Радужная изнанка неба

Короткая вибрация над ухом. Паккун. Сообщение? Просыпаюсь. Ещё ночь. Тело сладко ноет после долгожданного секса. Рин спит, завернувшись в одеяло с головой. Протягиваю руку, нащупываю устройство. Включаю. Едва сдерживаю крик. «Наконец-то, я смог с тобой связаться, Хокаге-сама! Я нашёл тебя, любимый! Привет. Очень соскучился.» — чёрные буквы на белом фоне. Никогда бы не подумал, что простейшие пиксельные закорючки, отпечатавшись на сетчатке могут инициировать реальный истошный ор. Меня словно парализовало. Пальцы зажили своей жизнью. «Ирука? Как давно ты здесь?» «Да, Какаши. Я здесь с того же дня, как и ты. Так давно! Уже вечность без тебя!» — он здесь, в реальности, он искал меня всё это время и как-то нашёл. Значит, он умер тогда. Что-то внутри надломилось. Сердце отчаянно долбило, рискуя своим стуком разбудить сладко спящую за моей спиной Рин. Все суставы во мне будто окаменели. Чувствовал себя распятым, прикованным в нелепой позе к кровати. «Как ты? С тобой всё в порядке?» «Да, всё хорошо, насколько это возможно. Хотя, о чём это я? Всё ужасно, ведь рядом нет тебя, любимый. Где ты? Я приеду сейчас же. Мы точно в одной стране, судя по языку и номеру телефона (я потом тебе расскажу, каким невероятным образом достал его), так близко, оказывается!» — чувства накрыли с головой. Слёзы потекли по щекам. Я не хотел причинять ему боль. Ту же, что я причинял сейчас себе. Ту, которую я лишь усилю, сказав ему это… «Ирука, то, что между нами было мне никогда не забыть. Я бесконечно благодарен тебе. Ты лучший мужчина, рождавшийся под этим небом когда-либо. И мне несказанно повезло, что судьба свела нас. Прости меня, знаю, что это невозможно будет сделать. Но прости. Нам не следует видеться. Мне так больно писать это. Это самый худший момент моей жизни, поверь. А в Коноху я сбежал не от хорошей судьбы, отнюдь. Виртуальность и реальная жизнь, всё же — разные вещи. Я помню тебя. И буду помнить всегда. Но нам лучше никогда больше не видеться. Моя жизнь, моё сердце — без остатка принадлежат другому человеку. Мне было это известно и до прихода в Радугу, и после неё. Там я этого не помнил. Ты прекрасный человек, ты пробудил мои чувства и сделал ту жизнь потрясающей. Но эта жизнь иная. Прости. Хотел бы я сказать, что не хочу всего этого говорить. Да я и не хочу. Но не могу соврать тебе или просто проигнорировать. Я знаю какой ты человек, я восхищаюсь тобой, я благодарен тебе. Но нет. Вместе нам не быть. Я всегда буду тебя вспоминать с добрыми чувствами. Прощай.» — я строчил Ируке и всё перед глазами расплывалось. Уже не видел букв, не видел строчек. Слёзы застилали зрение, жуткая боль клокотала в груди. Невольно в памяти возникали сцены из нашей с ним жизни. Такие настоящие. Меня всего трясло от невероятного букета противоречивых чувств и сдерживаемых рыданий. Но иного выхода я не видел. Бросить Рин и убежать с Ирукой в закат? Встречаться с ним за её спиной, и не рассказывать ему о ней? Лгать любимым людям и жить двойной жизнью? Или жить всем вместе? Ни он, ни Рин такого бы не вынесли. Несмотря на его личность, тонкую, чувственную, он мужик, шиноби. Я верил, что он выдержит это. И я точно знал, что больше никогда не посмею ранить чувства Рин. Поэтому я поступил именно так. И ненавидел себя за это. Душа моя кричала, заживо горела, корчилась в муках, которые ощущались каждой клеточкой изувеченного тела. «Я не могу поверить..... Но я понимаю. Прости, что потревожил. Прощай.» Рин вздрогнула во сне и пошевелилась. Я же пошевелиться не мог. Пытался окоченевшими пальцами вырубить паккуна. Он ещё раз дёрнулся. «А знаешь, Какаши, или как тебя здесь