Иду за тобой

      Важные, переворачивающие жизнь решения — странная штука. Они тяжело даются, их тяжело сознавать, о них тяжело говорить; словом, важность их настолько неоспорима, что своим весом способна задавить любые другие мысли и желания. Она размазывает в мокрое пятно всё, что было до неё, что ещё недавно казалось самыми ценными вещами в жизни, и оставляет только неясное предчувствие чего-то грандиозного. Из лёгкого во всём этом лишь то, как большинство окружающих машет на это рукой. Твой мир может расшибаться в лепёшки, сколько ему вздумается, может даже вообще без следа раствориться, как пахучая таблетка в тёплой ванне, но люди будут идти мимо. Остановятся, взглянут, удивятся, покрутят пальцем у виска — и пойдут своей дорогой. Любое судьбоносное решение меняет в корне только твою судьбу.       Но почему-то осознаёшь всё это только в тот момент, когда уже и сам напрочь забыл обо всей важности сделанного шага. Когда он становится воспоминанием.       Когда, прожив несколько лет самой странной и важной части своей жизни, ты встречаешь призрака прошлого. Да ещё и какого.       — Ойкава-сан, а почему Аргентина?       — Когда я ещё учился в начальной школе, у нас в Сэндае проходил матч Япония-Аргентина. И мы с Ивой-чаном, само собой, пошли смотреть его…       Решение отправиться вслед за человеком, когда-то подарившим ему тот самый волейбол, в который он играл всю осознанную спортивную карьеру, парень принял, ни на миг не засомневавшись. Думал ли он тогда три года назад, что когда-нибудь пожалеет об этом? Глупый вопрос. Разумеется, думал. Сколь бы одержимым ты ни был, ты остаёшься человеком, страшащимся неизвестности. Всё оставалось позади: привычная жизнь, привычные чувства и мысли, товарищи по команде, делавшие волейбол волейболом. Даже соперники и те остались где-то там, за зыбкой океанской гладью. Ну, большинство из них.       И всё-таки парень, бывший — кажется, целую вечность назад — капитаном волейбольной команды старшей частной школы Аоба Джосай из Сэндая, рискнул всем, бросил всё. Шагнул вперёд решительно и ни разу не обернувшись.       Ему было тяжело. Много раз, изо дня в день. Всё наваливалось, слипалось и тащилось за ним, словно мокрый снег на подошве ботинок — от непривычного зала до банальнейших языковых барьеров. Простые житейские трудности, которые так часто ломают горе-любителей перемен. Сидящий напротив него сейчас Хината, наверняка, и не подозревал о том, какой важной виделась их встреча сейчас самому Ойкаве. Ему-то уже начало казаться, что он скоро забудет японский.       И всё же, несмотря ни на что, он жил дальше — тренировался, уставал, надрывал мышцы и, морщась, снова шёл тренироваться. Как ни крути, он ведь не гений. Ему нельзя остановиться.       «Поверить в себя и свои силы и продолжать идти вперёд вместо того, чтобы сдаться, потому что ты не гений, — более трудный и болезненный путь».       Связущий даже сейчас, несколько лет спустя живо помнил, как тренер Хосе говорил ему эти слова. Каким ярким, юношеским вызовом блестели его глаза, уже опутанные паутиной тоненьких бороздок возрастных морщин, как насмешливо изгибались его губы. Кумир детства видел парня насквозь, видел, что у него было на уме; видел, что никакие мнимые сомнения в своём будущем его не одолевают, видел, что волейбол значил для него.       Был ли сам этот ветеран от спорта настоящим гением? Кто знает. Одно Тоору знал наверняка — он отдал волейболу всё, что только мог. Иного в мире профессионального спорта не дано; или выворачивайся наизнанку, или спорт сам вывернется наизнанку и вытряхнет тебя, как мелкий сор, что копится в карманах брюк.       И парень последовал за этой отдачей, зная, что иначе не сможет продвинуться так далеко, как того желает. В конце концов, он всегда потакал лишь своему эгоизму и делал то, что сам считал правильным для самого себя.       Кто бы сказал ему, что эта дорога в итоге снова столкнёт его с Хинатой Шоё из старшей Карасуно, когда-то отбросившей кандидатов в чемпионы префектуры назад. Впрочем, в это не так сложно поверить.       Куда сложнее осознать обстоятельства, сведшие их вместе.       Не то чтобы Тоору взаправду верил, что самый необычный блокирующий на его памяти, мелкий парнишка, излучающий мандариновый цвет, навсегда останется там, где они расстались в последний раз — в городском спорткомплексе Сэндая, посреди волейбольной площадки, среди возбуждённых победой в полуфинале сокомандников. Этот энерджайзер не смог бы усидеть на месте, даже если бы захотел. Да он и не хотел. И бывший капитан Сейджо даже почти верил в новую встречу. Но чтобы посреди бразильского пляжа? Вот уж и правда, никогда не знаешь, где найдёшь.       Он рассказал старому сопернику всё, начиная с того самого матча сборной Японии со сборной Аргентины, который они с Иваизуми смотрели, ещё по-детски размахивая в знак поддержки всем, что попадётся под руку, не ощущая необходимости держать в тайне какие бы то ни было детали своей впечатляющей смены декораций. Даже про то самое полотенце, которое мама так вероломно испортила — натурально же она всё-таки тогда удивилась, ничего не скажешь. Всё рассказал, как есть.       Тот, кто рванул на другой конец океана ради тренировок в пляжном волейболе, не мог не понять. По крайней мере, он не стал бы считать его психом. И Хината действительно слушал с таким видом, будто только и желал в жизни, что узнать, какие такие ками свели их сегодня вместе в вечернем Рио-де-Жанейро.       И чёрт возьми, давно связующий с такой ясностью не ощущал безумие собственной затеи. Хотя ему о нём частенько напоминали вслух.       Во время своего рассказа Ойкава исподтишка рассматривал сияющего от удовольствия Хинату. Вот он ведь тоже не гений. Ему, объективно, даже банальных физиологических качеств не хватает, чтобы играть в волейбол по-взрослому, на уровне, который на целую лестницу выше их маленького школьного мирка — большую такую лестницу, какие к буддийским храмам в горах строят. И всё-таки он играл. И явно не собирался сдаваться. Какая бы блажь ни сподвигла его отправиться в Бразилию ради беготни по горячему пляжному песку, это было не просто так. Коротышка ещё вернётся. Вернётся, чтобы задать жару им всем.       Что ж, ещё один готовый стимул и дальше пыхтеть в спортзале, в попытках занять достойное место в аргентинской сборной.       