***
Лебедев уже и забыл, каково это — сидеть под дверью операционной и ждать хоть каких-нибудь вестей. Он видел, как из скорой выгрузили каталку, и успел рассмотреть бледного юношу, находящегося без сознания. Юлю осмотрел врач, повторно обработал ссадины, заклеил царапины бежевыми пластырями и пришел к выводу, что девушка в порядке. Они сидели в коридоре уже час или полтора. Девушка лежала на коленях отца, накрывшись камуфляжной курткой, а полковник в свою очередь задумчиво перебирал ее спутавшиеся пряди, думая о том, как найти одного из скрывшихся ублюдков, который и ранил Артема, поскольку двое других уже были доставлены один в участок, другой в эту же больницу — Ветров испинал его до полусмерти, и Лебедев считал, что даже этого мало для такой мрази. Он разберется с ними утром. С каждым из них. Девушка тянется рукой, чтоб поправить спавший на лицо локон, когда отец перехватывает ее запястье, нежно переворачивая тыльной стороной вверх. Он морщится как от боли и чувствует бесконечную злость и ненависть в эту секунду. На бледном запястье темно-синие следы от крепкой хватки чужой ладони. — Они пытались?.. — горло сдавило, и полковник не нашел в себе силы озвучить догадку вслух. — Один пытался, — не сразу отзывается девушка, легко вырывая запястье и прижимая к груди. — Тема не дал… — Лебедев крепко стискивает зубы и старается держать себя в руках, но он понимает, что все трое нападавших подписали себе смертный приговор. Поговорить с врачом удается спустя еще час ожидания. Юля ненадолго уснула, постоянно вздрагивая и хмурясь во сне, отчего сердце отца болезненно сжималось, и проснулась в ту минуту, когда дверь операционной распахнулась. — Рана серьезная, он потерял много крови, мы влили дозу донорской. Ранение проникающее — повреждена брюшная полость, но жизненно-важные органы не задеты. В любом случае, прогноз положительный, и в данный момент его жизни ничего не угрожает, — Юлька наконец-то позволяет себе растянуть припухшие губы в несмелой улыбке, и папина рука ложится на ее спину, ободряюще поглаживая. — Спасибо вам, — сдержанно отзывается Лебедев. Юля снова плачет, наконец-то не от боли и ужаса, а у полковника с груди падает огромный камень, мешавший ему нормально дышать с того момента, когда он увидел раненного парня. Врач кивает и уходит — его сегодняшняя смена закончилась. — Гриша отвезет тебя домой. Не спорь. Нечего тебе здесь больше делать, — Юля не сразу, но соглашается. — А ты? — тут же спрашивает она. — Мне нужно поговорить с полицией, узнать как идет процесс с поиском. Только за меня еще не волнуйся, я тебя прошу, — девушка поджимает губы, неловко кивает. — Выспись, наберись сил. Я заеду утром, — он касается губами ее виска, и девушка впервые за свои восемнадцать лет так отчаянно льнет к папе, никогда раньше не ощущая такой острой нужды в его опеке как отца над ребенком. На часах пол второго ночи, когда Лебедев остается один. Отправив дочь с другом, он тут же возвращается в больницу, обсуждает вопрос о предоставлении Артему лучшей из имеющихся палат, оставляет свой номер с просьбой звонить по любому поводу, связанному с ним, и возвращается за руль «Тигра». Дальше — полицейский участок. — Мы шерстим камеры, — отчитывается перед ним сотрудник полиции. — Найдем, Валентин Юрьевич, обязательно найдем… как там пацан, которого ножиком задело? — долгий раздраженный взгляд полковника сразу дает понять и осознать всю степень нелепости формулировки вопроса. — Извините… — и полицейский спешит ретироваться, оставив Лебедева ознакамливаться с тем материалом, который имелся на двоих задержанных.***
Артем медленно открывает глаза, тут же поморщившись от света. Он тихо стонет от боли, когда предпринимает попытку приподняться. Раз больно — значит, живой — это первая мысль, посетившая его голову. Он дезориентирован и не сразу понимает, что находится в больнице — слишком светлые стены, даже не обшарпанные, в палате он один, и только капельница, подведенная к предплечью, дает понять, что это действительно больничная палата. Через минуту или около того к нему приходит медсестра, спрашивает про самочувствие, меняет капельницу, и Артем быстро погружается в сон, не находя в теле сил для дальнейшего бодрствования. В следующий раз он приходит в себя во время осмотра; мужчина солидного вида в очках и белом выглаженном халате осматривает шов на боку, задает пару простых вопросов, просит сестру внести в список препаратов еще один со сложным названием, которое Артем даже не выговорил бы, и наказывает все той же девушке через пару часов наложить свежую повязку. Все, что Артем успевает понять — за окном еще темно, наверное, часов пять-шесть утра, хочется пить и увидеть хоть одно знакомое лицо. Минута — и глаза безвольно смыкаются, возвращая его в темноту, туда — где не больно и не страшно. Только очень одиноко.***
