Иду за тобой

      Как и положено любому здраво оценивающему степень своей социальной вредности, находящуюся на уровне навязчивой телевизионной рекламы на кабельном телевидении в разгар дневной эфирной сетки, Наоки чётко осознавала, что далеко не всегда и более чем просто далеко не всегда вызывает у окружающих положительные эмоции. Так уж вышло, что в силу отдельных черт характера отдельные индивиды не могут друг друга переносить на чисто инстинктивном уровне. Что ж, с этим учишься мириться довольно быстро. Как правило, после пары-тройки сеансов принудительной социализации.       Но вот понять, что тебя всерьёз недолюбливает погода, — это что-то действительно необычное. Необычное ощущение плевка в лицо в масштабах отдельно взятой вселенной с привкусом нездорового чувства собственной важности. Чтобы весь мир да не поленился насолить лично тебе… Как правило, никто в такие моменты не думает, что злосчастный погодный каприз является местью кому угодно другому.       Наоки тоже так не думала. Она всего лишь была твёрдо уверена, что сегодня всё против неё.       Малая родина встретила Нацумэ пеленой белого цвета. Такого густого, что понять падают ли это снежные хлопья или у кого-то слоем атмосферы выше просто прорвало кран с белой краской, которая топила соседей снизу, было практически нереально. Белым было всё — от неба до мимо проезжающих машин. Та самая настоящая декабрьская белизна, после которой ни один зрячий уже не способен различить никакой другой цвет. Солнце, не сумевшее прогнать непогоду, стыдливо пряталось за сероватым ковром туч. Ветер, видимо, запутался в нём же и вообще не подавал признаков жизни. В общем, кому бы погода Сэндая сегодня ни мстила, она слегка перестаралась. Это был первый раз, когда не слишком жалующая зимние междугородние поездки на автобусе Наоки настолько отчаянно не желала покидать салон, прогретый дыханием автобусной печки, пассажиров и дорожных лакомств.       Так или иначе, сделать это пришлось.       На асфальт родного города девушка ступила со смутным ощущением, будто ныряет в кипящую лаву. Потому что именно в этот самый момент ей вспомнилось, что короткая отсрочка вынужденного отъезда подошла к концу.       Однако столь возвышенные в своей меланхоличности мысли быстро оказались задвинуты, стоило первой паре крупных снежинок обжечь кожу за открытым воротом куртки. Теперь всем, что волновало девушку, стали тканевые кроссовки, тонкая осенняя куртка и похороненная где-то на дне дорожной сумки вязаная шапка. Последнюю удалось откопать ценой десяти минут времени, тележки отборного ворчания и двух занятых сидений в зале ожидания автовокзала, на которые пришлось выкладывать весь свой скарб. С первым и вторым же оставалось только смириться. И в какой уже раз за полчаса ругнуться на тёплую Осаку.       Со всей этой волокитой Нао успела подзабыть, что, вообще-то, зима уже неделю как вступила в свои законные права.       Последнее препятствие в виде двери здания автовокзала вскоре тоже оказалось позади. Теперь, окончательно вернувшись мыслями домой, Нацумэ зябко передёргивала плечами, стоя под уличным навесом. Отсюда беспросветная пелена снега выглядела уже куда как менее устрашающей. Наверное, теперь можно было сказать, что она и правда вернулась.       Не спеша отдаться во власть зимней поэтической сказки и не поэтических обывательских проблем, Наоки молча наблюдала за крупными хлопьями. Дважды высовывала руку наружу, ловя их тёплой ладонью, стремясь разглядеть причудливые узоры замёрзших капель воды. Говоря проще, тянула время. Непонятно зачем, непонятно как. Просто тянула.       К концу выпускного года старшей школы время в принципе становится слишком ценным ресурсом. Ни одной минуты теперь нельзя было тратить впустую. Только почему-то именно в эту пору начинает болезненно хотеться намертво забальзамировать в памяти каждое с виду бесполезное мгновение, вроде наблюдения за первым снегом.       Карман разразился давно набившим оскомину рингтоном как раз тогда, когда Нацумэ уже оправила на плече ремень дорожной сумки и, глубоко втянув ноздрями молочно-белую свежесть минусовой температуры, приготовилась топать в сторону станции.       Если бы ей предложили выбрать между разговором размера две на две буквы, сплошь из её приторно-покладистых заверений в правильности дежурных вопросов отца, пролетавших мимо, и задушевной беседой в одни ворота с перевозбуждённой Юрико, Наоки бы, разумеется, выбрала разговор с автоответчиком Мито. Да с чьим угодно автоответчиком. Лишь бы не с этими двумя. Только вот автоответчик на то и ответчик, чтобы отвечать, а не задавать вопросы. Поговорить с ним можно, только если самому нажать на заветные кнопочки. И какая же жалость, что настолько редко хочется набирать чей бы то ни было номер.       Разговор с отцом вышел коротким. Собственно, много ли времени нужно автоматной очереди из «да, пап», чтобы окончательно исчерпать весь запас вопросов собеседника? Нацумэ уложилась в пять минут. Всё это время в динамике не переставая зудел подчёркнуто раздражающий звон второй линии. И стоило только сбросить один звонок, как на экране телефона угрожающе засветилось имя Миянэ.       Единственным протестом, который Нао смогла себе позволить по этому поводу, стал шумный выдох через губу.       — Юри-чан. Приветики!       — Нао-чи, ну наконец-то! Думала, никогда не дозвонюсь! — взревела невидимая Юрико так, что захотелось убрать телефон подальше от уха. Нао могла в красках представить, с каким чувством подруга сейчас всплёскивает руками. И невольно усмехнулась этому. Хоть какие-то вещи в её жизни обещали остаться неизменными.       — Что, тоже волнуешься, что я потеряюсь в трёх улицах?       — Чего? — теперь Миянэ наверняка сморщила нос в живописную гармошку.       — Да ничего, — отмахнулась Нацумэ от самой себя. — Забудь. По какому поводу разрыв телефона сегодня?       — Ты не поверишь! — лаконично отозвался телефон. — Это просто ужас что такое!       Наоки понимающе закивала.       — Угу-угу. Полностью согласна с тобой, можешь не объяснять.       — Всё бы тебе шутить! Я тут о серьёзных вещах пытаюсь говорить.       — Пока не пытаешься. И кстати твои серьёзные вещи слишком часто оказываются для меня полным бредом.       В трубке послышался тяжкий вздох.       — Да, я в курсе, — едко ответила Юри. — Но даже если это для тебя бред, я предпочту, чтобы ты знала.       — Вот как? — ухмыльнулась Нао, снова вытягивая руку и проводя ею в воздухе, будто пыталась разогнать снег. Она начинала догадываться, куда разговор должен был свернуть.       И только её растоптанная, но не сломленная гордость была уверена, что её это не интересует.       — В общем, — собравшись с мыслями, подчёркнуто-серьёзно заговорила Миянэ, — пока тебя не было, Акияма-чан перешла в наступление. Кажется, Ойкава-кун её вообще никак не отпускает. Она вчера буквально при всех в коридоре едва на шею ему не бросилась. Вышла из класса после уроков раньше всех, дождалась, пока он соберётся. Потом схватила его за рукав и начала нести какую-то ахинею про свои чувства.       — О, правда? — присвистнула Наоки, бездумно дёрнув за ремень сумки. — Надеюсь, Мэй-чан это засняла.       Судя по скользнувшему по уху смешку, эта фраза заставила Юрико забыться.       — В подробностях. Ты бы видела лицо Ойкавы-куна, это просто… Нао-чи! — внезапно возмущённо вскрикнула она, опомнившись. — Я ведь не об этом!       — А о чём ты? — снисходительно вздохнула Нацумэ, всё же решившаяся окончательно выйти из-под навеса. Иначе можно целую вечность так простоять.       — О том, что это уже все границы переходит. Теперь им уже и писем недостаточно. Скоро вся эта орава одержимых начнёт перед ним на колени падать прямо посреди школы. Понимаешь, что это значит?       — Неа, не очень.       — Поясняю, — угрожающе протянула Миянэ, которую простодушные ответы подруги буквально доводили до трясучки. — Давно пора была уже занять своё место, знаешь ли.       Наоки только передёрнула плечами неизвестно для кого.       — А что бы это изменило? Хуже Ойкава от этого не станет, на него продолжат вешаться. А так хоть я спокойно спать могу. Они же изничтожат любого, кто не в их фан-клубе. Хотя, пожалуй, вообще любого.       — И давно ты стала так зависеть от чужого мнения? — пропела Юри. Капля сорвавшегося с её языка елейного яда скользнула в микрофон, преодолела всё расстояние между ними и змеёй скользнула из динамика прямо Наоки в голову. Та возмущённо передёрнулась, однако фырканье удержала при себе.       — В тот момент, когда он появился в моей жизни, — нехотя прошипела Нацумэ в ответ. — В любом случае, я не вижу в этом…       — Смысла? — участливо подсказал телефон, и на этот раз без фырканья уже не обошлось. — А дать всем понять, что парень, с которым у тебя практически отношения, занят, недостаточно?       — Ну-у…       — Вот именно. Просто признайся, что боишься говорить с ним сама.       Впервые за весь разговор Нацумэ почувствовала, что растерялась. Ей просто нечего было на это ответить — ведь Юри была настолько же права, насколько ошибалась.       — Сдались тебе мои страхи. Дело не совсем в этом. Просто… — Наоки вздохнула, опустив глаза. — Всё сложно, понимаешь?       — Не понимаю, — напрочь игнорируя немой призыв к деликатности, отрезала Миянэ. — Вы оба просто оттягиваете неизбежное, и в итоге это вам выйдет боком.       — Возможно…       — В любом случае, лучше бы вам двоим уже поговорить. Тем более, что Ойкава-кун к тебе тоже неровно дышит. Пока.       — Пока?       — Пока, — подтвердила Юрико. — Если продолжишь тупить, он может и переключиться на кого другого.       Несмотря на накатившую апатию, Наоки громко прыснула.       — Я всё понять не могу, почему ты до сих пор ему не начала капать на мозги.       — Вообще-то я пробовала, — неожиданно отозвался недовольный голос подруги, на что Нацумэ едва не подавилась собственным смехом. — Но он ещё непрошибаемее тебя, честное слово. Даже от моего «привет» умудрился отшутиться.       Большого труда Нацумэ стоило сдержать свой необъятно огромный вздох облегчения. Страшно было представить, что бы устроил ей Ойкава, присядь Юрико ему на уши хотя бы в половину той силы, какой она давила на лучшую подругу.       — Короче говоря, я хочу, чтобы ты прямо сегодня встретилась с ним и всё рассказала, — без обиняков заявила Миянэ.       «И если вы завтра не придёте в школу за ручку, я за себя не отвечаю», мысленно закончила за неё Наоки, только едва слышно усмехнувшись вслух. Ей бы хотелось, чтобы Миянэ поняла, как ей самой уже надоело играться в кошки-мышки с собственными сбивчивыми чувствами.       — Знаешь, — задумчиво подняв глаза к белёсому небу, выдохнула Нацумэ, — наверное, так и сделаю.       — Правда? — тут же недоверчиво встрепенулся динамик телефона.       — Да. Если не сейчас, то, боюсь, дальше меня даже ты не заставишь это сделать.       — Ну и отлично, — то ли смущённая, то ли возмущённая ответила Юрико. — Если что, в это время он обычно на пробежке и сейчас должен быть где-то в районе парка.       — Ты что, следила за ним? — не удержавшись, поинтересовалась Нао. И буквально кожей ощутила, как подруга пожала плечами и довольно улыбнулась.       — Я это просто знаю, Нао-чи. Удачи!       — Ага.       Пожалуй, впервые в жизни она возвращала телефон в карман с таким облегчённым сердцем. По крайней мере, на сегодня, ибо завтра с неё точно не слезут. Причём в двойном размере; сомневаться, что через полчаса Мэй будет в подробностях знать обо всём этом крайне бессмысленном разговоре, не приходилось.       С другой стороны, такая погода стоит… Самое оно, чтобы расставить наконец все знаки препинания по местам.       Держа в голове эту уверенность, Наоки прошла мимо заветного метро и свернула на соседнюю улицу. Пеший путь до городского парка хоть и обещал ей насквозь промокшиие ноги и хриплый голосок на завтрашнее утро, но зато оставлял возможность собрать вместе обрывки последнего месяца.       После окончания отборочных Весеннего Турнира, остаток осени пролетел каким-то смутным потоком пресловутой облетающей листвы — нарочито ярким, но пожухлым и пахнущим прелой сыростью окончившейся, слишком короткой жизни.       Тот пасмурный и дождливый октябрьский день стал последним днём привычного мирка нынешнего состава мужского волейбольного клуба старшей Аоба Джосай. Они, уже внутренне готовые рвать зубами паркет и расшибать головы о мяч в попытках отвоевать чемпионство у Шираторизавы и где-то не столь глубоко заранее смирившиеся с очередным проигрышем в финале, вылетели из игры, уже занеся ногу для решающего шага. Лишились даже шанса. То был первый в её жизни вечер, когда Наоки настолько искренне ревела в подушку. И единственный, когда так сильно проклинала свою майскую глупость.       Карасуно победили. Как и обещали. Литрами пота, килограммами страданий, цистернами физических сил и, буквально, здоровыми пальцами своего одарённого блокирующего-первогодки падшие соперники вырвали своё давнее право на национальный этап турнира, ошарашив спортивный мир всего региона. Стая оперившихся воронов заклевала гордого белоголового орла. Парящий на недосягаемой для прочих высоте, он наверняка и представить не мог, что воронья стая сможет пощипать его за маховые перья и заставить камнем понестись назад к земле. Этого вообще никто представить не мог.       