Никогда бы Тоору не подумал, что сильнейшее оружие Тобио станет тем, кто действительно сможет его понять. Пожалуй, сам Тобио тоже едва ли о таком бы подумал; у этого чудика всех мозгов только для игры и хватает. Хуже него только этот гад Ушивака.       Ойкава по-прежнему недолюбливал их обоих — за то, что были лучше его, за то, что ему приходится работать в десять раз больше, за то, что оба смогли обставить его. И всё же…был в его жизни один немаловажный фактор, который доказал ему, что одарённые от природы люди, превосходящие его на голову, даже когда он подставляет себе лесенку, отнюдь не так уж и далеки. Всё, что нужно — однажды ухватить одного из них за пятку и невзначай уронить. Фактор этот ворвался в жизнь неожиданно и бесцеремонно, как может лишь истинно нужная вещь.       И этот фактор тоже не давал ему сойти в намеченной дистанции. Как и многое другое, но исключительно по-своему.       — В любом случае… Моя цель остаётся прежней, — объявил связующий, закончив душещипательный рассказ о своём переезде в Аргентину. Во всякому случае, Хинату рассказ точно тронул.       Не то чтобы он хотел напугать Хинату, однако скользнувшее у того по лицу беспокойство Тоору ощутимо подбодрило. Всё правильно. Пусть все они опасаются его — гении и нет; его цель — одолеть их всех, так пусть каждый знает об этом и помнит, что реванши редко кому даются просто.       Но долго нагнетать атмосферу под тихое шуршание кондиционера в углу, гул текущей вокруг вечерней жизни небольшой городской кафешки и едва различимое бряцание тарелок на кухне оказалось не под силу даже великому Ойкаве-сану. Так что парень расслабленно закинул руки за голову и откинулся на спинку диванчика. Надо же было и сытному ужину дать время устояться.       — Знаешь, — заговорил Тоору, глядя на Шоё с наигранным пренебрежением, — я думал, что я тот ещё псих. Но поехать в такую даль ради игры в пляжку…       Договорить он не успел. При слове «пляжка» у Хинаты будто щёлкнуло в голове — он так и просиял, на лице появилось выражение, хорошо знакомое его бывшим сокомандникам. Видно, представлять свои потенциальные будущие поражения блокирующему не слишком нравилось, вот он и зацепился за любимое дело. Даже со стула подскочил. Когда его ладони воодушевлённо грохнули об столешницу, Ойкаве тоже захотелось подскочить.       — Ойкава-сан, давай сыграем! Там игры до самой ночи идут! — без обиняков воскликнул Шоё, широко распахнутыми глазами вгрызаясь в лицо старшего. Того на секунду покоробило, однако он быстро пришёл в себя. Губы его изогнулись в прямо-таки зловеще-самоуверенной улыбке. Он будто снова оказались в Сэндае, на игровой площадке, перед тем самым полуфиналом.       — Ну и ну! А у тебя кишка не тонка, раз предлагаешь мне такое, чиби-чан. Что ж, давай.       Связующий согласился на этот матч из чистого снисхождения к чужому счастью. Кого интересуют какие-то там мелочи, вроде малознакомых правил игры, когда человек, бывший когда-то жуткой занозой в известном месте, глядевший на тебя с такой горячей решимостью, готов буквально растечься перед тобой в лужу? Разве можно отказаться лишний раз показать свою силу?       Примерно через полчаса Ойкава пожалел о том, что не может с изысканной лёгкостью отослать подальше свою гордость. Ещё через полчаса, когда подошли эти двое известных в узких кругах игроков-пляжников и зрители его позора перестали ограничиваться Хинатой, Тоору пожалел о том, что вообще вышел с сокомандниками на улицу сегодня вечером. Пара часов и он бы начал жалеть о решении начать играть в волейбол в принципе. Благо, они продули раньше, чем это случилось. И стоило это двух банок пива.       Как и положено любому уверенному в своих возможностях человеку, Ойкава списал проигрыш на дувший вокруг ветер, на упругий песок и непослушные пальцы ног, а заодно ещё на десяток-другой причин; однако не был бы собой, если бы не воспринял проигрыш к сведению. К концу матча до него уже начало доходить, как лучше ставить ноги, куда переносить центр тяжести и как читать порывы ветра. Ещё пара матчей и он откроет эту дверь. Так он всегда делал. Всегда и со всем. Потому и отличался от узконаправленных гениев. И Хината был таким же; природная прыткость и рефлексы сделали бы коротышку профи практически в любом спортивном состязании. Был бы ещё немного посмышлёнее…       Шоё, казалось, никаких выводов из проигрыша делать не собирался. Может, продувал здесь настолько часто и настолько однообразно, что и думать было больше не о чем. Может, просто наслаждался процессом больше, чем результатом. А может, и до сих пор не мог отойти от их неожиданной встречи.       — Ойкава-сан, а долго ты ещё будешь в Рио? А где живёшь? Как можно с тобой связаться?       Да, пожалуй, всё же не мог отойти. Что ж, Тоору соврал бы, сказав, что такое внимание ему не льстило. Причём даже больше, чем надо было.       — Спокойно, коротышка, дыши глубже. У нас выездные игры, так что я тут буду ещё неделю. И живу я недалеко отсюда.       — Тогда давай ещё раз сыграем здесь! Я хочу пробить один из твоих потрясающих пасов! — ещё больше воодушевившись, вскрикнул Хината. Хлещущим из каждой его клетки восторженным обожанием можно было бы хорошенько разбавить плещущийся совсем рядом океан.       — Ну-у, знаешь… Может, если у меня будет время. Или настроение играть…       Хотя кого он дурил, в самом деле. Во-первых, время можно найти всегда, ведь стоял же он сейчас на пляже под светом ночных фонарей и умиротворяющим гулом морского прибоя. Во-вторых, разве может у кого-то вроде него не быть желания сыграть ещё раз или два? Ну, а в-третьих…как же эта мелочь грамотно давит на больное! Чёртова гордость!       — Спасибо!       — Ага, — благосклонно махнул рукой Ойкава на энергичные поклоны Хинаты и зашагал к оставленной у парапета обуви. А то если блокирующий не остановится, то скоро будет торчать из песка как страус. И кто тогда, спрашивается, будет им восхищаться? — Но слушай, вот ты играешь сейчас в пляжку. А не тяжело потом будет возвращаться в зал? Передачи, песок. Не боишься разбиться о твёрдый пол?       — Есть такое, — согласно закивал на предположения догнавший связующего Шоё. — Так что я иногда играю с юниорской командой в спортзале.       — Надо же, какой ты продуманный, — с едва заметным ядовитым оттенком отозвался Тоору, пнув босой ногой пригоршню песка. Да, это тебе не паркет. Но ничего невозможного нет для человека с интеллектом и талантом. Не пройдёт и недели, как парочка «пивных братьев» будет угощать его самого. А заодно и его восторженного протеже.       — И всё же, ты ведь столько работал, чтобы хоть чего-то добиться. А сейчас просто взял и обнулил всё это. Вроде как, снова начал с первого уровня, — задумчиво произнёс Ойкава, уже сидя на земле и завязывая шнурки на кроссовках. Эта мысль преследовала его весь вечер, с того момента, когда он понял, что мандариновая макушка, скачущая по песку, не зря показалась ему знакомой.       Если хорошенько пораскинуть мозгами… Он же такой мелкий. И стремился с самого начала не к чему-нибудь, а к позиции диагонального, лучшего игрока под сеткой. С ростом в метр шестьдесят это всё равно что верить в сказочные свойства положенных под подушку молочных зубов и всего в таком духе. Собственно, диагональным-то он и не стал, но и блокирующий — позиция не для амбициозных коротышек. Однако природное упорство и физические данные помогли ему добиться заметного места в школьном волейболе префектуры Мияги. Хинате, начавшему всерьёз играть лишь на первом году старшей школы, это должно было стоить — и наверняка стоило — прямо-таки титанических усилий.       Но всё, что он сделал с этим успехом в итоге — повернулся к нему в пол-оборота, дружески подмигнул и убежал, сверкая пятками, в объятия зарубежного пляжного волейбола. Не сказать, чтобы Тоору совсем уж считал его ненормальным, но причины всё же видел весьма размыто. Хотя, если ещё немного подумать…       — А мне нравится проходить уровни, — беспечно пожал плечами Хината. И его беспечность говорила куда больше, чем сказал бы показной суровый взгляд и напускная серьёзность. — Чувство, когда пробуешь что-то новое никогда не может надоесть.       — Хм, вот как, — не зная, что ещё ответить, протянул Тоору и мельком глянул на удивительно чистое для большого города звёздное небо.       Пожалуй, другого ответа ждать и не следовало. Процесс игры и правда доставлял шумному блокирующему куда большее удовольствие, чем любой возможный исход. И даже так здесь, в Рио он был сейчас ради результата; он инстинктивно чувствовал, чего ему недостаёт и где следует это искать. Наверное, как и сам Ойкава. Пусть они вдвоём и не были гениями от волейбола, не родились с вылепленными под мяч руками и зрением в виде волейбольной сетки, но зато понимали радость поисков и ошибок. В этом тоже была своя прелесть.       Да и, строго говоря, поближе познакомившись с содержимым головы настоящего от природы одарённого гения, связующий уже не уверен был, что вообще хотел бы иметь подобные мысли.       С таким воодушевлённым настроем он принялся за шнуровку на второй ноге.       — Знаешь, коротышка, иногда мне кажется, что…       — Ага, вот ты где, чёртов Придуркава!       Услышав перебивший его голос, Ойкава едва языком не подавился. А заодно и напрочь избавился от желания говорить с Хинатой на возвышенные темы.       А вот и тот самый бесцеремонный фактор — гениальный во многих отношениях, кроме, разве что, тактичности. Нацумэ Наоки данным качеством обладала в чётко ограниченном количестве, ни капли не превышающем тот минимум, что отделяет обычного человека от всем миром презираемого нигилиста. И очевидно, презрение отдельных лиц девушку давно уже не пугало.       Особенно тех людей, которых она больше часа разыскивала по всему Рио.       — Ой, — только и сумел выдать Тоору, отчаянно желая сползти под деревянный парапет. Или упасть в него лицом. Или зарыться в песок. Или убежать. Впрочем, куда тут убежишь от опытной теннисистки с реакцией стаи мангустов и плещущим из всех чашек терпением.       — Это она к тебе, что… — начал было Хината, простодушно хлопая глазами и переводя взгляд с потупившегося Ойкавы на шагающую в их сторону девушку.       — Заткнись! — тут же зашипел на него связующий, отчаянно пытаясь спрятаться за собственными ладонями. — Может, она меня не заметит.       Хината непонимающе хлопнул глазами и склонил голову набок. Он никогда не считал, что страдает переизбытком интеллекта, но тут бы и ребёнок понял, что давно уже их заметили. Иначе, здесь никого бы и не было вовсе.       Между тем, Нацумэ, зловеще громыхая содержимым висящей на плече теннисной сумки и разгоняя воздух перед собой дорожной сумкой с вещами, двигалась к ним по тянущемуся тут же тротуару. Белоснежная ткань её сумки с ракетками буквально божественным ореолом блистала в свете уличных фонарей и невольно притягивала взгляд. Тут и дураку было понятно, как трепетно за этой чистотой следили. Ореол же, источаемый самой Нао и её красноречивым выражением лица, взгляд уже куда более активно отталкивал.       Стоило ей приблизиться, как скрипящий мозгами Хината наконец понял, что к чему. Знакомый голос сложился в его голове с выплывшим из сумерек освещённого ночного города лицом, и лицо парня на секунду озарилось узнаванием.       — О, менеджер-сан! А ты что здесь… — начал было он, приветливо улыбаясь, однако Нацумэ, не дав парню договорить, лишь слепо швырнула в его сторону дорожную сумку. И вовсе не потому, что хотела ненавязчиво подкорректировать список соперников Ойкавы; сейчас она и шагающего в паре метров от неё динозавра бы проморгала. Всё её внимание было сосредоточенно на одном единственном существе.       Том самом, которое должно было три часа назад встретить её в аэропорту.       — Наоки-чан! Вот это сюрприз! Что ты здесь делаешь? — звонко запел Тоору, не давая девушке и рта раскрыть. Как и любой парень, иметь дело с прекрасным полом он предпочитал либо в хорошем настроении, либо не иметь его вообще, если приходилось быть виноватым. И поскольку второй вариант отпадал, нужно было попытаться задобрить Наоки. Или хотя бы убедить её не убивать его при свидетелях.       Нацумэ попытку зачла и полноценный скандал решила оставить пока при себе. И всё же промолчать уже не могла. Как-никак, ей больше часа пришлось наматывать круги по близлежащим улицам, потому как это недоразумение с фамилией, созданной для издевательств, не удосужилось ответить ни на один звонок. Или хотя бы перезвонить в ответ на одно из двадцати с лишним сообщений.       — Я что здесь делаю? Это ты какого здесь делаешь? — прикрикнула девушка, наступая на Ойкаву, вынуждая того вскинуть руки в защитном жесте и попятиться. Для пущего эффекта ещё и ткнула пальцем ему в грудь. — Почему ты прохлаждаешься на пляже, пока я ношусь с багажом по городу, а?       — Я это… Ты ведь сама написала, что рейс задерживается, помнишь? — сделал Тоору последнюю попытку реабилитироваться, наперёд слыша её треск.       — Ну так не на три же часа! И вообще ты должен был всё это время дежурить на взлётной полосе в дорогом костюме, с убранными волосами и охапкой цветов, — категорично заявила Нао и отступила назад, считая, что дальше уничтожать собеседника можно и на расстоянии. Скрещенные на груди, руки недвусмысленно намекали на бесполезность любых возражений.       — Наоки-чан, вообще-то, у тебя аллергия.       — И, по-твоему, меня это должно волновать?       — Не поверишь, но это меня волнует, — кисло возразил парень. — Мне же потом пришлось бы бегать в поисках твоих лекарств.       — Нет уж, ты бы любовался на моё опухшее лицо всё время, пока чёртов букет бы не завял, — парировала Наоки, тряхнув хвостом. Время шло, а она всё так же предпочитала завязывать волосы в конский хвост на затылке. И всё так же предпочитала расчёсывать их всего раз в день — независимо ни от каких спутывающих факторов.       Тоору невольно усмехнулся этой мысли — само собой, про себя. Кем бы в итоге эта девчонка ни была и ни становилась в будущем, она так и останется его нерадивой соседкой по школьной парте, невесть как влезшей в должность менеджера волейбольного клуба.       И да, ему было стыдно. Но, с другой стороны, они оба знали, с кем каждый имеет дело. Наоки очень любила делать до идиотизма оптимистичные прогнозы своей пунктуальности и пунктуальности других, от которой она иногда зависела, так что её «полчаса, не больше» в переводе на задержку рейса вполне могло бы перерасти и в полдня. Спать же в зоне ожидания аэропорта Рио в планы Ойкавы не входило, равно как и потакать всем прихотям кого попало. И Нацумэ знала это как никто другой. За последние три года они вообще много интересного друг о друге выяснили.       Тем временем, качать права девушке слегка поднадоело. Она вообще вспыльчивостью не страдала, её оружие было в медленных, как садистский яд, психологических атаках. Отойдя, она устало провела по волосам жестом, позаимствованным у самого Тоору и тут заметила напряжённое сопение за своим плечом. Обернулась и лицом к лицу столкнулась с Хинатой. Тот, судя по взгляду, разрывался между стремлением свалить куда подальше от чужих отношений и желанием задать ещё биток вопросов.       — Воу, — удивлённо выдохнула Наоки, бросив вопросительный взгляд на Ойкаву, но он только развёл руками. — Такого совпадения я не ожидала. Давно не виделись, рыжик! Привет, что ли!       — П-привет! — выкрикнул в ответ Шоё и, не придумав ничего лучше, согнулся в поклоне.       — Только не говори мне, что ты приехал на пляже поваляться.       — Не совсем. Я здесь тренируюсь в пляжном волейболе.       — Чего? — недоверчиво выгнула брови Наоки. — Серьёзно?       — Да, я тоже не поверил, — подал голос Тоору.       Нацумэ недоверчиво поморщилась и принялась переводить взгляд то на одного парня, то на другого. Как минимум один из них хорошо знал это выражение лица. Значило оно, ни больше ни меньше, всё то же удивление всей глупости волейболистов.       — А, я поняла, — наконец протянула Наоки, остановившись на Хинате, который хлопал глазами под стать ей. — Это у вас такая, типа, профессиональная болезнь — переезжать в Южную Америку, да? А потом подсаживаться на пляжку.       — Не сравнивай меня с коротышкой, — тотчас же капризно потребовал Тоору, напрочь забыв почему-то о стоящем здесь же «коротышке».       Нацумэ подняла брови и оглянулась на него. Скользнула красноречивым взглядом по босым ногам, пыльным коленкам и шортам, по хорошо заметным даже в тусклом уличном освещении пятнам пота на футболке, по поджатым губам. И шумно выдохнула, закатив глаза.       — Что ты, Ру-чан, и в мыслях не было. Но, если честно, я думала, Тобио надо мной прикалывается, — снова обратилась девушка к Хинате. — Стоило бы вспомнить, что он в этом не силён.       Шоё при упоминании Кагеямы заметно приободрился.       — Когда я здесь закончу, то буду достаточно силён, чтобы сравниться с Кагеямой и остальными, — уверенно, но без тени лишнего бахвальства заявил он. А потом, вдруг что-то вспомнив озадаченно умолк и поднял глаза на Наоки. — И всё же что ты тут делаешь, менеджер-сан?       Нацумэ, резко шаркнув подошвой в сторону тихой усмешки Ойкавы, прекрасно знающего о её ненависти к каким бы то ни было прозвищам, недовольно нахмурила брови и вздохнула.       — Я Наоки. Усёк? Наоки. Нацумэ, на крайний случай, — сообщила она, важно оправив сползший с плеча ремень теннисной сумки. — И без этих дурацких «сан», ладно?       — А…ага, — поспешно кивнул Хината, едва успев подавить желание нервно сглотнуть. И почему, интересно, у всех гениев такие жуткие глаза? Это что-то вроде такой же «профессиональной болезни»?       — Вообще зови её «госпожа первая ракетка мира», — участливо подсказал Ойкава из-за спины Нао.       — Не порть себе жизнь, Придуркава, мы ещё за твой прокол не рассчитались, — шикнула на него девушка. На следующие несколько минут этого определённо должно было хватить, так что она снова обратилась к мелкому блокирующему. — Даже не вздумай так меня называть. Ну, до тех пор, пока я не выиграю US Open.       — US…чего? — переспросил Хината, наклонив голову, словно пёс, перед носом которого хозяин внезапно решил покорчить рожи.       Наоки от этого зрелища на мгновение совсем растерялась; так уж вышло, что привычные и сами собой разумеющиеся вещи для неё самой она привыкла считать таковыми и для окружающих. Особенно сейчас, когда все несведущие отсеялись как-то сами собой.       — А, ну… — затянула она, совсем не зная, с какой стороны заходить. Стоило ли пускаться в путанные объяснения о важности серии турниров Большого Шлема в жизни любого профессионального теннисиста или всё же этот волейбольный мозг слишком посредственен для принятия реалий других видов спорта.       На помощь снова пришёл Ойкава. Ему ещё два года назад пришлось потратить неделю на общение с многочисленными интернет-ресурсами ради знакомства со всеми тонкостями любимого хобби этой особы. Зуб за зуб, ведь когда-то она так же пыталась разобраться в любимом им волейболе.       — Это как Весенний турнир, только для всех теннисистов в мире.       — Скорее уж, как отборочные. Последний этап, — поправила парня Нацумэ.       