Святой ангел, благодетель мой, Будь со мною всегда, день и ночь Стой рядом со мною, Храни меня от всякого зла. От всего сердца прошу тебя, Обереги и веди меня.
Я с большим трудом открыла глаза, будто на мои веки повесили свинцовые грузики. Казалось, что это было бесполезно, ведь вокруг всё потускнело и расплылось. Тело не могло пошевелиться, я и вовсе забыла, что оно у меня есть. Не чувствуя конечностей, я старалась хоть как-то повлиять на что-то, попробовать подвигаться, вспомнить, как это делать. Поняв, что шевелиться бесполезно, я старалась сфокусироваться на чем-то, применяя своё расплывчатое зрение. Без толку. Я даже не знала в каком положении нахожусь. Всё было белым, серым, чёрным с фиолетовыми кругами, плывшими и моргавшими в зоне виденья. Затем, когда прошло немного времени, зрение начало улучшаться. Теперь, я видела перед собой только один серый цвет, который заставил меня бешено трястись от ужаса. Я постепенно чувствовала, как он подкрадывался так резко и неожиданно, будто нарочно, понимая, что теперь, я могу хоть что-то ощущать. Ужас сковывал моё тело и мой разум. Но я старалась забыть о панике и сосредоточиться на том, как выбраться непонятно откуда. Я поняла, что моё тело связано, уже тогда, когда ко мне вернулись чувства. Повесив меня на стену в вертикальном положении, я чувствовала, как толстые веревки так крепко сжимали мои руки и ноги, что кровь просто к ним не поступала. Они стали ледяными, и шевелить ими было трудно. — Я вколол в тебя совсем немного яду, поэтому осложнения не сильно заметны, — из ниоткуда громким эхом, по комнатке прошелся четкий мужской голос. — Увеличив я дозировку хоть на чуточку, тебя было бы уже не вернуть. Глаза начали слезиться, потому что я почувствовала какой-то отвратительный запах, больше походивший на дрожжи вперемежку с тухлыми яйцами. Этот запах бродил у меня в носу, и становилось всё мучительнее переносить его. — Как у тебя дела? — бас становился всё громче и громче. Эта громкость резала мне уши, и казалось, что все пять моих чувств, позволяющие мне познавать окружающий мир, вдруг стали заставлять меня страдать. — Ч-чтх, — из-за рта начали выходить какие-то глухие всхлипывания, а с глаз начали течь слёзы, то ли от страха, то ли от невыносимого запаха, было очень трудно понять. — Всё понятно, не бери в голову, — я слышала шаги моего похитителя, а потом увидела и его самого. — Всё было сделано не просто так, — пастырь. — Я не хочу убивать тебя, но мне придётся это сделать, не только ради других, но и ради себя самой. Обряд очищения ведьмы необходимо провести, иначе, такая как ты никогда не обретет покой. — Кто в-ведьма? — я наконец смогла хоть что-то произнести, но делала это с большим трудом. В такой ситуации я не стала придаваться панике, потому что не могла это сделать физически. Всё тело содрогалось от невыносимой боли, которую я чувствовала впервые, а разум ломался с каждой секундой, приглушая мысли о спасении, мыслями неминуемой гибели. — Я — инквизитор высшего уровня, — не ответив на мой вопрос, пастырь гордо произнёс свой «чин». — Невера в бога является грехом, на который способны ведьмы, ересь и другая нелюдь, поэтому, я покараю тебя, — мужчина не показывал свою неприязнь, а напротив, смотрел на меня с жалостью. Это читалось во взгляде. Я повернула голову в сторону и заметила стол, который не замечала ранее. На столе явно что-то лежало, но всё было прикрыто серой грязной тканью, которую пастырь вскоре убрал, и я широко раскрыла свои глаза от ужаса. На столе были самые страшные орудия пыток, которые только туда могли поместиться. Не уверена, что какие-то из них принадлежали средневековью, но, только взглянув на них, мне захотелось вывернуться наружу. Ржавые ножи, потертые плети, иглы и другие опасные предметы, о которых я даже не знала. — Пожалуйста, не надо, — слёзы полились градом, а к горлу поступил ком страха и неосознанности. — Прости меня, пожалуйста, — грустно сказал мужчина, взяв со стола длинную толстую плеть. После этого, меня повернули спиной и я уже ничего не могла сделать. Конечно, меня всё же нашли, но как? Непонятно. О существовании места, в котором меня пытали, было известно только самому инквизитору, который так и не смог убить меня. Не успел. Нас нашли после всех истязаний над моим телом в каком-то подвале над церковью. Полиция