Черная вуаль / Black Veil

      Есть вещи, с которыми просто живешь, не ставя их под сомнение, пока не становится слишком поздно задавать вопросы. Верования, которые должны были бы поддерживать, но которые рушатся, когда наступает момент решительного испытания. Представления, с которыми взрослеешь, принимая все как должное, пока в один день почва не уходит из-под ног, и не остаешься совершенно один. И некому поддержать тебя, кроме тебя самого. Если только у тебя хватит на это сил.       Но где взять эти силы, когда в один момент весь мир отворачивается от тебя?       Для Эшли такой момент наступил в тот день, когда он вытянул свой жребий.       Всё это никогда не казалось достаточно реальным, чтобы относиться к этому серьезно. Только иногда старики странно поглядывали на молодежь и шептались, либо погружались в глубокие раздумья. Но даже они не были стары настолько, чтобы помнить последнюю жеребьевку. И никто из ныне живущих не доживет до следующей. Это была некая данность, о которой просто предпочитали не думать лишний раз: что неотвратимо однажды наступит день, обозначенный в древних календарях.       Никто точно не знал, когда и как это началось, но ритуал проводился в течение многих столетий, и назывался он «венчанием». Одного из членов общины бросали в объятия Смерти, и он навсегда соединялся с повелителем подземного мира.       Все знали этот закон. Ему должны были подчиниться все здоровые молодые люди в поселении. И все они были собраны на площади, и их число было точно перепроверено, чтобы никто не мог уклониться от этой повинности, хотя и утверждалось, что любой, кто попробует это сделать, будет безоговорочно признан недостойным этой высокой участи и исключен из жеребьевки. Но мысль о необходимости жить всю оставшуюся жизнь с таким клеймом позора была чуть ли не страшнее, чем мысль о возможной победе.       Победа, ха…       Меньше всего на свете Эшли ощутил себя победителем, когда все наконец-то вытащили по камню из старинного сосуда, и он разжал ладонь и обнаружил, что его камень был настолько угольно черным, что даже не отражал солнечный свет.       Может быть, до этого момента Эшли и верил. По крайней мере, все вокруг, казалось, верили в то, что они делали, и этого было достаточно, чтобы и он соглашался с этим. Сейчас он задавался вопросом, верил ли он хоть когда-нибудь по-настоящему, учитывая, как быстро испарилась эта вера.       Этот вопрос мог бы быть весьма занимательным, если бы только Эшли теперь не предстояло умереть без всякого на то, как он чувствовал, смысла.       Спустя мгновения, как открылся результат, какие-то люди обступили Эшли со всех сторон, не давая сделать ему свободно ни шагу. Главный жрец произносил какие-то слова, но до ушей Эшли доходил только какой-то неразборчивый шум. Затем он был отведен под охраной в какую-то маленькую хижину на окраине поселения. Хотя он был охвачен таким оцепенением, что не смог бы попытаться бежать, даже если бы ему в тот момент пришла такая мысль.       Оцепенение, однако, не продлилось долго. Уже наступила ночь, и Эшли принял решение.       Боги, кем бы они ни были и существовали ли вообще, не получат его так просто.       Кто-то был оставлен охранять дверь снаружи, но этот кто-то простоял там весь день. И Эшли наблюдал за ним сквозь щель в дверном проеме, замечая, как голова стражника то и дело медленно склоняется вперед, а затем он вздрагивает, резко выпрямляясь. Рано или поздно у него не останется сил, чтобы проснуться вовремя.       План Эшли едва ли можно было назвать планом. С одной стороны деревни простирался густой лес, с другой — высокие горы. Жалкая лачуга, где был заперт Эшли, находилась рядом с лесом. Эшли решил, что как только он выберется наружу, то сразу же устремится к деревьям.       Что ждало там, в лесу? Некоторые утверждали, что знают ответ на этот вопрос, но на самом деле не знал никто. Разбойники? Чудовища? А может и никого, а только бесконечный лес, жестокая дикая природа и никакого укрытия для безопасного отдыха.       Но это всё равно было лучше, чем то, что рассказывали о подземном мире. Некоторые утверждали, что знают и это, но и этого не знал никто до тех пор, пока для всех в свое время не наступал черед узнать это лично, и не становилось уже слишком поздно.       Истории разнились, но все они были ужасны. Безмолвная дорога, кажущаяся бесконечной, пока не достигаешь границы. Жуткая местность, которую человеческие глаза не могут созерцать, не ослепнув. Ослепнешь в то же мгновение, как только взглянешь прямо на тех нечеловеческих существ, что обитают там. Река, не из воды, а из душ, которые вопят и зовут тебя, стремительно проносясь мимо. Глубокие, темные ямы, где злодеи подвергаются мучениям, которые они причиняли людям при жизни.       И сама Смерть, столь непостижимая, что даже богохульники не отваживались придавать ей узнаваемые черты на своих картинах. Это всегда была лишь темная масса. Смерть называли королем или повелителем подземного мира, потому что у каждого царства должен быть свой правитель. Но никто, казалось, не был уверен, что это была сущность, которую можно было сопоставить с человеческой личностью. Возможно, это была лишь некая сила.       А может быть, абсолютно всё это было неправдой, и там не существовало вообще ничего.       Эшли не горел желанием выяснять это в ближайшее время.       