Хината осторожно кивнул, не уверенный, что за любой лишний вопрос его снова припечатают сумкой. Наоки, прочитав этот настрой у парня в глазах, продолжать не стала. Такая непросвещённость даже как-то приятная была, как будто она снова была менеджером в незнакомом волейбольном клубе, как шпион во вражеском штабе.       — Хотя тебе, похоже, не очень это интересно. Да и знать необязательно. Так вот здесь я, чтобы сыграть кое с кем. Удачное совпадение, что вот это вот недоразумение, — она недвусмысленно ткнула пальцем в Тоору, — тоже здесь на выездных оказалось. Но вот уж не думала, что тебе удастся привет передать. Тобио-то, небось, мне ни за что не поверит.       Слушая девушку, Тоору невольно задумался о том, на какую тему стоит поскандалить ему — на ловко вывернутое наизнанку желание с ним встретиться, которое в итоге превратилось в такое же совпадение, как удачно подъехавший автобус, или всё же в такое частое упоминание Тобио-чана. Хорошо бы он там в этот момент своим чиханием какой-нибудь важный розыгрыш запорол, всё приятнее будет. В итоге, как и Нацумэ, связующий пришёл к выводу, что для полноценной ссоры они оба слишком вымотались, так и удовольствия никакого. За следующую неделю явно найдутся и более удачные поводы.       — Вот как, — понимающе улыбнулся Шоё, наконец-то уцепившийся за так внезапно обнаруженную черту в, в общем-то, невероятно далёкой от него Наоки. Уж что-что, а желание любой ценой обойти главного соперника, пусть даже и в тренировочном матче, он понимал очень хорошо. — Выходит, ты тоже усердно работаешь, мен… Наоки-с… Наоки?       — Ха! — громко выдала девушка, великодушно упуская из вида заминку с обращением к ней. — Я не работаю, я зашиваюсь! Или, по-твоему, просто быть членом национальной сборной?       — Сборной?! Реально? — восторженно вскрикнул блокирующий, и до Ойкавы внезапно дошло, что Наоки просто грамотно решила потешить своё самолюбие. Если уж говорить о тщеславии, то она, пожалуй, здесь кого угодно превзойдёт. И ни за что не напомнит себе, что членство в сборной — это только первый уровень после нулевого уровня школьных турниров.       — Вроде того.       — Это же нереально круто! И ты ездишь на турниры за границу?       — Естественно.       — Обалдеть! И каково это?       — Каково… — неожиданно задумчиво протянула Нацумэ, на секунду запрокинула голову, втянула носом воздух. — Круто, как же ещё. Всё время ты занимаешь любимым делом и встречаешься с такими людьми, в которых даже не верил раньше, как будто они какие-нибудь духи. Совсем другое чувство. А вообще, — тут она опустила голову и весело подмигнула Хинате, — сам стань участником и узнаешь.       — Обязательно, — подняв сжатый кулак, улыбнулся в ответ Шоё. Нао даже захотелось стукнуть по нему своим — вроде как, на удачу. Почему-то она ощущала себя удивительно расположенной к этому парню, пусть даже и видела его от силы пятый раз в жизни. Просто бывают случаи, когда любой понимающий твоё главное стремление человек становится невероятно близким в одно мгновение, даже не говоря ни слова.       Однако прежде чем девушка успела поднять руку, совсем рядом с её плечом вырос Ойкава и его рука требовательно вонзилась в пространство между ней и Хинатой. Оба слегка отпрянули от неожиданности и подняли вопросительные взгляды на связующего. Тот не дрогнул.       — Ладно, хватит вам уже болтать. Встретимся ещё как-нибудь, нам всё-таки нужно взять реванш у этих братцев. А сейчас предлагаю разойтись. Наоки-чан наверняка жутко устала, — заявил он, торопливо подхватывая валяющуюся на земле сумку Нацумэ одной рукой, а приподнявшееся девичье запястье другой. Нужно было убраться прежде, чем Нао начнёт острить насчёт выскочивших у него слов про реванш; потому что острить она начнёт, даже не задавая вопросов. И лучше пусть делает это подальше от коротышки.       — До встречи, чиби-чан!       Едва успев попрощаться с Хинатой, Наоки потянулась вслед за парнем, который твёрдо держал её за руку и тащил за собой следом, как упирающую корову на верёвке. И не осуждала его. Сейчас они виделись так редко, что общение с кем-то другим, когда они были вдвоём, в глазах их обоих было страшным преступлением; а уж тем более такие товарищеские жесты. Она бы, пожалуй, тоже его утащила, может, даже и вырубив для верности.       Вместо этого Нацумэ решила немного разрядить обстановку.       — Так кому, говоришь, вы двое тут уже успели продуть?       — Да так, неважно, — отмахнулся Тоору, передёрнув плечами. — Просто те двое чаще играют в пляжку, а я не привык к этому.       — А говорил, что не играл.       Неожиданно спокойный и даже дружелюбный тон девушки заставил парня остановиться и недоверчиво оглянуться. Он-то ждал, что она скажет что-то безусловно похожее, но более…в своём стиле — ехидно, с этой ноткой разъедающей алмазы кислоты. Но Наоки просто улыбалась. Да так открыто и обезоруживающе, что на себя даже не была похожа. И едва он встретился с ней глазами, как она одним ловким движением освободила запястье из его пальцев и взяла за руку. Она-то наверняка понимала, зачем ему было соглашаться играть с Хинатой в пляжку, даже если он себе в этом не признавался.       Это вызвало у Ойкавы невольный вздох, но вовсе не от разочарования. Просто при ней можно было себе позволить немного слабости. В конце концов, Нао понимала его лучше, чем остальные. Зато вот он иногда не понимал её совершенно, причём настолько, что потряхивать начинало.       Ну что ж, такая уж она была сама по себе — Нацумэ Наоки, вынужденный менеджер волейбольного клуба Сейджо, восходящая звезда одиночного тенниса.       И девчонка, в которую он умудрился влюбиться.