Лебедев заезжает домой в семь. У него уставший вид, но чувствует он себя почти бодро. Старается как можно тише пройти на кухню и заварить чашку кофе, но Юлька все равно появляется в комнате спустя пару минут. Она выглядит измотанной и вызывает рациональное желание отправить ее поспать еще часов восемь-десять. Ссадины налились синевой, царапины распухли, россыпь синяков на руках отдавала черным. Отнюдь не железное сердце полковника жалостливо сжалось в груди. — Ты чего вскочила? — спросил он, делая глоток черной бодрости. Он не сразу замечает средних размеров спортивную сумку — Я тебя ждала, — она болезненно морщится, когда рассеченная губа отзывается острой болью. — Я вещи собрала Теме, передай, пожалуйста, — Лебедев кивает, перенимает сумку, убирает ее на край стола и обхватывает лицо дочери руками. Осторожно проводит большим пальцем около пореза, пролегающего через нижнюю губу, смотрит на нее как на побитого щенка и не знает, как забрать себе эту боль. — Не надо было вас самих отпускать… такси почему не вызвали, Юль? Я же просил тебя, — она уходит от касаний, стыдливо отводя взгляд и немного раздражаясь. А вот и нотации начались… — У нас денег не было. Это я Тему подбила пешком дойти, на него хоть не гони… Да, я сама виновата, я знаю, и не надо на меня так смотреть. — Я этого не говорил, — одергивает ее полковник. — Но подумал, — вздохнула девушка, отходя к кухонной тумбе, лишь бы занять себя хоть чем-то. Она тянется рукой к чайнику. — Не говори глупости, — возражает отец, отведя взгляд, чтоб посмотреть, что дочь положила в сумку и прикинуть, нужно ли набор дополнить: свежая одежда, даже погладить успела, наверняка совсем не спала, зубная паста и щетка, его шампунь, который все в этом доме нагло используют, два полотенца… Громкий удар заставляет рефлекторно вздернуть голову. Чайник, наполовину заполненный водой, выскальзывает из слабых пальцев, падая навзничь на кухонную тумбу. Горячая вода тут же начинает стекать на пол. Юля негромко вскрикивает, прижимая запястье к груди. Она не думала, что ее руки так сильно ослабли от травм, не рассчитала. — Обожглась? Юля! — полковник встряхивает ее за плечо, заставляя посмотреть в глаза. Они у нее полны бессильных слез. Она слишком устала от всего, что навалилось на нее в последнее время. — Нет. Рука дрогнула. Я уберу… — она старается сделать шаг назад, но Валентин лишь толкает ее на себя, положив руку на ее макушку и прижимая к своей груди. — Я убью их, — и голос впервые звенит от холодной ярости. Слишком искренняя интонация, от которой Лебедева вздрагивает. — Тебя посадят, — тихо отвечает девушка. Это единственное, что тревожит ее в этот момент. — Тебе нужно поспать, слышишь? Отдохни. Мне нужно уехать по делам. — Ты ведь никого не убьешь, да? Пап? — мужчина долго молчит, заставляя сердце в груди девушки забиться чаще. — Конечно, нет, — и она не уверена, можно ли верить этим словам. Валентин Юрьевич подхватывает со стола сумку с вещами, делает пару глотков кофе, возвращает на подставку упавший чайник и уходит из квартиры, тихо закрыв за собой дверь.***
