Радужная изнанка неба

Я стоял возле своего дома и уныло смотрел вверх. Смог скрывал большую часть обшарпанной серой многоэтажки. Минато был прав — ничего меня не удивляло. Ни кишащие повсюду толпы одинаковых людей, ни шум переполненных разнообразным транспортом улиц, ни мельтешение повсеместной слепящей рекламы. Пожалуй, если бы я продолжил думать, что умер, решил бы, что попал в ад. Мне выдали мою одежду. Вручили положенный по какой-то страховке новенький iPkune — персональный аппарат, позволяющий узнавать новости, ориентироваться на местности, связываться с другими людьми, являющийся удостоверением личности, кошельком и бог знает, чем ещё. Называли его все паккуном. Ещё одна долбанная отсылка, вплетённая в мою виртуальную жизнь. Он и привёл меня сюда, когда я попросился домой. Всё было и знакомым и незнакомым одновременно. Вроде, новые впечатления, что-то не виданное ранее, но, в то же время, не вызывающее сильного удивления и любопытства. Так странно. Не понятно, день сейчас или ночь. Неба не видно. Ни солнца, ни звёзд. Я потоптался у подъезда и вошёл внутрь, приложив паккуна к пискнувшей от нежданной ласки панели возле двери. Протиснулся в покорёженные створки исписанного всем подряд лифта, и нажал кнопку с цифрой двадцать один. Мир вокруг заскрежетал и пришёл в неоднородное движение. Замутило. Я никак не мог отделаться от мыслей об Ируке. Невыносимо было осознавать, что я остался один. В незнакомом городе, таком враждебном и жутком. Будучи простым никому не нужным человеком, превратившись в него из всемирно известного шиноби и правителя. Совсем один. Вынужденный сгорать от неведения. Как выяснить, что с ним всё в порядке? Кабину тряхнуло, двери со скрежетом разъехались, и я вышел в длинный, захламлённый, слабо освещённый коридор. Пошёл вдоль одинаковых безликих металлических дверей. Паккун вякнул в руке: — Вы прибыли в место назначения. Вот она, дверь моего дома. Который я покинул больше четырёх лет назад. Неудивительно, что я сбежал в виртуальность отсюда, думал я, прикладывая паккуна к считывающей панели. Дверь отъехала в сторону, и я вошёл внутрь. За четыре года моего отсутствия могло скопиться и побольше пыли. Вся квартира заставлена какими-то коробками и ящиками. Разложенный диван у стены с относительно чистой постелью. Словно здесь кто-то бывает изредка. После того, как дверь закрылась, я первым делом сложил печати техники перевоплощения. Не сработало. Да и понятно было, чакры я в себе не чувствовал с самого пробуждения. Но попробовать стоило. Перебрав ещё несколько дзюцу, я плюнул на это занятие и рухнул на диван. Ровный серый потолок давил безмолвно сверху. Я совсем не знал, что делать. Ждать возвращения памяти? Но на это может уйти до двух месяцев. А денег у меня не было вовсе, как поведал мне верный паккун. И что делать? Я же совсем не помню кто я, что умею. Искать работу ниндзя? Вряд ли этому городу нужен профессиональный шиноби. Я поудобнее устроился на кровати и начал вспоминать Ируку. Его нежные губы и ласковый язык так и лезли в голову. Штаны набухли и я приспустил их, стыдливо спрятав паккуна под подушку. Хватать член протезом я побоялся, поэтому стиснул его левой, человеческой рукой. И чем приятнее становилось телу, тем более скорбно становилось на сердце. Неужели, мы больше не увидимся? Рука вяло скользила по вот-вот готовому расплакаться от утраченной любви члену. Тут я услышал как открывается дверь, вскочил на ноги, едва успев натянуть штаны. Раздражение нарастало. Кто смеет вламываться ко мне в дом, да ещё и прерывать мою скорбную маструбацию? В комнату ввалился здоровенный лохматый мужик, сверкая глазами. Кинулся было в мою сторону, но, вдруг, резко остановился, в изумлении глядя на меня. — Пугало, ты, что ли? Вернулся из своих сладких грёз, наконец? Совсем не изменился! — кулаки его разжались, и руки распахнули широкие объятия, буквально перегородив всю тесную комнатушку. Он двинулся на меня, улыбаясь во весь рот. Я невольно отступил назад и упал на кровать. — Не узнаёшь что ли, — опешил мужик. Остановился, подбоченившись. — Я ж дядька твой, Обито, вспоминай давай. Слышал я, что вам Радуга мозги отшибает. Но чтоб родного человека не узнать, это слишком! — Мадара? — шёпотом выдохнул я пришедшее из ниоткуда