Одним из самых волнующих мгновений в жизни Является то, когда ты замечаешь, что обыкновенные Вещи вдруг изменяются в ослепительном сиянии полной новизны
— Дура! А ну стой! — крикнул мне очень знакомый голос. Теперь, обдумав всё, мне становится как-то стыдно перед теми, кто сейчас увидел, как я за коробкой бросилась в водопад. Эти секунды полета казались мне вечностью. Схватив коробку, я прижала её к груди, и зажмурив глаза, ждала своей участи. Мама всегда говорила: «ты сначала делаешь, а потом только думаешь» — что правда, то правда. Так страшно мне не ещё никогда не было. На мгновение, всё это показалось мне сном, но реальность дала о себе знать. Пока я в своей голове писала завещание, кто-то неожиданно схватил меня и прижал к себе. Я почувствовала тепло и как бешено колотилось сердце. Открыв один глаз, я увидела синюю накидку, пахнущую так, словно это что-то родное. Сомнений не было — это был Боа, который вцепился в меня и за несколько секунд в полете перекрутил нас так, что теперь он летел прямо в воду, закрывая меня собой. Как только я почувствовала что-то неладное, я уже ничего не успела сделать. Мы упали прямо в воду, теперь секунды не казались мне вечностью. Конец POV. Юки. POV. Боа. Когда, я получил сообщения от Юки, меня это насторожило. Увидев сообщение, я будто с цепи сорвался, чему я не был удивлён, до этого попросту не доходило времени. Теперь, я просто в бешенстве. Иногда, мне кажется, что я начинаю инстинктивно понимать, когда назревает что-то не очень хорошее, а именно с этой дурой! Я не могу тренироваться и учиться, пока эта девчонка попадает в неприятности. На неё зла не хватает, но в душе, я даже рад, что с ней всё в порядке. Когда я прыгнул за ней и схватил, она не могла унять дрожь. Тело будто не слушалось её, и когда я говорил ей что-то, она будто пропускала это мимо ушей. Когда я увидел её тогда, мне казалось, что она была уязвимее всего. Она уже не могла мне дерзить. Её сковал настоящий ужас и тогда я очень испугался. Мои чувства были смешанными. Я не боялся высоты и не думал в тот момент о себе, об этом стоило думать в последнюю очередь. Именно тогда, я понял и сказал ей: «не бойся, я защищу тебя». В тот момент, я думал только о ней и даже не задумывался о чем я говорю, только о том, что велит мне сердце. Я стянул с себя накидку и начал выжимать из неё всю воду, за ней последовала кофта. Всё остальное я раздел и выжимал в кустах. Я вновь вернулся туда, откуда пришел. Юки беззаботно сопела, как ни в чем не бывало, что меня дико бесило, но в тоже время, где-то в глубине души даже умиляло. Такая маленькая, всегда серьёзная и начитанная теперь спокойно спит, не причиняя мне неприятностей. Я бы сказал, что это единственное время, когда она может наконец угомониться, но совру, так как наше первое знакомство прошло каким-то слишком уж странным образом. Наша первая встреча? Тогда, я и представить не мог, что снова встречу её, у меня просто не было времени думать о ком-то, кроме как о моих соперниках. Когда я начинаю думать о ней, мне становиться как-то не по себе. Слишком сложные чувства, поверить не могу, что именно она заставляет меня подобное испытывать. — Дурочка, — вслух буркнул я, потрепав по её голубым волосам. Немного позже я огляделся. Мы находились в каких-то густых зарослях и я понятие не имел как отсюда выбраться. Мне просто нужно было что-нибудь придумать, иначе Юки заболеет, я себе этого никогда не прощу. Закинув её на спину, я побрёл, куда глаза глядят, лишь бы побыстрее найти выход из этих зарослей. Заросли почти что ничем не отличались от джунглей, в которых находилась змеиная яма, но эти были чуть поопаснее, так как я точно не знал куда иду. Кузнечики и сверчки стрекотали, что уши резало, а светлячки летали повсюду, немного освещая мне дорогу. Луна зашла за тучи, но на улице стало теплее. Я чувствовал запах океана и уже слышал гул неугомонных чаек. Ветра не было, поэтому волны незаметно плескались около берега. Наконец, я вышел с неизвестной местности и осмотрелся. Вокруг было темно, но разглядеть хоть что-то я всё же сумел. Пляж, чайки, океан. Теперь, мне правда стало не по себе. Я не могу найти знакомую дорогу, уже довольно поздно