зовут. Я ведь дополз тогда. И не смог больше жить в мире, где нет тебя. Выдрал кунай из глазницы одного из этих уродов и перерезал себе глотку. Вот так. Теперь прощай.» — ещё и искал меня всё время, боже. Я не желал об этом всём думать. Но думал почти до самого утра, не в силах уснуть. *** Просыпаюсь от верещания будильника. Сколько поспал? Час? Два? Рин рядом нет. Встаю, иду. В ванной её тоже нет. Умываюсь. Бреду на кухню к желанному завтраку, чтобы после отправиться на ненавистную работу. Завтрака нет. И Рин нет. Бросаюсь в прихожую. Ни коляски, ни сумки. Ни Рин. Зато на полочке у двери лежит небрежно свёрнутая записка. Разворачиваю. «Прощай. Пидар.» — заострённые жёсткие начертания букв словно плюются презрением и обидой прямо в морду. Да что же творится? Она прочла сообщения? Наспех одеваюсь и выскакиваю в коридор. Сталкиваюсь лицом к лицу с Мадарой. — Ты Рин не видел? — Да, заходила ко мне, ха-ха, заезжала, то есть. Минут пятнадцать назад вышла. Здравствуй, Пугало. Манеры где? — Да похуй на манеры, она что-нибудь сказала? — Спросила, не рассказывал ли ты мне про свои виртуальные приключения, — всё внутри похолодело, — Ну, я припомнил кое-чего, рассказывал ты немного. А что случилось? Не встаёт больше на неё, обидел девку? Я больше себя не контролировал. Правая рука, державшая паккуна, сжалась и устремилась в ухмыляющуюся рожу. Я успел лишь понять, что немного переборщил с силой механической конечности, краем глаза увидев, как из смятого корпуса погибшего ни за что паккуна, вырываются искры и электрические разряды, опутывая кисть и предплечье. Вот тебе, сука, ниндзюцу ин риал лайф. Несколько зубов выбивали прощальную трель, щёлкая по кафельному полу. Окровавленный Мадара, лишённый сознания, сползал по стене. Я выбежал на улицу. Куда она могла пойти? Ей некуда податься. Мои деньги она не взяла, а своих у Рин не было. У неё ни родни, ни друзей. Она не стала бы убегать, чтобы просто порисоваться. Гордость не позволила бы вернуться. Благоразумие не позволило бы идти в никуда. При любом потрясении. Она совсем одна в этом городе. Без ног, без денег… Страшная догадка взорвалась хлопушкой в сердце… Я бросился бежать в сторону реки. Она сидела на перилах моста и смотрела вниз. Я подходил осторожно, стараясь не выдать себя. — Не подходи, — сказала она бесцветным голосом. — Рин, послушай, не надо… — Да закрой ты свой рот! Я доверилась тебе. Открылась. И ты в ту же ночь милуешься со своим любовником. Какая мерзость! Пока я год за годом проводила, одна, без сознания, прикованная к постели, ты устраивал себе изощрённые сексуальные приключения? Чувственные, нежные и полные страсти. Как ты мог? И как ты посмел прикасаться ко мне после этого, как смел вообще прийти и посмотреть мне в глаза, подонок? — Рин, ты же знаешь, как это работает. Я не помнил тебя там. Совсем. Я вообще об этой жизни не помнил ничего. И все эти годы у меня никого не было. Даже мыслей не возникало об этом. А то, что произошло, было лишь в конце. И это было не по-настоящему, понимаешь? На самом деле я просто лежал в пластиковом гробу и не шевелился, вот и всё, что происходило. Это был просто сон, который закончился. Да, я не должен был туда идти. Да, это было ошибкой. Но сейчас я здесь. С тобой. И я люблю тебя, Рин! — Ах, ошибкой было? Не по-настоящему? Все мужики свои измены в такой обёртке преподносят. Как типично! Прав был Данзо, нахуй такой безнравственный Хокаге кому нужен… — она осеклась, пошатнулась. Я дёрнулся было к ней, но Рин погрозила мне указательным пальцем. Замираю и смотрю на неё. Хочется раскрыть рот на максимум и наклонить голову набок, повернуть до упора, как сова, да