Medicamenta utiliter

      В этот тоскливый, серый как сталь, но абсолютно без её характерного блеска день, я, как всегда, находился в университете. Оперев тяжёлую голову на ладонь, я внимал потоку бессвязных предложений, которыми пытались засорить мой мозг «друзья», чьи попытки выглядеть умными и интересными лишь вызывали едва подавляемую зевоту. С ними же просто не о чем говорить. Все, о чём эти гоминиды способны общаться, — это абсолютный сорный бред или же то, что относится непосредственно к их заурядным личностям.       Боже, мне так не хочется тащиться на микробиологию. Мистер Канн без повода цепляется ко мне, мол я ничего не делаю, но чёрт, каков учитель — таков и ученик. Эта пародия на педагога сама ничего не делает, не даёт материал, а на всех коллоквиумах играет роль адской гончей, которая готова вцепиться в глотку тому несчастному, что посмеет пронести в святая святых хоть одну шпору. Предмет приходится изучать самостоятельно по учебнику и бесплатным видеоурокам. Это отнимает довольно много сил, но гораздо полезнее того, что «преподаёт» этот «профессор», если он, конечно, не купил себе эту степень. Микробиология — это увлекательный предмет, но не с таким отношением на парах.       Хоть в моём университете и есть настоящие специалисты преподавательского дела, и их довольно много, но это нисколько не облегчает процесс обучения — ведь я, будучи отчаянным дураком, поступил на медицинский.

