Об Инквизиции и Инквизиторах

— Лили, я уже взрослая девочка! — шутит Лавеллан вскользь и толкает обескураженную Лелиану в плечо. Та лишь слабо покачивается, удивленно смотря перед собой. — Эй, ты чего? Канцлер медленно переводит взгляд на ее лицо и заглядывает прямо в желтые глаза Инквизитора. — Эллана, напомни пожалуйста, сколько тебе исполняется? — обеспокоенно спрашивает она. — Тридцать, — не моргнув отвечает эльфийка. — Так в чем дело? Что-то не так? — Да нет, ничего… — Соловей прикусывает нижнюю губу и утыкается обратно в список гостей. Честно говоря, она совсем забыла, что даже дети умеют стареть. — Гостей получается мало, ты уверена, что всех записала? — Всех, кому нужно отослать письма, да, — кивает Эллана, записывая что-то в свой пергамент. — Не хочу в этом году сильно тратиться. Да и сил на что-то большее, чем дружеский ужин, у меня нет… Она продолжала говорить о чем-то, но Лилиана плохо слушала. Вместо этого она пристально рассматривала эльфийку, будто встретив ее впервые. За больше, чем десять лет, Инквизитор сильно изменилась: волосы сильно отросли, и теперь лежали на спине, будучи заплетенными в небрежный хвост с торчащими то тут, то там прядями, паутинка морщин образовалась в уголках глаз, из нижней губы, носа и ушей блестел пирсинг, а обыкновенно многослойный стиль одежды сменился тонкими шелковыми рубашками заправленными в узкие кожаные штаны. Да, ее тело было все еще угловатым и тонким, как у подростка, но стало более вытянутым, ярче вырисовывался рельеф мышц, движения стали более плавными. -…и где-нибудь в полночь предлагаю потихоньку разгонять всех спать. Лили, ты меня слушаешь? — Да, да, — Лелиана потрясла головой. — Слушаю. Просто… задумалась немного. — О чем? — Честно говоря, до этого момента я и не замечала, что ты выросла, — честно ответила Соловей. Не «как выросла», а именно «что выросла». — Маленький эльф навсегда остается ребенком, — усмехнулась в ответ Эллана. — Абсолютно тебя понимаю. Я и сама до конца не верю в то, что вижу в зеркале.       Обе замолчали, не зная, что сказать. Лавеллан продолжила шкрябать пером по пергаменту, записывая все, что придет в голову: от развлечений, до блюд праздничного меню. — Хотя это не так уж и плохо — молодо выглядеть. Не считая того, что никто не воспринимает тебя всерьез. Не чувствуешь себя такой старой. — Эллана отложила перо и потянулась, хрустнув спиной. — Ладно, пойдем раздадим поручения и сами тоже начнем готовиться. В замке текла какая-то своя, особенная жизнь, ритм которой могли понять только его обитатели. Сновала по коридорам прислуга, общались гости, тренировались желающие, посапывали мабари. Эллана по очереди вылавливала нужных ей людей, раздавая им указания и по пять раз объясняя, что от них требуется. — Я понял, понял, рыжик, не кипишуй, — примирительно поднял руки Бык. — Лучше я несколько раз повторю, чем вы потом будете за мной с вопросами бегать, или сделаете все в точности наоборот, — фыркнула эльфийка. — Ты же меня знаешь: все будет в лучшем виде! — Знаю, поэтому и подстраховалась. Ладно, я побежала, — Лавеллан подпрыгнула и чмокнула коссита в щеку. — Не заставляй меня говорить «я же говорила!» — уже на ходу прокричала она, удаляясь. — Иногда я и забываю, что ей уже давно не восемнадцать… — вздохнул Бык, смотря ей вслед. — Все имеют свойство взрослеть, — улыбаясь ответил Крэм.       