Кроме игроков Сейджо. Каждый из них, выходя из зала после полуфинального матча, пусть пока и смутно, но догадывался об исходе этой битвы. Наверное, поэтому новость о новом чемпионе не вызвала ни у кого желания что-либо обсуждать.       Саму финальную игру Наоки видела только в фильтрованном виде новостного репортажа. Кое-какие, более животрепещущие подробности знала со слов Кагеямы, с которым явно нашла общий язык один раз и навсегда. Но в Сэндайском спортзале её в тот самый день не было, несмотря на утренний звонок Иваизуми. Вместо этого весь учебный день ушёл на рассеянное созерцание облетающей влажной листвы, то и дело липнущей к оконному стеклу. Хватило с неё турнирной нервотрёпки.       К тому же…что ей было там делать? Не подкалывать же Ойкаву, который наверняка был единственным зрителем, одинаково уничижительным взглядом смотрящим на обе команды.       А всерьёз…что она вообще могла ему сказать? Юрико сильно ошибалась, если думала, что им двоим так уж легко общаться друг с другом. Может, поначалу их общение и носило характер беспечного махания шпагами взаимных шпилек, но чем дальше оно заходило, тем тяжелее становилось демонстрировать его непринуждённость. Наверняка ни один актёр к концу театрального сезона уже не выходит на сцену в сотый раз исполнять одну и ту же роль с прежним энтузиазмом. Вот так же и Нацумэ. Ей уже самой было противно молчать, но открыть рот было ещё страшнее. С каждым днём девушку всё больше потряхивало от необходимости встречаться, говорить и просто смотреть в глаза человеку, который уже настолько бесцеремонно занимал каждую вторую её мысль.       Ещё сложнее было понимать, что и этот самый человек такой же замученный петлёй одного сценария актёр. Откуда она это знала? Да, строго говоря, она не знала вовсе. Просто ощущала всем своим нутром. А возможно, банально хотела верить в громкие цветастые заявления Юрико о взаимности со стороны парня.       Наверное, именно поэтому вот уже вторую неделю они не обменивались ничем, значительнее отстранённого «Привет». Неудивительно, что Акияма решила воспользоваться ситуацией.       Почему так вышло никто из них двоих объяснить бы не смог. Они попросту разошлись, отвернулись друг от друга и отступили настолько, чтобы можно было безнаказанно ничего не замечать. О бывших и до того крайне редкими встречах вне школы можно было и не мечтать. А приобрётшие теперь дежурный характер визитов с целью навестить младших, пересечения в волейбольном клубе раз в пару дней оканчивались в лучшем случае пресной перепалкой на уровне лишённых какой-либо фантазии первоклашек. И с этим никто так и не смог ничего поделать.       Пожалуй, все попросту были уверены, что они наконец-то умудрились рассориться как нормальные люди, вот и не лезли. Однако это не так. Во всяком случае точно не как нормальные люди; те обычно не ссорятся молча. Скорее, каждому из них нужно было время — собраться с мыслями и решиться хоть на что-то.       Тем более что время неумолимо заканчивалось. В кои-то веки Наоки так единодушна была с дикими желаниями Миянэ. Полезнее было думать, что лучшего момента уже не представится.       Впрочем, где-то на подходе к парку уверенность поугасла. И Нао очень хотелось бы, чтобы причиной этого стало пресловутое «ой, что-то перенервничала» или «блин, совсем забыла купить зубную пасту в каком-нибудь магазине в соседнем городе, который наверняка вот-вот закроется». Всё оказалось куда прозаичнее. Просто, переступив условный порог парка, она вдруг поняла, что понятия не имеет, где в итоге Ойкаву искать. Всё, что было доступно ей, так это смутное знание о том, что вроде как здесь его обычный маршрут заканчивается. Вот и не разговаривай после этого неделями!       Как итог, почти получасовые блуждания в осенней одежде между скамеек, голых серых заготовок под деревья и прочего антуража зоны отдыха под благодатным снегопадом наперевес с тяжелеющей с каждой минутой висения на плече сумкой заметно поубавили решимость Нацумэ. Решимость вообще хоть что-то делать. Разве что громко ругаться так, чтобы у окружающих уши складывались сами в себя. Но, увы, позволить себе можно было только тихое бурчание, оттягивание рукавов куртки и отворота шапки.       Благо, что цель обнаружилась раньше, чем у девушки окончательно отмёрзло всякое терпение.       Сидящий на одной из скамеек в дальней части парка парень выглядел так, словно пытался разыгрывать сцену из какого-нибудь заунывного клипа, который уже пару лет как всем надоел. Во всяком случае задумчивый взгляд, которым он, видимо, считал сыплющиеся из висящей сверху тучи снежинки, наталкивал на подобные ассоциации. Помимо этого, поза уставшего от жизни человека, наполовину съехавшего на землю, с убранными в карманы руками. Пожалуй, из всей картины выбивалось только отсутствие яркого объёмного шарфа. И спортивная форма. Впрочем, чего уж, никакая одежда не спасла бы от визгов резвящихся метрах в двадцати в едва наметившихся сугробах младшеклассников. Не складывалась картина, как ни крути.       Хотя Наоки не могла быть уверена, что подобное несоответствие есть не результат её постного настроения. Кое-как разглядев вялые облачка пара, вырывающиеся изо рта у парня и, как следствие, убедившись, что он жив, Нацумэ шагнула в его сторону. А перед этим в последний раз, наудачу, дёрнула ремень сумки. Будь что будет.       — Тебя мама не учила не ходить зимой без шапки? Простудишься же.       Ойкава будто ждал чего-то подобного. Пропажа из виду предмета его одинокого глубокомысленного созерцания в лице зимнего неба, казалось, вообще никак связующего не тронула. Равно как и крайне настойчивым в своей небрежности жестом натянутая ему на голову — до самых глаз — цветастая шапка, больше похожая на аксессуар садового гнома. Слишком уж холодно было вытаскивать руки из согретых карманов. Крупная вязка вполне себе позволяла рассматривать мир и сквозь пелену шерстяной пряжи.       И всё же, когда рядом с ним, вслед за беспощадно брошенной на скамью сумкой, опустилась Наоки, парень выпрямился и ленивым жестом приподнял отворот шапки. Почему-то только в этот момент он заметил, что от мягкой шерсти исходил слабый фруктовый аромат детского шампуня. Того самого, без слёз, которым в возрасте Нацумэ пользоваться было уже откровенно нелепо. Запах этот, пусть и едва заметный в молочной свежести, слишком ярко с этой белизной контрастировал. Но зато красноречиво дополнял образ девушки, отчаянно ёжащейся рядом. На светлой ткани лёгких кроссовок ярко выделялись рваные края мокрых пятен, оставленных заботливыми объятиями липкого снега. И только слепой мог не заметить, как сжимались в комок пальцы ног, обутых в эти кроссовки. Розовые щёки, звонко хлюпающий нос и поджатые плечи на фоне куртки родом из раннего межсезонья добивали картину полнейшей неготовности к погодным условиям. С немой усмешкой Тоору заключил, что шапка в этой композиции была единственным подходящим атрибутом.       