и Юки стала мёрзнуть. После того, как я разъяснил ситуацию у себя в голове, у меня началась паника. Больше, я переживал за Юки и уже не считал её виноватой. «Так, нужно успокоиться. Сейчас, главная задача — согреть Юки, а для этого нужно…» — я посмотрел на то, как голубовласка беззащитно сопит на моей спине. Нервно сглотнув, я усадил её на траву и она легонько облокотилось о дерево. Я долго не мог собраться с мыслями. В голове каша, а руки дрожат, будто меня настигла какая-то болезнь. «- У-у-с-спокойся, Боа, это ради её блага», — успокаивал я себя в своих мыслях, медленно снимая её галстук. Мне было трудно осмелеть даже в такой ситуации! Сняв синий галстук, я начал расстёгивать пуговицы одну за другой. Сколько там в моём теле крови было — неизвестно, а только вся она сейчас в лицо мне ударила. Аж за ложечкой защемило от бескровия, позор мне. Меня напрягало то, что я не могу сделать самого элеменарного. — Ч-чего?! — я услышал знакомый писк и посмотрел на Юки. Она проснулась в тот момент, когда я пытался с закрытыми глазами снять с неё рубашку. — Я, конечно, всё понимаю, но это уже перебор! — с визгом выкрикнула она, пряча от меня свою грудь руками. — Угомонись, — буркнул я, отпрянув от неё в сторону. — Я п-просто должен был высушить твои вещи, — я стал заикаться при ней, поэтому стал смущаться ещё сильнее. — Где ты собрался всё сушить? — вдруг вскрикнула она, раскинув руками. — Вот же, мальчикам лишь бы раздеть, а потом только подумать, — она встала с травы и отряхнулась. — Выбраться мы отсюда сегодня не сможем, — сделав такой вывод, она начала собирать хворост, пока я непонимающе хлопал глазами. Конец POV. Боа. POV. Менай. — А что это за коробка? — вдруг спросил меня Боа, пока я собирала веточки с травы. Сердце забилось быстрее. Мне не хотелось говорить об этом, потому что, казалось, что вот-вот упаду от переполняющих меня тёплых чувств. Я хотела подарить ему это в другой обстановке, чтобы не возникало недопонимание. Теперь, мне немного стыдно, ведь я накричала на него только-только, а теперь хочу подарок сделать. Глупая, глупая, Юки. Никогда бы не подумала, что сама себе скажу: «сначала думай, а потом делай!». — Я хотела подарить это тебе, — продолжая собирать палочки, вздохнула я. Я не могу просто взять и потеряться среди чувств, иначе навсегда утрачу свой авторитет, каким бы он не казался. — Мне? И за ЭТИМ ты прыгнула в водопад? — он тряхнул коробку и услышал глухой звук. Мне очень не понравилось, как он подчеркнул слово «этим». После такого, я как могла терпела, чтобы не разозлиться на него, сжав кулачки так, что ногти впивались в кожу всё сильнее и сильнее. Я не ожидала такой реакции. Даже предугадав подобное, я никак не ожидала, что моя реакция будет именно такой. — Может, я и прыгнула за этой коробкой, но только потому, что она очень мне дорога, — это было сделано моими руками. Я создала это нечто, из моей головы пошли идеи и я реализовывала всё это сама. Я старалась создать что-то необычное, пусть даже такое уже придумало человечество, но я была такой счастливой из-за того, что начала делать что-то ради других. Всё это, я делала ради него, ведь моя жизнь была сплошным недоразумением, пока он не появился на горизонте. Я поменяла свои интересы привычки и даже мировоззрение ради него! Руки начали дрожать то ли от злости, то ли от печали. Я точно не могла понять, почему чувствовала себя так, пусть зная, что подобное наплывает нечасто и неосознанно. Не было у меня таких моментов в жизни, ведь всё случается неожиданно. С глаз капали слёзы, которые я была уже не вправе остановить, но всё же старалась не впадать в истерику. — Ну всё, — я не заметила как из-за спины подошел Боа. Услышав мои всхлипывания, он нежно обнял меня, положив свою голову мне на макушку. — Прости, просто я очень беспокоюсь о тебе, понимаешь? — он задал риторический вопрос, но даже так, я бы всё равно не смогла бы на него ответить, так как слёзы лились градом и не хотели останавливаться, а, напротив, поток стал увеличиваться. — Я… я просто… — вытирая рукавом уже ручейки слёз. — Ты просто плакса, — перебил меня он, ехидно улыбнувшись. — Заткнись! — вскрикнула я. — Ты просто самый дорогой для