Все приготовления закончились только к вечеру перед самим днем праздника. В главном зале повесили знаки клана Лавеллан и поставили горшки с полевыми цветами, перенесли столы и скамьи из таверны, комнаты подготовили для гостей и убрали ковры (отстирывать их от еды, питья и, возможно, пота и крови, никто не горел желанием). — Вроде, ничего не забыла… — обходя по сотому кругу зал пробормотала про себя Эллана, рассматривая цветы в горшках. Все жильцы замка давно уже проснулись, но заходить не решались, зная, что лучше взвинченной эльфийке на глаза не попадаться. Тяжелая дверь скрипнула и в помещение проскользнул Бык. — Босс? Нужна помощь? — кунари заинтересованно рассматривал обстановку. — Скудненько, скажу я тебе. — Вот мне тоже кажется, что чего-то не хватает, — кивнула Лавеллан, все еще таращась на горшки. — Доброе утро, кстати. — День уже. Вечер скоро, — хохотнул в ответ Бык. — Ты, оказывается, та еще соня. Во сколько ты сегодня встала? — Не смотрела, но солнце было почти в полудне, — девушка вздохнула и отвела взгляд от цветов. — Как думаешь, хоть в этом году все будет хорошо? — Ну, тридцать лет лишь раз в жизни бывает… — Ты это и предыдущие десять раз говорил. И в итоге что? На двадцатилетие мне оторвали руку, — Эллана пошевелила протезом, — перед двадцать первым днем я схватила стрелу в бок от непутевого рекрута, в двадцать два Каллена попытались отравить, в двадцать три упал гобелен и чуть не убил Вивьен, после чего она заявила, что ноги ее в этом месте больше не будет… мне продолжать? — Тише, рыжик, не кипишуй, — Бык похлопал ее по плечу, — тебе просто надо меньше об этом думать. Хочешь, можем пойти развеяться, пока никто не пришел? — Снова дубасить манекены?.. — Снова дубасить манекены, — расплылся в улыбке коссит. — Демон с тобой, идем.       Стрела звонко просвистела в воздухе и вонзилась прямо в нарисованный глаз манекена. Лавеллан тут же потянулась за новой, отступая к следующей цели. — Скажи, — обращается она к Быку, прицеливаясь. — У вас, кунари, бывает кризис среднего возраста? Коссит опустил меч в импровизированном ударе. Острие лезвия погрузилось в мягкую землю и там и осталось. — Сначала объясни мне, что это, — он вытер пот со лба, — а потом я тебе отвечу. — Это когда ты смотришь на свою прожитую жизнь, — еще одна стрела попала точно в цель, — и понимаешь, что все просрал. Если коротко. — По-моему, у тебя просто предпраздничная хандра, — Бык схватил меч за рукоять и вынул из земли, поднимая над головой для нового удара. — Со всеми такое бывает. Эллана опустила руку, которой уже собиралась доставать стрелу и убрала лук за спину. — Я не поняла, ты на чьей стороне? — она прищурилась, глядя на своего собеседника, на что тот лишь повел плечом. — Я на стороне правды и справедливости, рыжик. И правда в том, что ты делаешь из обычного нага — боевого, — не прерываясь отвечает он. Лавеллан недовольно фыркает. — Я пойду обратно в зал. Может придумаю, что сделать с этими отвратительными горшками.       Первым в замок приезжает Каллен. Эллана радостно бросается ему на шею, что-то шутит про его щетину и на протяжении всего пути до его комнаты (все еще той самой, в башне) рассказывает, что изменилось за время его отсутствия. Он устало улыбается и треплет ее по волосам. Лавеллан оставляет его одного и даже почти не винит себя за испорченные отношения.       Чуть позже подтягиваются Фреда, Катарра и Вэлен. Они теребят подругу за щеки, наигранно удивляясь тому, как она «вымахала» и хитро улыбаются, говоря, что у них один общий подарок для нее. Эллана бы соврала, если бы не сказала, что ей слегка страшновато. — Не боись, все будет хорошо, — успокаивает ее Адаар. В конце концов, когда Адаар ей врала?       