***
Утром следующего дня Берилл проснулась резко, будто на неё неожиданно вылили ушат воды. Девочка с трудом разлепила веки. Небо за небольшим узеньким закопчённым окошком было пасмурным из-за чего небольшая горница, в которой она оказалась, выглядела ещё более мрачной и неприветливой. Здесь было мало мебели — только большой грубо сколоченный стол, пара стульев, шкаф с посудной утварью и каменный очаг с котелком, приятно пахнущего похлёбкой. Так же чувствовался здесь ещё один запах, который Берилл сразу же узнала. Она подняла голову и увидела, что под потолком сушатся пучки трав и букетики полевых цветов, совсем как это делала Летиция. На краткий миг девочка ощутила себя дома. Собственно на этом сходство с отчим домом заканчивалось, поскольку Берилл выделили не отдельную комнату, а место в закутке, за лавкой, положив туда соломенный тюфяк. Однако она была рада и этим минимальным удобствам. Ведь теперь, обнаружив в чаще леса другое человеческое существо, девочка поверила, что по-настоящему избежала ужасной смерти… Берилл потрогала повязку на боку и невольно поморщилась от боли. Внезапно дверь в глубине горницы отворилась, и девочка увидела ту самую старуху, которую она встретила, перед тем как упасть в обморок. В полумраке комнаты хозяйка дома казалась худой, словно жердь, с убранными назад седыми волосами и отвисшими складками кожи на лице и шее. — З-з-здравствуйте… — рассеянно пробормотала Берилл. Старуха ничего не ответила. Опираясь на палку, она проковыляла к шкафу и, достав из него бутылку из тёмного стекла, налила её содержимое в глиняную кружку. Так же, не говоря ни слова, она подошла к закутку, где лежала Берилл, тяжело опустилась на лавку и протянула ей напиток, от которого поднимался подозрительный красноватый дымок. — Что это? — спросила Берилл. — То, что тебе нужно выпить, девочка, — прокаркала старуха, сверля её глазами, напоминавшие большие чёрные бусины. — Пей, если хочешь остаться под крышей моего дома. Берилл подозрительно покосилась на кружку. У неё не было никакого желания пробовать напиток неизвестного происхождения. К тому же старуха сильно пугала её. Но оказаться одной в лесу вновь ей не хотелось ещё больше. Девочка рассудила, что если бы этой древней, как сама Смерть, бабке понадобилось её убить, то шансов это сделать у неё было предостаточно, пока та находилась без сознания. Она храбро взяла глиняную кружку из дряхлых рук и выпила напиток, оказавшийся на вкус отвратительно горьким. Старуха удовлетворённо кивнула. — Добро, девочка. Добро. А то принесла ты мне нечисти сюда нежданно-негаданно… — Простите. Я ничего такого не приносила и к вам заходить вовсе не хотела. Я просто… — Да уж знаю, откуда ты и что с тобою случилось… Зовут тебя Берилл… мать твою убили королевские солдаты… а потом на них напали демоны… — Откуда вам это известно? — удивилась девочка. — Во сне говорила. А уж сложить два и два в голове немудрено, — хитро улыбнулась старуха и Берилл поняла, что та сказала ей неправду. Она хотела спросить её об этом, но не успела. Берилл неожиданно заснула. Её погасили, словно свечу, и она вновь оказалась в темноте. Сознание вернулось к ней неожиданно, но лишь на краткий миг, чтобы послушно выпить протянутое старухой отвратительное пойло и опять провалиться в беспамятство. Так продолжалось несколько раз. По крайней мере, Берилл насчитала семь протянутых к её губам кружек. Кажется, её пару раз вырвало чем-то чёрным, но старуха неумолимо вливала в неё напиток, зажимая нос пальцами снова и снова. У девочки не было сил сопротивляться. Она лежала, словно безвольная кукла, не ела и не пила ничего, кроме горького зелья с красноватым дымком. Берилл не могла думать или размышлять. И однажды в один из проблесков своего сознания девочка вдруг поняла, что забыла собственное имя. А старуха всё продолжала её поить… Девочку рвало, она ходила под себя, но ничего не могла с собой поделать. Это