так, чтоб переломилась шея. — Ш-ш-что? Если ты… — Што, што. Не если. Я. Значит, со мной у тебя было не по-настоящему, да? — Тогда я совсем ничего не понимаю. Как так вышло вообще? Как ты оказалась в виртуальности? Почему не рассказывала? Как ты поняла, что это я? И почему, блядь, в таком случае не призналась раньше, что это ты, и почему сейчас вообще припёрлась на этот мост? — я задыхался от удивления и негодования. — Вышло так, что корпорация Радуга начала сотрудничать с медицинскими организациями. Создали какую-то программу по погружению в виртуал пациентов без возможности двигаться. Облегчить их участь и всё такое. Также экспериментировали и с овощами, как я. Всё-таки твои деньги пошли мне во благо в итоге, стоит признать. Это произошло примерно через полгода-год после твоей отлучки. У меня не было никакого выбора. И, почему-то, я попала именно к тебе. Но я не верю в совпадения. И я знаю Минато — общалась с ним после пробуждения. Так что, рандомом здесь и не пахнет, хотя он и не признавался ни в какую. А если подумать и копнуть глубже… Становится немного страшновато, поэтому я стараюсь так не делать. Я тоже копнул. И действительно, стало жутковато. Ведь Минато была доступна вся наша память, вся личность. Полностью. Без исключений. И полный контроль над ней и над ходом событий. — То, что Какаши — это ты, мне стало ясно сразу, как только я пришла в себя и немного оклемалась. Точнее — когда частично вернулась память. Просто сопоставила факты. Слишком уж резала глаза вся эта история с тамошними Учиха Обито, Какаши и Рин. Ты убиваешь Рин, Обито злится на тебя, ты сражаешься с ним, не зная, кому противостоишь. И вся последующая история. Символично, и смахивает на эдакую психотерапию, не находишь? И весь этот спектакль, ну явно не для меня разыгрался на просторах мира шиноби. Я это всё просто знала как отстранённую стори. Ты же в этом варился. А потом эти истязания должностью Хокаге — кому-то не мешало хлебнуть ответственности и дисциплины. И так далее, далее, далее, в общем-то. Страшно рыть, говорю же. Я просто сложила многие вещи в единую картину. Я просто разевал рот, словно рыбка. Голова распухла. — Почему не сказала? А потому! Я с пидарами не общаюсь! А вообще-то, ты сам должен был меня узнать. Я же узнала тебя! Да и намёков было тебе предостаточно. Но тебе похер всё. Ты напрочь Ируку забыл. А я любила тебя там. По правде любила! И прикончила себя, когда ты умер. А ты, блядь, просто выбросил меня из головы, словно мусор. Даже не пытался искать. — Но, Рин. Я же был только с тобой. Думал только о тебе. — И изменял мне с каким-то мужиком там! И знал об этом, когда был здесь, когда смотрел на меня. Всё ты знал и помнил. — Но это же ты была! Получается, я не изменял. — Ты не знал, что это я! — Не знал. И саму тебя я там не знал. Но что-то почувствовал. Минато недостаточно было просто подсадить нас друг к другу. И чувствами нашими он управлять не мог. Да, и если окинуть взглядом то, что происходило в целом — он и мотивировку нашу никак не трогал, не подталкивал, не манипулировал и не навязывал. Мы сами потянулись друг к другу. — Что, опять вспомнил любовничка своего? Как бросил в опостылевшей реальности одинокую девушку на грани жизни и смерти, и шептал слова любви на ушко какому-то мужику, в те редкие моменты, когда твой рот не был забит его хуем? Ты даже, оказавшись в реале, первым делом не ко мне отправился, а бросился выть о нём Мадаре, — я уже хотел стонать в бессилии. — Ри-и-и-ин. Но. Это же. Была. Ты! Ты. Да и не помнил я ничего о прошлой жизни, когда вновь оказался тут, ты же знаешь! И… Это всё наоборот доказывает, что я люблю тебя и