Живые чувства

Каждый из нас хотя бы раз в жизни зазнавался, величал себя королём, незаслуженно возвышался над другими и, возможно, после всего этого падал. Кто-то сам осознавал свои ошибки, кого-то свергали с воображаемого престола другие. Третьи на всю жизнь оставались под действием "звёздной болезни", а четвёртые падали и разбивались о жестокую оболочку мира. Об одних жалели, другим желали "счастливой" дороги в ад. Мне всегда было приятно осознавать собственное некое величие над серой массой, частью которой я являюсь. В отличии от всех них, я не отношусь ни к одному типу из вышеперечисленных. Я горда собой, но не возвышаюсь над всеми, а значит, не падаю. Я не люблю выдавать себя на показ, но самое малое приятельство в мою сторону воспринимаю как должное. Просто я умею притворяться, чтобы заработать репутацию и деньги. У нас такое правило – ври и подмазывайся или вкалывай на гнилой работе и дохни с "честью"... Моя маска доброты и заинтересованности ещё никогда меня не подводила – я прекрасно подбивала клинья ко всем знатным людям для последующей собственной выгоды. Эта работа мой единственный воздух, которым можно дышать и не думать, что рано или поздно задохнёшься. Но и этот воздух всё же покрывается чёрной гнилью и плесенью. Всё вокруг уже совсем не то... Вторым, моим личным, воздухом является неизменный на протяжении долгого времени розовый плеер, что на гранях заметно стёрся до серебристых переливов. Старые чёрные наушники наполовину сломаны, но звук ещё проходит сквозь их динамики, достигая сердца. Что я слышу сейчас кроме людского гула и наивного трёпа? "Сломай себя!..." Мне кажется, это интересный призыв для толпы вокруг, но я люблю не за слова, а за сыгранные эмоции и чувства, что дерут душу изнутри, заставляя подпевать раскатам чёткого голоса. Да, именно за это. Такие призывы на мне бы не сработали даже года четыре назад. Я была сломана сама по себе ещё в неосознанном возрасте, когда случайно разбила и сожгла мечту. Она горела ярким алым пламенем, языки которого поглощали не только детскую наивность. Они обволакивали трепещущее последними ударами и вздохами облитое багровой кровью сердце. Моё сердце... В тот же вечер я впервые увидела Гордость. Маленькое беззащитное существо, явно напуганное моим поступком. Она крепко держалась своими хрупкими ручонками за мой чёрный плащ и испуганно смотрела на переставшее биться сердце, ставшее жалким угольком в огне. - Почему ты это сделала? – зашептала она, подходя к пламени. – Разве тебе не больно? – пытаясь достать никчёмный уголек, Гордость чуть не заплакала. Меня разобрал едкий смешок, внезапно слетевший с губ. Присев на лежащее рядом сухое чёрное бревно, я выбросила на ветер несколько слов, за которые постыдилась: - Оно давно мертво – ему не больно! А мне не нужно убитое глупостью сердце! Гордость всё же выудила несчастный уголёк, моментально рассыпавшийся на тысячи крупинок на её ладони. Растерянный взгляд её тёмно-зелёных глаз остановился на моих руках, чуть позже – на груди, а совсем потом – ошарашено вглядывался в мои – мутно-зелёные, словно мраморные. Неожиданный удар током прошёлся по телу – стало невыносимо стыдно. Это маленькое создание смотрело насквозь, видя всё – от слабых мест до мельчайших эмоций. Не самый приятный взгляд, но её неожиданно оказавшиеся на плечах маленькие ладони вселяли странную уверенность и... трогательное тепло заботы. - Я знаю, что тебе больно... – вновь заговорила она, утыкаясь своим покрасневшим от слёз носиком мне в спину. – Но я теперь с тобой... – Гордость прижалась в объятия, и мне пришлось сесть к ней вполоборота, обхватывая запятнанными руками несчастное дитя. Она славная – порой... такая забавная... В последнее время мы с ней всегда вместе. Гордость очень любит гулять по этому старому городу, разыскивая испещрённые веками переулки. Иногда она натыкается на мою фамилию в неких списках (в основном в "чёрных" или наоборот – "белых" – списках почёта), и мне нередко достаётся от неё. Гордость терпеть не может драки, в которые приходится влезать, но умеет постоять за себя. Гордость изменила мою жизнь, не зная, что именно она лишила меня сердца. Из-за неё тот костёр горел насыщенными кровью и преданными мечтами языками багрового пламени. Мир изменился с её мимолётным приходом в судьбу, ломая начерченные ровные линии на глупые и бессмысленные чёрные отрезки смерти. Он рушился в моих глазах и моей душе. Но именно Гордость после всего этого подарила мне вторую жизнь и второй смысл. Сейчас стоило смотреть на бесцветные серые закаты и белые рассветы холодного солнца, на обрывки других скучно-унылых жизней бегущих и спешащих людишек, на развеваемые ветром густо-чёрные волосы маленькой Гордости. Это стоило небольшой смерти и гнусного перерождения в этом же самом чудаческом месте, правило в котором только одно: носи маску по жизни или понесёшь посмертную. Моя маскарадная работа тоже не радовала хрупкую Гордость, но это наш единственный способ жить. Сегодня день не ладился с раннего утра. Брезгливый дождь отбивал свои ритмы по крышам, наглухо перекрывая звуки в динамиках чёрных наушников. Бегущий в надежде укрыться от холодного ветра народ прятался по домам, старым торговым лавкам и просто под крышами. Здесь не любили это жуткое явление природы, когда половина населения вообще не высовывала свои носы на мокрую и грязную улицу. Работать в таком расположении населения, погоды и духа являлось просто невозможным. Несущаяся в противоположную тебе сторону толпа могла и не оставить в живых. Чья-то жалкая убитая жизнь могла принести пользу: меньше людей на одну работу – больше заработков у каждого оставшегося. Я уже привыкла к подобной глупости и невежеству, а вот Гордости пришлось туго. Её – маленькое создание – попросту не замечали. Потому хрупкая Гордость в такие дни всегда сидела на моих плечах, удивлённо оглядывая в миг изменившийся серый мир. В такой толкучке за сегодня мне дважды отдавили ногу, пять раз пихнули в бок и один раз чуть не въехали по щеке. В такой обстановке трудно сдержать эмоции и накопленное расстройство. Но не сдержалась не я, а Гордость. Она словно за секунду выявила всё упрёки и претензии, забавно вздёрнув свой носик и смотря на никчёмную толпу свысока. Пара равнодушных плевков и угроз проскочили мимо нас, но чёрные списки половины населения явно пополнились на два имени: моё и Гордости. Но нам с ней чисто всё равно – мы всегда были лучше этого грязного мира вместе взятого. И я точно знаю, что... Когда мир будет рушиться, я поведу гордость за руку...