***

      Хм. Интересно, если я уйду с пары по микробиологии, получу ли я сильно по заднице от мистера Канна?       — Чёрт, Аллистер, ты меня вообще слушаешь?! — возмущённо спросила девушка по правую руку от меня, пытающаяся сквозь волну волос отыскать в моих глазах хоть немного осознания. — Аллисте-е-е-е-ер!       — А? Да, конечно, Глория. Ты говорила что-то про то, что Ким рассталась с Максом, я внимательно слушал, мне ведь очень небезразлична эта тема, — ответил я абсолютно серьёзным голосом, совершенно не помня, о чём шла речь после первых слов нашего разговора.       — Ты меня не слушал!       — Прости, но если ты не поняла мой сарказм, то объясняю: для меня это вообще неинтересно. Ким найдёт себе парня через два дня и будет говорить, что у них великая любовь на все времена. Это давно уже пройденный этап.       Боже, ну зачем мне это всё знать, какая же она посредственная. С чего меня вообще должна волновать личная жизнь точно такой же, как и она, пустышки Ким?       Я взглянул на часы, сделав вид, что тороплюсь.       — Ох, чёрт! Глория, я опаздываю на микробиологию, потом поговорим, ладно? — бросил я опечаленной девушке в лицо, пока убегал, надеясь, что диалог не будет иметь продолжения, а Глория не заметила, как я смотрел совсем не на ту руку, которую сковывал обруч часов.       Не хочу туда идти. Там же даже все мухи от тоски вешаются, да и болван Маккензи совершенно точно явится, который вообще непонятно зачем пошёл учиться на хирурга. Наверное, чтобы быть поближе к веществам, чёртов нарик. Прогуляю.       — Мистер Уайт, может, Вы зайдёте в кабинет? Пара вот-вот начнётся, — произнёс мистер Канн, зловеще блеснув стёклами очков.       Блять. Попался.       — Конечно, — произнёс я с тупой натянутой улыбкой, больше напоминающей маску грешника, которого сам морщинистый Сатана пригласил на часик в свой лучший котёл.       Я очень медленно зашёл в кабинет, шаркая погромче ногами, при этом надеясь, что от моих усилий пол рухнёт, и все мы провалимся в ад. Скривившись, немного помялся, но всё же сел рядом с ненавистным мне Маккензи.       — О, Белоснежка, ты пришёл. Я думал, опять прогуляешь, — сказал с издёвкой Блэйк, развернув ко мне свою тупую крашенную голову.       Он зовёт меня Белоснежкой, хотя я не имею с ней в принципе ничего общего. Маккензи — мудак. Эта проведённая им параллель между мной и диснеевской принцессой в очередной раз доказывает, что его IQ намного меньше семидесяти.       — Заткн…       — Мистер Маккензи, мистер Уайт, я бы хотел продолжить занятие. Будьте добры замолчать, — раздражённо произнёс Канн со своей щетиной, больше напоминающий не преподавателя, а раздражённого бездомного. — Сегодня нашей темой будет бактерии Trypanosoma brucei, которые являются возбудителями сонной болезни. Существуют два типа трипаносом, заражающих людей, — Trypanosoma brucei gambiense (T.b.g) и Trypanosoma brucei rhodesiense (T.b.r.).       Боже, как же скучно. Его пара последняя, значит, надо вытащить Эндрю в клуб.       — Оба возбудителя обычно передаются через укус инфицированной мухи цеце и чаще всего встречаются в сельской местности. Сначала, на первой стадии течения болезни, появляется лихорадка, головная боль, зуд и боль в суставах. Эти симптомы проявляются в срок от одной до трёх недель после укуса. Через несколько недель или месяцев начинается вторая стадия: спутанность сознания, плохая координация движений, онемение и нарушения сна. В случае неоказания медицинской помощи возможен смертельный исход.       Пока я был занят мечтаниями, как позову своего друга в клуб, и мы там наконец оторвёмся, со стороны раздался грохот: моему соседу по парте стало плохо. Блэйк безвольной куклой свалился со стула на пол, ничто в его фигуре не выдавало то, что ещё недавно он задорно издевался надо мной. В то время, когда я перестал витать в мире грёз, вокруг него уже была вся группа и нервный, заламывающий себе пальцы профессор. Эшли вызывала скорую, другие девушки в ужасе начали рыдать, цепляясь друг за друга, парни кучкой, вероятно, чтобы избежать какой-либо ответственности, убежали за помощью, а я просто сидел и смотрел на него. Его грудная клетка не поднималась — он не дышал. И тут меня как током ударило — я, больше не тратя время впустую, вскочил с места и кинулся к нему. Проверил пульс и дыхание.       — Чёрт! Он не дышит, пульса нет. Мистер Канн, я начну СЛР или он умрёт! — я и сам не заметил, как мой голос сорвался на крик; видимо, я всё-таки настолько сильно беспокоился за этого придурка.       Если бы непрофессиональная хладнокровность, меня бы тут же обездвижили волны отчаянного ужаса, расходившиеся по моему телу, начиная от пальцев, прикасающихся к его бездыханному телу. Маккензи всё же живой человек; я не хочу, чтобы он так бездарно погиб. Пусть Блейк хоть издевается надо мной дальше, но останется в живых. Я почувствовал неприятное ощущение между рёбер: «Что это, тоска?» Видимо, я бы скучал даже по этим его острым подколкам. Нет, так просто свалить из этой жизни у него не получится.       Давай, Аллистер. Ты сможешь, ты же в меде учишься, ты же почти уже хирург. Ты один из лучших студентов. Тридцать компрессий и два вдоха. Тридцать компрессий и два вдоха.       Я использую эти слова как мантру, раз за разом упрямо повторяя правильные движения.       — Ну же, Маккензи! Не смей умирать! — кажется, мой отчаянный крик, будь он пару тонов выше, выбил бы все стекла.       Чёрт! Я больше не могу. Устал. Где же скорая?!       Я устал, но не смел останавливать, собрав всю свою волю в кулак. Не могу же я дать ему умереть.       — Аллистер! Аллистер! Скорая, дай фельдшерам сделать своё дело, — кричали одногруппники, но я не могу их услышать — в моей голове звонко и в такт моим движениям билась о стенки сосудов кровь, давая мне силы повторять однообразный ритуал спасения. Вздрогнув, я разжал руки, пустым стеклянным взглядом наблюдая, как профессионалы окружают недвижимое тело Маккензи.       Его увезли на скорой в больницу Cedars-Sinai Medical Center. А я упал без сил на пол, чувствуя, как вся прилившая к мозгу кровь медленно возвращается в полный круг.       — Молодец, Уайт, — похвалил меня обычно скупой на добрые слова профессор, вытирающий безупречно чистым платком бисеринки пота с широкого носа. — Идите домой, а продолжим потом.       Я поплелся домой пешком, хотя мои руки дрожали, а ноги готовы были предательски подкоситься в любой момент, бросая меня навстречу суровой реальности в виде серого асфальта. Может, меня так трясет от того, что Блэйк едва не умер на моих глазах, а может — от того, что я потратил слишком много моральных и физических сил на проведение СЛР.       Причина моего состояния неважна, но мне определённо нужно с кем-то выпить… Всё же, вытащу Эндрю в клуб.