восточный ветер

Александр равнодушно выслушивал просьбы Гилберта, однако многие из них все же исполнялись. И это был один из таких случаев. − Собирайся. У нас дипломатическая встреча, − сообщил как-то утром СССР пруссаку. − С кем? − Байльшмидт меланхолично размешивал сахар в кружке с чаем. − Формально с Альфредом. Но ты получишь возможность пообщаться с братом. Ложка выпала из ослабевших пальцев ГДР. − Да, я серьезно, − пресек дальнейшие вопросы Брагинский, с насмешкой глядя на своего подопечного. − Подробности узнаешь позже. Должен был быть какой-то невероятно важный повод, раз братьям позволили встретиться. Гилберт старался особенно не лезть в игры Союза и США, уж слишком от них несло падалью, к тому же за любопытство могли не только нос оттяпать, но и всю голову целиком. Гилберт до боли скучал по Людвигу, и чертова стена ощущалась шрамом на сердце. Казалось, колючая проволока пролезла в легкие и разрослась там колючим жестяным кустом, попутно обвив ребра и позвоночник. Одинокими холодными ночами Байльшмидт горячо и подолгу молился сбивчивым шепотом, как во времена Тевтонского Ордена. Он знал, что его вряд ли кто-то слышит, однако продолжал просить за своего младшего брата, запутавшегося, растерянного и оставшегося в одиночестве где-то очень далеко. Да, Германия давно вырос, и что с того? Пруссия, переставший существовать как государство, ослабший донельзя, подневольный одной из самых сильных стран, все равно стремился защитить своего лучшее творение, несмотря на обстоятельства. И теперь, шагая за Александром, он еле сдерживал волнение, боясь, что Германия стал кем-то совершенно иным, не тем, кого всегда знал Гилберт. − Мы создали для вас временную петлю, поскольку в нашей реальности нет действительно нейтрального места, − прервал молчание СССР. − Времени дан час. − Щедро, ничего не скажу, − криво улыбнулся Байльшмидт. − Впрочем, и на этом спасибо. − Альфред так боится, что вы устроите сговор, аж смешно, − Брагинский поморщился. − Пришли. Пруссак окинул взглядом пятиэтажное здание, изображавшее из себя гостиницу. Выглядело достоверно, хотя иногда контуры строения подрагивали, выдавая в нем иллюзию. − И не лень вам было так изворачиваться? − фыркнул Байльшмидт, распахнув дверь. − Политика, друг мой, − развел руками Союз. − Итак, тебе на третий этаж. Сто двадцать пятый номер. Как только время истечет, все исчезнет. − Чувствую себя Золушкой, − хмыкнул Гилберт и направился по лестнице, перепрыгивая через одну ступеньку. Помедлив пару секунд, он зашел. Германия стоял спиной к двери, глядя на небесную пустоту за окном. − Людвиг? − неуверенно окликнул его старший брат, и спустя мгновение его крепко сжали в объятиях. − Я до последнего не верил, что Джонс на это решился, − прошептал Крауц и нехотя отстранился. − То же самое, − пруссак кивнул, внимательно осматривая младшего. − Ну, как ты? Людвиг покусал губы, подбирая слова. − Знаешь…не так уж и страшно. Со временем привыкаешь ко всему. − Даже к обращению, как с цепным псом? − прищурился Гилберт, и Германия отвел взгляд. − Прости, не стоило мне такое говорить. − Пустяки, − Людвиг отмахнулся. − Я принес тебе кое-что. Не знаю, слушал ли ты их, но вот, − альбиносу протянули пластинку группы KISS. − У нас такое пока не достать, − покачал головой старший Байльшмидт, с каким-то благоговением принимая подарок. − Спасибо, Людвиг. О, смотри-ка, можно послушать, − пластинка заняла свое законное место на проигрывателе. Раздались задорные гитарные запилы, и пруссак принялся постукивать в такт пальцами по столешнице, а затем и подпевать. − I was made for lovin' you baby, you were made for lovin' me, − Гилберт подмигнул Людвигу, кривляясь и взяв расческу как микрофон. − And I can't get enough of you baby, can you get enough of me… Потом он замер, мгновенно став серьезным. − Это ведь про нас, не так ли? Германия медленно кивнул и осторожно взял его руки в свои. − На первый взгляд, мы с тобой в безвыходном положении. Но ты когда-то сказал, что мы сами вершим свою судьбу. Ответь: ты хочешь быть со мной? Как раньше? − Хочу, Людвиг, конечно, хочу, − хрипло произнес пруссак. − Тогда мы победим. Не через день, не через месяц, но победа будет наша, − младший брат полубезумно улыбнулся. − Я обещаю. − А я верю, − Гилберт ухмыльнулся. − У нас сорок минут осталось. Давай потратим их с пользой. − И подразним наших надзирателей, − Крауц оскалился и сгреб брата в охапку, жадно целуя его губы, скулы, ресницы. − Я так скучал, − прошептал пруссак, позволив завалить себя на жесткую скрипящую кровать и прижавшись к Германии так близко, как только мог. − И я, − обычно прилизанные волосы Людвига были в жутком беспорядке, а глаза поблескивали желтым в тусклом свете лампы, будто его истинная хаотическая сущность вырвалась наружу. Сидящие в коридоре СССР и США предпочли сделать вид, что совершенно не слышат происходящего в сто двадцать пятом, обмениваясь взглядами и ухмылками, понятными лишь им одним. В реальном мире дул восточный ветер − ветер перемен.