Арсений стоит в другом конце зала.
Он держит в руках фужер с шампанским, нередко чокается с незнакомыми ему людьми, еле заметно пританцовывает и едва видимо приоткрывает губы, подпевая под известные ему песни.
Арсений выглядит счастливым: улыбка с его губ не сходит буквально с самого начала вечера, а сияющий голубой в глазах говорит об искреннем интересе к происходящему.
Антон любит видеть его таким. Вовлеченным, горящим. Арсением.
Антон любит чувствовать его влияние на себе. Кроткими, светлыми и вдохновляющими взглядами, едва ощущаемыми и оттого более ценными касаниями, поддерживающими словами или — что чувствует Антон на себе еще более сильно, нежели чем что-то другое — просто нахождением рядом. Просто рядом — и узел в груди от крышесносящего волнения ослабевает, чуть распутывается.
Антон любит слушать. Антон любит говорить с ним. Антон любит.
Любит до такой степени, что от количества повторяемых в голове «любит» теряется его первоначальный смысл и слово будто перестает иметь значение. Но оно все еще содержит в себе те самые надежные и неисчислимые переплетения-жгутики, крепко закрепленные под сердцем, в голове, просто где-только-можно.
Арсений ловит его взгляд и отвечает своим — пронзительным, твердым, как камень. А губы привычно в улыбке. И Антон не знает, дежурная она, от привычки улыбаться здесь всем, или адресована лично ему. Под кожей жужжит ощущение пропадающего мира — будто Антон выпадает из реальности, превращается в чужого гостя, чужого человека. Будто вокруг — проекция, с наивностью придуманная им самим.
И хочется спрятаться от всех: от аккуратно держащей его за руку Иры, от щебечущих под ухом Дарины и Кати, от грохочущей на все открытое помещение музыки, от себя, от него. Его взгляда, его энергии, его всего.
Мотнуть головой, выбросить все мысли и потеряться в глазах напротив — не голубых, а серо-зеленых, не переливающихся, как волны моря под солнечными лучами, а утапливающих, — чтобы только забыть, хотя бы на секунду, он просит всем сердцем, что где-то там, на другом конце зала, стоит Арсений и по-доброму улыбается каждому.
Поправляет манжеты белой рубашки, понемногу отпивает шампанское из фужера, разговаривает с каждым, кто подходит к нему. Арсений просто стоит, а от него уже веет этим особым неугасаемым запалом и необходимостью побыть рядом.
Прошу, пожалуйста, — думает Антон, сжимая девичью ладошку в своей, — забудь, что он здесь.
Любит.
Он снова мотает головой и смотрит на Иру.
Она светится и что-то говорит ему. Становится стыдно, что он совсем ее не слушает.
—…замечательно! Я в восторге! — восторженно шепчет Ира ему на ухо и склоняет голову ему на плечо. — Оксана и Леша огромные молодцы.
Прошу, пожалуйста, — вновь повторяет в мыслях Антон. Пожалуйста, дайте уйти.
Встать с места, проигнорировать удивленный и обескураженный взгляд Иры из-под длинных ресниц и развернуться по направлению к террасе — там тихо. Наверное.
Сигареты оставлены в машине, а это — единственный способ избавиться от испепеляющего изнутри чувства раздражения и потерянности. Приходится довольствоваться тишиной погоды, теплым ветром и приглушенной музыкой, играющей где-то там, в душном, наполненном людьми зале.
Арсений находится в зале, но у Антона ощущение, что совсем близко. Что нет между ними этих пяти метров, этих океанов, переплетений, пыльных дорог и убивающего Москва-Санкт-Петербург.
Что нет их двоих. Что Антон сам все выдумывает.
Сердце Антона быстро-быстро стучит.
Ира появляется под боком через секунду, кусает от волнения губы и заглядывает с беспокойством ему в лицо.
— Антон… Что с тобой?
У нее голос медленный, тихий, неуверенный, будто думает, что ее сейчас оттолкнут. Но у Антона больше нет сил бегать от всего этого.
— Нормально все, — улыбка-гримаса появляется на губах обыденно, без единой заминки. — Нормально.
Он берет ее за руку, переплетает их пальцы и отталкивается от балконной перегородки. До входа в зал — шесть с половиной шагов, и Ира за этот промежуток успевает только тяжело выдохнуть и звонко чмокнуть его в щеку. Антон наклоняется, чтобы она дотянулась. Чтобы не почувствовала неладного.
Арсения на том месте уже нет. Антон делает вид, что это — не первое, что он заметил, когда вернулся в зал.
Как красиво играют музыканты. И Ира сегодня выглядит ослепительно прекрасно.
Антон Арсения глазами совсем не ищет.
И врать он тоже не умеет.
***
— Просил их “No Roots” поставить, они что-то отнекиваются, — и смеется.
Антон дергается и смотрит на Арсения. Тот стоит непозволительно близко. Рукава его белой рубашки чуть закатаны, отчего у Антона какое-то мгновение не получается отвести глаз от его рук, красивых и изящных. Фужера у Арсения нет, как и дежурной, той самой только-для-незнакомцев улыбки, только легкая ухмылка на лице и забавные морщинки у глаз, когда он смеется.
Сигарета бы ему, Антону, сейчас не помешала, но речь совершенно не об этом.
— Закат красивый, смотри.
И Антон смотрит.
Арсений почему-то не спрашивает его —
почему бегаешь от меня весь вечер,
зачем находишься под укрытием Иры,
почему-зачем-почему, — а только тихо стоит рядом и едва-едва склоняет голову в его сторону.
Антон вдруг вспоминает: любит. Голос, взгляд, присутствие рядом. Поддержку и вопрос, застывший мрамором в глазах. Неозвученные слова и окутывающую тишину, когда они только вдвоем.
— Действительно. Красивый.
И смотрит Антон не на небо.
Арсений отливает странным оттенком золота — не в буквальном смысле. Светится. И от этого слишком хорошо. И бежать уже никуда не хочется. Только остаться.
— Ты искал сигареты? — и вытаскивает пачку из кармана пиджака.
Антон вскидывает голову от созерцания чужих ботинок и сталкивается взглядом с голубыми глазами. А они… так и впитывают в себя. Тянут, вытаскивают и укрывают. Не топят.
— Нет, — Антон качает головой и еле слышно усмехается. Сигареты ему больше не нужны. — Спасибо, Арсений.
Прошу, пожалуйста, — просит Антон всех существующих в этом мире богов, когда подходит ближе и слегка-слегка касается своей ладонью чужих пальцев. — Пускай не оттолкнет.
Не отталкивает.
Его пальцы сжимают сильнее.
***
— Закат сегодня действительно красивый.
Арсений улыбается.
Антон любит.
Любит.
***
— Я люблю…
— Знаю.
Чужие губы обжигают сильнее раскаленного золота.
