Барьер

Проходит месяц. Самый долгий и мучительный месяц в жизни Егора. Он чувствует себя крайне хуево. Ракитин пытался уйти с головой в работу, писать какие-то текста, делать биты, но все, что создавалось его руками, ему самому казалось слишком уебищным, слишком сырым, незаконченным, неполноценным. Таким он видел и себя, каждый день вставая перед зеркалом. Обычно в таких ситуациях помогал секс или алкоголь, но сейчас ни то ни другое не приносило должного (да хотя бы какого-нибудь) облегчения. Он все ещё периодически заказывает мальчиков. И они всегда разные, но все не те. У одного слишком тёмные волосы, у другого слишком светлые глаза, третий слишком высокий, у четвёртого член не красивый, а пятый слишком блять узкий. Егор никогда бы не подумал, что будет жаловаться, ведь все это — элитное. Но не то. Ракитин готов ударять себя по лицу каждый раз, когда он открывает дверь и первое, что он делает — это мысленно сравнивает нового мальчика с Артёмом. Татуировки у всех какие-то убогие, взгляд слишком горящий, а волосы уложены слишком идеально. Даже когда стиль прически это «хуйня в разные стороны», Егор не видит той небрежности и того похуизма, что видел в Тёме. Всё, блять, не то. Вообще Егор чувствует себя не в своей тарелке. Он всю свою жизнь презирал проституток, не понимая, как вообще можно существовать, зарабатывая на жизни таким образом. Это находилось где-то за областью его понимания, потому что это грязь, рано или поздно это ЗППП*, а если какая другая болезнь, то все — ты без работы, без денег, без дома. И думая об Артёме, он не понимает теперь себя. Почему в его голове задержался человек, зарабатывающий деньги таким образом. Наверняка, он и сейчас сосет кому-то, чтобы на коммуналку хватило. От таких мыслей все его тело передёргивает, но, блять, не от омерзения. Ведь он не из брезгливых, а из ревнивых.

~

Шатохин продолжает шляться по каким-то старым богатым пидрилам, которые заказывают его в свои богатые трешки в центре и трахают на постелях своих жён. Но Артём не жалуется. Он ест и пьёт на эти деньги. Ему даже повезло иметь довольно смазливое личико, которое понравится любому гею наверняка. Вечерами, после работы, Артём лежит на своей кровати с жестким матрасом и смотрит в потолок. От его кожи исходит запах мыла и чистоты, но он навсегда останется пиздецки грязным. В голове всплывает лицо Егора. Молоденький красивый мальчик — лучшее за всю его «карьеру». Первый, для кого секс значит не просто удовлетворение себя, но и партнёра. Таких клиентов один на миллион. После той ночи он полностью послушал «Dragonborn» и «Hoodrich Tales». Было довольно странно слушать этот голос теперь. Было довольно странно находить его профиль в инстаграме и лайкать немногочисленные фотографии (он, кстати, подписался). Было довольно странно смотреть на него в очках и шапке. И почему-то к этому не хотелось привыкать. Адрес Егора он все ещё помнит наизусть, хоть он даже нигде не был записан. В голове все ещё всплывают моменты, как он нажимал на кнопку в лифте, думая, что вот сейчас его отымеет очередной дедок. Его довольно сильно удивило, когда дверь открыл молодой человек, выглядящий очень нежно и ласково, хоть его глаза и выдавали его явный голод. Но Тёма не показал своего шока; просто действовал как и всегда — отвечал партнеру и имитировал удовольствие. Но Егор оказался сложнее, чем считал Шатохин.