И, чувствуя ответственность за её утрату, он поднял руку и рывком накинул на голову Нао без дела болтавшийся половой ветошью капюшон.       — Смотрю, не у меня одного проблемы с воспитанием.       Нацумэ в ответ только шумно чихнула, не успев поднести к носу ладонь и удержать признаки подступающей простуды при себе. В такие моменты языкастая чемпионка, полная самоуважения, граничащего с заносчивостью, начинала выглядеть трёхлеткой, сидящим в песочнице в окружении игрушек. Причём тем самым, которого мама никак не может уговорить уйти домой, несмотря на давно прошедший обед и подступающий сонный час — насупившимся на идущее время ребёнком, который ни за что не попросит о помощи сам из-за уверенности, что ему и так помогут. Ещё не беззащитная, но уже без обычной брони глухого сарказма. До этой Нао можно было достучаться. И, пожалуй, даже нужно было.       Знать бы ещё, как завести разговор с тем, от кого уже две недели не слышал ничего, длиннее двух предложений.       — Снег идёт. А в Осаке-то просто жара.       Тёплое облачко пара, в расплывчатой влажности которого плавали и эти слова, растаяло, едва коснувшись её покрасневших пальцев. Наоки недовольно сморщила нос и, сложив ладони, накрыла ими рот, словно куполом. Новый выдох будто прошёл ладонь насквозь, не оставил ни капли желанного тепла. Почему-то, чтобы окоченеть, пальцам всегда хватало пары минут.       — По тебе заметно, — передёрнул плечами Ойкава, глядя на её попытки почти с жалостью. Сам он ещё не успел толком остыть после пробежки, пребывая в том самом идеальном состоянии температурного равновесия. Да и, строго говоря, холод его сейчас меньше всего беспокоил.       И опять молчание. И так вот уже который раз. Оба давно сбились со счёта своих неуклюжих попыток сложить беседу. Словно пытались собрать паззл на тысячу кусочков, в коробке из-под которого собрались кусочки от десятков таких же — складывались отдельные пятна, но никак не цельная картина. Всё потому, что общество друг друга неожиданно начало отдавать до сих пор невиданной неловкостью.       Но, конечно, ни один ни за что не признал бы вслух, что не знает, как с ней следует поступать.       Зато любой понимал, что как минимум стоит попытаться всё-таки поговорить.       — И как прошло?       Снова поднёсшая руки ко рту, Наоки на мгновение затаила дыхание. Вопрос не застал её врасплох, но напомнил о том, зачем она вообще сюда пришла, вымотанная гудением междугороднего автобуса и почти неделей всевозможных впечатлений. Увы, преимущественно негативных.       Но делать было нечего. Сколько же ещё можно безнаказанно тянуть участливость Юрико за её любопытство? Думалось Нацумэ, что после недавнего разговора у неё осталась от силы пара часов. Так что…       — Что именно тебя интересует? — зябко поведя плечами, уточнила Нао. — Если мои семейные посиделки, то это полнейший мрак. У меня такое чувство, что следующая моя встреча с мамой начнётся с моей лучшей подачи.       Она, разумеется, частенько сгущала серые краски своих не особенно радужных отношений с матерью, переехавшей несколько лет назад в префектуру Осака, но доля правды была и в этих преувеличениях. Так или иначе, её характер не прельщал практически никого из родственников — что ближних, что дальних. Однако мать, бывшая во многом противоположностью своей саркастичной и часто несерьёзной дочурки, приступы нервного тика не могла даже попытаться замаскировать. Эти немые упрёки во взглядах, полных сострадательного участия и призыва сбавить обороты, бесили куда больше, чем стандартно принятые в таких случаях оглушительные скандалы. Хотя бы из-за того, что, по мнению Наоки, родительский развод и вообще их общая семейная жизнь были весьма ярким доказательством того, что ядовитый эгоизм в ней зародился не сам. Нацумэ не хотела никого обвинять, но и не желала чьего бы то ни было вмешательства в свою жизнь. Вот и бежала домой при первой возможности. Вопреки всем попыткам наладить отношения.       Успевший кое-чего понабраться за все прошедшие месяцы, Ойкава многозначительно покосился на неё, но Нацумэ продолжала беспристрастно раздувать у себя в ладонях несуществующий костёр. Очевидно, он недостаточно девчонка, чтобы понять все тонкости подобных «предчувствий». И уж точно недостаточно Наоки.       — Вот как, — только и протянул он вслух.       Нао недоверчиво выгнула брови и наклонилась вперёд, в попытке заглянуть собеседнику в лицо, даже не зная толком зачем. Полнейшее отсутствие интереса она и так заметила, без лишних ухищрений. Чтобы понять, что человеку до твоих слов нет никакого дела, видеть его хорошенько оштукатуренные безразличием черты вовсе необязательно. Так что внимание девушки быстро переключилось.       В следующее мгновение меланхолично дырявивший взглядом выдыхаемые им же облачка пара, Тоору коротко вскрикнул и отпрянул к самому краю скамьи. Тем временем левый карман его спортивной куртки так и остался на прежнем месте.       — Ну и чего ты творишь? — недовольно поинтересовалась Нацумэ, поднимая глаза на парня. Уж теперь-то заинтересованность в происходящем на его лице и с закрытыми глазами можно было прочитать.       — Я? — возмутился Ойкава. И тут же выразительно опустил глаза. Нао последовала его примеру. Никогда ещё карман спортивной верхней одежды не получал столько внимания.       А он, между тем, висел между ними, сдерживаемый одетым в куртку Тоору с одной стороны и беспардонно засунувшей в этот самый карман обе ладони Наоки с другой. И если парня такой поворот справедливо удивил и взбудоражил, то насквозь продрогшие пальцы заодно с девушкой были очень даже не против оказаться в хорошо прогретом местечке.       — Не будь занудой, — захныкала она, перетаптываясь промокшими кроссовками в собирающемся на краю парковой дорожки сугробе. Простуды уже явно было не избежать — а вместе с ней отцовских упрёков, попыток Мито быть образцовой матерью и удушливого химического цитрусового запаха противовирусной микстуры. Если уж ей предстояло это всё пережить… Разве залезть руками в карман к парню, который вызывает приступы тремора одним своим присутствием, — это такая уж большая наглость?       Ойкава, споткнувшись взглядом о плотно сведённые колени Нацумэ, не удержался и удручённо вздохнул. После чего вернулся на прежнее место.       