Уже глубокой ночью она добирается до своей комнаты (не удосужившись даже натянуть ночнушку после бани, так и расхаживая по коридорам замка в махровой простыне) и устало плюхается в кровать. Узорчатый потолок (казалось, они только вчера расписывали его с Соласом, балансируя на веревках и рассуждая об Элвен Глори) пестрит рыжими и желтыми красками, будто светится в ночи. Лавеллан отвела взгляд в сторону. Там, в углу, натянутое на манекен, на нее укоризненно смотрело сшитое на заказ платье невыносимого бардового цвета. Несомненно красивое, с множеством деталей и открытой спиной на шнуровке оно так и манило к себе, но не сейчас. Сейчас ей было тошно от одного его вида.       Со стороны лоджии донесся какой-то шум, затем треск и, наконец, долгие отборные маты. Эллана даже головы не подняла, зная, кто это может быть. — Тебе напомнить, что здесь есть дверь? — устало пробормотала она, привставая на локтях. Махровая простыня соскользнула вниз, оголяя острые плечи с россыпью веснушек и белоснежную грудь, на которую волнами спадали мокрые рыжие волосы. — Дверь — это неинтересно, — ответил ей мужской голос. — Зато так интересно наблюдать, как защитник Кирквола, будто отступник в бегах, карабкается на самый верх огромного замка. — Вот видишь, дорогая: тебе самой это нравится, — Хоук бесшумной тенью проскользнул к кровати, будто все еще опасаясь, что кто-то может его заметить, и плюхнулся рядом с девушкой. — Привет. — Andaran atish’an, — шепчет она, поворачиваясь к Гаррету за невесомым поцелуем. — Фу, ты грязный. Защитник тихо смеется и проводит ладонью в когтистой перчатке (у нее каждый раз перехватывает дыхание) по ее щеке, нежно улыбаясь. — А ты как всегда прекрасна. Или это ночь так на тебя влияет? Лавеллан зарделась до кончиков ушей и опустила взгляд. Ей уже тридцать, а ее до сих пор можно смутить такими речами. — Это все луна. Единственное, что я люблю в дне своего рождения, — она прижимается ближе к нему, несмотря на то, что от Хоука пахнет потом и сам он не особо чистый, но зато такой теплый и родной, будто огромный кот. — Я скучала. — И я, ma sa'lath, — прошептал он ей в макушку, прижимая ближе к себе. — Я же просила тебя не разбрасываться такими фразами. Это значит… — Моя единственная любовь, — продолжил за нее Гаррет. — Да, я знаю. И это правда так. — Неисправимый идиот… — усмехнулась Эллана, поглаживая его по щеке. Все, что она чувствует в следующую секунду — чужие губы на своих и ладони, так требовательно прижимающие ближе.       На утро оба они выглядят чуть лучше, чем порождения тьмы: все в синяках, царапинах и засосах, помятые и невыспавшиеся, но счастливые. Хоук первым поздравляет ее и обещает, что он вручит свой подарок чуть позже, вместе с остальными. Лавеллан с сочувствием смотрит на красивое платье и достает из шкафа свой лучший праздничный камзол со стоячим воротом. — Ты не наденешь платье? — лениво спрашивает Хоук, все еще лежа в постели, наблюдая за возлюбленной. — Не после сегодняшней ночи, — фырчит она, влезая в штаны с кучей застежек. — Ты на славу постарался. — Приношу свои искренние извинения, emm'asha, но я ничего не мог с собой сделать, — Эллана, даже стоя к нему спиной, могла увидеть наглую ухмылку. — Тебе сходить бы вымыться, shem. — Обязательно этим займусь, vhenan, но чуть позже. — Никаких позже. Дуй отсюда, — Эллана кидает в него махровую простынь и застегивает последний ремешок на камзоле. Оставив Хоуку на прощание воздушный поцелуй, она выбегает из комнаты, звонко смеясь.       В утренних отблесках солнца главный зал выглядел волшебно: лучи отражались от хрусталя люстр, серебряных предметов и оставались радужными разводами на стенах, создавая причудливый узор. Лавеллан ни разу не пожалела, настояв на трех массивных люстрах из хрусталя. Вздохнув полной грудью, Эллана с улыбкой приказала раскрыть двери. Что-то ей подсказывало, что этот день и правда пройдет замечательно.       