По-другому нельзя

Мне жутко хотелось пихнуть его под ребра, но гордость, как и всегда, заставила меня лишь терпеливо сопеть. Все произошедшее бурно кипело в моей голове до этой минуты, но темноволосый чертенок внезапно зацепил волосок из-за уха, чуть ли не выдернув, и поток мыслей оборвался. С чего это я позволила Джеку распоряжаться своими волосами? И с чего бы ему вдруг захотелось заплести их? Я поймала себя на мысли, что совершенно не против такого расклада, и тут же чуть не блеванула. Мало того что он прицепился ко мне, как зараза, так еще и внимание какое-то оказывает. Помню, в детстве мне всегда заплетали большие жирные косы до талии, а я сама так этого делать и не научилась. Оттого волосы постоянно лезли на лицо, особенно в ветренную погоду. А тут такой удобный случай попался. Пусть даже Джек совершенно не умел делать красивые прически, но — чтоб его — как-то не очень заботишься о красоте, зная, что смерть буквально по пятам ходит за тобой. Пусть просто заплетет, спасибо я ему говорить все равно не намерена. Конечно, в сложившейся ситуации мы вряд ли скоро расстанемся. Меня это не сильно заботит сейчас. Я начала просто мрачно пялиться на костер, чувствуя даже через прикосновения, что Джек вот-вот грохнется и уснет. Ну уж нет, взялся — доделывай, дружище. Удивительно, что в моей сумке откуда-то была расческа. Поломанная, без пары зубцов, но расческа же. Я вдруг поняла, что с момента темноты мы ни разу не перекинулись и парой слов. Наверное, Джек тоже никак не может переварить произошедшее. С другой стороны, чего он ожидал? В наше время никогда не стоит надеяться на пощаду, даже от других людей. Смерть уже не кажется чем-то невероятным, когда ты каждый день наблюдаешь ее. Мои мысли прервал тихий звук заплетающейся резинки. Доплел, наконец. Я промолчала и не сдвинулась с места, лишь незаметно глянула на Джека. Лицо у него серее некуда, хотя, возможно, мне так кажется из-за ярких отблесков костра на его щеках. Четырехпалую руку он запустил в волосы, потом зажмурился и лег на спину, головой прямо на рюкзак. Повисла давящая тишина. Когда Джек лег, я сгребла косу и начала делать вид, будто ничего интереснее для меня нет. Потрескивание костра уже раздражало, но я попыталась не обращать на него внимания, все выжидая, пока горе парикмахер засопит. Дуновение холодного ветерка заставило вздрогнуть. Почему ночами вдруг стало так холодно? Я приобняла себя руками, чуть сжимаясь, и решила, что лучше продолжить поток мыслей, который был так бессовестно прерван. Пистолет лежит рядом, поэтому я смогу защититься, даже если вдруг не услышу ходячего. Перед глазами снова возникло осуждающее выражение лица Джека. «Ты просто жестокая». Да черта с два! Если бы я не пристрелила этого идиота Нейла, сейчас бы уже радостно гуляла на свободе. Но, а как я могла поступить? Мне буквально всандили нож в спину. И кто тут самый жестокий? Если я начну жалеть и прощать всех подряд, очень скоро пойду прямо вслед за Нейлом. Порой стоит быть лицемерной и даже циничной, чтобы выжить. По-другому нельзя. Стало холоднее, отчего я втянула воздух через зубы. Даже сидя впритык к огню, я мерзла все сильнее. Единственным мудрым решением для себя я нашла потирание ладоней друг о друга, и это правда помогло, но совсем немного. Я вдруг обнаружила, что у меня занемели от холода ноги, и скоро такая же учесть ждет мою пятую точку. Фигово. Я чуть не подпрыгнула, когда на плечи опустилась теплая черная куртка. Я вскинула голову, уставившись на Джека, а тот лишь устало смотрел на меня, явно ожидая, что сейчас я ему вреду или как минимум обматерю. Но на это у меня не было ни сил, ни — удивительно — даже желания. Джек явно не отличался мерзлявостью, а мне необходимо согреться. Но с чего бы такая забота? Подлизаться хочет? Естественно. Но моей последней каплей стала его фраза:  — Ложись, я подежурю. Вот это номер. Ну уж нет, спасибо, я еще жить хочу. Не хватало еще доверить свою жизнь полусонному идиоту.  — Вот еще, — как бы между прочим я слегка натянула руками на себя куртку Джека. Джек лишь протяжно вздохнул, как-то даже грустно скорчив мину. Он, видимо, совершенно не собирался меня слушать, потому что молча взял пистолет и встал, отойдя к дереву и прислонившись к нему спиной. Я нахмурилась сильнее и отвернулась. Тошно. Ну и пусть делает, что хочет, раз такой упрямый. Я накинула на голову капюшон куртки, как бы намекая, чтобы со мной не разговаривали. Меня тут же обдало запахом крови, грязи, пота и травы. А еще странным сладким запахом, как будто от одеколона. Сколько же лет этой куртке, раз он носил ее еще до эпидемии? В любом случае, большое количество заплаток, потертостей и небольших дырок говорило о том, что