Вероятность ничтожна

            - А ты ещё что за фрукт? – хмуро насупил брови Чонгук, с откровенным вызовом во взгляде уставившись на испуганно подпрыгнувшего от неожиданности худощавого омегу с тёмно-зелеными волосами, украдкой пытавшегося выскользнуть из до боли знакомой ему квартиры, некогда заботливо пригревшей сломленную горем душу брюнета в самый трудный невыносимо губительный период его жизни.             По незашнурованным ботинкам и наспех накинутой на узкие плечи чёрной кожаной куртке можно было смело утверждать, что собирался незнакомец впопыхах, а его хаотично бегавший по периметру лестничной площадки взгляд, полный боязливой тревоги и непомерного беспокойства, оглушающе-громким набатом трубил о том, что кое-кого только что поймали на «горячем».             - Я.. ну, э…Я уже ухожу, - нервно рассмеялся парень, уже было собираясь быстро проскочить мимо Чона вниз по лестнице, но уже через мгновение оказываясь жёстко прижатым к стене рядом с небрежно прикрытой входной дверью.             - УЙДЕШЬ ОТСЮДА, ТОЛЬКО ЕСЛИ Я РАЗРЕШУ, - презрительно выплюнул Чонгук, бесцеремонно пробравшись рукой в карман приталенных синих джинсов омеги и вытащив оттуда изрядно потрёпанный временем коричневый бумажник с небольшой неоновой звездой в правом верхнем углу.             Помнится, он целых полгода упрашивал Намджуна выбросить это местами протёртое до дыр (кстати, эта самая звездочка как раз-таки самую большую дыру и прикрывала) старьё в мусорное ведро и купить себе уже новехонький вкусно пахнувший кожей бумажник. Вот только со своей «маленькой радостью» альфа упорно не желал расставаться, то и дело рассказывая буквально умолявшему об обратном брюнету о том, как этот квадратный кусочек несуразности прошёл с ним через огонь, воду и стаю голодных дворовых собак, чудом не разорвавших его (бумажник, конечно) в мелкие клочья.             - Слушай, чувак, если бы я знал, что у этого олуха есть па…Агррх, - болезненно скривился от резкого удара коленом в живот зеленоволосый, согнувшись пополам от острой вспышки нестерпимой боли, заставившей его на автомате схватиться за плечи и бровью не повёдшего Чона, хладнокровно вернувшего непутевого воришку в вертикальное положение.             - Что ещё ты у него взял? – самым что ни на есть угрожающим тоном выдохнул ему в лицо Чонгук, прожигая гипербледное и сверх меры взволнованное лицо омеги испепеляющим взглядом.             - Ничего. Только бумажник, - тяжело сглотнул он, не в силах оторвать взгляд от антрацитовой бездны глаз брюнета, в самой глубине которых, казалось, притаился сам Дьявол.             Дьявол, в любую секунду готовый стремительно вырваться наружу и абсолютно ничего вокруг себя не оставить. Ни живого. Ни даже мёртвого.             – Богом клянусь, - оробело добавил парень, заметно трясясь от неподдельного испуга, что внушал ему один только вид Чона, всё нутро которого бушующе клокотало от всепоглощающего чувства омерзения к природе человеческих пороков - предательских слабостей, что так легко овладевали душами даже самых на первый взгляд стойких, призывно утягивая их в пучину саморазрушения и деградации. Зыбучих песков, медленно, но верно убивавших понятие «личность», искусно превращая её в жалкое подобие чего-то живого и дышащего. Через раз. Да и то неохотно.             Бегло прошарив руками по остальным карманам опасливо съёжившегося от первобытного страха зеленоволосого и не найдя в них больше ничего более-менее знакомого глазу (доверяй, но проверяй, знаете ли), Чонгук глубоко затянулся спёртым воздухом лестничной площадки, чтобы хоть как-то успокоить неистово митинговавших в мозгу тараканов, отчаянно вопивших что-то о невероятной пользе членовредительства и рукоприкладства.             Упёртые, однако, сволочи.             - Что бы я больше духу твоего здесь не видел, понял меня?! – зло прошипел сквозь зубы брюнет и, не в силах противиться оглушающе-громкому рою многочисленных голосов в голове, контрольно наградил горе-омегу смачным ударом кулака в челюсть, с нескрываемым внутренним упоением наблюдая за тем, как тот, оторопело схватившись за пострадавший участок лица, где-то с минуту пытается сориентироваться в пространстве, а после, не обращая никакого внимания на спавшую с плеч на каменный пол куртку, трусливо бросается вниз по лестнице словно собака, хвост которой безжалостно подпалили ярые живодеры.             Мучительно поморщившись от неприятного осознания того, что Ким до сих пор продолжает напарываться на вот таких вот бессовестных ублюдков, во всю пользующихся его наивной доверчивостью и душевной добротой, Чон уверенно вошёл внутрь квартиры, громко захлопнув за собой входную дверь, чтобы хоть как-то донести до хозяина небольшой, но довольно уютно обставленной в коричневато-серых тонах явно холостяцкой берлоги (почти не изменившейся за год, хотя вмешательство рук Сокджина и было местами довольно заметно), что настоящий «пиздец» в лице Чон Чонгука уже совсем близко.             И что у этого самого «пиздеца» всё ещё очень чешутся покрасневшие от недавнего удара костяшки. Так что, будь добр, «Не стой под стрелой» и всё такое.             Хотя в данном случае правильнее будет сказать «Не лежи под стрелой», так как бестолкового альфу Чонгук отыскал лишь в гостиной, мирно сопевшего на старом терракотовом диване, с которым у брюнета было связано множество тягостных, но в то же время тёплых воспоминаний о кошмарных ломках, да и просто «плохих» днях, пережить которые он смог лишь по одной незамысловатой причине – трепетно оберегавшим и неимоверно крепким объятиям этого крайне мило пускавшего слюни на подушку недоразумения, за которые Чон до конца своих дней будет ему сердечно благодарен.             - Проснись и пой, царевна-лягушка! – резче, чем ему хотелось бы произнёс Чонгук, с размаху кинув бумажник в Намджуна и не специально (а может, и да) попав ему точнехонько в лицо, заставив непроизвольно скривиться и, с великим трудом разлепив налитые горячим свинцом веки, непонимающе уставиться на столь дерзкого нарушителя своего мирного спокойствия, выжидающе скрестившего руки на груди, мастерски состроив гримасу «первая стерва на районе».             - Чонгук?! Ты…ты что здесь делаешь? – потерянно захлопал ресницами Ким, когда до него наконец дошло КТО ЖЕ сейчас стоит перед ним.             Одна из причин его адского похмелья (от которого голова не то, что раскалывалась – ежесекундно крошилась в мельчайшую пыль, больше похожую на жжёный, а потом ещё и смоченный ржавой водой пепел) собственной персоной.             Да лучше бы киллер с пистолетом или жутко улыбающийся клоун, чтобы наверняка скончаться от безболезненного скоропостижного инфаркта, а не вот этот вот осуждающе-снисходительный взгляд – тот самый, которым брюнет смотрел на него в день их прощания – смертоносный яд, запредельно долго разрушавший каждую клеточку тела, садистки обходя стороной сердце и мозг, чтобы одно не переставало нескончаемо кровоточить от боли, а другой только и мог прокручивать в памяти всё плохое, что вообще когда-либо происходило, постоянно напоминая о том, какое альфа на самом деле ничтожество.             Ничтожество, которое просто НЕВОЗМОЖНО любить взаимно.             - Это ты должен был спрашивать у того смазливого паренька, которого пригрел на плече словно внебрачный сын Иисуса и матери Терезы, и который вместо элементарного «спасибо» не додумался своим крохотным мозгом ни до чего лучше, кроме как спереть твой разваливающийся на глазах бумажник! – с откровенной иронией ответил Чон, терпеливо ожидая, когда Намджун наконец удосужиться оторвать свою пятую точку от дивана (хотя, судя по всему, в планы последнего данный набор телодвижений совсем не входил).             - Мой чего? – недоумённо нахмурил брови альфа, крайне неохотно собрав всю свою волю в кулак и приняв-таки жалкое подобие сидячего положения. – Там же всего пара долларов, да старый талон в химчистку, - отстранённо добавил он, аккуратно дотрагиваясь до зверски пульсировавшего затылка и кисло морщась от самых что ни на есть «фантастических» ощущений.             - Да ты разбогател за тот год, что мы не виделись! – наигранно восхищённым тоном заметил Чонгук, получив в ответ лишь раздражённо закатившиеся глаза Кима и улыбку аля «а я и забыл, какой ты язвительный засранец».             - Что тебе нужно, Чонгук? – устало выдохнул альфа, невольно опуская взгляд на усыпанную багряными засосами шею брюнета и едва заметно передёргивая плечами от лёгкого ёканья в сердце. Малой искры того сильного чувства, что когда-то давно в нём теплилось.             Чувства, что всегда приносило одно лишь разочарование, только и делая, что желчно разъедая изнутри да безжалостно потроша нервные клетки.             Чувства, что милостливо (а может, и нет) закрывало глаза на тот очень даже очевидный факт, что ты напрочь не нужен тому, кто необходим тебе как грёбанный воздух.             Чувства, что изо дня в день напоминало о том, что тебя, такого, какой ты есть, ни одна живая душа не полюбит, раз первая любовь к тебе не то что задом - вообще никакой стороной поворачиваться не хочет.             Чувства, играючи повесившего тебе на шею ярлык самого невезучего и унылого неудачника на Земле. Выведя то же самое безобразным клеймом под рёбрами. Навсегда его там и оставив.             - Я пришёл поговорить о Сокджине, - бесстрастно выдохнул Чон, сразу же подмечая про себя видимые изменения в состоянии Намджуна. Стоило услышать заветное имя светловолосого омеги, как тот сразу же выпрямил спину и тяжело сглотнул, недовольно поморщившись и опустив виноватый взгляд в пол. – Какого чёрта ты его бросил?             - Думаешь, раз нашёл себе альфу, так сразу экспертом в отношениях заделался? - горько усмехнулся Ким и, невзирая на чудовищную боль в висках и удушающую слабость во всём теле, поднялся с дивана, шаркающе направившись в сторону кухни.             - Нет, Нам, я, как ты выразился, совсем не эксперт. Но даже я вижу, что ты слукавишь, если скажешь, что хотел его бросить, - стараясь сохранять более-менее спокойный тон, произнёс Чонгук, вынуждая альфу остановиться на пороге гостиной и как-то уж больно ехидно усмехнуться.             - Но я и вправду ХОТЕЛ его бросить, Чонгук. И это сугубо МОЁ личное дело, - с нотками стремительно нарастающего гнева процедил сквозь зубы Намджун и уже было собрался продолжить свой нехитрый путь на кухню (война войной, а утоление естественных потребностей, в данном случае – жажды, святое), как вдруг услышал то, чего его уши, да и без того успевшие натянуться словно гитарные струны нервы (само нахождение омеги в квартире – тот ещё стресс, не говоря уже о невольной подсознательной отсылке к их не самому лучшему расставанию) капитуляционно не смогли выдержать:             - А чьё это тогда дело, а, Нам?! Почему со мной, с тем, кто каждый божий день тебя как только не отшивал, ты покорно бегал целых полгода, а с омегой, который тебя и вправду любит…- свою эмоциональную тираду брюнет так и не закончил из-за молниеносно подлетевшего к нему альфы, смачно ударившего его по лицу, полной потери чувства координации и своего не менее эффектного падения на мягкий махровый ковёр серого цвета.             - Да что ты вообще знаешь о любви?! – надломившимся от нещадно грызшей внутренности боли голосом прокричал Ким, глазами, полными предательских слёз, буравя тщетно пытавшегося сфокусировать взгляд хоть на чём-то Чоне, успешно заживавшая нижняя губа которого окончательно порвалась, контрастно окропляя мягкий ворс ковра алыми каплями.             – Его родители – доктора медицинских наук! Он успешен, богат, даже собственной клиникой владеет! Что, мать твою, я могу ему дать, а? У меня ни родителей, ни нормальной работы, ни даже нищенской стипендии нет, хотя я целых три года подавал на неё эти треклятые документы! Да я до сих не могу поверить в то, что он вообще на меня внимание обратил! А уж в то, что он меня любит…- не в силах больше произнести ни слова, Ким опустошённо присел прямо на пол, закрыв лицо ладонями и беззвучно заплакав, сдаваясь наконец всем тем душераздирающим сомнениям, что вот уже двенадцать месяцев (именно столько длились отношения Намджуна и Сокджина) не давали ему свободно вздохнуть.             