— Да, я слушаю? — Лебедев ставит телефон на громкую связь и кладет его на приборную панель «Тигра». Он удобно расположился на водительском сидении и сосредоточенно проверял исправность служебного «Хорке». Гриша позвонил ему в восемь утра. — Открылись новые подробности по нашим. Не телефонный разговор. Где мне тебя найти? — Лебедев вытягивает руку с зажатым в ней пистолетом. Черный металл благородно переливается в свете утренних солнечных лучей, просачивающихся в салон машины. Он прищуривает левый глаз, наводя взгляд на прицел, и удовлетворенно кивает. Полковник называет адрес и заканчивает вызов. Спустя двадцать минут рядом останавливается знакомая иномарка. Гриша немного на взводе, видно, что он и сам не спал этой ночью. Валентин Юрьевич ждал его на улице, стоя рядом с «Тигром» и изредка поглядывая по сторонам. Это было безлюдное и тихое место во дворах. В такую рань здесь изредка можно встретить хоть одну живую душу — слишком близко к окраине города. — Рассказывай, — сразу после рукопожатия просит Лебедев, не желая тянуть время. Высокий широкоплечий мужчина кивает ему, огибает большую военную машину и кладет на бронебойный капот папку, из которой по мере рассказа вынимает распечатки — в основном с фотографиями. — Значит, это тот, которому досталось больше всех. Шесть сломанных ребер… понял, к делу. В общем, Лавриненко Игорь, двадцать один год — типичный беспризорник, был дважды судим за кражу, имеет репутацию зачинщика драк, однажды привлекался за изнасилование, но мать дочери забрала заявление, конфликт замялся, — у Лебедева пальцы рефлекторно сжимаются в кулаки. — Этот — который был пьяным, его Артем сразу вырубил — судимостей не имеет, но много пьет, причем был образцовым учеником и просто обычным парнем, но потерял всю семью в ДТП и ударился во все тяжкие. Цуранов Максим, двадцать три года. И через камеры смогли установить личность третьего — Созонов Николай, девятнадцать лет. Объявлен в розыск. Ему дадут максимальный срок, — Лебедев задумчиво кивает, рассматривая две фотографии и особенно заостряя свое внимание на кадре с камеры наблюдения, где засветился последний. — Я знаю этот взгляд. И он мне не нравится, — напряженно произносит Гриша, привлекая к себе внимание коллеги. — Если бы ты только видел, как Юля смотрела на меня. Как Артем смотрел на меня. Я не могу просто ждать — найдут его или нет. Он почти убил моего…***
Валентин впервые за прошедшие десять часов видит Артема. Он надеется увидеть парня с такой привычной улыбкой на лице, пытающегося сбежать из больницы, но ожидаемо видит перед собой бледного и изможденного болью и потерей крови юношу, который чуть живее белой простыни, которой укрыт. Его голова повернута набок, и Лебедев не удерживается от того, чтоб провести пальцем по острой скуле — почувствовать тепло кожи, убедиться, что мальчишка вообще живой. Ветров на прикосновение никак не реагирует. Мужчина осторожно касается его русых волос, словно боясь, что те опадут от прикосновения, и чуть смелее провел рукой, пропуская пряди через пальцы. — Спасибо, что живой, — совсем невесело произносит полковник, присаживаясь на стоящий рядом стул с мягкой обивкой. Полковника хотели пустить на каких-то пять минут, но его погоны и связи подняли планку до тридцати минут посещения — это максимальная уступка, на которую прошла почти непробиваемая старшая медсестра. Полковник все это время смотрит то на заканчивающуюся капельницу, подведенную к руке Темы, то на его лицо и ключицы, не укрытые простыней. Молодая медсестра, приставленная к Ветрову, тихонько заходит в палату и приветливо улыбается мужчине. — Это вы Валентин Юрьевич? — смущенно спрашивает она, вынимая иглу из кожи Артема. — Да. А вы откуда?.. — Он спрашивал про вас, когда приходил в себя, — быстро объясняет девушка, потянув вниз простынь и оголив торс парня. Лебедев перевел взгляд на белоснежные бинты, плотно опоясавшие его талию. — Он приходил в себя? — удивленно переспросил мужчина. — Да, несколько раз, ненадолго. Один раз позвал вас, вот я и запомнила. Вы не смотрите, что он такой бледный, он крови потерял много. Приходите завтра, если хотите застать его в сознании, — мужчина позволил себе короткую улыбку. Мальчик здорово напугал его… — Что, так и сказал — Валентин Юрьевич? — усмехнулся он, почему-то не веря в это. — Ну, не совсем… он сказал ВалентинЮрич, — поправила себя медсестра. — А вот это уже больше на него похоже, — кивнул мужчина. Внутри вдруг разлилось приятное согревающее тепло от этой мысли. — Здесь сумка с его вещами, — предупреждает ее Лебедев, кивнув на спортивную сумку около тумбочки. — Да, хорошо, я скажу, что вы привезли ее. И еще… извините, но мне нужно поменять ему повязку… — Да, я вас понял, уже ухожу, — через минуту мужчины здесь словно и не было. Девушка вздыхает, глядя ему вслед. — Какой мужчина… — с придыханием произносит она, состроив бровки домиком. — Даже не смотри, — едва слышно прошептал юноша, слегка приоткрыв глаза. Ревность кольнула глубоко в груди. Ему обидно, что он очнулся лишь сейчас, и успел застать лишь удаляющуюся спину полковника, но от мысли, что он приходил, становилось тепло на душе.***