довольно много. Ко всему прочему, куртка была невероятно старомодная. Не уверена, что где-то продавались такие пару лет назад, когда все было спокойно. А одеколон у него дурацкий, девчачий какой-то. Хотя, мне это что-то напоминает. Где-то отдаленно, в глубине разума, я могу различить отчетливое чувство дежавю. Я не сразу поняла в чем дело, но когда до меня дошло, захотелось просто выдрать волосы с корнями. Мой отец использовал похожий запах. Я постоянно чуяла его, когда папа приходил домой с работы, а я снимала мокрую от дождя шапку с его головы. Эта милая до тошноты, маленькая традиция осталась в моем сердце как одно из самых теплых воспоминаний о семье. Наверное, никто не был так мне дорог, как папа. Именно он провожал меня до школы, проверял уроки… И именно он заплетал мне косы. Я вдруг почувствовала горячий мокрый след на щеках. Ну какого ж хрена?! Никогда не позволяла себе такого, а тут… Чертов Джек с его дурацкой «заботой»! В горле невероятно щиплет, а в груди образовался тяжелый осадок. А что с меня взять, я по сути все еще ребенок, плакать для меня вроде как нормально. Но у меня есть одна огроменная проблемища. И она сейчас стоит за моей спиной у дерева и явно пялится мне в спину, наблюдая, как дрожат мои плечи. Вот сейчас волосы мне бы очень пригодились, чтобы спрятаться от всего и вся. Шаги Джека заставили затаить дыхание. Он обошел меня и присел прямо напротив, заглядывая в мое лицо. Я как можно сильнее сжалась, пряча голову в коленях и еще больше укутываясь в злочастную куртку. Но даже со всей моей «экипировкой» я смогла увидеть удивленное лицо Джека. Что, противно? То то же. Сейчас будет говорить, что я сама виновата, и что не время распускать нюни. А он помолчал с минуту, потом как-то неуверенно придвинулся на пару сантиметров ближе и заговорил.  — Эй, Лейла…  — Отстань! — я перебила его. Голос предательски дрогнул, и я отодвинулась от Джека, отчего куртка немного сползла. Я очень хотела со злостью скинуть ее или даже порвать, но сейчас для меня она была единственной защитой от незваного гостя. Джек крепко схватил меня за плечо, но что делать дальше явно не просчитал, поэтому просто растерянно уставился на меня. А я сильно вздрогнула, сама не зная почему: то ли от нежелательного касания, то ли от взрыда. Горло жгло будто раскаленной кочергой, я вся сотрясалась, сдерживая плач внутри. Я знала, насколько это тяжело, да еще и вредно, но если сейчас я не вытерплю, сорвусь на истерику. А это мне нужно меньше всего.  — Ты…из-за Нейла?  — Нет, — я зачем-то сказала правду и тут же осеклась — то есть…  — А из-за чего? Я наверное сошла с ума, раз позволила себе поднять глаза. О боже… Зачем ты так смотришь на меня? Что это за мерзкий взгляд, полный беспокойства и желания помочь? Спокойно, Лейла, нельзя поддаваться. Этому упрямцу просто нужна ты, чтобы спасти свою шкуру.  — Не твое дело. Ты там занят, кажется, был, — твою мать, как же дрожит голос. Я сейчас не выдержу.  — Неважно. Расскажи мне. Да что же это такое? Джек, ты сумасшедший? Какого хрена ты хочешь помочь человеку, который сегодня на твоих глазах убил? Сам же сказал, что я последняя мразота.  — Иди нахрен! — крикнула я. А вырваться не могу, крепко держит, чертенок.  — Знаешь, — он помолчал немного, будто решая, стоит ли продолжать — ты поэтому такая и есть. Ты никому не доверяешь. Твоя грубость, жестокость — просто защитная реакция. Ты боишься. Голос Джека прозвучал очень четко и даже строго. Такой ледяной холодности в его словах я еще никогда не слышала. Я просто опешила, поэтому уставилась прямо на него. Да как он смеет? Я и боюсь? Что он о себе возомнил? И тут я поняла кое-что. Величайшее горе для меня и всей моей никчемной жизни. Осознание четко отразилось в моих глазах, не иначе поэтому взгляд Джека смягчился. А я осознала одну очень страшную вещь. Он прав. Я чертовски боюсь. Боюсь измены, боюсь быть забытой. Боюсь умереть. Джек позвал меня по имени, а я как-то жалостливо и напуганно посмотрела на него, не зная что ответить. И снова его неописуемо-глупый взгляд, который ломает меня изнутри. Больно и противно, тошно и жгуче. Он смотрел на меня неопределенное количество времени, словно выжидая, пока я смогу проронить хотя бы слово. Потом тихонько убрал руку с моего плеча и, явно сомневаясь, скинул капюшон с моей головы. Коса ниспала на землю, а я просто замерла, не в силах пошевелиться.  — Расскажи мне. И оно отпустит тебя. Вот увидишь, станет легче. Я обещаю. Последние слова он проговорил хрипло, спокойно. Но очень уверенно. И я всю жизнь буду корить себя за это, я захочу умереть, наверное, унеся весь стыд с собой, стирая из памяти эти тошнотворные глаза, просящие и сочувствующие. Потому что я рассказала ему. Рассказала и про отца, и про шапку, и про запах. Рассказала про семью, про уютные теплые вечера на веранде. Про книжки, которые я читала и как мечтала, что полечу в космос, когда вырасту. Рассказала про то, как сильно я люблю закаты, шоколадное печенье, апельсиновый сок и зеленый цвет. Рассказала про то, что была влюблена в очкастого рыжего мальчишку из соседнего двора, которого убили в первую же неделю эпидемии. Рассказала про грозного диктора, который объявлял с экранов телевизоров о чрезвычайной ситуации. Рассказала и про то, как ходячие расправились с моей мамой, которая отчаянно защищала меня. Про то, как папа укрыл меня в убежище с моими друзьями и про то, как всех в этом убежище зверски убили ходячие. О том, что я видела, как он умирал. Как кричал, как просил бежать, как горели страхом и отчаянием его глаза, и как они погасли, залитые кровью. Рассказала, как нашла одинокий сараюшко в лесу и как поселилась там. А потом сказала, как сильно я терпеть не могу самого Джека, пока он глупо улыбался мне. Никогда в жизни не забуду эту уродливую гримасу. После недолгого разговора Джек молча вернулся на свой пост, а я легла на землю и дала волю эмоциям. Чертенок вряд ли меня слышал, а если даже и слышал — все равно. Я слишком вымоталась, чтобы думать о подобном. Ночь была тихой и спокойной, пусть и слегка прохладной. В теплой потертой куртке, которая так и осталась на мне до утра, я быстро согрелась. Джек не будил меня, но часто ходил вокруг да около, то подбрасывая хворост в костер, то доставая что-то из своих припасов. Под утро движение прекратилось, и скорее всего потому что чертенок уснул. Утром мы снова двинулись в путь. Никто ничего по поводу вчерашнего не сказал, хотя я даже удивилась. Обычно Джек более многословен. Утро было теплее, и в дурно пахнущей куртке я уже не нуждалась. Моя коса слегка растрепалась, но оставалась все такой же крепкой, как и вчера. Я откровенно удивлялась спокойствию, царящему вокруг, ожидая от судьбы подвоха, поэтому крепко держала оружие в руках. Расслабляться нельзя, особенно учитывая, что мы собираемся пробраться в далеко не спокойные райончик. Затишье перед бурей оказалось тем самым затишьем. После буквально полутора часов пути мы наткнулись на шайку ходячих. Я сразу же снесла парочке тварей бошки, но их внезапно прибавилось в разы. Монстры поползли из-под кустов, из нор, попадали с деревьев. И тут я поняла, почему Джек мало говорил утром. По его скованным, вялым движениям, я определила вполне очевидный факт — чертенок тупо не спал всю ночь, поэтому сейчас валился с ног. Я то и дело наблюдала, как он находится на волосок от смерти, но какая-то неведомая сила всегда спасала его. Для меня бой был не очень сложным, но я боялась, что могу утомиться, перестреливая такое огромное количество ходячих, и в один момент они все же поймают меня. Не успела я прокрутить эту мысль в голове, как в разум врезался душераздирающий крик Джека. Чертенка со всех сторон облепили твари, повалив на землю. Поняв, что добыча вряд ли спасется, ходячие двинулись к нему, чувствуя запах свежей крови, поэтому я осталась без внимания. Я просто наблюдала, как мертвецы впиваются зубами в плоть, вызывая у Джека тряску и вырывая из груди слезливо-страшные крики. Порядка пяти тварей уже опробовали человечину на вкус, остальным же лишь предстояло полакомиться. Удивительно, что ни один из них даже не посмотрел в мою сторону, хотя я была не менее тощей, чем Джек. Я увидала, что чертенок выронил пистолет, и схватила с земли оружие. Невольно подняла голову и встретилась с глазами Джека. Страх, отчаяние, боль, непринятие…так много всего. И что самое главное — непонимание. Он будто не понимал, почему я молча и спокойно наблюдаю, вместо того чтобы помочь. Идиот. Сейчас в моей жизни ты являешься главной проблемой, и я просто смотрю на счастливое избавление от этой проблемы. Джек из последних сил выкрикнул мое имя, и на это обратила внимание пара ходячих. Сбоку меня кто-то схватил за косу, поэтому я дернулась в сторону. Мертвец так крепко вцепился, что мне пришлось быстро достать ножик и обрезать примерно на середине свою драгоценную шевелюру. Под крики боли Джека я метнулась прочь, и волосы на бегу начали неспеша распускаться и разлетаться на ветру. Страшный взгляд застыл в моем сознании. Нет, мне не совестно. Мне плевать, что вчера этот странный тип узнал обо мне все, что можно и что нельзя. Мне все равно, что только благодаря нему я не замерзла в морозную ночь. Меня заботило только одно — я сейчас жива. Лицемерно, гнусно, цинично. А в наши времена по-другому нельзя. Где-то за моей спиной крики Джека прекратились. И явно не из-за того, что я отдалялась от него.