Он был утомлен, но нервное возбуждение поддерживало в нем бодрость. Он увидел, как голова стражника вновь склонилась и обратно больше не поднялась. Эшли ждал, затаив дыхание, бесшумно поднимаясь на ноги. Когда до него донеслись первые тихие звуки храпа, он уже не раздумывал. Он решил действовать. Со всей силы он ударился о дверь. Дверь распахнулась, с грохотом отскакивая от наружной стены хижины. Стражник подскочил и начал кричать. Но Эшли не помедлил ни секунды, устремляясь к лесу.       Его сердце было готово выпрыгнуть из груди, пока он бежал. За первыми же рядами деревьев растительность стала такой густой, что сейчас среди ночи было невозможно видеть хоть что-нибудь вокруг себя. Эшли много раз спотыкался и едва удерживал себя, чтобы не упасть. Он продолжал бежать, пока его легкие и горло не начали гореть огнем, а его ноги не стали тяжелыми, словно свинец. Из-за оглушительного биения своего сердца и хрипов дыхания он не мог сказать, настигает ли его кто-нибудь.       Он вновь споткнулся и на этот раз уже не смог предотвратить своего падения.       Лежа лицом в грязи, судорожно глотая воздух, Эшли напрягал слух, чтобы понять, есть ли что-нибудь помимо тихих ночных звуков леса. Ничего не было.       Он облегченно выдохнул, не удосуживаясь подняться с земли. Мокрые от пота, его волосы и одежда прилипли к телу, сердце все еще стучало, но пока что ему удалось… пока что.       Они примутся искать его утром, но сейчас…       Где-то позади, слишком близко, хрустнула ветка.       Не раздумывая ни секунды, Эшли подскочил и вновь бросился в темноту. Он не останавливался, пока не упал опять, и измождение не лишило его сознания прежде, чем он смог подняться.       Когда Эшли снова открыл глаза, солнечный свет слабо проникал сквозь густую листву. Было трудно сказать, какое сейчас время дня, но это было и не важно. Его инстинкт самосохранения говорил ему продолжать то, что он делал, пока не потерял сознание: стараться уйти от деревни так далеко, как только возможно. Но все его тело так болело от утомления и голода, что последовать зову инстинкта было невозможно. Вместо этого Эшли заставил себя подняться на ноги, проковылял несколько шагов до ближайших зарослей подлеска и снова рухнул на землю, сворачиваясь калачиком под густой листвой куста, чтобы оставаться вне видимости. Он вновь уснул мгновенно…       …Казалось, что прошла целая вечность, но на самом деле бегство Эшли продолжалось лишь полтора дня. Он съедал ягоды, которые ему попадались, продолжая брести в том направлении, которое казалось ему верным, а затем он опять уснул.       Поздним утром следующего дня он был разбужен громкими криками множества глоток. И прежде, чем он мог среагировать, его уже схватило несколько пар рук, вытаскивая из его укрытия. Удар по голове завершил борьбу, прежде чем она началась…       …Невозможно сказать, сколько дней длилось последующее заключение Эшли.       Когда он очнулся впервые, его насильно заставили что-то выпить, что-то густое и горькое. Голова тут же стала тяжелой. Сознание пробуждалось урывками, но каждый раз, когда в голове начинало проясняться, его вновь заставляли пить.       В полусознательном состоянии Эшли был проведен через все ритуальные церемонии в храме на главной площади. Жрецы что-то монотонно бубнили, но Эшли не различал их слов. Во время одной из таких речей Эшли услышал, как кто-то рыдает в толпе. Но всё остальное время он слышал только приглушенный благоговейный шепот.       В один момент у него оказалось достаточно сил, чтобы поднять голову и посмотреть в толпу, заполнявшую храм. Ему показалось, что он увидел лица своих родных, но они отвернулись, как только их взгляды встретились. Он не мог бы сказать, было ли это сделано потому, что они страдали вместе с ним, или потому, что стыдились за его попытку бегства.       Но каждый раз, когда он приходил в себя настолько, чтобы вновь в полной мере осознавать, что с ним происходит, ему хотелось закричать. Но рядом всегда кто-то был наготове с напитком.       Сознание все-таки смогло просочиться обратно, как солнце, медленно всплывающее над горизонтом. Но когда это произошло, было уже слишком поздно.       Он, как и всегда, был окружен. По обеим сторонам от него стояло по человеку, поддерживающих его и… так крепко сжимающих ему руки, чтобы он никак не мог вырваться из этого захвата и попытаться вновь сбежать. Эшли стало дурно, когда он осознал, во что он был одет: издевательски роскошные, богато расшитые и украшенные свадебные одежды, такие же черные, как и тот камень, который привел его сюда.       Куда бы он ни пытался бросить взгляд, это только усиливало болезненное чувство ужаса. Рядом с Эшли остались только жрецы и их помощники, а находились они в дальней темной зале храма, куда не допускались простые смертные. В самом центре, прямо перед Эшли, в каменном полу было прорублено отверстие, в котором зияла черная пустота, у которой не было видно дна. Эшли снова захотелось закричать, но на этот раз у него просто перехватило дыхание.       Жрецы по-прежнему что-то бубнили. Они декламировали церемониальные брачные гимны.       «Беги», — умоляло сознание. Но тело не слушалось. Все, что Эшли мог сделать, это слабо переминаться с ноги на ногу, и его стражники в ответ на это только сильнее сжимали ему руки.       Туман в голове медленно, но верно рассеивался, и Эшли услышал последний свадебный гимн.       Один из жрецов приблизился к нему, держа в руках нечто из черной ткани. Эшли дернулся назад, когда жрец протянул к нему руки, но, конечно, не мог вырваться из рук стражников. Жрец возложил на голову Эшли свадебный убор и опустил черную плотную вуаль ему на лицо, лишая зрения.       — Пока не станешь частью его, на подземный мир ты не смотри, — сказал ему священник тихим голосом. — Отводи взгляд свой от того, что постичь не могут смертные, или навечно останься недостойным лицезреть его.       Эшли скорее почувствовал, чем увидел, что жрец отступил от него. Повинуясь знаку, оставшемуся для Эшли не замеченным, стражники шагнули вперед, потянув Эшли за собой. Он даже не попытался сам сделать шаг, давая им тащить его.       Всё это время Эшли был уверен, что в любой момент его силы должны вернуться к нему, и тогда он сможет вырваться и убежать. Но эта уверенность испарилась без следа, как только из-под вуали он увидел внизу под ногами край бездонной ямы.       Когда его подтащили к краю пропасти, Эшли наконец-то обрел способность закричать.       Но единственным милосердием судьбы для него было то, что когда он упал на дно, удар о землю он ощутил лишь на мгновение…       ***       Следующим, что Эшли смог осознать, была тишина. Абсолютная. До этого он никогда в жизни не сталкивался с полным отсутствием звука, даже в самых тихих местах, в самые тихие моменты всегда был звук его собственного дыхания и его сердцебиения.       Эта мысль привела его к открытию, что его сердце больше не бьется.       Тем не менее, его легкие по-прежнему могли работать хорошо, достаточно хорошо для того, чтобы он, наконец, мог выпустить на волю все те крики, в которых ему было отказано. Он решил воспользоваться этой возможностью, чего бы ему это ни стоило.       Он кричал, раздирая горло, его собственный искаженный голос эхом отзывался ему из темноты. Черная вуаль по-прежнему закрывала ему лицо, колыхаясь вперед и назад к лицу, когда он кричал или вдыхал воздух для нового крика. За этой вуалью и вокруг себя он не мог различить никакого света.       Он был на дне ямы, а может быть, где-то и похуже.       Когда крики истощились, оказалось, что Эшли даже слегка не сбил дыхания. Он попытался задержать дыхание, оказалось, что он может делать это сколь угодно долго. Ему больше не нужно было дышать.       Ужасная окончательность и бесповоротность случившегося обрушилась на него, и Эшли не смог сделать ничего, кроме как разразиться смехом. Истерика захватила его. Он свернулся, лежа на земле, смех перешел в рыдания. Он прижал ладони к лицу, вонзая пальцы в ткань вуали, и чуть не сорвал ее. Но вовремя остановил себя.       Действительно ли тут было что-то такое, чего нужно бояться увидеть?       Может быть, и не было, но он не мог убедить себя в этом достаточно для того, чтобы решиться на это. Еще более страшной мыслью была та, что он не увидит ничего, кроме бескрайней темноты, из-за того ли, что он ослепнет, или из-за того, что его вообще ничего не окружает.       Вот и всё. Тело Эшли находилось на дне храмовой ямы, возможно на груде костей тех несчастных, которые были сброшены сюда за столетия до него. И его сущность была здесь, свернувшаяся калачиком, одна в этой темноте. Он не знал, как долго он находился здесь, чувствуя себя бесконечно несчастным и одиноким.       Затем до его ушей донесся первый звук, который производил не он сам. Непонятный в первый момент, этот звук скоро можно было распознать как хорошо знакомый шум шагов.       Эшли тут же захотелось снова оказаться в полном одиночестве.       Инстинкт подсказывал спрятаться или убежать от того, что бы ни приближалось сейчас к нему. Но куда ему было бежать? Он сильнее сжался, лежа на земле, стараясь сделать себя маленьким и незаметным.       Но в направлении шагов не было никаких изменений. Что бы ни приближалось, оно уже знало, что он здесь.       Проклятье, проклятье. Может быть, ему все же нужно бежать. Проклятье.       Шаги неуклонно приближались, всё ближе и ближе. О, проклятье, он должен бежать. Эшли дернулся, вскочил на ноги, и смог сделать ровно три шага от того места, где он до этого лежал, прежде чем что-то схватило его за запястье.       — Привет, — сказало нечто.       «Привет», — этого Эшли не сказал в ответ. Он был слишком занят тем, что вопил и отмахивался свободной рукой. Несколько из панически-беспорядочных ударов угодили в цель, вызвав в ответ лишь спокойно-недовольное ворчание, прежде чем оказалась схваченной и вторая рука.       — Отпусти меня! — крикнул Эшли, стараясь не обращать внимание на то, каким слабым и дрожащим оказался его голос. — Убирайся отсюда!       — Убираться? — отозвался голос. Голос был мужским и глубоким, и его тон звучал скорее удивленно, чем угрожающе. Но сам Эшли был удивлен еще больше тем, как… нормально он звучал. Словно голос другого человека.       — Да, — ответил Эшли, чуть более уверенно от того, что, казалось, никакого другого насилия не следует ожидать. Этого он перенес уже достаточно. — Отпусти меня и оставь меня в покое?       — Оставить тебя? — снова повторил голос. Эшли раздраженно нахмурил брови, хотя, конечно, это не могло было быть замечено из-за вуали. Но прежде чем Эшли успел огрызнуться на своего непрошенного собеседника, голос продолжил: — Я проделал весь этот путь ради тебя. Я не могу оставить тебя здесь.       Оно… он… не казался обиженным. Скорее казалось, что он говорил с обдуманным, нежным терпением, как могут говорить с ребенком. Но на Эшли, в его взволнованном состоянии, это не произвело особого впечатления. После того как его держали в заложниках, опаивали какой-то дрянью и в конце концов убили его собственные соседи, он был не в том настроении, чтобы терпеть, как с ним разговаривают как с глупым ребенком.       — Что это еще, черт побери, значит? — крикнул он. — Кто ты такой?       — У меня пока что нет имени.       — О, это чертовски полезный ответ. Такой осмысленный, — Эшли все еще пытался вырвать свои руки из захвата, но безуспешно. Ну, по крайней мере, тот, с кем он сейчас имел дело, казался вполне человекоподобным… человеком. Но Эшли всё еще не горел желанием убрать с лица вуаль. Сейчас, когда его истерика только что слегка улеглась, ему не хотелось вновь искушать судьбу. Сейчас Эшли был просто чертовски раздражен, а это было лучше, чем быть парализованным от страха.       — Ты можешь дать мне имя, если хочешь, — это и тихий смешок было всё, что Эшли получил в ответ.       — Это как раз то, чего советуют не делать, если столкнешься с демоном и кем-то вроде этого. Так что я думаю, что я лучше не буду, — резко возразил Эшли. — А теперь дай мне уйти!       — И куда же ты собираешься идти? Ты хоть знаешь, где ты находишься?       — Я… — начал Эшли, но запнулся. Ему очень не хотелось уступать в этом споре, но он не смог вовремя найти убедительный ответ.       — Где, как ты думаешь, ты сможешь найти свою дорогу, бродя тут в полном одиночестве и с этой штукой у тебя на голове?       Голос по-прежнему звучал мягко и терпеливо, но в нем прозвучали веселые нотки, он явно потешался над Эшли. Эшли только фыркнул в ответ, но удручающая реальность была такова, что голос был прав. Эшли не имел ни малейшего представления, где он физически находится, и если ему и было еще куда идти, он был практически слеп. Если он и сумел что-то заметить под краем вуали, то это сообщило ему только о том, что он находится в очень темном месте.       — Послушай, если у меня и нет ответа на этот вопрос, то это не значит, что ты можешь ожидать от меня, что я пойду туда, куда ты меня поведешь?       — Ты думаешь, что я могу причинить тебе вред? — насмешливые нотки полностью исчезли, голос стал серьезным.       Несколько мгновений тот, кому принадлежал голос, казалось, обдумывал это.       — У тебя какие-то очень странные представления.       Он поднял одну руку Эшли и приложил к своему лицу. Непроизвольно пальцы Эшли слегка согнулись, чтобы обхватить ладонью щеку, ощутить выступающие скулы. По крайней мере, на ощупь это было человеческое лицо.       — Видишь? Я такой же, как и ты. Если ты только не прячешь под этим покрывалом что-то необычное, — другая рука человека коснулась края вуали.       — Не делай этого, — Эшли отпрянул.       — Почему нет? Если ты изуродован, то я ничего не имею против этого. Я видел кое-что и похуже.       — Ты не слишком-то хорошо умеешь уговаривать, — раздраженно выдохнул Эшли. — И к твоему сведению, я выгляжу абсолютно нормально. На самом деле, я очень даже симпатичный. И вообще, мне всё равно, что ты там обо мне подумаешь, вот так.       «Прекрасно, — подумал Эшли. — Детские пререкания с незнакомым загадочным и раздражающим человеком».       Но он все еще прикасался к лицу этого человека, хотя его руку и удерживали и, вероятно, не выпустили бы, если бы он попытался ее убрать. Решив на время забыть о своем раздражении и растерянности, Эшли поддался любопытству и поднял вторую руку к лицу человека. Хорошая новость заключалась в том, что и вторая половина его лица была нормальной. И это было молодое лицо, никаких морщин или дряблой кожи, это Эшли мог сказать точно. Кончики его пальцев коснулись густых волос этого парня, обрамлявших сверху его лицо. Затем его пальцы проследовали вниз, провели по линии челюсти и скользнули под подбородок.       На его шее не ощущалось пульса — резкое напоминание Эшли о его собственном состоянии.       Стараясь сохранить самообладание, Эшли отнял руки, и на этот раз ему позволили это сделать без сопротивления. Он сложил руки в рукавах своего одеяния. На кончиках его пальцев оставалось ощущение тепла прикосновения к другому человеку. Сейчас, когда он подумал об этом, то мог бы сказать, что воздух вокруг был застоявшимся, но здесь было довольно тепло. Эшли ожидал, что тут будет удушливая жара или пронизывающий холод. И они должны были бы оба быть ледяными, как трупы, но они такими не были.       — Я ничего не понимаю, — сказал он, наконец. — То есть, кое-что понимаю, но… Ты ведь мертв, правильно? Как и я?       — Ну… не совсем так, — признался парень. — Я никогда и не был живым. То есть, не был в том смысле, в каком был ты.       Эшли закрыл глаза. Не то, чтобы это для него что-то изменило, просто непроизвольный жест отчаяния.       — Тогда кто же ты, черт возьми? Почему ты не можешь мне просто ответить?       Впервые парень заметно заколебался, прежде чем ответить       — Ты, правда, не знаешь?       — Зачем бы я стал притворяться, что не знаю, если бы на самом деле знал? — огрызнулся Эшли.       — Я думал, что ты просто смутился от того, что был сбит с толку… или расстроен.       — Я испытываю оба эти чувства, — сухо ответил Эшли. — Но это не меняет того факта, что я не знаю того, что, как ты ожидаешь от меня, я должен знать.       — О… — последовала новая пауза, гораздо длиннее предыдущей. Когда голос зазвучал вновь, первоначальной уверенности в нем заметно поубавилось. — Ты… тебе ничего об этом не рассказали?       — Вообще-то я провел несколько недель, насильно и намеренно лишаемый разума, а затем жрецы нашей деревни столкнули меня в глубокую яму. Если кто-то и пытался в это время мне что-то рассказать о тебе, то я этого как-то не запомнил, — отчеканил Эшли. Каким-то образом ему сейчас было легче сохранять твердость, когда другой парень начал звучать менее уверенно.       — О… — снова произнес он. Он звучал очень смущенно. При других обстоятельствах Эшли бы непременно стало жаль его. Тишина длилась еще несколько долгих секунд, прежде чем тот снова заговорил: — Тебе причиняли боль, — сказал он, всё же вопросительным тоном.       Эшли нахмурился. О боли осталось лишь слабое воспоминание, но…       — Да!       — И ты был напуган? — парень звучал очень расстроенным.       — Да.       — О… — снова. На этот раз он не сказал больше ничего.       Эшли не знал, что ему делать, когда между ними повисла тишина. Он мог почувствовать эту печаль, как почти физическую ауру, исходящую от этого парня. Был ли он парнем? Он ощущался как человек, но…       Ну, кем бы он ни был, сейчас он был таким же растерянным и несчастным, как и сам Эшли. То, к чему они пришли в ходе разговора, было противоположностью прогресса. Эшли вздохнул, забираясь рукой под вуаль, чтобы потереть лицо. Было ясно одно, что чего бы они оба ни хотели или ожидали, они этого не получили. Однако Эшли не хотелось продолжать стоять тут вечно, пока его собеседник будет погружен в свои мысли. Но всё, что тут можно было сделать, это снова вернуться к тому, с чего они начали этот разговор.       — Э… — начал Эшли. Легкое движение дало ему понять, что он привлек внимание. — Я спросил твое имя, но сейчас понял, что не назвал тебе своего. Я Эшли.       На какое-то мгновение показалось, что он не получит ответа, но голос зазвучал снова.       — Хорошо, — сказал он, по-прежнему звуча очень расстроено. — Оно красивое, — быстро добавил он, очевидно осознавая, как сухо он среагировал. — А я, ээ… Ну, как я тебе и сказал, у меня пока что нет имени.       — Почему? — спросил Эшли, скрещивая руки на груди и рассеяно потирая рукав.       — Ничто не рождается уже названным, правильно? — ответил тот, нотки прежней легкости вновь зазвучали в его голосе.       — Звучит так, словно ты был рожден только что.       — В некотором смысле, да.       — Я всё еще не понимаю, — сказал Эшли, нервно покусывая губу. — Разве ты не взрослый? Ты не… ты ведь не человек, верно?       — Да.       Ну, это был простой ответ.       — Ты не мог бы объяснить поподробнее?       Добиваться ответов от этого парня было всё равно, что вырывать зубы. Он казался действительно расстроенным из-за того, что Эшли не знал, что здесь происходит, но от этого ответы не могли появиться в голове у Эшли сами по себе.       — Если я это сделаю, то я могу тебе не понравиться, — ответил голос с большой неохотой.       — Я не знаю тебя настолько хорошо, чтобы ты мог мне нравиться или не нравиться. Но ты мне понравишься гораздо больше, если просто скажешь мне то, что я хочу знать, вместо того, чтобы уходить от ответа.       Раздался тихий вздох.       — Ну, если говорить просто, то я… то, что вы называете богом.       — Оу… — потребовалось несколько секунд, чтобы обдумать и сопоставить услышанное. — О, ты… о боже, ты — Смерть!       Проклятье. Эшли совершенно не принял во внимание ту вещь, которую он действительно знал — сам бог смерти должен был забрать его в качестве жертвы. И они стояли тут, ходили кругами вокруг да около, выясняя, кто и что знает, а эта простая мысль так ни разу и не пришла ему в голову. А теперь оказывается, что Эшли умудрился расстроить бога. Эшли чувствовал, что он должен немедленно что-то сделать, но он просто застыл на месте, пытаясь как-то осознать всё произошедшее.       Но какого бы варианта ответа, который должен был бы стать его эпитафией, Эшли не ожидал, это явно был не короткий смешок, который он услышал.       — Всё верно. А ты… ты моя невеста.       Эшли не мог ответить ничего, он был в немом шоке.       — Ээ… жених, муж? Раз уж ты парень? — он — смерть? было ли правильно его так называть? — попробовал заговорить снова, не дождавшись ответа от Эшли.       — Я думал, что название «венчание» — это просто такая метафора, — тихо сказал Эшли.       — Свадебный обряд — смысл всей этой церемонии, — сказал бог смерти таким несчастным голосом. — Это должно было быть радостное событие. Начало нового цикла. Что бы они вместо этого ни делали с тобой… Что-то было утрачено, и они превратили это в нечто ужасное для тебя.       — Я… — Эшли почувствовал головокружение. Прежде чем он смог сказать, что собирался, его качнуло. Бог смерти тут же оказался рядом, чтобы подхватить его. На этот раз Эшли не протестовал, хватаясь за Смерть, находя в его руках поддержку.       — Тшш, всё хорошо, — его голос звучал тихо, успокаивающе, хотя в нем и слышалось страдание, которое он пытался скрыть. — Эшли, мне так жаль. Тебе не должно было быть больно, никогда. Я найду способ исправить это, я обещаю.       Эшли слабо кивнул, едва ли понимая услышанные слова. Он закрыл глаза, кладя голову Смерти на плечо, ожидая, что головокружение отпустит его. Он был слишком потрясен, чтобы испытывать неловкость. Также он был слишком потрясен, чтобы оставаться в сознании. Вместо того, чтобы пройти, головокружение накрыло его, и Эшли с радостью поддался ему…       …Второе пробуждение оказалось лучше первого. Вместо оглушающей тишины оно сопровождалось плеском воды и легким покачиванием. Еще не вполне придя в себя, Эшли, тем не менее, был рад отметить, что он был уютно устроен на чем-то, что можно было принять за подушки, а не лежал на земле.       