Лебедеву хочется рационально поесть и лечь спать, потому что организм вот-вот даст сбой с таким режимом. Он не так молод, чтоб носиться сутки напролет, да и стресс давал о себе знать. Юля спала — Валентин убедился в этом, зайдя в ее комнату. Свои запястья девушка перевязала бинтами, видимо, чтоб лишний раз не мозолить взгляд ни себе, ни отцу. Сил не остается даже на то, чтоб разогреть еду, и полковник просто засыпает, едва его голова коснулась подушки. Спустя четыре часа полноценной передышки он просыпается. Первое, на что мужчина обращает свое внимание — вкусный запах еды и шум на кухне. Значит, Юлька уже хозяйничает. Девушка не сразу замечает присутствие отца, задумчиво помешивая кусочки мяса с болгарским перцем и луком на сковородке. — Могла бы не заморачиваться, — заметив на плите еще и кастрюлю, в которой наверняка пюре — именно его дочь любила и умела готовить — произносит Лебедев, привлекая к себе внимание. — Пап, что ты сделал? — тут же забыв про готовку, с волнением спрашивает Юлька, глядя на отца. — Пап, не молчи… — ее губы слегка дрожат. — Ничего, о чем стоило бы беспокоиться, — заверяет ее мужчина. — Ты взял с собой пистолет. Он всегда лежал в твоем шкафу, предпоследняя полка снизу. Ты никогда не брал его! — мужчина удивленно вздернул бровь, глядя на дочь. Он не знал, что она в курсе его небольшой тайны. — Он… он мертв? — Валентин смотрит ей в глаза долгие пять секунд прежде, чем ответить. — Да, — девушка чувствует, как сердце словно упало куда-то вниз, но дно грудной клетки, и сперло дыхание. Ее отец не убийца! Она никогда не поверит, что он бы убил человека, если речь не идет о войне… — Да, он мертв. Его застрелили полицейские при попытке оказать сопротивление. Меня там не было, — девушка закрывает глаза и облегченно выдыхает, откинув голову назад. Наверное, это был именно тот момент, когда полковник осознал, какую ошибку чуть не совершил. Вряд ли его месть могла бы принести облегчение хоть кому-то. Мясо немного подгорает, но мужчина заверяет дочь, что это самый вкусный обед, который он когда-либо ел. Девушка расспрашивает про Артема и когда она сможет к нему поехать, а отец в свою очередь обещает отвезти ее к нему, как только парню станет хоть чуть-чуть лучше. Если она увидит, в каком состоянии он сейчас — вряд ли ей станет легче.***
Мужчина переступает порог палаты, и первое, что он видит — это довольная лисья улыбка на лице Артема. Цвет кожи приобрел более нормальный оттенок, а глаза с задором смотрели на своего гостя. «Засранец» — облегченно думает Валентин Юрьевич, все утро боясь увидеть все такого же прикованного к телу мертвенно-бледного подростка. Парень слегка приподнимается на локтях, но тут же морщится от боли и с еле сдерживаемым стоном падает обратно на лопатки, возвращая свою глупую голову на мягкую подушку. — Больше так не делай, — в привычно-строгой манере командует полковник, подходя ближе. На его плечах белый халат, который выглядит как плащ — и Артем приходит к выводу, что это ахуеть как стильно смотрится на мужчине. — Здрасьте, ВалентинЮрич, — весело произносит Ветров. Голос у него хриплый, руки слегка дрожат, и видно, что из-за лекарств и обезболивающих, которыми его пичкают, он кажется вялым и сонным, хотя только и делает, что спит. — Привет, Тем, — и голос у мужчины теплый и светлый до мурашек, которыми Артем и покрывается. — Как ты? — мальчик от него взгляд не отводит от слова совсем. — Готов к труду и обороне, — с улыбкой сообщает Ветров, на что Лебедев коротко рассмеялся и потрепал его по голове. — Не знаю как к труду, а вот оборонять ты горазд. Спасибо тебе, Артем. Спасибо, что защитил мою дочь, — взгляд стал серьезным, и Артему это не особо понравилось. — А как иначе? Она моя лучшая подруга, — чуть нахмурившись, отвечает парень, желая вернуться в ту секунду, где полковник беззаботно треплет его по голове и улыбается, а не стоит весь такой серьезный. — Ты рисковал своей жизнью. Я тебе должен… — Не продолжайте, пожалуйста, — насупился Артем, отводя взгляд. — Ничего вы