слово. Тот снова расплылся в блаженной улыбке. — Узнал! Узнал, племянничек! Обито, пугало ты моё, вставай, обними дядьку! — он снова распахнул свои чудовищные объятия. Мне ничего не оставалось, кроме как подойти и позволить стиснуть себя этими лапищами. От него пахло перегаром и потом. Но стало как-то легче. Пускай, я и не помнил его, но это был родной человек, который непременно поможет. Рождаться было не так тяжело, как выбираться из этих обнимашек. — Прости, я совсем ничего не помню. Но это временно. Память должна восстановиться. — А у меня сработал датчик, что в квартиру кто-то проник. Думал, какой-нибудь воришка или бомжара сраный. После того как ты уплыл бороздить океаны сознания, я твою хибару под склад заделал. Ну, и баб сюда вожу поёбывать, естественно. Удобно, на одном этаже, под носом у жены. Эх, кончилась лафа, что ли? Ты насовсем? — Пока не знаю, не понимаю ещё толком ничего. Но не хотелось бы. У меня там остался любимый человек, — начал я в отчаянии сумбурно изливать душу, может, он сумеет подсказать как быть и что делать? — Его зовут Ирука, мы вместе уже почти год. Меня убили там за то, что мы были вместе. А он остался. Или тоже вернулся в реальность. Можно ли как-то это выяснить? Я без него с ума схожу в неведении! Мадара смотрел на меня и улыбка сползала с его лица. — Тебя лишили нормальной жизни, отняли время, память, деньги с тебя взяли, так ещё и пидаром там сделали? — взревел он. — Эта грёбаная корпорация захватывает континенты, миллионы людей уходят в виртуальность. Бросают работу, семьи, детей. Лежат годами как овощи в своих капсулах. Так там ещё и нормальных людей в пидарасов превращают! Куда смотрят правительства? Где суды, заваленные исками? Как это всё может так легко продолжаться? Я не понимаю, бедненький мой племяш, — он горько качал головой и с яростной жалостью глядел на меня. — Да что ты несёшь, — взвился я, почувствовав укол обиды и злости, — Какая тебе разница? Неважно, какого кто пола! Мы любим друг друга. Я потерял родного человека, возможно никогда мы не встретимся больше, а ты тут пиздишь о какой-то хуйне. Судя по тому, как развлекаешься в этой дыре, ты вообще никогда не любил никого! — выкрикнул я ему в лицо. — Тихо, тихо. Успокойся, носиком подыши глубоко. Как будто рот у тебя толстенным хуем занят. Легко представить же, наверное, — хохотнул он. — Надеюсь, ты ещё гейморит не заработал, нос нормально дышит? — в голосе прорезалась забота. — Гей… что? — сбил он меня с толку. — Гейморит. Говорят, если много пидарские хуи сосать и не сплёвывать, пазухи в голове спермой забиваются, которая там копится и гниёт. Дышать не даёт. Потом в воспаление перерастает, от которого и до менингита недалеко. А потом и смерть. От пидарства, — говорил он серьёзно и с заботой. Но я откуда-то знал, что Мадара издевается, и никакого гейморита не бывает. От обиды я совсем расхотел что-либо говорить. — Ладно, Пугало, родню не выбирают. Странный ты. Как был странным, так и остался. В гомодрильских делах я тебе не помощник, помалкивай здесь об этом. У нас такое не жалуют. Отдыхай пока, сейчас пожрать принесу. Хаширама приготовила там что-то как раз, когда я к тебе ломанулся, — карикатурно пятясь, он вышел из комнаты. Задом ко мне поворачиваться боялся, что ли? *** Я лежал и тупо глядел в тёмный потолок. Сон совсем не шёл. Я был полностью разбит. Мадара за ужином невольно напомнил мне причину моего побега в виртуальность. И постепенно, день за днём, те давние события болезненными образами всплывали в моей памяти, складываясь в целую картину. Я был молод и успешен. Учиха Обито, всеобщий любимец, весельчак и вундеркинд. Чудесная работа, множество друзей, классная тачка и внушительный счёт в банке. И любовь. Мы с детства были вместе. Мы безумно любили друг друга, никогда не расставались, строили планы на жизнь, были единым целым, словно сама судьба идеально создала и свела нас… Эх, понятно, почему у меня не было отношений все эти годы в виртуальном мире. Ни одна женщина не привлекала, но Ирука нашёл лазейку, ловко вошёл через заднюю дверь… А в итоге, я всё продал, кроме этой жалкой конуры, купленной когда-то по соседству с дядькой. Я бросил работу. Все деньги ушли на оплату ста пятидесяти лет виртуальности. И на пожизненное