меня человек! Мы не успели заметить, как луна вышла из-за тучи и начала отображаться в прозрачной воде, как на просторном темном небе появились яркие сребристые звёзды, как визг чаек куда-то исчез и лишь издалека он стал слышен, но уже прерывисто и тихо. Тогда, будто всё затихло: насекомые, птицы, маленький незаметный ветерок, который давал незаметную ночную встряску листьям. Где-то далеко-далеко можно было услышать пароход, но даже он сейчас не смог бы приглушить своим звуком мои нескончаемые мысли и биение наших с Боа сердец. «Я» в прошлом подумала бы: «почему я сказала об этом так внезапно! Лучше бы я просто оставила всё как есть, а позже всё бы решилось», но настоящая «я» думает сейчас совсем о другом. Я не буду строить из себя умную, холодную и безразличную ко всему идиотку, я готова раз и навсегда разобраться в своих чувствах. Я поняла, что не готова просто быть другом, я готова на что-то большее. Может, я и не заслуживаю такового, но я готова поставить всё на кон, лишь бы было так, как я хочу. Став более уверенной, во мне появился некий азарт, но готова ли я пользоваться этим азартом? Думаю, да. Повернувшись к зеленоглазке, не успела я и слово вымолвить, как он крепко вцепился в меня. Сначала, я правда немного опешила, но обняла его в ответ. Каким бы тугодумом он не казался, всё же понял, что я имела в виду. А что насчёт слов: «Ты мне нравишься!», то я немного смущаюсь говорить подобное. Сколько бы смелости во мне не было, я думаю, что итак сказала достаточно. — Ты мне нравишься, — сказал Боа, как отрезал, но я была шокирована. Чтобы ОН сказал подобное? Если бы мне сказали, что он произнёс эти три слова, я бы никогда не поверила и перестала бы доверять этим людям вообще. — Я должен был первый это сказать и я сказал, — покраснев, он быстро отвернулся от меня, смотря в сторону океана. — А ты мне такое сказать не додумалась, — буркнул он, убирая руки в карманы. — Ты мне нравишься, Боа, — от неожиданности, он повернулся ко мне и стал удивлённо на меня смотреть, но вскоре, просто мило улыбнулся, взяв меня за руку.***
Одежда уже высохла. Думаю, из-за такой тёплой ночки простуду мы не заработаем. Сидя на берегу пляжа вместе с Боа, мне было совсем не страшно. Сколько фобий бы у меня не возникало, все они разом уходили прочь, когда я видела, что на моих коленках лежит зеленоволосый паренек, который уже тихо посапывает. Вспомнив о фобиях, вдруг начинают наплывать ужасные воспоминания. Фобии вообще дело серьёзное, к тому же когда тебе есть чего бояться. Я гладила спящего демонёнка по голове и вспоминала то, что когда-то было забыто и закрыто на все замки в потёмках моей потрепанной души. За восемь лет до нашего времени. Ранняя летняя прохлада заставила меня заметно вздрогнуть и широко зевнуть. Томно дыша, я чувствовала, как утренняя влага пробиралась в нос и оставалась там маленькими капельками. Я старалась не придавать этому значение, но нос так и норовил шмыгнуть или чихнуть что есть мочи. Чего-то не хватало моим планам, чихнуть не получалось, а, резко шмыгнув, мне станет неприятно и я не ощущу ту самую обстановку, которая показывает мне сама природа. Моё внимание тут же привлекли лошади разных окрасов, которых выпускали с их загонов. Я услышала их ржание. Им нравилось ходить по утренней приятной копытам росе. Сначала, из загона вышла Пина (лошадь, которую назвала Юки). Сторожа Трубадура ранним утром, я всегда видела как выходят из загона лошади. Пина всегда выходит самая первая. У неё коричневый подшерсток, черная грива и черный хвост. Можно подумать, что она похожа на мальчика, но её грива и хвост, всегда ухожены, будто их каждый день вычесывают, прядь за прядью, не оставляя больших колтунов, но эта особенность не самая главная. Она всегда старается обойти грязь стороной, что делает её настоящей ухоженной кобылкой. Пина всегда любит выходить первой с загона, оставляя своего приятеля позади. Она упряма и горда, ведь когда её снаряжают, она упрямиться и яростно трясет головой. Слишком уж она любит свободу. Красивая, любящая свободу лошадь, казалось, готовая в любой момент выскочить, ринуться, куда глаза глядят лишь бы подальше от людей, и отдаться холодному ветерку, и