Когда его ладонь снова скользнула в покинутый карман, уже Нао дёрнулась так, что едва не соскользнула на холодную каменную плитку. Однако сделать это ей помешали обвившие ладони чужие пальцы. Их обладатель при этом усердно делал вид, что пытается узнать лицо вылепленного стайкой младшеклассников снеговика, одиноко возвышающегося неподалёку от них.       Последовав его примеру, Наоки уткнулась взглядом в свои же джинсы. Интересно, вся эта ситуация позволяет ей не делать никаких первых шагов или наоборот обязывает это сделать?       Как бы то ни было, первой захлёбываться неловкостью надоело не ей.       — Ты же понимаешь, что я не об этом?       Нацумэ хлюпнула носом и снова повела плечами. Теперь и куртка могла посоперничать с обувью в смысле влажности. И уж лучше бы её продолжало потряхивать от ощущения этого повсеместного давления метеоусловий.       — Ну-у… — уклончиво начала девушка, отчаянно надеясь, что Ойкаве не придёт в голову обернуться. — Написала я вступительные. Хотя толку от них мало, всё равно я кандидат на спортивную стипендию. В любом случае, результатов ещё ждать придётся, сам понимаешь.       — Наоки-чан.       Нао буквально язык проглотила, когда парень всё же повернулся к ней — требовательно, нетерпеливо и даже почти угрожающе. Большого труда ей стоило не отпрянуть и встретиться с ним глазами.       Разумеется, она знала, о чём он на самом деле хочет знать. Как ни крути, но поездка в Осаку затевалась не ради нескольких ужинов с привкусом картона в компании матери и её новой семьи и не ради внеочередной сдачи университетских вступительных. От истинной цели этого визита зависело её будущее.       Возможно, даже общее будущее с этим самым парнем, который сейчас так выжидающе вглядывался в её раскрасневшееся от холода и смущения лицо…       — Эм… Эт-то… Короче…       Где-то в этот момент собственная интонация студента-первокурсника на первом экзамене вывела Нацумэ из себя, заставив резко тряхнуть головой и взглянуть-таки на собеседника. И стоило это сделать, как обычная уверенность вернулась на положенное ей место, хотя, похоже, и сделала это временно. Если что и могло вывести из оцепенения, так это разговоры о теннисе. Тем более те, от которых беспомощная улыбка так и просится наружу.       — Ты, наверное, удивишься, но меня разделали под орех. Буквально. Как сопливую малолетку.       Судя по скользнувшей по губам Ойкавы улыбке, он тоже был не против расслабиться хоть ненадолго. Даже притом, что не хуже Нао знал, чем эта беспечность в итоге обернётся.       — Нет! Тебя? Не разбивай мне сердце такими шутками, Наоки-чан!       — Говорю тебе, — сокрушённо кивнула Нацумэ и задрала голову. — Эта Мисато просто зверь какой-то. Шесть-два! Да у меня в последний раз такой счёт был, когда я с Рюзаки-сан впервые играла. Оказывается, быть лучшей из худших не слишком весело. Хотя…может, это и не плохо, как считаешь?       — Надеюсь, ты спрашиваешь меня не как специалиста? — усмехнулся Тоору, вызвав у Нао ответную усмешку. Ещё бы! Уж кому бы ещё знать про «вершину дна», как не ему.       — Насколько же грубой ты меня считаешь, Ру-чан?       — Во всяком случае, достаточно бестактной для подобного.       — И это после всего, что я для тебя делаю.       Всего пара небрежно оброненных фраз, но сколько же облегчения было в каждом слове, в каждой букве, в каждом звуке. Всё равно что вернуться из долгого пешего похода, скинуть с плеч ни капли не полегчавший рюкзак, стянуть потную одежду и окунуться с головой в тёплую ванну. Будто и не было последних дней игры в молчанку и совсем недавней неловкости. Не было всех проигрышей и мыслей о дальнейшем будущем. Будто бы Наоки всего неделю, как вступила в волейбольный клуб и только-только училась не путаться в расстановке игроков под сеткой.       Будто всё слишком незыблемо, чтобы измениться.       Будто весь мир неподвижно замер, прижатый к месту и времени густым покрывалом пушистого, липковатого на ощупь декабрьского снега. Обычно именно за такие моменты спокойствия и приходится расплачиваться самыми щемящими ощущениями в груди.       — Ну так и что в итоге значит твой проигрыш?       Ещё секунду назад запрокинутое к серым тучам лицо Нацумэ опустилось; кончик носа обжёг укол крохотной случайно упавшей снежинки. Ещё секунду назад почти беззаботно усмехавшийся Ойкава теперь был пугающе серьёзен и снова смотрел куда угодно, кроме своей собеседницы. Во что бы им ни хотелось поверить, это уже не имело смысла. Прошлое теперь такая же иллюзорная штука, какой в итоге обернётся медленно порхающий вокруг снег, стоит только появиться весеннему солнцу.       Вытащив ладони из кармана парня, Нао почти виновато потупила глаза, сложила руки на груди и потёрла замёрзшие предплечья. На языке горчило от своего же грядущего ответа, однако деваться было некуда. Нужно двигаться дальше, а там пусть жизнь поворачивается как ей вздумается — хоть боком, хоть чем похуже.       В конце концов, она пообещала покончить со всем этим сегодня.       — Учитывая, что остальные продули всухую… думаю, ничего. Ничего, что могло бы что-то изменить в моих планах.       Наверное, будь ситуация не такой натянутой, она бы попыталась отшутиться, превратить категоричную непреложность сложившейся ситуации в очередную дурацкую и совершенно несмешную шутку, а заодно и оттянуть весь разговор ещё на несколько месяцев. Вот только едва ли хоть кому-то от этого в итоге стало бы легче. Включая и её саму.       В конечном итоге отборочный матч в университетскую команду и был главной причиной внеплановых недельных каникул. И Ойкава об этом прекрасно знал.       Да, она продула. Такие поистине трескучие поражения в спортивной карьере Нао были редкостью; для их пересчёта хватило бы половины пальцев одной руки. Хотя бы из-за того, что у неё хватало ума не лезть в заведомо проигрышные противостояния слишком часто. Но других вариантов доказать своё право быть частью лучшей команды в стране не существовало. Разве что, родиться с даром прямо-таки божественного гипнотизёра и хотя бы достаточно привязчивого болтуна, чего ей, впрочем, сделать не посчастливилось. Пришлось наступить на горло своей заранее заходящейся ядовитой слюной благодарного трепета гордости, взять ракетку и выйти на корт.       Летом Нацумэ откровенно сомневалась, что подаренный Чизуру напульсник действительно сможет принести ей что-то кроме нового напульсника.       Несколько дней назад же она почти уверовала в паранормальные везучие свойства кусочка тянущейся махровой тряпочки.       Иначе объяснить череду своих эйс-подач в последнем гейме она была не в состоянии.       