***

      Люди, как правило, довольно быстро адаптируются и привыкают к новым условиям жизни и чем дальше, тем сложнее бывает перепривыкнуть обратно. Например, можно быть насколько угодно любящим общение, шумные компании и всё прочее, но, если уж привык жить один, долго с соседом не протянешь. Во всяком случае, про себя ненавидеть его начнёшь довольно скоро. А потом это просто перерастёт в момент, когда сожитель окажется на крыльце в одних домашних шортах, а его наспех собранный чемодан выпадет на него прямо из окна.       Совсем по-другому выглядит вопрос, когда вынужденный сосед обладает достаточной долей капризной самостоятельности, чтобы самого тебя выставить, выстелив тебе на прощание дорожку твоими же любимыми постельными принадлежностями. В этом случае сосед должен быть либо очень временным, либо должен присутствовать настоящий симбиоз.       Наоки была с перебором капризным сожителем, учить её ущемлять свои привычки на благо рядом живущих нужно было очень долго и терпеливо. Однако всё это с лихвой компенсировалось её одержимостью готовкой. Если уж живёшь с Нацумэ в одном доме, будь готов к тому, что к плите тебя на хорошую теннисную подачу не подпустят. Зато кормить будут едва ли не лучше чем у бабушки. Ещё одна причина, почему Ойкава с таким нетерпением ждал очередной встречи. Потому что только в такие моменты он и питался как следует.       Сегодня, например, его разбудил запах рисового омлета, который каждый раз навевал воспоминания о школьной жизни в далёкой Японии. Было в этом что-то жутко ностальгическое.       Шёл пятый день пребывания в Рио. И по очередному удачному совпадению первый день за всю неделю, когда они пересекались за завтраком. До этого то сам Тоору тащился на тренировку ни свет ни заря, то Наоки подрывалась до рассвета и убегала, всё так же гремя на бегу сложенными в сумку ракетками, на встречу с нынешней чемпионкой в женском одиночном разряде. А сегодня у обоих был «разгрузочный день» — Нао собиралась весь день потратить на безделье, а у парня намечался только матч во второй половине дня. Так что, сегодняшнее утро было практически праздничным.       Ещё большее ощущение праздника накрыло связующего, когда он, нехотя поднявшись и навестив ванную, приблизился к кухне, откуда на него пахнуло какао с корицей и зефиром. Такую роскошь Нацумэ себе позволяла исключительно редко. И почему-то почти всегда, когда они встречались.       После окончания школы это стало уже практически ощутимо историческим событием; он уехал в Аргентину играть в волейбол, она осталась учиться в университете Осаки, так что встречались вживую они не больше трёх-четырёх раз в год и то не больше недели — один раз Ойкава приезжал навестить родные берега, один раз Нацумэ бросала всё и срывалась в аэропорт с наполовину пустым рюкзаком, а все остальные разы либо были похожи на этот, либо снова же девушка моталась на «каникулы». И ни разу, даже в шутку, так и не признала вслух, что просто скучает. Собственно говоря, Тоору-то был и не против. Скучали оба, а напрягалась одна Нао.       В этот раз в Рио их и правда свело почти проведение. Вернее, команда Ойкавы собиралась на выездные в Бразилию уже полгода как. А вот Нацумэ узнала о том, что её главная соперница последние месяцы тренируется там же, совершенно случайно. И упустить такую возможность просто не смогла; двух зайцев сразу убьёшь не всяким ружьём. Тем более, благодаря наличию в городе парня со снятой на неделю квартирой, ей не пришлось даже заморачиваться с жильём. Стоило только напомнить про вкус её стряпни, как все протесты убивались сами об себя.       Поэтому-то она и сидела сейчас за кухонным столом, скрестив ноги, растрёпанная и в первой выуженной из чужого чемодана футболке, и механически копалась в телефоне, изредка прихлёбывая из рядом стоящей кружки ароматный напиток. И выглядела весьма по-хозяйски, даже в съёмной квартире. Впрочем, парень прекрасно понимал, что и сам выглядит не лучше, зевая на пороге кухни, помятый и заспанный.       Кто бы из них подумал несколько лет назад, когда они попали в один класс, что однажды расстояние между школьными партами покажется им настолько огромным? Ведь сейчас, уже не видясь каждый день, они были друг к другу куда ближе. Всё решает одна лишь возможность появиться на глазах у другого человека в первозданном утреннем виде.       — Наоки-чан, сколько раз я просил тебя не трогать мою одежду? — лениво упрекнул девушку Тоору, шлёпая босыми ногами в сторону плиты. Из стоящей на ней сковороды шёл прямо-таки божественный аромат. Нет, определённо, это стоило всех лишних капризов.       — За такой завтрак я могу хоть весь твой чемодан перетаскать, — буркнула Наоки, не отрываясь от экрана телефона, будто прочитав его мысли.       На это возражений у парня не нашлось. Разве что, напомнить о том, что вещей на целый чемодан она уже и так перетаскала, потому как после каждой встречи что-то из его шкафа да пропадало. А потом эти «сувениры» обнаруживались у Нацумэ в сумке. Ну, с другой стороны, каждый скучает в меру своей чувствительности.       Всякий раз, сидя вот так, напротив неё, Тоору пытался понять, что вообще значила для него эта зазнайка с порой невыносимым характером. Почему вообще именно она сидела сейчас напротив? Она, настолько далёкая от него в самом значимом для него смысле спортивной пригодности. Она была гением, настоящим гением, который мог при должном стремлении положить мир на лопатки. Как и те, кого он всю жизнь недолюбливал и в глубине души, возможно, даже презирал. Так почему она? Не потому ли, что он подсознательно стремился уменьшить эту пропасть между ними, понять таких людей и чем они в итоге лучше него?       Или потому, что сама она так сильно тянулась к нему, ища спасение от давящего ощущения собственного таланта и той всеобъемлющей гордости, которой он её отравлял? Возможно, всё сразу. Понятно было только то, что ещё тогда, в то самое лето он привязался к ней настолько, что до сих пор отказывался отпускать. Даже при том, что иногда их отношения больше напоминали затянувшуюся онлайн-переписку — бестолковую и никуда не ведущую. А не вела она никуда потому, что оба они были слишком упрямы и зациклены на себе.       Подруги Нао вечно донимали её претензиями в стиле «сколько вы ещё будете играть в догонялки? Не пора ли уже плюнуть на свою гордость?». А она потом в весьма цветистой форме доносила эти претензии до него, после чего они ещё неделю шутили над этим. Что ж, в такие моменты связующему можно было искренне радоваться, что у него-то подруг нет, хотя и ему порой прилетали подобные вопросы. Но это был только ещё один лишний повод для шуток.       — Слушай, Наоки-чан, — позвал Ойкава, отправляя в рот последний кусочек омлета, — ну что мне сделать, чтобы ты осталась и каждый день готовила такую вкуснятину?       Наоки подняла на него преисполненный укоризненного непонимания человека, глядящего на несмышлёного ребёнка, опровергающего физические законы.       — Вернуться обратно в Японию и не страдать ерундой, я же уже говорила.       — А может, просто тебе бросить Японию? Только не говори, что ты никому здесь не нужна. Таких, как ты, везде и всегда готовы с руками отрывать.       — Дело не в «таких, как я», — фыркнула Нацумэ, одной рукой показав кавычки. — Мне просто не нравится такая резкая смена обстановки. Просто какой смысл, если и дома можно неплохо заниматься тем же самым?       Парень почувствовал, как губы его изогнулись в невольной усмешке. И вот так всегда — она постоянно напоминала ему, что он идиот, раз решился поехать в чужую страну, имея на руках только призрачную причину тренироваться у конкретного человека. Всё потому, что таким как она подобное вдохновение было не нужно, они с начала знают, чего хотят. Тобио с Ушивакой тоже ведь продолжали играть в Японии.       — Зануде Наоки-чан только бы спорить, — заключил он, несколько раз проведя пальцем по её носу.       — А тебе бы только шутить, — парировала Нао, шумно выпустив из носа воздух.       — Кто бы говорил. Но ты, похоже, чем-то расстроена, разве нет? — участливо поинтересовался Тоору, подаваясь вперёд и облокачиваясь о стол так, что теперь его лицо было в паре сантиметров от продолжающей угрюмо копаться в интернете Нацумэ.       Девушка резко вскинула голову, несколько секунд буравила его подозрительным взглядом и в итоге молча отстранила от себя, упершись ладонью в его лоб. Ойкава послушно отодвинулся, однако перехватил её руку прежде, чем та оторвалась от его лица. И хватка тренированных пальцев связуюшего не оставляла никаких шансов на побег. Нацумэ злобно надула щёки и отвернулась.       — Ну же, Наоки-чан, — промурлыкал парень с елейной улыбкой, — если уж ты на меня злишься, я хочу знать почему.       Инцидент с аэропортом был исчерпан ещё три дня назад тем, что больше никогда они не договариваются друг друга нигде встречать кроме конечного пункта — больше никаких аэропортов, автовокзалов и станций. Так проще жить станет. А других грехов за последние дни парень за собой запомнить не успел.       Наоки, явно желая побыть в режиме обиженной и вообще глубоко оскорблённой недотроги, несколько минут стоически молчала под липким, как растопленная карамель, взглядом напротив, однако в итоге сдалась.       — У меня… А знаешь, неважно, — мотнула она в итоге головой. — Видимо, просто затянувшийся возрастной кризис, вот и хандрю. Надо бы написать Мэй-чан, пусть хоть опыты на мне ставит.       — Неужели опять продула ей?       Наоки, услышав эти слова, вздрогнула и отвела глаза ещё больше, если это вообще было возможно. Тоору снова едва слышно усмехнулся. А вот и ещё одно открытие последних лет — Нацумэ Наоки тоже умела переживать и ломаться. Нет, это он понял ещё в тот момент, когда вообще впервые узнал о её чемпионском прошлом и позорном уходе от проблем, но всё-таки тогда они ещё были просто одноклассниками. Теперь же она доверяла ему куда больше. Теперь он знал, что она всегда носит в сумке четыре запасные ракетки, что выполняет левой рукой только кручёные подачи, что уже три года на левом запястье во время игр она носит тот самый тёмно-зелёный напульсник, подаренный Суфу Чизуру на третьем году старшей школы. И как сильно она боится снова споткнуться и упасть.       Нао никогда не сомневалась в своих силах, всегда оценивала их здраво. Но при этом всегда подсознательно боялась тех моментов, когда была слабее; нет ничего хуже, чем быть слабее, зная, насколько ты на самом деле слабее. Со временем опыт и тренировочные матчи с лучшими мировыми профи обтешут её природный талант, но до этого момента ещё нужно было дойти. И Нацумэ боялась, что каждый следующий проигрыш станет для её дурацкого максимализма последней каплей и она снова сбежит.       Возможно, с его стороны это было эгоистично или даже подло, но всё же он любил её слабость в такие мгновения. То, что в итоге она всё равно была человеком, а не недосягаемым божеством на спортивном олимпе. Это и в него вселяло веру в то, что победа над ними так же возможна, как и поражение.       — Типа того, — глухо пробурчала Наоки и всё же дёрнула своё запястье из чужих пальцев. Поднялась на ноги и направилась к плите с намерением вымыть грязную сковородку. Простые механические действия всегда хорошо помогают от излишне сложной реальности, словно хорошая пилюля.       — Типа того, — не оборачиваясь, эхом повторил Тоору, бегло глянув на оставленный на столе телефон девушки. За спиной у него зажурчал открытый кран, послышалось шуршание губки, скользящей по металлу. — Сколько на этот раз?       — Шесть-четыре.       — Разве это плохо?       — Да, потому что не в мою пользу.       Ойкава понимающе хмыкнул, закинул руки за голову и откинулся на спинку стула. Потом внезапно прыснул.       — А большой мир оказался страшнее, чем казалось, да? Если даже кому-то вроде тебя тяжело, может, мне вообще не стоило даже пытаться. Честно говоря, иногда и правда хочется всё бросить. Коротышка, вон, даже на пляжку переключился, лишь бы не сдрейфить. Хорошо, наверное, быть Тобио-чаном или Ушивакой, у них, похоже, нет таких проблем. Но на мировом уровне как будто все такие как они или…ты. Это кому-то вроде меня сложно, а вам достаточно…       Он не ждал, что она будет шутить, но почти надеялся на это. Он ждал, что она одёрнет его, но чем больше говорил, тем меньше надеялся на это. Он готов был к тому, что она крикнет или засмеётся. Ждал чего угодно, но только не того, что на макушку ему выльется порция тёплой мыльной воды с клочьями ароматной пены. Реакция у Нао действительно была отменная, он даже не заметил её приближения, пока за шиворотом не стало мокро.       Но не успел он вслух возмутиться такому повороту ситуации, как многострадальная сковородка звонко брякнулась об пол у ножки стола, в считанных миллиметрах от пальцев Нацумэ, на что та, похоже, внимания совсем не обратила. Вместо этого она что было сил прижалась к связующему со спины, обвив его руками. В наступившей тишине было слышно, как лопаются крошечные пузырьки мыльной пены, кое-где виднеющейся на шее парня.       — Никогда так не шути, слышишь? Никогда. Я понятия не имею, насколько сложно быть не таким как мы, и скольких усилий это на самом деле стоит. Даже не знаю, одна ли я так завишу от своего дурацкого самолюбия. И никогда не узнаю. Знаю только, что ты мне нужен, чёрт возьми. Там, где ты есть. Потому что если ты сдашься, то рано или поздно я тоже остановлюсь. Я так далеко сейчас зашла только благодаря тебе, поэтому…пожалуйста…продолжай идти вперёд. Даже если тебе сложно, даже если больно, потому что всё это неважно. Ведь если ты сломаешься, то это мне…вообще не стоило начинать.       