длилось и длилось. Больше не существовало ни дней, ни ночей, ни времени. Только невыносимый горький вкус напитка и острый запах собственных рвотных масс. А потом вдруг всё кончилось. Старуха перестала давать ей напиток. Поначалу Берилл было плохо — её тело ломало, корёжило и выворачивало наизнанку, пока в один прекрасный день она не села на своей импровизированной постели с ясной, как стёклышко, головой. Девочку в очередной раз вырвало на пол, но уже в последний раз, и она почувствовала себя по-настоящему чистой. Силы вернулись в её тело. Берилл встала с соломенного тюфяка и перелезла через лавку. Старуха тоже была в доме. Несмотря на свою хромоту, она деловито суетилась на кухне, помешивая суп в котелке. Почувствовав, что Берилл за ней наблюдает, старуха обернулась и посмотрела на девочку долгим оценивающим взглядом. Она что-то жевала во рту, но не говорила ни слова. Берилл шагнула к ней, а та проворно отскочив назад, неожиданно плюнула девочке под ноги пережёванной травой. Этот жест заставил Берилл остановиться. Она пришла в замешательство. На мгновение старуха задержала на ней настороженный взгляд и девочка невольно содрогнулась, почувствовав будто её тело разрезают на кусочки. Внезапно старуха расслабилась. — Всё же помогло… — пробормотала она и ткнула Берилл палкой в грудь, а затем в бок, где ещё совсем недавно зияла ужасная рана, а теперь красовался розовый рубец. — Живучая, здоровая и чистая! Хе-хе! — О чём это вы? Старуха опустила палку и вновь принялась помешивать суп в котелке. — Уж я-то знала, что ты придёшь. Но время шло, а ты все не приходила… Я уж подумала, что это произойдёт со мной не в этой жизни… Времечко-то идёт, а? — Вы хотите сказать… Старуха резко обернулась и зло посмотрела на Берилл. — Ну чего стоишь столбом?! Хлеб нарежь и чай разлей! Сейчас обедать сядем… Девочка тряхнула головой. Ей очень хотелось высказать всё, что она думает об этой чудаковатой бабке, но решила прикусить язык. Всё-таки ей о многом нужно было её расспросить. Когда стол был накрыт, старуха разлила по тарелкам суп и уселась на стул. — Ешь давай. За месяц ты отощала сильно и силы надо восстанавливать… — сказала она, беря ломоть хлеба. Девочка с удивлением посмотрела на неё. — Месяц?! Вы хотите сказать, что я провела в беспамятстве целый месяц?! Старуха кивнула. — Около того. — Но зачем?! Зачем вы поили меня все это время горькой дрянью?! — Это было необходимо. Иначе демоны бы нашли тебя. Рано или поздно нашли бы… — Почему они ищут меня? Что им нужно? Старуха улыбнулась и хитро подмигнула Берилл. — А ты будто не знаешь, девочка? Ты одна из нас. Я это чётко вижу. Хоть твои способности и не проявлены… И ты пока бутон, а не роза… — О чём вы толкуете? — У тебя есть дар… у твоей матери он был… и у твоей бабки… и у её бабки тоже… Только вот твой больше Тьме служит, нежели Свету. Демоны это чувствуют и идут за тобой… — Почему они пришли за мной именно сейчас? — Потому что, умирая, твоя мать передала тебе свои силы, сделав тебя одной из нас… Так мы все поступаем, если хотим с миром упокоиться. Она ведь тебе дала что-то, перед тем как её убили? Не так ли? Рука Берилл машинально метнулась к груди и сжала холщовый мешочек с травами, который ей вручила Летиция. — Во-о-от! Старая Орка всё видит и знает. Хе-хе! — хохотнула старуха. — А откуда знает, ты, наверное, и сама догадалась, когда не поверила мне про разговоры во сне. Берилл отчаянно затрясла головой. — Всё это чушь полнейшая! Не было у моей матери никакого дара! Она только в травах разбиралась и роды принимала в деревне! — Если ты ничего не замечала, то это не значит, что сил у неё не было. Каждый из нас сам решает, как пользоваться тем, что дано. Возможно, твоя мать видела твою склонность ко Тьме и поэтому не хотела тебя учить всему, что знала. По неосторожности ты легко могла призвать демонов и те бы пришли за тобой, уничтожив жителей деревни… Берилл промолчала. Возможно