ароматному лугу, и новым приключениям. Как бы Пина не жаждала свободы, она никогда не убегала. Брыкалась, ржала от вредности, но не убегала. Уж больно верная была, гордость ей не позволяла вот так просто пуститься вскачь. Наверное, знала, что потом все жалеть будут. Затем, за Пиной, вдруг, как всегда неожиданно, выскочил Вий (имя тоже придумано Юки). Он всегда выпрыгивает неожиданно и бегает кругами напротив загона. Это энергичный жеребец, который прыгает и резвиться каждое утро, разминая ноги после долгого сна. Этот конь черный, крепкого телосложения и бегает он просто так, что мышцы по всему его телу набухают от напряжения, чему он низменно рад. Вий радуется всему, всегда и везде. Он знает, что вновь выйдя из своего загона он не встретит там чего-то необычного и удивительного — всё как обычно: всё тот же загон, из которого он выбежал минуту назад, всё те же окрестности, где растёт уже не такая высокая трава, но зато всё такая же зеленая, до сих пор отдающая свежестью. Вий видит вокруг всё по-другому, он видит то, что не могут увидеть обычные люди. Показав человеку эту окрестность второй раз, его уже ничем не впечатлить. Он не заметит, что на цветок, возле сломанной колонки, сел огромный пушистый шмель, не заметит, что роса, от утренней зори стала сверкать дрожащими огнями, не заметит и кусок обмякшего хлеба, который пролежал всю ночь, так и не замеченный ежами и птицами, лишь какой-то ночной мошкарой. Позднее, вышел и конюх. Вытащив из сарая кормушку, уже надрываясь, он придвинул её к загону. Затем, снова уходя куда-то, он пришел уже не с пустыми руками. На рабочих, сильных плечах, он нес большой мешок нового, только-только собранного овсюга, который так и прел свежестью. Лошади заволновались, и стуча копытами по мокрой траве, будто хотели показать, что с нетерпением ждут трапезы. Никогда они не лезли под руку. Знали, что всегда успеют, а ещё хозяина уважали. А у хозяина всегда глаза блестели от радости, переполнявшего его: то ли от картины, которую видит перед собой, то ли от гордости за своих покорнейших животных. Когда конюх закончил засыпать кормушку, лошади стали жадно уплетать еду. Любили они полакомиться свежим, ещё пахнущим сорняком. Наблюдая за этой картиной, невольно, незаметно для меня, на лице стала проявляться улыбка. Затем, всё так же не заметно, начали просыпаться люди. Смешалось множество запахов: пахнет и людьми, и молоком, и смолой, и чем-то деревенским. Последний запах никак не выходил у меня из головы. Его нельзя было ни с чем сравнить, он был каким-то чужеродным, но, в то же время таким знакомым и родным. Оставалось только зарываться в догадках и строить свои. Тогда, я обдумывала о предложении пастыря напоследок посетить церковь. Я не хотела вновь слушать эту церковную чепуху, ведь ребенку такое не интересно, но рассказы пастыря заставили меня сомневаться в том, что в подобных местах бывает скучно. Моё мнение расходилось, ведь постоянно я слушала о вере в Бога и о том, как нужно уважать и ценить свою религию, но от нового пастыря я слышу совсем другое. Он не стал меня поучать, он поговорил со мной как обычный человек. Мой мозг разрывался от сомнений, поэтому, не дожидаясь Трубадура, я просто встала с крыльца и быстрым шагом направилась в церковь. Ни сказав ничего родителям, я твёрдо и уверенно пошла по только недавно смятой топике, и приближаясь всё ближе и ближе к злосчастному затхлому зданию. Моё сердце начало биться сильнее. Теперь, мои шаги стали всё меньше, а ноги уже не хотели держать моё тело от переполняющих меня неизвестных эмоций. В тот момент, я была уже не настолько уверенна в себе. Я вновь посмотрела на красный рассвет, а затем на мокрую траву. Белые носки стали серыми от влаги. В нос ударил запах свежей земляники и луга. Всё затихло. Затем, птицы трелью начали пронзать тишину так, что даже кузнечиков со своими «скрипочками» стали заглушать. Какое-то непонятное чувство окатило меня на мгновение, когда я уже стояла у затхлой церкви. Никого не было и, казалось, что я была одна на всём белом свете. Не теряя времени, я переступила порог, даже не догадываясь, во что может всё это превратиться. Яркий свет. Помутнение. Темнота. Забвение.