Герой

      Это было невыносимо.       Талион казалось, что время в этой пещере в буквальном смысле застыло. Она перестала отличать день от ночи, все было настолько однообразно, что биологические часы сбились за какие-то пару часов ходьбы по этому месту. Воздух был тяжелым, затхлым и давил на голову, а потому еще через некоторое время она перестала чувствовать что-либо — усталость, голод, жажду. Конечно, это не осталось без внимания, а потому все всячески старались ее уговорить поесть и важнее всего попить воды, в особенности Леголас и Арагорн. Эти двое волновались за нее больше, чем кто-либо другой, а другие, видя это, тоже всячески старались помочь. Но ничего не помогало, и Талион продолжала ходить по месту, словно в трансе.       Куда бы они не шли, кругом валялись мертвые тела гномов, точнее, уже кости от них. Интересно, как давно произошла эта трагедия? Тысячу лет назад? Нет, вряд ли. Скорее всего, год, а то и меньше, но она ни на минуту не переставала думать об этом. Что могло погубить целый город гномов, который был закрыт и так хорошо защищен от внешнего мира? Что за древнее зло может обитать в этих шахтах?       Они не разговаривали довольно долго, кроме тех моментов, когда уговаривали Талион попить или съесть что-то. Все основное время каждый прибывал в своих мыслях, думая о чем-то своем или рефлексируя по поводу каких-то моментов во время путешествия.       Однако, когда они достигли узкого прохода через ущелье, которое нужно было преодолеть, первым все же решил заговорить Гэндальф, видимо, не в силах более выносить такое уныние и затянувшееся молчание. — Богатство Мории было не в золоте и не в драгоценных камнях, — рассказывал Гэндальф. — А в митриле.       Гэндальф прибавил света, направив посох вниз. Перед их глазами открылась бескрайняя глубокая пропасть, дно которой было сокрыто от взора. Хотелось посмотреть поближе, взглянуть глубже, увидеть есть ли конец этой бездне. Это так завораживало, что Талион свалилась бы вниз, если бы не вовремя подоспевший Арагорн. — У Бильбо была кольчуга из митрила, подаренная ему Торином. — Это воистину королевский дар, — подтвердил гном. — Именно. Я ему не говорил, но эта кольчуга стоит больше, чем весь Шир.       Спустя приблизительно пару часов, по ощущениям, (ибо Талион уже не понимала, как измерять время, в течении которого они блуждают через эти бесконечные тоннели), после того, как они поднялись по крутой лестнице наверх, десять хранителей оказались на перепутье. Здесь было два прохода, которые вели в совершенно противоположных направлениях.       Гэндальф остановился, замерли и остальные. — Я не помню этого места. ///       Фраза, едва прозвучав, повергла всех в шок, заставив хранителей резко опустить руки и задуматься о том, что делать дальше. Хотя, не все выглядели такими озабоченными. Вечно напряженные Арагорн и Боромир сидели рядом друг с другом и спокойно курили трубку. Гимли сидел в отдалении от всех, уставившись в одну точку — видимо, по-прежнему пытался пережить свое горе. Остальные хоббиты тихо перешептывались или молча сидели, оперевшись спиной о камни. — Мы заблудились? — спросил Пиппин, решивший первым нарушить тишину. — Нет, — возразил ему Мэрри. — А по-моему да. — Тихо! Гэндальф думает. — Мэрри. — Что? — раздраженно спросил хоббит. — Я есть хочу.       Фродо сидел рядом с Гэндальфом. На протяжении всего путешествия он большинство времени проводил с магом, наверное, чувствуя спокойствие и уверенность, что исходили от волшебника.       Талион молча разглядывала свою подвеску. Девушка носила ее с того момента, как она была подарена ей, ещё много лет назад. Для нее это служило неким символом удачи, талисманом, который она бережно хранила и никогда не снимала, боясь, что его украдут.       