~

Очередной рабочий день закончен, и Тёма выходит из подъезда очередного клиента, лицо которого он уже забыл. Его челюсть болит, но он продолжает жевать жвачку. Ноги сами ведут его к тому самому дому, где он был чуть больше месяца назад, ведь он находился на той же улице, но чуть ближе от станции метро. Его голова немного кружится весь день. Наверняка, потому что он немного приболел в последние дни, но Тёма не из тех, кто может позволить себе выходные. Он неуверенно подходит к двери подъезда и стоит напротив домофона. Руки не поднимаются набрать номер квартиры и кнопочку «В», но так хочется. Артём просто устал. Просто замёрз и хочет спать. А у него дома слишком холодно. Ничего больше, абсолютно точно. Его рука уже набрала первую цифру, как дверь открывается, и какой-то мужчина выходит, держа собаку на поводке. Артём вздрогнул и зашёл в дом. Проскочил консьержку и теперь ждёт лифта. Он надеется, что это все сон. Впервые он стоит перед одной и тоже дверью дважды. В подъезде тишина, режущая уши. Он тихонько топчется на месте, чтобы не сойти с ума. Рука несмело тянется к звонку, пока здравый рассудок говорит «пока» и напрочь исчезает. А остаётся только сердце. Шатохин слышит тихий отголосок звонка в квартире и понимает, что бежать уже поздно, а что хуже — бежать-то некуда. Шаги за дверью становятся громче и вскоре раздаётся громкий скрежет дверного замка. Егор. Снова такой домашний. В шортах, футболке… Его волосы немного отросли и первое, чего хочется Артёму — коснуться. Ракитин стоит пару секунд, не зная, что ему сделать, а затем переступает порог квартиры, укутывая Тёму в объятия. — Ты дрожишь, — звучит вместо приветствия, и Егор прижимается губами ко лбу Шатохина, — у тебя жар, Тём. — Блять, — тихо фыркает Артём, продолжая стоять как столб. Он не знает, что ему делать сейчас. Но губы Егора покусанные, сухие и прохладные. Ему хочется почувствовать его губы снова. Не важно где. — Пойдем, — Егор берет его за предплечье и затягивает в квартиру. Он стягивает с него куртку и, блять, где-то он уже это видел. Шатохин снимает обувь, чувствуя себя тряпкой, которой только что вытерли грязь с пола. Он так унижен. Настолько, что начал навязываться другим людям. — Я особо не держу дома лекарств, — Егор сажает Тёму на тот же стул, на которым он сидел тогда и открывает верхнее отделение шкафа, — вот, Терафлю есть. Электронный градусник, который дал ему Ракитин, пиликает, и Егор тянется достать его сам. Тёма дышит глубже, когда Егор рядом. Он вдыхает шлейф его геля для душа, и запах оседает у него в легких, что аж тошнит. Но Шатохину нравится. — Тридцать восемь и два, — вздыхает Егор и убирает градусник на место. Он ставит перед Артёмом кружку с кислотно-желтой жидкостью, от которой исходит химический запах лимона. Дарт Вейдер с чашки смотрит на Шатохина с укором, и Тёма устало закатывает глаза, — тебе ванную набрать? — Егор забирает уже опустошённую чашку и ставит её в посудомойку. Артём ничего не отвечает, даже не совсем понимая вопрос. До него не доходит, как можно быть столь добрым к человеку, который тебе никто? К шлюхе, которая однажды подставилась тебе за деньги. Шатохину начинает казаться, что они сидят на кухне не вдвоём, и Егор любезничает с кем-то другим. — Я сочту это за «да», — говорит Егор и удаляется с кухни. Вскоре слышится шум воды. Ракитин щёлкает крышкой флакона карамельной пены для ванны и добавляет всего пару капель, потому что слишком много пены — это не прикольно. Потом он идёт в свою спальню и достаёт из шкафа чистые шмотки и полотенце. (Вторая зубная щетка так и стоит в стеклянном стакане на бортике раковины). Ракитин идёт на кухню, где Артём все это время просидел в одной позе, не шевельнувшись. — Я принёс одежду, — Егор встаёт напротив Тёмы и щёлкает пальцами перед его лицом, — эй, — это прозвучало даже нежнее, чем должно было быть, — шмотки будут немного велики, наверное. Пойдем, — Егор поднимает его за плечи и ведёт в ванную, — не молчи, пожалуйста. Егор снимает с него толстовку и кидает её в стиралку. Тёма все это время пребывает как будто в трансе, а потом резко падает на Ракитина, обессилено простонав. — Другое дело, — усмехается Егор. Его разум кричит ему остановиться и прекратить заниматься какой-то хуйней, но сердце умоляет продолжать. Забота о другом человеке приносит ему особое удовольствие, какого он не чувствовал раньше и не хочет прекращать чувствовать сейчас. — Я сам, — кивает Тёма, когда Ракитин начинает расстегивать его штаны, немного склонив голову. Услышав мягкий голос Егор поднимает лицо и почти касается носом носа Тёмы. Они замирают и долго смотрят друг другу в глаза. Шатохин прекращает первым, делая небольшой шажок назад и отводя взгляд. — Расслабься, — произносит Егор, выходя за дверь и оставляя Тёму в одиночестве. Шатохин рвано выдыхает, оглядывая ванную комнату. Запах Егора ещё не выветрился, Артём неосознанно начинает дышать глубже, пытаясь сохранить его в своими лёгких. Он немного включает воду, просто чтобы заполнить чем-то тишину и заглушить шорох одежды. Потом медленно погружается в тёплую ванную, чувствуя себя хорошо. Ему наконец-то тепло и его тело может быть максимально расслаблено. Он даже прикрывает глаза и облизывает сухие губы. Проводит влажными руками по лицу, смывая с себя всю грязь, чтобы хоть ненадолго почувствовать себя чистым. Его голова немного ватная, а в ушах периодически звенит. Хочется спать, но не хочется вылезать из ванной. Артём думает о том, что он не у себя дома, но он не чувствует ничего отрицательного. Впервые за долгое время он ощущает, что так и должно быть. И ещё ему теперь кажется, что это горячка, или он наконец сошёл с ума. Тихие мягкие шаги туда-сюда за дверью не пугают, а наоборот внушают чувство уюта, чувство того, что он не один. Вода остывает и постепенно становится уже не такой приятной, как раньше. Но он готов и на это, если после душа его закутают в плед и объятия. Да, он определенно сошёл с ума.