была в ужасе, увидев меня. Когда они подоспели, повсюду была моя кровь, которая, брызгами рисовала разного вида узоры. Вскоре, полиция прошла вперед, и наконец редко мигающая, но яркая лампочка, осветила моё кровавое, почти бездыханное тело. Было больно дышать после всего, что со мной сделали. С моего тела капала кровь, как с только что разделанной тушки, но на самом деле, всё было куда хуже. На моём теле, повсюду находились глубокие порезы, закрывающие ссадины, которые у меня были когда только начиналась инквизиция. Меня резали, кололи, поджигали, и всё это происходило, когда я находилась в сознании. Он заставлял меня приходить в сознание после невыносимой боли. Родители видели всю эту картину. Я видела их изнемогающие от боли и ужаса лица. Моё кроваво-красное тельце было на виду перед ними, а лицо оставалось белоснежно чистым, без единой царапинки. Волосы были спутанными и влажными от пота и крови. Я не могла ничего сказать, потому что, смотря на них в последний раз, своими уставшими красными от слёз глазенками. Я потеряла сознание и даже не осознавала, что сомкнула веки не навечно. Ничего не помню что со мной было после того рокового дня. Я очнулась в больнице полностью перевязанной с головы до ног. Тело уже не так сильно болело, как тогда, но, тем не менее, терпеть эту боль мне никто не запрещал. Когда со мной пришли поговорить родители, они сказали забыть об этом происшествии, чтобы не портить жизнь ни мне, ни им, но такое не забывается. Казалось, что какая-то непонятная, но существующая сила показала им путь ко мне, но кто это был? «- Может, ангел? — подумалось тогда мне, но я сразу же отрицательно покрутила головой. — Не может быть, они правда существовали бы, если бы не пришли под конец. Каковы бы они не были, знали, что меня похитили и могли бы тот час же бить тревогу, но нет, — тогда я вновь задумалась над своими рассуждениями. — Они же не могли просто смотреть, как моё тело судорожно дрожит над каждым взмахом плети, верно?» — я оставила свои рассуждения, сомкнув глаза и крепко заснув. Мы всё же переехали в Мексику после моего полного выздоровления. Тогда, я лежала в больнице где-то на окраине города подальше от старой деревни, где мы жили. Трубадура мы так и не нашли, как бы не старались, но я была уверенна, что с ним всё хорошо. Я решила прекратить поиски и оставить Трубадура здесь, попросив конюха, которого звали Лерман, присмотреть за ним, когда тот придёт. Он сразу же согласился и дал погладить Пину и Вия. Лошади разрешили мне их погладить и радостно заржали в унисон. Я невольно улыбнулась, и последний раз погладив их по гриве, попрощалась с конюхом и лошадьми. Ещё в больнице мне рассказали, что пастырь получит за всё, что со мной сделал, но о нем мне больше знать не хотелось. Хотелось лишь одного — забыть обо всём и никогда не вспоминать, но такого дети никогда не забывают, и остаётся это в памяти на всю твою жизнь, как настоящее клеймо, сделанное из глубоких шрамов. Также, я была не единственной его жертвой, но все те, кого он похищал для обряда «очищения» попросту не выживали. Тогда, я задумалась о существовании существа, что охраняет меня, а мама же начала верить в подобное ещё больше, ведь я осталась жива, даже с такими ранениями. Может, это просто судьба? Что бы то ни было, я всегда вспоминаю и никогда не забуду, что произошло со мной в глубоком детстве. Такое невозможно забыть. Я переодеваюсь, моюсь, но ни разу в своей жизни не ходила купаться на пляж. Моё сердце сжимается, видя как девочки моего возраста купаются, играют в волейбол, едят мороженное, загорают и делают много других интересных вещей, пока я наблюдала за ними через окно и старалась не плакать. Всё было без толку. На глаза наворачивались слёзы, ведь я никогда не смогла бы выйти на свет с таким телом, как у меня. Всё в шрамах, будто изорвано и обвисшее, пугает даже меня, а родителям я не показываю этот ужас уже давно. Тогда, я правда начала ненавидеть человека, который сделал с моим телом нечто подобное. Человека, который запретил мне поход по магазинам с матерью, тот, который запретил мне ходить на пляж вместе с семьёй, тот, кто не дал мне спокойно спать по ночам. Оглядываясь в ужасе при каждом шорохе, я понимала, что это чудовище не давало мне покоя всю мою жизнь. Я никогда не смогу увидеть в себе красоту, потому что