Стоявший рядом Леголас наблюдал за девушкой. — Эта подвеска… — осторожно спросил он. Талион заинтересованно подняла на него взгляд. — Откуда она у тебя? — Мне подарил ее Халдир несколько лет назад. То была наша последняя встреча. Я пообещала ему, что никогда не сниму ее. Честно признаться, в тот момент я соврала, и сказала это лишь для того, чтобы высказать свою благодарность. Но я и сама не заметила, как мне начала нравиться эта подвеска. С тех пор она стала моим символом удачи.       Было видно по глазам эльфа, что что-то в ее ответе задело его. Это вряд ли можно было заметить по его лицу, ни одна отрицательная эмоция не затронула идеальных черт. Но Талион, как полукровка, очень тонко чувствовала изменения внутреннего состояния эльфа, и сейчас ей удалось уловить лёгкое напряжение в его взгляде. Впрочем, оно тут же ускользнуло и сменилось вновь теплом и спокойствием. — Ты бывал когда-нибудь в Ривенделле летом? — сменила тему Талион, усевшись на землю и расслабленно оперевшись на камни за спиной. — Нет, — эльф присел рядом и слегка прищурил глаза, всматриваясь в очертания ее лица. — Расскажи.       Талион смущенно улыбнулась и прикрыла глаза, отдаваясь воспоминаниям. Ее накрыла волна ностальгии. — Солнце восходит раньше обычного. Обычно летом жарко, но в Имладрисе всегда прохладно, солнечно и свежо. Я, Элладан и Элрохир часто на рассвете выводили лошадей из конюшен и отправлялись на прогулку. Мы соревновались, кто быстрее достигнет речки, — она тихо рассмеялась. — Это так весело, потому что победитель всегда меняется… А иногда мы с Арвен гуляли часы на пролет недалеко от Ривенделла, болтая на самые разные темы. С ней так спокойно…       Девушка замолчала. Она вспомнила свой последний разговор с Элрондом, и ее улыбка стала грустной. — Ты скучаешь? — спросил Леголас, заметив изменения в ее настроении. Талион открыла глаза и внимательно посмотрев на Леголаса, устало произнесла: — Очень. Как бы мне хотелось, чтобы не было этого ужасного Кольца, чтобы ничего этого не было… Чтобы я могла спокойно избрать свой Путь, выйти замуж, вырастить детей… Жить спокойной жизнью и также спокойно однажды умереть. — Судьба не подвластна нам, — тихо произнес Леголас. — Но мы можем решить, как распорядиться тем временем, что отведено нам.        Лёгкая улыбка тронула уголки губ Талион и тут же погасла. — Да, ты прав. И это нелегкое время выпало именно на нас. — В наших руках судьба Средиземья. Мы можем изменить ее, а это огромная ответственность. Так что да, ты права: это нелегкое время пало именно на нас. — Когда все закончится, — спросила Талион, — что ты будешь делать? — Вернусь домой и буду помогать отцу восстанавливать лес. В нем еще слишком много не истребленной нечисти, которая должна быть уничтожена. А что собираешься делать ты? — Я еще не решила. Я хочу немного попутешествовать. Я практически не выезжала за пределы Имладриса, поэтому я очень хочу повидать мир. Рохан, Гондор, Эребор, Мглистые горы, Шир… Столько всего нужно успеть посмотреть! А потом вернусь к Арагорну и буду помогать ему… Я знаю, сейчас мои планы кажутся несбыточными мечтами, но я верю, что однажды смогу воплотить их в реальность…       Талион горько усмехнулась. Как они могут думать о будущем, которого у них, возможно, никогда не будет? Они подписали себе самый настоящий смертный приговор. Как она, такая наивная, могла думать, что она действительно останется в живых и вернется домой? Да еще и зачем-то поделилась этим с Леголасом. Нельзя давать пищу ложным, неоправданным надеждам на то, что все закончится хорошо. И все же, где-то в глубине своей души, она верила и надеялась, что их все же ждет светлое будущее и что в конце этого долгого пути мечты каждого из Братства воплотятся в жизнь. — О, я вспомнил дорогу! — воскликнул Гэндальф.