Ойкава молча слушал, боясь лишний раз вдохнуть, чувствуя, как горячат кожу чужие слова, глухо выдыхаемые ему в самую шею. Он готов был поспорить, что в это мгновение такая непрошибаемая Нацумэ готова была разрыдаться у него на плече от собственной слабости, которую большую часть времени умело прятала за самоуверенностью. В такие моменты её невозможно было не любить. Потому что только ему одному она их доверяла.       Разве может быть для человека, всю жизнь надрывающегося в попытках нагнать тех, кто неумолимо далёк от него по определению, с самого рождения, что-то приятнее чем понять, что некоторые из них так же сильно стремятся догнать кого-то вроде него? Разве можно было в итоге их отталкивать?       — Наоки-чан, всё-таки тебе жуть как вредно играть в большом мире, — задумчиво протянул Тоору, запрокидывая голову так, что теперь его затылок упирался в макушку прижимающейся к нему Наоки. Два мокрых пятна на футболке, оставленные её ладонями легко холодили кожу под одеждой. — Так мне с тобой скоро совсем скучно станет.       — А мне наплевать, — тихо сообщили ему из-за спины.       — Вот видишь, уже даже ответить нормально не можешь, — сокрушённо вздохнул парень. Потом поднял руку и, не глядя, нащупал пальцы Нацумэ у себя на плече. — Не знаю, что там с твоим будущим, но я-то точно собираюсь идти до последнего. Хотя бы ради того, чтобы Ушивака хоть раз сказал мне что-то вроде этого.       Он прямо кожей чувствовал мелькнувшее у девушки желание вцепиться в него зубами от недовольства, но не смог ничего поделать. Тем более, что говорил он абсолютно серьёзно. Хотя…ну да, какой дурак поверит, что Ушиджима умеет толкать отчаянные монологи? Что он вообще умеет хоть что-то кроме морального давления.       — Когда-нибудь я переселюсь к тебе просто ради того, чтобы извести, — пообещала Наоки, со вздохом поднимая голову и опуская подбородок парню на плечо. У неё всё ещё горчило на языке, но вдохновение уже иссякло; вторую такую речь она толкнуть не сможет, это факт. Да и чего ради, спрашивается. Как бы Ойкава сейчас ни пытался её задеть, она-то точно знала, что он понял всё, что должен был и, может быть, даже больше. А ей больше и не надо было.       — Ты только обещаешь, — парировал Ойкава, нарочно передёрнув плечами, за что его тут же подтолкнули макушкой в затылок.       — По-моему, мы договорились на этот счёт ещё год назад.       — Да помню я.       Да, год назад они и правда договорились насчёт условий, при которых «друзья по переписке» превратятся в нормальные человеческие отношения с привилегией совместного проживания. Впрочем, как договорились. Просто однажды вечером, в один из своих кратких визитов к нему в Аргентину, Нао, предварительно выслушавшая очередной монолог мачехи на тему взросления, вышла из душа и, загородив своей демонстративной позой экран телевизора, заявила: «Короче, я согласна бросить всё в Японии и выучить английский, но не раньше, чем ты обыграешь их всех». Кого «их» он, собственно, должен обыграть ради каждодневного ужина, Тоору понял сразу же. Как и то, почему ему предъявлялись такие условия. И в целом посчитал это вполне равноценным обменом — Наоки и весь багаж её всевозможных прелестей взамен победы над главными соперниками в его жизни. Вот и весь договор.       Правда, не зря Нацумэ, не готовая к переезду морально, задала такую планку — времени на это явно требовалась уйма. Но с её стороны это был почти высший уровень поддержки, так что приходилось довольствоваться малым.       — Плохо помнишь, видимо, — всё же съехидничала Нацумэ, доказывая, что и подавленная и слабая она оставалась собой. И это тоже было её плюсом. Даже при том, что в её случае это значило неудержимый поток сарказма.       — Получше тебя, выходит, — спокойно парировал Ойкава, не желая оставаться в долгу. — Но если серьёзно, то… Я ведь пообещал тебе, что стану лучшим, верно? С моей стороны было бы нечестно обмануть Наоки-чан.       — Хорошо бы великий Ойкава-сан всегда был таким честным, — хлопнув глазами, улыбнулась девушка и крепко чмокнула его в щёку. — А то ведь придётся мне и дальше дружить с Тобио-чаном.       — Кстати об этом. Я всё ещё помню про тот конверт, — с ленивой суровостью затянул Тоору. Разумеется, регулярные встречи Наоки с его приставучим кохаем секретом не были, однако приятнее от этого не становились. Связующий даже не знал уже, что его бесит больше — развлечения Наоки или тот факт, что у Кагеямы вообще оставалось время на нормальную жизнь. Но, как ни крути, наверное, в некотором смысле у них было больше общего друг с другом, чем с ним. И это тоже бесило.       Прежде чем его пальцы крепче сомкнулись бы на её руке, Нацумэ ловко освободилась, отступила назад и, неуловимым движением подняв сковородку с пола, направилась обратно к раковине.       — Реакция у тебя паршивая, Ру-чан. Так тебе меня точно не догнать.       — Как будто я собираюсь. Это ты всё время тянешься за мной хвостом, — развёл руками парень, старательно не замечая перевода темы. Нацумэ не любила лишний раз обсуждать Тобио и его проблемы, а он не слишком хотел выспрашивать. В конце концов, рисовые омлеты по утрам ел он, а не Кагеяма.       — Это уж точно. И никак не могу бросить это занятие. Так и иду следом, — усмехнулась Нао, окончательно возвращаясь к мытью посуды.       Осознав, что разговор исчерпан, Тоору тоже тихонько усмехнулся повернувшейся к нему спине и принялся за позабытые остатки пахнущего корицей какао.       Вот вечно у них так. Нормальный разговор не клеился, хоть об стену головой бейся. Говорили о серьёзных вещах, а всё как дети, которые вообще знать об этих вещах не хотят. За три года ни один так и не смог вслух сказать злосчастное «я тебя люблю». Сплошные полутона и подтёки краски — прямо какая-то намокшая под дождём акварельная картина, честное слово. И всё же… Лучше уж так, чем кричать друг на друга без возможности и надежды докричаться.       Пускай они боялись говорить друг другу о некоторых вещах. Пускай в итоге любили то, чем занимались, гораздо больше чем друг друга. Но зато точно знали, что в бесконечном море сложностей и непоняток, слабости и отчаяния у каждого из них есть человек, который без слов понимал, когда другому нужна была помощь. И готов был помочь так, что проблема совсем прекратит быть похожей на проблему.       Неважно, кто из них вслед за кем пошёл первым. Важно, что теперь у каждого было за кем идти.