мне не должны. Я сделал то, что должен был. Нет, ничего не говорите, — что же, если ему хватает смелости затыкать рот полковнику российской армии — то он действительно идет на поправку. — Как она там? — Уже рвется к тебе. Ссадины и царапины — сойдет через неделю, — Артем удовлетворенно кивает. Это именно то, что он хотел услышать. В палату заходит уже знакомая обоим медсестра, на ее бейджике написано «Анна», но про себя Артем называет ее просто «Сучка». Почему? Ответ на этот вопрос он наблюдает прямо сейчас. — Ой, Валентин… Юрьевич. Не ожидала вас увидеть, — судя по тому, что накрасилась ярче, чем обычно, и накрутила локоны — ожидала. Сучка. Самая натуральная. Артем недовольно скалится глядя на то, как она поправляет волосы и улыбается полковнику. Она красивая. Это бесит. — Странно, вы ведь сами сказали прийти утром. Здравствуйте, — Лебедев окидывает ее взглядом. Артему этот взгляд не нравится. — Как дела у моего любимого пациента? — проигнорировав дельное замечание, вопрошает девушка, подходя к парню. Он хмурится, глядя в ее улыбающееся лицо. — Минуту назад было лучше, — недовольно прорычал он. — Артем, — одергивает его Валентин Юрьевич, на что Ветров зло взглянул на него и отвел взгляд. Ну здравствуйте, давайте его еще и за это отчитаем. Пацан пренебрежительно фыркнул. — Ничего, — мягко произносит Анна, улыбнувшись Лебедеву. — Я вам, наверное, помешала? — Да, — тут же говорит Тема. — Нет, — одновременно с ним произносит Валентин. — Тем, не капризничай, — вроде и не обидно, но почему-то обидно. Артему просто не нравится, что Лебедев почему-то на стороне незнакомой ему медсестры. Или… а вдруг она ему реально понравилась? От этой мысли стало почему-то невыносимо. Делить полковника с кем-то категорически не хотелось. — Может, вы чаю хотите? Или кофе? — предложила девушка, стрельнув глазками в Лебедева. Нет, ну это уже ни в какие ворота! Артем от негодования даже попытался привстать, чтоб посмотреть этой особе в глаза, и тут же его пронзила вспышка боли, стоило необдуманно пошевелиться. С болезненным стоном он откинул голову на подушку, зажмурив глаза. Валентин Юрьевич тут же обеспокоенно навис над парнем, кладя руку на его плечо. — Ты что творишь? Только вчера зашили! — с волнением произносит Лебедев, не в силах злиться на этого строптивого омегу. — Тупанул, бывает, — шипит пацан, медленно открывая глаза. — Шов, надеюсь, не разошелся, — цокнула медсестра, откидывая простыню и осматривая бинт, на котором, к счастью, не было крови. — Еще раз выкинешь подобное… — Лебедев не договаривает, но Артем все равно улыбается, глядя на его недовольное лицо. — Да вы не злитесь… — А ты меня не зли, — резонно заметил Валентин Юрьевич. Они смотря друг другу в глаза, не отрываясь, секунд десять. Анна даже успевает досадливо вздохнуть и ретироваться, когда на ее пейджер приходит уведомление. Как хорошо, что она не может находиться здесь столько, сколько пожелает — Артем почти злорадствует. — А скажите честно, вы в какой-то момент подумали, что я все? Ну, того… — он не может сдержать улыбки, глядя на возмущенное выражение лица полковника. — Тебе весело, Ветров? Тебя веселит, что ты чуть не откинулся? Да, в тот вечер я больше всего боялся, что ты мертв. Ты лежал у меня на коленях, весь белее бумаги, и с охренительно огромным пятном крови на футболке. Ты почти не дышал, а когда скорая повезла тебя в больницу, и я сел за руль своей машины, чтоб поехать следом, мои руки были в твоей крови. Это то, что ты хотел знать? — улыбка медленно сползала с лица с каждым сказанным словом. Артем не знал, что происходило тем вечером, его воспоминания оборвались на моменте, когда он почувствовал холод металла в своей руке, когда ощупывал живот, и Юлькино заплаканное лицо. Он не переживал то, что пережили Юля и Валентин Юрьевич, не чувствовал, как балансирует между жизнью и смертью — для него это был сплошной сон с редкими вспышками реальности. — Соре, я просто нихера не помню… да вы не нервничайте, я же тут, я живой, — неловко оправдывается он. — Надеюсь, так и будет оставаться, — Артем неловко кивнул. Теплая и сухая рука полковника погладила его по голове, и он улыбнулся, подняв взгляд на мужчину. — Не пугай нас так больше, — серьезно просит старший. — Обещаю, — заверяет его подросток.