Претензии Нацумэ на спортивную стипендию в Осакском университете изначально грозились обернуться пшиком открытой бутылки с газировкой ещё до того, как её вызвали к линии подачи. Всё-таки она, хоть и имела звание одной из лучших одиночниц в своё время, потеряла три года в бесполезных попытках что-то доказать неизвестно кому. Победы на дворовых площадках мало волнуют людей, мыслящих в строгих рамках официальных бумаг. Девушка и в этот раз готова была молча проглотить возможность подняться выше. Просто из нежелания бодаться, не имея ни одного аргумента, кроме «я ведь такая потрясающая, можете поверить». Однако вмешалась высшая сила.       Уж какая блажь нашла на старого тренера, Наоки не знала, — да и знать не хотела — но именно лёгкая рука Рюзаки-сан помогла ей втиснуться в скудный список собранных по стране теннисисток. С большей частью из них ей уже так или иначе приходилось встречаться. И едва ли они были рады новой встрече. Всё же, место в этом году должны были получить лишь трое из дюжины претенденток. Тут не до радостных сцен воссоединения с бывшими идолами.       Победа над асом команды одного из ведущих университетов страны, над первой кандидаткой на роль следующего капитана национальной сборной. Вот на что меняли билет в большое будущее. И, если уж говорить откровенно, ни одна из будущих первокурсниц его не заслужила. Только в тот момент Нао поняла всю глубину пропасти своего трёхлетнего бездействия. Пусть она по-прежнему была сильнее многих, но не лучше всех. Давно уже не лучше всех. А всё, что оставалось, молча принять этот факт и, ступив прямо на него, двинуться дальше.       Как бы то ни было, ей и в этот раз повезло. Повезло родиться левшой. Коронные кручёные подачи левой рукой стали буквальным спасением для Нацумэ в матче, больше похожем на потасовку младшеклассника с ногой сэмпая. Они и на ходу возвращающая себе былую лёгкость реакция стали её пропуском в высшую лигу.       И пусть официального подтверждения пока не было, протянутая после матча ладонь и сбитое дыхание капитана Мисато сказали ей достаточно.       Пора была бросать возню с волейболом.       — Значит, поедешь в Осаку, да? — наконец выдохнул Ойкава. В тот самый момент, когда Нао уже начала переживать за то, что её вообще больше не хотят слушать.       — Ага, типа того, — бездумно отозвалась она.       «Ты же не думал, что я всё брошу и поеду вместе с тобой?» хотела она сказать вслух, но промолчала. По сравнению с Тоору, её планы казались такими же значительными, как недоваренный рис на фоне проломившейся крыши. А уж выразить своё отношение к стремления бывшего капитана успел весь волейбольный клуб.       Вернее, выражала по большому счету только менеджер. Остальные предпочитали, как и всегда, держать мнение о придури некоторых связующих внутри коротких отрывков общения по пути от школы до остановки или от начала перемены до урока. Но только не менеджер.       Нацумэ как сейчас помнила охватившее её тогда оцепенение. Всё равно, что получить по лбу сосулькой в знойный летний полдень где-нибудь посреди открытой улицы.       — Куда? В Аргент… А что, ближе мячи волейбольные уже не водятся?       Нет, она, конечно, знала о трепетном ученическом отношении Ойкавы к старому тренеру, существовавшему где-то на просторах префектуры, знала, что он не японец, и даже слышала что-то про его решение вернуться на родину. Но почему-то ни разу не допустила мысль о том, что Тоору, верный словно жена военного, решит последовать за ним. Ещё и куда! Через океан. В Южную Америку.       А ему самому было хоть бы что.       — Возможно, — лениво отмахнулся парень тогда от её недвусмысленно хлещущего через край возмущения и, скользнув на прощание рукой по волосам, упорхнул дальше готовиться к отборочным Весеннего Турнира. Так вот легко и просто, будто зудящего комара от уха отогнал.       Как будто бежать подальше собирался, честное слово!       А теперь сидел рядом с ней, весь такой удручённый, задумчивый, подчёркнуто задетый её решением пойти, в буквальном физическом смысле, совсем в другую сторону. Как будто не отшил своим бесцветным «Возможно» два месяца назад. Вот и ещё одна причина постоянных переносов «серьёзного разговора». Стоило ли теперь вообще пытаться навести мосты?       Собственно, наверное, из-за всех этих сомнений Нацумэ и не возмущалась. Сегодня вообще мало хотелось в голос качать права и отстаивать свои патриотические пристрастия. В конце концов, каждый из них должен жить своей жизнью, хотя бы сейчас.       Лишь одна деталь до сих пор беспокоила Нао. Беспокоила настолько сильно, что ей иногда хотелось, хорошенько разогнавшись, влететь в стену, чтобы отшибить себе память и забыть о том, что этот парень для неё значил. Что он сделал, возможно сам того не осознавая.       Не зная, куда ещё девать себя и свои путанные, как затерянные на дне рюкзака наушники, чувства, Наоки показательно тяжело вздохнула и завалилась набок. Даже не потрудившись посмотреть, куда, собственно, собралась падать. Да и плевать, в общем. Приложиться виском о деревянную перекладину — тоже неплохой способ должен быть от навязчивых мыслей. Только не в этот раз. Вместо дерева голова Нацумэ уткнулась в чужое предплечье, щека скользнула по глухо захрустевшей прохладной ткани спортивной куртки. Всё-таки приятно иметь человека, готового подставить плечо, не ведая о такой необходимости.       Тоору не подал виду, когда в левую руку ему с настойчивым призывом к сочувствию и пониманию ткнулась девичья голова. Конкретно этой голове он вообще был готов простить многие вольности. Тем более в такой атмосфере. Тем более сейчас, когда не ей одной требовалась эмоциональная близость, но и от неё самой. Пропажа — пусть и временная — огромного пласта в виде волейбольной команды всколыхнула в парне всё то, что долгие месяцы казалось ему дурацким наваждением, не более чем игрой собственного бессознательного желания иметь рядом своего человека. Всё это время он видел, что происходит с Наоки, причём видел с чёткостью хорошего электронного микроскопа. Однако куда больше неё боялся что-то предпринимать. Привычный порядок вещей позволял игнорировать всё не слишком привычное.       А теперь порядка не было. Осталась только Наоки ждущая от него того, чего он ждал от неё. Замкнутый круг упрямства двух эгоистов, порвать который и превратить его в обычную прямую человеческой жизни оказалось под силу только беспощадному бичу времени. Эгоизм разводил их в разные стороны.       И раз это так, не легче ли было оставить всё, как было, на уровне полутона, почти неразличимого в общей мелодии? В конце концов, ничего не…       — Интересно, что должно произойти, чтобы мы с тобой повели себя как нормальные люди?       