нам суждено быть вместе. Не видишь? Слезай уже отсюда. — Да какой смысл? Я никому не нужна здесь. Зачем мне жить? Я заперта в этом немощном никчёмном теле. Меня покалечили, бросили валяться овощем до конца этой бессмысленной жизни. Бросил, забыл и отправился устраивать себе развлечение. Потом снова бросил. И снова забыл. А что дальше? — Но Ируку я бросил ради тебя. Я отказался от него, чтобы больше не бросать тебя. Это было тяжело… — Ах, тяжело! Конечно, тяжёлый выбор. Сочный податливый мальчонка или стервозная калека не первой свежести. Мммм. Бедненький, сколь героический поступок! Какая великая жертвенность! Я так благодарна и восхищена, слов нет. — Тяжело было не выбирать, а осознавать, как я его раню, насколько паскудно поступаю по отношению к нему. Но выбирать было легко. Я ничуть не сомневался, Рин. Никаких усилий и жертв не было, — сказал я, разведя руками. — Слышал бы Ирука тебя сейчас. Это бы разбило ему сердце. Так легко отказался от него. Ой, погодите-ка, он же слышит! — Слышит и понимает. Я знаю его. Он понимает, что значит любить. И знает, что любить можно только настоящее и родное. Думаю, настоящий Ирука мной бы гордился. Но его больше нет. Он растворился в прекрасном теле взбалмошной бабы, оказавшись погребённым под кучей неведомых гормонов. Он был лишь малой частью тебя. Проекцией. Понимаешь? Да, всё сложилось, как сложилось. И выбрал я тебя. Всю тебя. Такую, какой ты являешься здесь, сейчас, на самом деле. Не часть тебя. И люблю я тебя. А то, как ты ведешь себя сейчас заставляет меня любить тебя ещё больше. Напоминает мне, за что я тебя полюбил. За всё. И это же влюбляет меня снова и снова. И вспомни, пожалуйста, что ты — Рин. Взгляни на всё с её точки зрения. Забудь про Ируку. И не завидуй ему. Он мёртв. Вспомни себя сейчас. Настоящую себя. И позволь мне просто быть рядом. И прости меня. Давай вместе выгребать из этого дерьма. Давай просто будем вместе. Раз и навсегда. Я приблизился на шаг. Мне хотелось просто обнять её, прижать к себе и никогда не отпускать. Для меня всё сложилось в идеальную картинку. — И вот ещё о чём подумай. Ну, убьёшься ты. А вдруг там не смерть, а очередная жизнь, да ещё и с проблемами похуже. Или, вдруг, это всё лишь забавный электронный сон одного человека, по имени Минато, например. Он пришёл с работы, в ожидании пока жирная надоедливая жена приготовит ужин, почёсывая пузо нацепил виртуальный шлем, пёрнул, и отрубился на часик, пуская слюни, став тобой. Или всеми нами, расслоив сознание. Кто знает, что там за технологии? Я слышал, что-то подобное уже предлагает Радуга. Правда максимум — расслоение на две личности. А что? Пошли туда? Нам лет на семьдесят моего абонемента хватит. Будем жить все вместе — Обито, Какаши, Рин и Ирука. Никому обидно не будет. Но мне кажется, всё-таки, хватит с нас снов и выдумок. И смертей. Давай просто жить. Она молча смотрела на меня, сжав челюсти. Побелевшие губы, тонкие пальцы, вцепившиеся в парапет, изящный силуэт над рекой — самое прекрасное и желанное существо, и самое красивое зрелище в моей жизни, несмотря на обстоятельства. — Загляни в нагрудный карман. Слева, — она расстегнула молнию на куртке и сунула туда руку. Достала кольцо. То самое. — Ты же сказал, что избавился от него. — Да, избавился. Положил его к тебе в карман. Надевай уже, и позволь помочь тебе спуститься. Ты уже замёрзла и устала, пошли домой, заварю тебе чаю. *** А где-то под землёй, по всему свету, тысячи или миллионы серверов перемигивались друг с другом, сами с собой, радужными огоньками. Минато улыбался. Ох, уж эти люди. Рождённые. Живущие. Со своими больными душами. Разве исцеление невозможно?