Оказывается, общим подарком Фреды, Вэлена и Катарры была отлитая из серебра статуя галлы в натуральную величину. Она была выполнена так искусно, что у Лавеллан даже захватило дух и еще минуты три точно не было слов, чтобы описать свою благодарность друзьям. Остальные гости ограничились хорошим алкоголем или милыми безделушками (ладно, Каллен подарил ей серебряный браслет с бусинами из яркого зеленого камня, названия которому Эллана не знала, это не совсем безделушка). Среди всего этого, пусть и небольшого, количества людей Лавеллан никак не удавалось выхватить взглядом Хоука. Она ничуть не волновалась по этому поводу (в конце концов, он никогда не пропускал такие важные мероприятия), но червячок беспокойства начинал грызть ее где-то в затылке. Что задумал этот хитрец. — Скучала? — кто-то прислонился к ее спине, обхватив большими теплыми ладонями за талию и горячее дыхание обожгло острое ушко. — Гаррет, прекрати пугать меня каждый раз, как видишь. Я так и до ста лет не доживу! И это что, рубашка на тебе? — Эллана развернулась и оглядела Защитника с ног до головы. Выглядел он гораздо приличнее, чем обычно: волосы аккуратно расчесаны и кажется он воспользовался услугами цирюльника, борода тоже в относительном порядке, белая свободная рубашка заправлена в бордового цвета штаны с темными широкими лампасами. На секунду Лавеллан даже не поверила, что перед ней и правда Гаррет Хоук. — Не смотри на меня так, а то дырку прожжешь, — рассмеялся мужчина в ответ. — Пойдем, я обещал тебе подарок. — Что, куда?.. — но ответа она так и не получила, будучи нагло утянутой в сторону инквизиторского трона. Перед тем, как мысли покинули ее, в голове успело проскочить что-то вроде «Создатель, лишь бы он не наделал глупостей. Тьфу, заразилась от шемов и культурой.»       Дойдя до подножия, Гаррет остановился, поставив ее перед собой за плечи, будто тряпичную куклу. — Прошу немного внимания! Я, конечно, мог бы сделать это и без него, но пафос течет в моей крови и никуда ему не деться, — Лавеллан прыснула в кулак больше истерично, чем от забавы. Обычно именно в такие моменты все идет прямо в Тень и ее день рождения можно считать испорченным. В тишине зала ее смешок показался гораздо громче, чем мог бы. — А ты не смейся, я и так в шаге от того, чтобы упасть в обморок, — а вот это что-то новое. — Так вот! Мы все здесь собрались потому, что девушке, которая всех нас вдохновляет, которая осталась служить на благо Инквизиции, которая лучше всех скачет верхом и стреляет из лука, которая готовит самый вкусный чай и печет самые вкусные блинчики (ну хорошо, тут я приврал красоты ради) сегодня исполнилось тридцать лет. И я подумал, что именно сегодня самый подходящий день, чтобы вручить свой подарок… Лавеллан готова была поклясться, что в рука Хоука буквально материализовалась маленькая деревянная коробочка. А потом она начинает молиться всем эльфийским богам одновременно, потому что-то Гаррет Хоук медленно встает на одно колено и дело не в развязавшейся шнуровке (у него вообще нет шнуровки, начнем с этого). — Гаррет, только не… — начинает она, но на нее злобно шикают откуда-то из толпы. — Эллана Лавеллан, — было ясно видно, что Хоук на грани обморока, потому что пальцы, лежащие на крышке маленькой коробочки предательски дрожали, — ты выйдешь за меня? В следующее мгновение все с немым шоком в глазах смотрели за тем, как Эллана падает в обморок, матерящийся Гаррет дрожащими руками пытается ее поймать, а где-то в толпе Катарра молча передала Вэлену мешочек монет, хлопнув рукой себе по лбу. — Но… все-таки она успела сказать «да», — похлопал Кадаш подругу по бедру.