содержание Рин… *** В тот день я сделал ей предложение. Долго решался, выбирал кольцо, подбирал слова, репетировал перед зеркалом. Время настало. Столько лет вместе душа в душу. Вечером повёл её в наш любимый ресторанчик. Выпил для храбрости. А после того, как она согласилась, мы ещё и отметили радостное событие. Я был счастлив как никогда. Она просила меня не садиться за руль. Но мне было море по колено. Я был на вершине. И нынешний вечер вознёс меня ещё выше. Словно весь мир у моих ног. А сейчас я лежу и пялюсь в потолок. Полностью парализованный. Куда я завёл себя? Не должен был я идти в Радугу. Не должен был вести машину тогда. И не должен был убивать себя, будучи младенцем. Все мои поступки так и разят трусостью и идиотизмом. И я вспоминаю, как мы мчимся по ночному городу. Светящийся каменный лес мельтешит за окнами. Стартуем с очередного светофора. Лишь пара кварталов до дома. Воздух удивительно прозрачен. Я ликую, задыхаюсь от счастья, изливаю свою радость в скорости. Которая мешает войти в поворот. Взвизгивает от боли резина, раздираемая шершавым языком дороги. Ноги лихорадочно жмут на тормоз, но машина уже в воздухе. Грохот и звон бьющегося стекла… Дальнейшие события я помнил только из рассказов очевидцев. Непристёгнутая Рин вылетела из автомобиля при ударе. Разбила лицо, переломала рёбра и позвоночник о, пожалуй, единственное дерево, сохранившееся в этом мёртвом городе. Тяжёлая черепно-мозговая травма стала причиной комы. Я наполовину сгорел в искорёженной машине. Что смогли, мне вылечили. Руку и ногу ампутировали, заменив протезами. Долгое время я пробыл в больнице. После выписки же, я каждый день проводил с бесчувственной невестой. Врачи говорили, что она никогда не выйдет из комы. Страховка её заканчивалась, и я оплатил пожизненное лечение, не в силах позволить отключить её от жизнеобеспечения. Я убивал себя день за днём. Вина пожирала заживо. Боль утраты кислотой разъедала внутренности. Бессилие корёжило разум. Собственная изуродованная внешность тоже не радовала, мягко говоря, ещё и подарив мне новое прозвище — Пугало. Друзей совсем не осталось. Всё реже я появлялся в больнице. Всё чаще — в винном магазине у дома. Никогда не понимал людей, бегущих от жизни в виртуальность. Но с каждым годом их становилось всё больше. Совершенство погружения достигло апогея, когда нейросеть Радуги научилась полностью считывать и контролировать личности и воспоминания людей. Они давно стали безупречными монополистами. Их реклама была повсюду. Не удивительно, что я начал задумываться о побеге из того кошмара, в который превратилась моя жизнь. Все оставшиеся деньги я отнёс в виртуальность, и собирался остаться там до конца жизни. Выбрал для первого своего погружения мир, в котором можно получить сверхспособности, гору адреналина и отчаянных приключений. Я даже не думал о возвращении, выбрав реинкарнацию в качестве сценария при возможной гибели. Теперь же, как и тогда, я снова на грани безумия лежал в этой комнате. Хотел как лучше. А вышло намного хуже. Я ненавидел Ируку. Он сделал меня, нормального мужика, геем. Но я понимал, что он не виноват. Я сам был согласен. И я любил его. И Рин я любил. И ненавидел за её слабость. И ведь во всём виноват только я один. Я сбежал от неё. Бросил здесь одну. И от него я сбежал. А если он вообще не настоящий? Получается тогда, меня Минато, искусственный интеллект лишал анальной невинности? Всё это раздирало меня изнутри похуже самого толстого члена в заднем проходе. Я познал собственную никчёмность и глупость. Везде, где можно было напортачить, я напортачил. И не понимал, как мне жить дальше. И Минато я ненавидел, подсадившего мне в память всю эту историю, сшитую из моих реальных воспоминаний. Как я убиваю Рин, как сражаюсь сам с собой. И эти сны. Может, и Ируку. И прочее, прочее… Какой кошмар! Какой стыд! А больше всего я ненавидел себя. Хотелось открыть окно и мешком вывалиться наружу. Но не будет ли это очередным актом слабости и эгоизма? Исправит ли это хоть что-то? Будет ли от этого кому-то лучше? Разве что Мадаре, избавящемуся от позорного родства, и получащему мою квартирку в наследство. Я лежал и тупо пялился в безразличный потолок. Как же паршиво. Но… Жить необходимо. Решение искать необходимо.