знаю, что шрамы не заживают. Наше время. — Эй, что с тобой? — Боа испуганно на меня посмотрел, мягко дотронувшись до моего лба. Облегченно выдохнув, видимо, поняв, что температуры у меня нет, он немного успокоился. Не понимая, с чего вдруг такие вопросы, я испуганно вздрогнула, заметив, как по щекам градом льются слёзы. Я уже не пыталась их остановить, но не из-за того, чтобы надавить на жалость, я просто устала держать всё в себе. Неугомонный шум моря не перебивал мои отчаянные рыдания. Насекомые, будто тоже насторожились, не ожидая таких воплей от человека. Боа только больше испугался моему перепаду настроения. Крепко обнимая меня, он нежно гладил меня по волосам и шепотом успокаивал меня. На это, я крепко прижималась к нему, теперь, подавляя в себе горечь и обиду. Но только, когда я успокоилась, уже просто шмыгая носом, Боа захихикал, вытирая рукавом оставшиеся слёзки. — Прости, я п-п-просто… — сидя на коленях, я невольно опустила голову и закрыла глаза, думая, что в чем-то провинилась. Боа лишь хмыкнул, ласково целуя меня в щёчку. По мне прошлась приятная дрожь, которая не оставляла долгое время. — Ты что-то вспомнила? — сев напротив меня, Боа задал вопрос, который я ожидала услышать от него. — Угу, — сказала я, кивая. Я начала снимать блузку, от чего Боа начал заметно нервничать и отворачиваться, краснея как помидор. Мои руки сами не слушались меня и дрожали, но я понимала, что владея ими, я могу сделать всё, что мне под силу. Когда я расстегнула белую хлопковую блузку, я невольно пискнула, когда дала упасть ей со своих плеч. Набравшись уверенности, я взяла зеленоглазого за щёки и повернула его голову в мою сторону. Он прикрыл глаза, но когда я неуверенно произнесла: «открой их, пожалуйста», он распахнул свои их, и только тогда я смогла разглядеть его черные пушистые ресницы, которые никогда ранее не замечала. Он испуганно смотрел на мои шрамы, которые так хорошо освещала луна, вышедшая со свинцовых туч. Она будто знала, когда ей стоит появиться, и я не сильно из-за этого жалела, напротив, мне даже полегчало, когда я смогла показать это кому-то особенному в моей жизни. В то же время, меня охватывала паника, которая заставляло моё сердце биться быстрее из-за навязчивых мыслей. — Это уродство, — шепотом произнесла я, пока он смотрел на моё тело. Вскоре, он медленно потянул руку к ключице, на которой был не столь огромный шрам, как на животе или между грудей. Я крепко зажмурила глаза, когда он легонько коснулся своими пальцами ключицы, проходя ими по ямке оставшегося шрама. — Больно? — он серьёзно посмотрел на меня, когда в его болотных глазах сверкнул какой-то огонек. — Нет… уже нет, заявила я, отворачиваясь от него. Его пальцы скользнули по другой ямке, но потом исчезли. Повернувшись к нему, я была готова уже сквозь землю провалиться, как вдруг на моих плечах снова лежали его руки. Он обнял меня так, что его горячее дыхание прожигало мне шею. Меня это смущало, но, в то же время, на душе было очень тепло. — Мне не важно, что у тебя на теле, — шепотом произнёс Боа, прижимая меня к себе сильнее. — Я люблю тебя и с этими шрамами, — я никогда не была настолько счастлива. — Не смей плакать, прекращай эту привычку! — он отпрянул от меня и несильно стукнул меня кулаком по голове. На глазах выступили слёзы, но уже слёзы радости, которые было сложно держать в себе. — Просто, я очень счастлива, — я улыбнулась, потирая голову. Мы иногда не понимаем людей. С этим вы сможете столкнуться не раз в вашей жизни. Люди не видят в ваших поступках смысл, а вы не видите их в поступках других. С вашим мнением могут согласиться немногие и это нужно понять. Конечно, самое главное слушать своё сердце, но уметь доверять людям и с уважением относиться к их мнению тоже бывает необходимо. Может, не каждому дано понять человека и его мнение, но разве это не самое главное? Может быть, но как же тогда жить людям, которые просто не поняли друг друга с самого начала? Может, нужно просто постараться понять? Очень непонятный ответ, но если вчитаться, углубиться в него, то можно понять многое, а многое скрыто только в вашем сознании. — Если ты не против, я бы хотел услышать об этом, — он показал на шрамы, серьёзно смотря на меня. — Конечно, всё началось с…Начала ли я верить в ангелов? Да, я верю в них, потому что вижу Одного перед собой.