Он повернул голову, и ощущение ткани на его лице вернуло ему память о том, что с ним происходило. Он вздрогнул от этого, но сокрушающий ужас не охватил его, как в первый раз. Он все еще ощущал печаль и растерянность, но был гораздо спокойнее, чем мог бы сам от себя ожидать.       — Эшли?       Он сел прямо, поворачиваясь на звук голоса.       — Ммм? — вуаль по-прежнему закрывала ему лицо, но теперь из-под края был виден свет. Вытянув руки, Эшли ощупал уложенное подушками сиденье, на котором он лежал, под подушками было гладкое полированное дерево. — Мы в лодке? — он распознал еще один звук, звук весел, ударяющих о поверхность воды. — Ты гребешь?       — Да, — голос бога смерти звучал теперь спокойнее и легче.       Эшли подумал, что чертовски вовремя упал в обморок сразу после того, как уже умудрился расстроить своего… своего супруга. Муж?       Черт возьми, он был женат.       — Мне даже не дали выбрать украшения для нашей церемонии, — пробормотал Эшли, не вполне осознавая, что он говорит вслух. Он почти засмеялся, но пока еще не сумел.       — Что?       — Ничего, — Эшли качнул головой. — А почему мы на лодке? Это… э… река? Там ведь должна быть река, да?       — Да, — ответил бог смерти осторожным и сдержанным тоном. Эшли почувствовал, что он внимательно за ним наблюдает.       — А я правда, — Эшли погладил ладонью ткань подушки, на которой сидел. — Я правда в подземном царстве, да?       — Это не плохое место, — ответил бог смерти. Его голос звучал ровно, но Эшли уловил скрытое напряжение. Сейчас он был чуть ли не больше огорчен за Смерть, чем за себя самого. Вспоминая первые минуты их встречи, можно было сказать, что бог смерти говорил так, если бы он и в самом деле с нетерпением ждал возможности… ну, забрать с Эшли. Ждал встречи со своей невестой… не важно.       Все мысли Эшли по кругу возвращались к этому. Он был женат. Они были женаты. А эти ублюдки даже не дали Эшли произнести свои клятвы.       — Тут и в самом деле очень хорошо, — продолжал бог смерти. — Здесь много садов, а вокруг дворца растут фруктовые деревья. Дворец уже полностью готов к твоему прибытию, и эээ… — он замялся, обдумывая свои слова. — Ну, всё готово, но ты можешь… у тебя может быть своя отдельная спальня, если ты захочешь. И свои палаты тоже. Там есть прислуга. Они позаботятся, чтобы тебе было комфортно.       Эшли прижал руки к коленям, пытаясь как-то принять то, что не было высказано. Но было понятно, что ожидалось, что они будут делить одну комнату и… очевидно, одну постель. Ему было трудно понять, что он чувствует по этому поводу сейчас. Он не был доволен сложившейся ситуацией, но бог смерти явно старался обходиться с ним как можно лучше. И он явно был в замешательстве от того, что Эшли не был добровольным участником ритуала, и, верный своему слову, старался это как-то уладить.       — Я подумаю об этом, — сказал Эшли, наконец, понимая, что Смерть ждет от него ответа. Эшли также подумал, что называть его Смертью или богом смерти было как-то не очень удобно. — Ээ, извини, что меняю тему, но у тебя по-прежнему нет имени.       — Нет, — согласился он.       — Это я должен дать тебе имя?       — Такова традиция.       Эшли уперся руками в сиденье по обе стороны от себя и слегка отклонился назад, задумавшись.       — Ну, я не знаю, есть ли у меня в запасе хорошие имена. А на какое имя ты выглядишь?       — Я не знаю, — послышался легкий выдох, похожий на смешок. — А что значит «выглядеть на имя»?       — Ну, знаешь, — Эшли пожал плечами, — ты кого-то встречаешь, узнаешь их имена, а потом думаешь: «Да, вот ты похож на человека, с таким-то именем». Я думаю, это просто ощущение, которое вызывает человек.       — Не думаю, что у меня когда-то был подобный опыт, — теперь в голосе послышалось веселье. И Эшли подумал, что таким ему этот голос нравиться больше, чем тот угнетенный тон. — А ты тогда выглядишь как Эшли? Как это выглядит?       — Ты просишь показать мое лицо? — Эшли провел пальцами по плотной вуали. — Я подумал, что ты мог уже посмотреть, пока я был без сознания.       — Мне показалось, что ты не хочешь, чтобы я на тебя смотрел, — он немного помолчал, но затем продолжил: — Но тебе не следует стесняться. Твой голос звучит очаровательно.       — Я ношу это не потому, что я стесняюсь, — Эшли не смог полностью удержаться от смеха. — Это для того, чтобы я не ослеп.       — А почему ты должен ослепнуть? — на этот раз бог смерти был по-настоящему удивлен.       — Ээ… — впервые Эшли пришла в голову мысль, что если в его селении настолько неправильно провели свадебный обряд, не говоря уже о том, как неверно описывали Смерть, то была большая вероятность того, что и все остальные вещи, которые, как он думал, он знал о смерти и подземном мире, были совершенно неверными. — Ну, я… Нам говорили… ух, что если ты смертный и ты посмотришь на подземное царство, то непременно ослепнешь. Потому что… это не для человеческих глаз, и ты не можешь этого вынести.       Последовала долгая пауза.       — В этом нет никакого смысла.       — Хорошо, но откуда мне было знать? — фыркнул Эшли недовольно. — Мне также говорили, что река состоит из душ, которые будут вопить на тебя, когда ты будешь пытаться ее пересечь, и, очевидно, это всё тоже неправда.       На этот раз раздался неподдельный смех, хотя и быстро прерванный.       — О нет, река содержит души тех, кто ждет перерождения.       Эшли быстро убрал руки от бортиков лодки.       — Это место безумно! — пожаловался он.       — Всё остальное, конечно, чушь, — продолжил бог смерти, в ответ на возмущение Эшли, по-прежнему звуча очень весело. — Река не вопит, хотя иногда, если она в хорошем настроении, она может спеть.       — Безумие, — решительно повторил Эшли. Хотя поющая река звучала гораздо лучше, чем вопящая.       — Что еще тебе рассказывали?       Эшли даже захотелось стукнуть бога смерти, так нетерпеливо звучал его голос.       — Не скажу, ты будешь высмеивать меня.       — Я тебя не высмеиваю, — ответил он, но очень неубедительно.       — Какое это теперь имеет значение? — Эшли покачал головой. — Я хочу сказать, что место, где я вырос, оно настолько изолировано от всего остального мира. Думаю, что мы забыли очень многое. Думаю, мне нужно просто принять, что здесь всё будет отличаться от того, что я ожидал, — и это было для Эшли очень легко принять, учитывая, что всё, чего он ожидал, было чудовищным и пугающим, но вслух он этого не сказал.       — Слепота и вопящие реки… — бог смерти прервался. — А что ты ожидал от меня?       Застигнутый врасплох, Эшли был вынужден задуматься.       — Я не знаю, — признался он. — Смерть никогда по-настоящему… не изображалась. Я никогда не видел ни одного изображения, которое не выглядело бы как темное облако или что-то вроде этого.       Интересно, если бы он знал, что бог смерти звучит, ощущается и проявляет эмоции, как человек, был ли бы Эшли так напуган? Вероятно. Он по-прежнему не стремился бы умереть в самом расцвете жизни, но, по крайней мере, если бы он знал, что на самом деле ожидает его, что бог смерти был добр, то, возможно, он не бежал бы так быстро.       — Мне правда очень жаль, — сказал голос после того, как они молчали некоторое время. — Если бы я только знал, или мой предшественник, то мы бы…       — Предшественник? — перебил его Эшли, не успев остановить себя.       — А, да. Тот, кто был Смертью до меня.       — Что? — Эшли вспомнил, что он слышал раньше о новом цикле, новом рождении и о чем-то еще, что он не понимал до конца. — То есть… ты не первый бог смерти?       — О, нет. Точно, ты же ведь не знал? Самый первый бог смерти был рожден одновременно с первыми живыми существами. Это было… Хорошо, это было так давно, что я не знаю, существует ли для этого слово. И он правил дольше, чем любая другая смерть, пришедшая после него, просто однажды… Ну, ты просто устаешь, если делаешь одну и ту же работу снова и снова, разве не так?       — Наверное, — ответил Эшли.       — Так и первая смерть создала новую смерть, чтобы занять это место. И так это и продолжается с тех пор и до настоящего времени.       — То есть… Каждый раз, когда появляется новый бог смерти происходит новое… венчание?       — Правильно. Когда рождается новый бог смерти, то он забирает души старого бога и его супруга. Потом играется новая свадьба… ну, или так это, по крайней мере, должно работать, — его голос слегка дрогнул при воспоминании, насколько ужасно была проведена их собственная свадьба.       Но Эшли был слишком поглощен обдумыванием услышанного, чтобы заметить это изменение в голосе.       — То есть… Ты убил старую смерть?       — Не в том смысле, в каком ты можешь подумать об убийстве другого человека… но да. У меня есть его воспоминания, и воспоминания всех богов смерти, которые были до меня. Но мой предшественник и его жена… — по шуму и движению воздуха можно было понять, что он разводит руки в стороны, показывая вокруг себя. — Они сейчас ждут своей новой очереди, вместе со всеми другими душами.       — О, — выдохнул Эшли, о таком он никогда не думал. — Я всегда думал, что смерть… всегда была только одна. Что она просто существует вечно.       — Ничто не существует неизменным вечно, — голос бога смерти зазвучал торжественно. — Думаю, нам следует думать об этом, когда это касается и вас, людей.       Эшли было нечего на это сказать, он по-прежнему пытался осмыслить всё услышанное. Когда это всё только начиналось, когда он вытянул жребий, он думал, что единственный и самый трудный для него вопрос, это существуют ли боги вообще. А теперь он был здесь, спускался вниз по поющей реке со своим безымянным мужем, который хранит воспоминания всех богов смерти, которые когда-либо существовали.       — Постой, то есть… когда твой предшественник, ээ… ушел. Ты остался… совсем один?       — Ну, не совсем. Я уже говорил, что есть прислуга, помнишь? Существуют всевозможные младшие божества, которые должны управляться со многими вещами. Я не могу лично забирать каждую душу, которая к этому готова, их слишком много. Я, в основном, наблюдаю за всем и вмешиваюсь, когда это необходимо. Или, когда есть особый повод.       Такой, как их брак, мысленно закончил за него Эшли.       — Но у тебя есть какие-нибудь друзья? Семья?       — Нет, ничего такого.       Теперь Эшли изо всех сил пытался представить себе подобное существование. Ты должен убить тех, кто, возможно, являются твоими единственными близкими друзьями, а затем просто… ждать. Ждать незнакомца. Кого-то, кто, возможно, совершенно не ждет тебя. Теперь Эшли определенно был огорчен гораздо больше за Смерть, чем за себя. По крайней мере, Эшли рос вполне счастливо до своей внезапной гибели, с семьей, друзьями, возлюбленными. И даже тут, где он был сейчас, было не так уж плохо. То, через что ему пришлось пройти, прежде чем оказаться здесь, было ужасно, и каждый раз, когда он об этом вспоминал, то изо всех сил старался гнать от себя эти воспоминания. Но сейчас всё было… нормально. Он чувствовал умиротворение, если не больше.       — Эй… Не печалься. Просто так оно всё устроено, — голос снова звучал нежно, словно он проследил за мыслями Эшли. — Теперь ты тоже здесь. И я этому рад, даже если… даже если всё было не так, как каждый из нас ожидал. Я постараюсь сделать тебя счастливым, Эшли.       Неожиданно для себя, Эшли потянулся вперед, вслепую нащупывая, пока не нашел, руку, держащую весло. Эшли сжал ее и почувствовал, как гребля была прервана от удивления. Рука выпустила весло, поворачиваясь, чтобы переплести их пальцы.       — Послушай, я не знаю, что сказать, — спустя пару мгновений признался Эшли. — Но ты был действительно добр ко мне всё это время и ты сделал для меня все эти вещи не настолько ужасными и болезненными, какими, как я думал, они будут. И я… я тоже рад. Я рад, что встретил здесь именно тебя, и это так. И… я хочу сказать, что я ведь никуда отсюда не собираюсь, верно? Поэтому нам следует… узнать друг друга или что-то вроде этого. И я… я тоже постараюсь сделать тебя счастливым, Эндрю.       — Эндрю? — голос отозвался эхом внезапной радости. — Так это мое имя?       — Это первое имя, о котором я подумал, так что, думаю, да, — Эшли слегка усмехнулся.       — Скажи это еще раз.       Улыбка впервые за… боже, не важно, как давно это было в последний раз, расплылась по лицу Эшли.       — Эндрю. Энди.       — О, так у меня есть и ласкательное имя?       — Оно тебе нравится?       — Я его обожаю. Эшли и Энди, — неподдельный восторг в голосе Энди, отразился теплом в груди Эшли. А до этого момента Эшли был уверен, что после всего, что случилось с ним, он уже никогда не сможет быть счастлив.       На какое-то время Энди перестал грести, позволив течению нести лодку. Его рука продолжала сжимать руку Эшли, пока Эшли позволял ему болтать и ободрять его, более оживленный, чем прежде. Было трудно сказать, сколько времени прошло, когда звучали только их голоса и шум реки. Эшли хотелось узнать о том, когда они достигнут цели своего путешествия, и что ожидает его там, но сейчас он не возражал, чтобы этот неспешный момент потянулся подольше. У них вдвоем было больше времени, чем он мог когда-нибудь ожидать с кем-либо вместе провести. И им еще многое нужно было наверстать.       — Ты знаешь, — наконец произнес Энди. — Ты можешь это снять. Ты помнишь об этом, да? — его рука коснулась края вуали, и Эшли вздрогнул.       — Я… — пробормотал он, — я забыл.       Он и правда забыл. Он уже привык к невозможности ничего видеть, а просто следовать звуку голоса Энди и его движений. Так было с того момента, как он впервые очнулся в подземном мире.       Энди залился смехом, и Эшли хлопнул его по руке.       — Заткнись! Тут вообще-то много чего происходило, знаешь ли.       — Знаю, — ответил Энди, заставляя себя успокоиться.       Он поигрывал краем вуали, и, увидев, что Эшли не протестует и не отмахивается, скользнул одной рукой под нее. Его пальцы прижались к щеке Эшли почти так же, как он заставил Эшли прикоснуться к нему во время их первой встречи. Своей рукой Эшли сжал запястье Энди, но не попытался убрать его руку от своего лица.       — Могу я… снять это с тебя?       — Да, — тихо сказал Эшли, опешив от того, как всё затрепетало в его груди. Это было…       Да, это было то, что обычно делается сразу после венчания, не так ли?       Энди взялся за края вуали. Момент колебания, а затем он медленно поднял ее вверх, перекидывая через голову Эшли.       Эшли тут же плотно зажмурил глаза, так свет ударил в них. Но долю секунды вернулся страх — что, если он все же ослепнет? — но голос Энди тут же прогнал этот страх.       — О, — воскликнул он. — Ты такой красивый.       На этот раз рассмеялся Эшли, открывая глаза.       — Что? Ты мне не поверил?       — Поверил, — ухмыльнулся Энди.       Он… он тоже был красивым. Эшли тут же это увидел. Бледная кожа, темные волосы, невероятно голубые глаза. Он был одет очень просто, по сравнению с расшитыми свадебными одеждами Эшли, — только простая черная туника и штаны. Зато какая ослепительная и теплая улыбка. Прекрасный.       Если у смерти должно было быть лицо, то Эшли был рад, что это было то лицо, которое он видел перед собой.       Энди закончил с вуалью, но вместо того, чтобы отстраниться, положил ладони на лицо Эшли. Его большой палец погладил Эшли по щеке, и вся его шутливая веселость исчезла, сменившись серьезной и напряженной сосредоточенностью. Эшли почувствовал, что он весь краснеет под столь пристальным взглядом. А может, ему так только показалось, раз уж его сердце больше не билось. Но это было не важно.       — В чем дело? — вот теперь Эшли почувствовал себя застенчивым.       — Можно мне поцеловать тебя?       О, правильно, это еще одна вещь, которую делают сразу после венчания.       — Д-да. Если ты хочешь этого.       Энди наклонился вперед, легкая волна тепла, и он накрыл губы Эшли своими губами. Эшли прижал одну ладонь к его груди, сжимая в пальцах ткань его туники. Энди слегка отстранился, а затем снова подался вперед, целуя Эшли с большей силой. Эшли издал тихий стон удовольствия, забираясь другой рукой в густые волосы Энди.       Через несколько минут они смогли оторваться друг от друга. Эшли почти удивился, что ни один из них не пытается отдышаться, пока не вспомнил, что дыхание больше не было необходимостью.       — Тебе понравилось? — спросил Энди с хитрой улыбкой.       — Да, но ты мог бы постараться еще получше, — Эшли за рубаху потянул Энди к себе, даже не успев договорить.       А Энди не стал колебаться, чтобы выполнить это пожелание.       Река мерцала и вспенивалась, неся их к их дому, и первые ноты речной песни зазвучали в спокойном воздухе.