Услышав голос девушки, искажённый прижатой к его руке щекой, Ойкава едва заметно вздрогнул и опустил взгляд на её макушку, укрытую мокрым от налипшего снега капюшоном. Даже сквозь слой ткани и влаги до ноздрей долетал чуть уловимый душок того же шампуня, которым пахла заботливо натянутая ему на голову шапка с огромным пушистым помпоном. Смотреть на собеседника Нацумэ явно и не пыталась. Пальцы девушки, будто по-прежнему не находя места от холода, игрались сами с собой. Хотя, может быть, дело было и в одолевавших Нао нервах.       Знала бы она, с каким облегчением он сам сейчас подскочил бы на ноги и удалился, пониже опустив голову и поглубже спрятав ладони в карманы. В те самые, один из которых Нао так бесцеремонно занимала своими ладонями всего несколько минут назад.       — О чём ты? — поинтересовался парень, боясь, что, если не вступит в разговор, всё же рискует устроить голове Нацумэ встречу со скамьёй. Попытка отвернуться и не смотреть на доверчиво жмущуюся к нему девушку помогла только ещё больше осознать её материальность.       — Не знаю, — просто выдохнула Наоки, не отрывая взгляд от белого изваяния в форме куста напротив неё. — Разве то, как мы себя ведём друг с другом, правильно?       — Разве тебя этот вопрос не должен был заинтересовать ещё полгода назад, когда вы с Ивой-чаном выдумали мне первое прозвище? — резче, чем хотелось бы, отозвался Тоору, невольно цепляясь взглядом за тот же куст. Налипший на тонкие ветки снег казался бутафорской декорацией весеннего цветения.       Резкость ответа, казалось, никак не тронула Нацумэ. Она лишь едва заметно пожала плечами.       — Может быть. Но откуда же мне тогда было знать, что ты решишь сбежать от меня в Южную Америку?       Ойкава фыркнул на шпильку, однако промолчал, признавая ничью. Вместо этого он глубоко вдохнул и, запрокинув голову, посмотрел на ещё больше сгустившиеся тучи. Очевидно, сегодня снегопад заканчиваться не планировал.       — В любом случае, разве не глупо сейчас начинать переживать об этом? Какая теперь разница…       Эта фраза заставила поджилки Нао содрогнуться в приступе истинного житейского ужаса, но в то же время она почувствовала себя как никогда легко. Потому что неожиданно поняла, что, может и не во всём, но Юрико действительно была права.       От этого она невольно прыснула со смеху. Теперь уже точно терять было нечего.       — А, по-моему, самое время. В смысле, всё же почти закончилось, да? Школа, клуб, всё прочее. Когда ещё? — тут она всё же осеклась, однако улыбка на её лице стала только шире. — Но даже понимая это и много чего другого, мы не можем говорить нормально. В конце концов, почему ты не можешь просто сказать что-то вроде «Наоки-чан, я так боюсь усохнуть от тоски по тебе, что готов похитить и вывезти из страны в чемодане»?       Ойкава, и до того едва подавляющий нервное ёрзанье, уже практически подскочил и возмутился, готовый прыгать лицом в снег, лишь бы скрыть выступившее смущение, однако Наоки ещё не закончила говорить. Её притихший голос заставил парня замереть и затаить дыхание.       — Почему я не могу заставить себя просто признаться, что всю жизнь хочу вот так просидеть рядом с тобой?       Прояви двое сидящих на скамеечке в городском парке подростков в этот момент чуть больше внимания, они бы наверняка узнали, как звучит снегопад. И звучит ли он вообще. Потому что это был первый раз за весь полный напряжённых пауз разговор, когда молчание стало поистине воплощённой тишиной, а не громко названным отсутствием слов; тут не было ни их, ни дыхания, ни одного случайного шевеления. Только зимний день и тучи, ползущие по небу, словно привязанная к верёвочке ветошь, оставляющие за собой щедрый слой снежинок.       Сдавленный возглас удивления Нао в этой тишине прозвучал словно разрыв динамитной шашки посреди ночной гостиной приличного дома. С ним девушка подскочила и уже во второй раз едва не слетела на землю. Всё потому, что её холодные пальцы неожиданно ощутили обволакивающее тепло. Уже во второй раз.       Одной ногой пребывая в состоянии простодушного культурного шока, выпучив глаза, Нацумэ смотрела на то, как Ойкава взял её ладони своими и, поднеся ко рту, выдохнул в них порцию согретого телом воздуха. Не слишком близко к мощи среднего нагревательного прибора, но она готова была поклясться, что у неё намокшая куртка зашлась паром от охватившего всё нутро жара.       Между тем Тоору, выдохнувший в ладони девушки ещё порцию тепла, выглядел подозрительно спокойным. Верить в то, что его скулы порозовели не от мороза, категорически не хотелось. Нао, справедливо считающей, что на лбу у неё сейчас можно жарить яичницу, уж точно не хотелось.       — Хотел бы я знать ответ на этот вопрос, — наконец задумчиво выдохнул парень, бросив короткий взгляд в небо; смотреть в перепуганные глаза рядом сидящей девушки оказалось тем ещё испытанием. — Но знаешь, Наоки-чан, мне нравится твоя идея. Надеюсь только, что чемодан ты себе подберёшь сама.       — Знаешь, что… Ты это… — запинаясь, заговорила Нацумэ, но, как назло, ни одной мысли длиннее двух слов у неё в голове не складывалось. Словно подначивая её, Ойкава широко улыбнулся. Только далеко не так как следовало бы.       — Ну же, Наоки-чан, не заставляй меня жалеть, что я выбрал именно тебя, чтобы скучать! Скажи что-нибудь. А то ведь мне и вспомнить будет нечего.       В этот момент девушку словно ракеткой по затылку огрели. И собственные последние слова показались ей глупостью. Какой обычности она хотела от их отношений, которые изначально складывались по канонам ситкома на кабельном канале, разыгрываемого на фоне картонной декорации волейбольной площадки, идущего в середине рабочего дня? В конце концов, не было ли это ценнее всех тяжеловесных, обязывающих слов, которые они могли друг другу сказать. Ведь каждый из них понимал другого и без них. Может быть, это был чистой воды инфантилизм и нежелание взрослеть, но пока они оба такие, это вовсе не было проблемой; возможно, для окружающих, но точно не для них самих.       То, что между ними происходило, не было полностью похоже на те сопливые истории из журналов, которые Юри с таким тщанием складировала на полках шкафа. И буквально только что они это друг другу доказали. Но разве это так уж плохо?       Да, не суждено им завести длинный душераздирающий диалог о бездонности взаимной любви, но что с того! Да и кому он был нужен в сущности!       И вместо того, чтобы вспыхнуть здоровым негодованием влюблённой девы, ждущей явно не предложения тренировать сложение собственного тела в форме дорожного чемодана, Наоки усмехнулась и глаза её сверкнули привычным ядом.       — Согласна на спортивную сумку, если донесёшь мои вещи до дома. И заодно купишь сухие носки.       — Жаль расстраивать тебя, Наоки-чан, — сокрушённо покачал головой парень, разводя руками, — но я связующий. Мои руки созданы лишь только для мяча.       — Вот как? Тогда вместо меня можешь начинать скучать по волейболу. Хотя… Ты не пробовал предлагать Хаджимэ-куну это место? — щёлкнув пальцами, предложила Нао, на что Тоору отмахнулся с поистине страдальческим видом.       — Ива-чан найдёт меня, не успею я в первый раз заплакать от тоски.       — Это ли не доказательство привязанности…       — Твоя мне обходится как-то менее болезненно, — пожал плечами парень, поднимаясь на ноги. — Ладно, уговорила. Идём, пока тебе не понадобилась вторая пара носков.       Наоки с готовностью вложила ручки своей сумки в протянутую к ней ладонь. Как она и сказала, это ли не доказательство. Какая разница, насколько возвышенным мог бы выйти страстный монолог в исполнении закостенелого отличника по литературе, если он согласен нести её вещи без видимой выгоды?       Только останавливаться на этом девушка не планировала. Если уж он от неё спасается бегством, так пусть уж скучает как следует.       Недолго думая, Наоки подорвалась со скамьи и, на ходу скинув потяжелевший капюшон, с ногами запрыгнула на неё же, после чего со вздохом радостного облегчения, словно утомлённый полевыми трудами крестьянин, навалилась на спину Ойкавы, обвив его шею руками. И если она пахла шампунем со вкусом фруктовой жвачки, то он пах освежающей пробежкой в зимнем воздухе, с лёгкой ноткой кондиционера для стирки синтетической ткани.       Парень под таким неожиданным напором устоял, хотя и покачнулся с видимым намерением оступиться и рухнуть лицом в гравийную дорожку. Тут же пришлось пожалеть о решении отойти от скамьи ровно настолько, чтобы Наоки теперь практически полностью висела на нём, едва касаясь деревянных перекладин скамьи пальцами ног.       Нао тем временем издала ещё один вздох, граничащий с кошачьим урчанием, и опустила подбородок ему на плечо.       — А если ещё и меня дотащишь, так я согласна даже на рюкзак, — сообщила она.       Ойкава тоже вздохнул, но сделал это с куда меньшим восторгом. И всё-таки отступил назад, давая Нацумэ возможность нормально встать на скамейку, а не заставлять его спину выгибаться в идеальный полукруг. Заканчивать со спортивной карьерой с подобным оправданием явно было бы не лучшим исходом.       — Если я и тебя дотащу, то скучать уже точно не захочу. Потому что…       — Да ну? — недоверчиво протянула Нао, перебивая его. — Ру-чан, ты что, всё-таки решил взять Иву-чана вместо меня? Я, знаешь ли…       Она заметила только, как его голова повернулась в её сторону, но подготовиться к тому, что произошло, это не помогло. Не успела девушка дойти до кульминации своего возмущения, как всё ниже носа обожгло чужим дыханием. А ещё полсекунды спустя чужие губы накрыли её говорливый рот, заставляя его замолчать. Почему-то в этот момент Нао испугалась лишь того, что от удивления у неё глаза стали круглее чем у золотой рыбки. Ей и раньше доводилось целоваться с ровесниками, — не зря она дважды признавалась в любви на спор — но сейчас вместо детской хлопушки у неё в голове будто салют залпов из двадцати взорвали, причём разом. Вот этому уж точно место на страницах фантазий Миянэ! И почему интересно, она никогда не говорила, что находиться внутри так приятно?       — Потому что, если не слезешь, я точно засуну тебя в чемодан, — сообщил парень, отстраняясь. И Нао бы соврала самой себе, если бы даже допустила мысль о том, что он пытается её задеть. Впервые за всё время знакомства ей настолько искренне захотелось просто улыбнуться в ответ.       — Ну тогда я, пожалуй, просто не буду слезать совсем, — деловито заявила она, зарываясь носом в куртку на его плече.       — А как же твоя блестящая карьера в Осаке? — беззлобно уколол её Ойкава, выгнув брови, на что Нао категорично мотнула головой.       — Да ну её. Там все обижают моё чувство собственного достоинства.       — Не говори так, Наоки-чан, — с почти невесёлой усмешкой попросил парень. — А то ведь я правда поверю, что ты могла бы всё бросить ради меня.       — Ты же не бросил, — глухим из-за ткани голосом парировала девушка.       На это оправданий у волейболиста не нашлось. В самом деле ведь не бросил.       — Наверное, мне стоит извиниться, да?       — Не за чем. Разве не плевать, что думает кто-то другой, когда речь идёт о твоём собственном будущем?       — Даже если ты в этого кого-то влюблён?       — В этом случае тем более.       Эти слова вызвали у парня новую усмешку и жгучее желание уткнуться в покоящуюся у него на плече макушку, так призывно пахнущую всё той же пресловутой детской жвачкой. А человек склонен потакать своим желаниям.       — Всё-таки ты самая большая эгоистка из всех, кого я знаю, Наоки-чан. Наверное, поэтому я и буду так сильно скучать по тебе.       — Раз такое дело, — с готовностью фыркнула девушка, — то за оставшееся время я постараюсь как следует надоесть тебе.       — Можешь начать прямо завтра с утра, — в тон ей парировал парень, дёрнув плечом. — Твоя мачеха ведь будет не против приготовить завтрак и на меня?       Перспектива совместного похода в школу прельщала Нао настолько же, насколько передёрнуло её от фантазии сидящего напротив Мито за завтраком Ойкавы. Всё-таки для начала стоило позволить пережить все вскрывшиеся факты толпе школьных поклонниц парня, а знакомство с домашними отложить на потом. На перспективу выжить после атаки Акиямы.       Хотя кого она обманывала? Сто раз ей наплевать на весь этот гарем, пока объект их обожания позволяет ей висеть у себя на шее, совать руки в карманы и шутить про его слабости.       — Уверена, Мито будет в восторге, — уверила его Наоки, спрыгивая со скамьи. — Идём, сам у неё и спросишь. А то ещё немного и неделя карантина мне обеспечена.       Ойкава кивнул с улыбкой, полной чересчур искреннего понимания, закинул чужую сумку на плечо и направился вслед за девушкой.       Даже сейчас всё вышло совсем не так, как могло бы…или должно бы. Но какое кому дело, если в конечном итоге всё разрешилось лучше некуда. И даже если будущая весна разделит их огромным океаном и заботами о собственной спортивной бестолковости, у них останется последний школьный год, проведённый в волейбольном клубе, и декабрьский день, когда они без слов решили всё, что было между ними.       Что ж, завтра Юрико и Мэй определённо будет, о чём поговорить за обедом.