~

Егор наливает стакан воды для своего гостя и ставит его на тумбочку у кровати, оставляя и бутылку там. Ещё один пакетик лимонного Терафлю лежит на столе на кухне, чтобы завтра Ракитин не забыл об этом. Артём выходит из ванной, окутанный мятным шлейфом зубной пасты, карамельной пеной для ванны и в длинной футболке Егора, оголяющей его ключицы и то и дело соскальзывающей с плеча. Ракитин поджимает губы и выходит из кухни. Он подходит к Тёме и забирает влажное полотенце, которое он комкал в руках. — Оно вешается вот сюда, — улыбается он, перекидывая его через включенную батарею, — иди спи, — Ракитин треплет его по вьющимся волосам и подталкивает к своей спальне. — Не думаю, что это… — младший тут же перебивает его, не давая возможности договорить. — Иди, пока я не передумал. И в глубине души они оба знают и чувствуют: он не передумает.

~

Егор засыпает поздно ночью, сжимая хрупкое горячее тельце руками. Тёма ощущается как игрушка из-за того, какой он мягкий и маленький. Все его тело гладкое и приятное, что Егору не хочется выпускать его из рук. Малыш сопит совсем тихо, что Ракитину страшно сомкнуть глаза, вдруг раз, и дышать перестанет. Просыпается он с тем же тёплым комочком в руках и с трепетным чувством в груди. Он хочет продлить свой сон рядом с этим ангелом, но боится, что проснётся, и его снова не окажется рядом. На часах без десяти десять, и Егор даже удивлён, что проснулся так рано. Он скользит руками по телу Артёма и задевает кое-что пальцами. Его взгляд тут же переметнулся на Тёму, но тот все также спокойно спит. Ракитин замер, пугаясь своих мыслей. Его бросало из крайности в крайность, что-то вроде: «чем черт не шутит» и «ты никогда не отсасывал парням в принципе, ни то что человеку, которого видишь второй раз в жизни». И после этого он в абсолютном шоке. Чтобы попасть в его постель нужно мучаться месяцами (если не годами), но тут приходит этот, и в Егоре просто что-то ломается. Что-то, под названием «здравый рассудок». И он приподнимается, перекидывая ногу через тело Артема. Чем, блять, черт не шутит.

~

Сквозь сон Тёма начинает дышать глубже. Его тело инстинктивно выгибается навстречу, но он все ещё не проснулся. Егор втягивает щеки. Артём резко открывает глаза и смотрит перед собой. Его член в чужом рту. С тех пор, как он работает подстилкой такого не было никогда, и сейчас он реально не чувствует себя живым и думает, что ещё спит. Просто вот такой вот прекрасный сон во сне. — Твою мать, Егор, — он пытается сесть на постели и оттолкнуть его от себя, поняв, что нихуя это не сон, — Егор, прекрати, — Ракитин послушно отстраняется, и Тёма быстро вытирает слюну с его подбородка пальцами, а потом продолжает говорить: —мне, наверное, пора. Ничего лучше, чем быстро одеться и съебаться не приходит на ум, но Егор ловит его за руку и сажает обратно на постель. — Я делаю это просто так, — говорит он, не убирая руку от его руки. Он хочет продолжить свою речь, но не находит слов. — Егор, нет, «просто так» ничего не делается, — Артём делает паузу, — мне двадцать семь лет. Я не думаю, что «просто так» со мной — это то, что тебе нужно. Тёма осторожно вырывает руки из чужих рук и отводит глаза. — Давай я сам решу, что мне нужно, — Егор немного раздражён тем, что этот «малыш» решает что-то за него. — Егор… — Качает головой Артём. Он через это все уже проходил, и знает, что будет дальше. Но он так не хочет уходить… — Ты из башки не выходишь, хули я сделать могу? — Егор срывается и снова целует эти нежно-розовые губы, по которым скучал целый месяц. Артём содрогается всем телом. Рука Ракитина ерошит его волосы на затылке, спутывая их ещё сильнее. Он просто не в силах сказать «нет». Не в силах отстраниться. Не в силах противостоять себе самому. «Какой же я блять слабый» — мысль тут же теряется в его голове, ведь язык Егора коснулся его собственного, и это самый сильный афродизиак на свете. Теперь Артём понимает, как поцелуем можно свести с ума.

~

— Ты больше не ебешься со всякими пидорами, ты уяснил? — Егор облизывает губы и дожидается кивка Артёма. Они лежат на постели уже минут десять. Дыхание выровнялось, и Тёма просто смотрит в никуда, лежа на груди Егора и вырисовывая какие-то невидимые узоры на его теле пальчиками. — Это все плохо закончится, — тихонько говорит Тёма, наслаждаясь лишь тем, что сейчас все призрачно хорошо. — Завали ебало, а, — голос Егора такой хриплый и небрежный, что тело Шатохина покрывается мурашками. Его член определённо мог дёрнуться сейчас, если бы он не кончил десять минут назад, — сейчас все отлично. Наслаждайся. Егор смягчается и целует старшего в висок. Они оба чувствуют себя самыми счастливыми на свете. И сколько бы это не продлилось: секунду, день или год… Ну, а сейчас идёт уже одиннадцатая минута. И Артём наслаждается.