Вздохнуть и хоть немного за НИХ порадоваться.             Прошло где-то около минуты, прежде чем Чонгук полностью смог прийти в себя и, упорно игнорируя дико ноющую боль в губе, очень бережно (и немного боязно, если честно) обнял альфу, ласково начав поглаживать его по волосам.             - Ты можешь дать ему самое ценное, что у тебя есть, Нам, - нежно чмокнув его в макушку, мягко выдохнул брюнет, весь запал которого разом испарился сразу после отрезвляющего удара Кима (очень нужного, кстати, так как без этих «профилактических пиздюлей» Чон бы наверняка наговорил ему много обидного (юношеский максимализм никто не отменял), а потом стопроцентно корил бы себя за это до конца жизни). – Самого себя. В единственном и неповторимом экземпляре.             Жалобно всхлипнув, альфа вдруг крепко прижал Чонгука к себе, измождённо уткнувшись лбом в его плечо и едва слышно выдохнув: - Прости меня.             - И ты меня, - шумно сглотнул брюнет, в памяти которого, словно по мановению волшебства, всплыло одно очень мучительное и мега яркое воспоминание, оставившее на его сердце один из самых глубоких порезов, который до сих пор обильно кровоточил, садня настолько сильно, что пусть и незначительно, но всё же притупившаяся со временем боль казалась уже ничем иным, как сущей агонией.             Агонией, в которой он уже с головой исступленно захлебнулся.             Год назад             - Ты вернулся! – радостно воскликнул Намджун, увлечённо хлопотавший у плиты над чем-то обалденно пахнувшим и миндальным. – Я пеку нам печенье! Оно уже почти готово, так что…- внезапно осёкся альфа, развернувшись на звук открывшейся кухонной двери, растерянно застыв взглядом на понуро опустившем взгляд в пол Чонгуке, державшем в руке большую чёрную спортивную сумку.             - Я больше так не могу, Нам, - виновато выдохнул он, взволнованно сглатывая и поднимая на Кима взгляд, полный неимоверной усталости и вселенской печали. – Это…не моя жизнь…я…я задыхаюсь, - горько проглотил последние слова брюнет, скрепя сердце наблюдая за тем, как улыбка плавно сходит с уже ставшего таким родным лица, а яркий свет в самых добрых глазах на свете мгновенно тухнет, словно его никогда там и не было.             - Я сделал что-то не так или…             - Это не ты, Нам. Это всё я. Я больше не хочу…тебя обманывать, - если бы альфа знал, с каким невообразимым трудом Чону давалось каждое произнесённое слово, он бы не посмел его никогда ни в чём упрекнуть.             Но он не знал. И это всё, абсолютно всё решало.             - Я ведь ни на что не рассчитываю, и ты это прекрасно знаешь. Мне нужна лишь твоя дружба и…             - Дружба? – Чонгука уже начинало легонько потряхивать от переизбытка моральной боли в грудной клетке. – Ты себя-то со стороны слышишь? Да в твоих глазах столько щенячьей преданности, что меня порядком уже от неё тошнит! Нельзя же быть настолько слабохарактерным, что…             - А такой сволочью можно, да? – не дал договорить ему Намджун, до характерного хруста сжав в руке деревянную лопаточку, которой он пару минут назад сосредоточенно ровнял печенья, перед тем как засунуть их в духовку. – Я не дурак, Чонгук, и прекрасно понимаю, что я тебе даром не сдался как парень, поэтому наш уговор…             - Брехня это всё, а не уговор! Да, ты, конечно, пообещал мне, что кроме дружбы между нами ничего не будет, но я просто не могу дружить с тем, кто смотрит на меня как на долбанный бриллиант! Ведь я совсем не бриллиант, Нам. Я – булыжник. ТВОЙ личный булыжник, с каждым днём всё глубже утягивающий тебя на самое дно!             - И что с того?! Может, мне на этом самом дне вполне комфортно?! Может, это именно то, чего я всегда хотел и…             - Я НЕ ЛЮБЛЮ ТЕБЯ НАМ! – дрогнувшим от всепоглощающей горечи голосом выпалил брюнет, сердце которого не то, что кровью обливалось – буквально рыдало навзрыв из-за промелькнувшей в янтарных глазах тоски, вперемешку с катастрофически громадным комом несусветной обиды. – Я тебя никогда не полюблю, - из последних сил стараясь сохранять хоть какое-то показное самообладание, прошептал Чон, отчаянно пытаясь не сорваться на слёзы, предательски подступившие к глазам и внегласно ждавшие необходимой команды для старта.             - Ну, что ж...в таком случае…удачи тебе, - кое-как нашёл в себе силы выговорить альфа, по щекам которого уже вовсю текли непрошеные слёзы, а плечи дрожали так сильно, что казалось ещё чуть-чуть и он просто сломается. Как какая-то брошенная ребёнком кукла.             Кукла, которую подарили мальчику на день рожденье, но он её не хотел, однако ему ПРИШЛОСЬ из-за одной только вежливости всё детство с ней провозиться, и глазом не моргнув в тот самый момент, когда её нужно было оставить в сундуке вместе с прочими ненужными игрушками.             Вот только Чонгук не был тем чёрствым мальчиком. И Ким совсем не был той несчастной куклой.             Он как никто другой заслуживал рядом с собой кого-то настоящего и светлого. Того, кто бы его действительно любил, оберегал и холил.             И единственно важное, что брюнет за и вправду славно проведённые с альфой полгода усвоил, так это то, что пока он его не отпустит – Намджун не сможет найти заслуженное им счастье.             А это единственное, чего Чон поистине хотел.             Видеть альфу счастливым. Любимым. И оберегаемым.             Пусть даже ради этого ему придётся вдребезги разбить его ни в чём не повинное сердце.             - Прощай, Намджун, - последнее, что смог выдавить из себя Чонгук, быстро разворачиваясь на стовосемьдясет градусов и чуть ли не бегом бросаясь вон из квартиры, сглатывая на ходу жгучие слёзы и мысленно умоляя бешеной волной накрывающую сознание истерику потерпеть хотя бы до улицы и уже там захлестнуть его со всеми вытекающими.             Лишь бы всего этого не видел Ким. Сокрушенно опустившийся на пол кухни и разбито заплакавший крокодильими слезами, не обращая никакого внимания на густо витавший в воздухе запах миндальных печений.             Почти что сгоревших. И уже совсем несъедобных.             Наше время             - Так значит, я был прав, когда предположил, что ты нашёл себе альфу? От тебя так несёт молочным шоколадом, что я даже сначала подумал, что к тебе вернулся естественный запах, а потом вдруг вспомнил, как ты говорил, что пахнешь маршмеллоу. Да и засосы ты вроде тоже не позволял никому на себе оставлять, – как бы между делом заметил Намджун, аккуратно проходясь смоченным в спирте ватным диском по рваным краям раны на губе Чонгука, неприятно поморщившегося скорее от услышанного, нежели чем от болевых ощущений. – Да ладно тебе, мне ты можешь рассказать, - миролюбиво улыбнулся он (обнажая потрясающие ямочки на щеках, которые брюнету так нравились), замечая промелькнувшую в антрацитовых глазах напротив вину. Да такую огромную, что ей до самых краев можно было все океаны в мире заполнить.             - Намджун, я…- договорить брюнету не дала громкая трель входящего звонка, на которую он не то, что молниеносно - со скоростью света отреагировал, поднеся трубку к уху и взволнованно выпалив: «Да, я слушаю», даже не удосужившись посмотреть на имя звонившего.             - Чонгук, это я, - донесся с той стороны на удивление бодрый голос Сокджина. – К сожалению, дядя не нашёл никаких следов пребывания твоего отца в Сеуле. На него даже ни один номер в гостинице не снят, не говоря уже о какой бы то ни было недвижимости. Но есть кое-что другое. Очень…занимательное. Я могу скинуть тебе файлы…             - Нет, я… я сейчас приеду, и вы покажете мне их сами, - спешно перебил его Чон, нажимая кнопку отбоя, быстро засовывая телефон в задний карман джинсов и резво вскакивая с дивана, не забыв при этом цепко схватить за руку тут же лихорадочно начавшего сопротивляться альфу, на лице которого застыло выражение ничего иного, как оробелого ужаса от возможной встречи с брошенным им омегой. – Брось, Намджун, я же прекрасно видел, как тебя передёрнуло только от одного голоса Сокджина по ту сторону линии. Да сама судьба в лице моей скромной персоны дает тебе сейчас шанс всё исправить. Ты же не позволишь себе его упустить? - подбадривающе улыбнулся ему Чонгук, в глазах которого было столько искреннего участия и подкупающей теплоты, что сердце Кима просто-напросто не выдержало, с оглушающим треском разойдясь по швам, милостиво оголив все старые, как оказалось, почти зажившие раны, дав ему наконец ясно осознать, что они уже не болят. Даже незначительно не ноют.             Хотя нет, ныть-то его сердце по-прежнему ноет. Только уже совсем из-за другого омеги.             - Ну что ж, помирать, так с музыкой, как говорится, - с нотками заметной иронии ответил Намджун, глубоко затянувшись душным квартирным воздухом и с твёрдой решимостью во взгляде поднявшись с дивана.             Навстречу мягкому жизненно необходимому запаху белых роз, по которому альфа до самой одури соскучился.             Омеге, которого он больше НИКОГДА не намеревался от себя отпускать, готовый отчаянно бороться за «них» абсолютно со «всем» и со «всеми».             Даже с самим собой.             Первоочерёдно. И очень настойчиво.             - Тэхён! – с неимоверным вздохом облегчения воскликнул Чонгук, плавно выруливший (на своих двоих) из-за угла вместе с взволнованно потиравшим не по-детски вспотевшие ладони Намджуном, сразу же наткнувшись взглядом на человека (стоявшего в окружении ещё троих очень хорошо знакомых ему людей), за которого всем сердцем и душой остро переживал последние пару часов.             Не говоря уже о том, что он просто дико по нему соскучился.             Повернувшись на звук, ещё секунду назад сосредоточенно хмуривший брови альфа мгновенно смягчился, лучезарно улыбнувшись бросившемуся к нему со всех ног брюнету, с разбегу прыгнувшему в его объятия, обвив всеми конечностями на манер обезьянки, нежно накрыв его губы своими и постаравшись вложить в поцелуй все свои многочисленные невероятно волшебные чувства, что буквально стреляли красочными фейерверками во все стороны.             Ответив уже через мгновение, Тэхён смакующе подхватил Чона за задницу, беззастенчиво углубив поцелуй, мастерски превращая его из вполне себе невинного в начало лёгкого, но всё же довольно грубого порно.             - Кхмм, Кхмм! Здесь, между прочим, дети, имейте совесть! – недовольно скрестил руки на груди Юнги, кивком головы указывая на рядом стоявшего с ним Чимина, всё лицо которого было сейчас в ярко-красную крапинку (не считая ссадины на правой щеке и лёгкой гематомы над левым глазом – они и без этого были «цветными»), а глаза вот-вот готовы были вылезти из орбит и противненько так лопнуть, успешно отправив розоволосого омегу прямиком в беззаботное царство радуги, где такого страшного понятия как «секс» не существовало и в помине. – Он от одного безобидного поцелуя в целый обморок грохнулся, а вы тут внештатную прелюдию к сериалу «Спартак» устроили! – обречённо закатил глаза мятноволосый, заставив Пака ещё сильнее (хотя куда уж там) покраснеть, трусливо спрятавшись за спину невозмутимо курившего сигарету Джей-Хоупа, на лице которого так и читалось «а я-то какого хрена здесь забыл».             - Ты только что сказал, что Чимин с кем-то целовался? – с грехом пополам, но всё же отлипнув от безмерно желанных губ Кима, потрясённо заметил Чонгук, которого аккуратно опустили на землю и уже было хотели посвятить в одну очень нехитрую, но в то же время замысловатую историю о том, где же сероволосый так долго пропадал и почему не позвонил в обещанное время, как вдруг Тэхён увидел то, что заставило все его нервные окончания молниеносно натянуться, а ладони инстинктивно сжаться в готовые убивать всё живое и движущееся кулаки.             - КТО ЭТО СДЕЛАЛ? – почти что прорычал альфа, осторожно дотронувшись до порванной несильно кровоточившей губы брюнета (про которую тот, к слову, напрочь забыл, совсем не почувствовав даже лёгкой боли при поцелуе – любовь и не такое творит) и заглянув в его не в меру растерянные глаза самым что ни на есть вселенски обеспокоенным и устрашающе грозным взглядом.             - Это я, - не дал и рта раскрыть Чону Намджун, всё это время молча стоявший немного поодаль, храбро сделав шаг вперед и выжидающе замерев взглядом на хищно оскалившемся лице Тэхёна, подсознание которого уже раз десять медленно и мучительно расчленило этого вконец обнаглевшего незнакомца, у которого наверняка полностью отсутствовал всякий инстинкт самосохранения, раз он так просто посмел тронуть самого ценного и дорогого человека в его жизни.             ЕГО омегу.             - Жить надоело, засранец! - прошипел сквозь зубы сероволосый, бросаясь в сторону Намджуна, но уже через мгновение озадаченно останавливаясь на полпути из-за цепко вцепившегося в его руку Чонгука, одним только умоляющим взглядом властно приковавшего его ступни к земле (о драчливом запале вообще молчу – он исчез разом, как гелий в случайно порванном воздушном шарике).             - Он не специально, Тэхён, - как можно спокойнее выдохнул брюнет, ласково погладив вопросительно вскинувшего бровь альфу по щеке, – Поверь, я это заслужил, - без тени сарказма заметил Чон, бросив мимолетный взгляд в сторону вымученно улыбнувшемуся ему Кима, чей незаслуженно тёплый взгляд будто говорил «Я очень за тебя рад».             И от этого троекратно хотелось и для него того же самого «обоюдного» счастья.             - Какого чёрта он-то здесь делает? – недовольно возмутился Сокджин, застывший на пороге клиники, нечитаемым взглядом уставившись на заметно стушевавшегося Намджуна, больше похожего сейчас на незадачливого школьника, влюбившегося в свою учительницу и слепо пришедшего к порогу её дома, нежели чем на физически и морально (это с какой стороны посмотреть) сформировавшегося альфу, твёрдо собравшего бороться за свою любовь всеми возможными (и невозможными) способами.             - Меня этот вопрос, кстати, тоже очень волнует, - как бы невзначай заметил Тэхён, бросив убийственный взгляд в сторону альфы и вернув его Чонгуку полным откровенного укора и целой массы всевозможных вопросов.             И брюнет бы с радостью сейчас на них все ответил, вот только сделать ему этого не позволил звонок.             Долгожданный. И очень так кстати.             - Да, я слушаю, - затаив дыхание, произнёс Чон, только и слыша, что своё хаотично носившее по грудной клетке сердце, решившее внеурочно взять пару уроков по «Макарене» или «Сальсе» (кто ж там разберёт его больные предпочтения).             - Чонгук, это Джунг, - послышался долгожданно знакомый, но уж очень какой-то напряжённый голос по ту сторону линии. – Мои друзья из полиции наконец смогли отследить телефон Лиена.             - Так ведь это хорошо, да? – с едва теплящейся в сердце надеждой выдохнул Чонгук (безрадостное настроение Джунга чувствовалось даже через трубку), совсем не замечая, как непроизвольно вонзает ногти в скрытое хлопковой тканью толстовки предплечье Тэхёна, заботливо накрывшего его руку своей и легонько сжавшего уже успевшие замерзнуть на мартовском воздухе пальцы, невербально говоря, что он рядом и, чтобы ни случилось, они со всем справятся.             Ну или почти со всем.             - Его телефон, - с нотками неимоверного страха (которые у него, к сожалению, совсем не получилось скрыть) выдохнул мужчина, на заднем плане голоса которого то и дело слышались чьи-то резкие окрики и автомобильные гудки разъярённых чем-то автовладельцев, словно он куда-то чрезвычайно быстро ехал и не особо церемонился с ПДД. – Он на национальном кладбище Сеула. И его сигнал только что пропал.