подкатила тошнота. Толчок. Ощущение рухнувшего куда-то в пропасть раньше неё самой желудка. Руки. Нат успела зацепиться за его руки, отчего Рамлоу налетел корпусом на неё, а в тёмных глазах, на которых на мгновение удалось сфокусироваться, промелькнул ужас. Брок попытался уклониться назад, однако смог лишь качнуться, обогнуть её и под тяжестью собственного тела накрениться к обрыву боком. Он дёрнулся, оттолкнул её от себя, высвобождаясь из хватки тонких пальцев. И, соскальзывая ботиночками с края утёса, не удерживаясь от инерции его движений, Наташа почувствовала, как земля уходит из-под ног. Внизу раздался громкий, мужской вскрик. В голове промелькнуло слишком много мыслей для долей секунд, будто время действительно замедлило свой бег. Взгляд наткнулся на корни, каким-то невероятным образом заметил их, активируя все инстинкты самосохранения, что когда-либо у неё были. Наташа зацепилась за выступающий из земли крупный корень поваленного дерева. Ладони обожгло, кожа содралась под её устремлённым вниз весом, но пальцы сжались крепко, а тело проигнорировало вспышку острой боли и тянущие ощущения в местах, где напряглись мышцы. Она засучила ногами, пока ботиночки не наткнулись на крошечный выступ нетвёрдой, но всё же земли. Так знакомо. Так, как с ней уже было. Комок почвы обвалился, и она потеряла опору. Руки заскользили по корню, содранную ладонь обожгло, и Наташа, не выдержав, вскрикнула и разжала пальцы. Железные тиски сомкнулись поверх её запястья прежде, чем тело успело бы грузно повалиться вниз. Металлическая рука. Красная звезда. Мозаика сложилась. Она осознала, откуда в её голове вертелось это непонятное обращение на казавшимся чуждым языке: «Звезда моя». Уголок рта перепачкан кровью, дыхание хриплое и рваное, но он держит. Джеймс Бьюкенен Барнс. Наташа улыбнулась и почувствовала, как глаза зазудило от солёного жара, столь сильно разнящегося с прохладной моросью дождя. Она позволила себе на мгновение прикрыть веки. Любой ценой. «Я была одна, — она сидела в кресле, по привычке, расслабленно закинув одну ногу на стол. В мыслях всё ещё жил образ музыкальной шкатулки с балериной, подаренной бывшим мужем на свадьбу, которую она хранила, пока не решила сберечь память посредством своей новой работы. И, кажется, самая важная её часть началась тогда, когда Фьюри потребовал характеристику о целесообразности привлечения Энтони Старка к инициативе «Мстителей». — А потом… — она задумалась, улыбаясь собственным мыслям да, пожалуй, роняя слёзы не столько от горя, сколько от радости тоже, — эта работа. С новой семьёй. — В голове замелькал образ фермы и беременной Лоры Бартон, которая сконфуженно улыбалась и говорила: «Прости… это Натаниэль». — С которой я смогла стать лучше. И вот уже сколько их нет… — как нет тех миллиардов, без которых остались семьи, подобно им, — а я всё стараюсь быть лучше». Голос Клинта в самых последних, самых ярких воспоминаниях дублировал её собственную реплику: «Любой ценой». Он держал её так же, там, на Вормире. Наташа распахнула веки. Дождь, ещё недавно моросивший мелкой неприятной непогодой, сменился тихо падающими снежинками. Не было леса. Не было боли. Был только высокий обрыв и Джеймс Барнс, сжимавший её руку. Глаза холодного, серого оттенка, почти такого же ледяного, как снег, запутавшийся неосторожными снежинками в тёмных волосах, горели беспокойством, страхом и отчаянием. Он весь горел. Баки обхватил её здоровой рукой, сменив положение и уцепившись металлической за что-то, чего не видела она. Губы сухие и немного обветренные, но ладонь, хватающая её за кисть, обжигала. — Натали… Одно слово. Имя. Так её не называли очень давно. Она пошла на это, чтобы он смог жить. Чтобы тот, кто рассыпался на её глазах в Ваканде, вернулся к лучшему другу и начал всё сначала, как когда-то сделала она, обретя семью, за которую не жалко и жизнь отдать. Душа за душу. Всё должно было закончиться именно так. Наташа в последний раз посмотрела на вцепившиеся в неё пальцы, оглядывая такую любимую руку. Шёпот-дежавю. — Отпусти меня. Он стиснул зубы и отрицательно замотал головой. Это не Клинт. Он упёртый до невыразимой степени непрошибаемости, но Наташа упрямей. — Если падать, то вдвоём. — Я должна прыгнуть. Ты это знаешь. Во взгляде Барнса не выражалось ничего хорошего, кроме болезненной решимости. В самых родных и любимых глазах на всём белом свете. — Прыгай. Только знай, что я последую за тобой. Слеза скатилась по виску и оборвалась вниз. Носком ботиночка Наташа нащупала твёрдую поверхность, в которую можно было упереться. Либо вверх, к нему, либо от него, в пропасть. Толчок.