ли, что её мать на самом деле была ведьмой? Она никогда не замечала за ней ничего такого… Однако девочка не могла не признать, что Летиция отчего-то всегда точно знала пол ребёнка до того, как он родится. Или она могла с лёгкостью предсказать погоду, не выходя из дома, или угадать имя того, кто постучится в их дверь. Являлось ли это пресловутым даром, Берилл не знала. Но всех этих странностей вполне было достаточно, чтобы односельчане побаивались её и сделали из них с матерью изгоев. Закончив с трапезой, Орка откинулась на спинку стула, закрыла глаза и неожиданно захрапела. Берилл прихлёбывала чай, а спустя пару минут почувствовала, что и её саму стало клонить в сон. Но она пересилила это желание. Её так и подмывало встать и уйти, но она совершенно не знала, в каких краях находится избушка старухи и есть ли поблизости какая-нибудь деревня или город. Поэтому девочка сидела молча и ждала. Некоторое время спустя Орка открыла глаза и уставилась на Берилл, как будто видела её впервые. — С-спасибо, вам за гостеприимство, — сказала Берилл, прокашлявшись. — Но мне надо идти… Я бы хотела узнать, где нахожусь и далеко ли до ближайшей деревни? — Агась? Надо идти? И куда это ты собралась, голуба моя? — Хочу добраться до деревни, а там глядишь, дойду до города. Найду работу… Всё же я умею читать и писать… Немного… — А как же демоны? — Они меня не найдут. — Найдут. Это лишь вопрос времени. — Но вы же поили меня зельем целый месяц… — Его действия не хватит надолго. Пока ты невидима для них, но потом всё повторится вновь. Ты можешь сколь угодно убегать, но если ничего не предпринять, Тьма поглотит тебя. И ты станешь её слугой, навсегда потеряв человеческий облик, растворившись во мраке… Берилл сглотнула слюну. Перед её глазами вновь предстала чудовищная картина, как отвратительные демонические существа разрывали людей на куски. Стать одной из них? Нет! Что угодно, но только не это! — И что же мне теперь делать? — Оставайся со мной. И я научу тебя, как взрастить свой дар и избежать Тьмы… Знания и контроль помогут тебе… — А какая вам с этого выгода? — Никакая. Лес мне сказал, что я должна помочь тебе и вложить в твою голову всё, что знаю сама. Берилл задумалась. Перспектива стать ученицей чудаковатой старухи немного пугала её. С другой стороны, Орка знала о ней столько, чего никак нельзя было узнать, не расспросив с пристрастием. Конечно, существовала все же вероятность того, что девочка могла наболтать что-нибудь в бреду. Но с другой стороны, Берилл чувствовала, что старуха её не обманывала. В её доме девочка чувствовала себя спокойно. — Хорошо, — кивнула она Орке. — Я останусь у вас…***
— Леди Равенна… Маленькая фрейлина Аннис Д’Ор, внезапно появившаяся в покоях своей госпожи, была чем-то напугана. — Ну, что там опять? — недовольно спросила леди Равенна, поглаживая свой едва округлившийся живот. Находясь на раннем сроке беременности, она мучилась приступами тошноты и поэтому решила отправиться отдыхать раньше обычного. — Там… Архиепископ Феррум, мадам… Он хочет знать, примите ли вы его сегодня… В небольших душных апартаментах повисла тишина. Только дождь барабанил по стеклу. Леди Равенна молчала. Архиепископ Феррум. Одно лишь только имя этого лицемерного святого ханжи, надевшего на её старшего сына корону Пангеи два дня назад, ввергало леди в неистовое бешенство. Разумеется, архиепископ пришёл не ради собственного удовольствия, ведь он точно так же не испытывал светлых чувств по отношению к самой леди. Но не принять его Равенна не могла, ибо, несмотря на то, что Филипп помазан на царствие совсем недавно, корона так и норовила соскользнуть с буйной головы пятнадцатилетнего мальчишки. — Проси, — ответила леди, изо всех сил пытаясь сдержать недовольство в собственном голосе. Фрейлина сделала реверанс и скрылась за бархатным пологом, отделявшим прихожую от гостиной. Леди Равенна села на стул, оправила складки своего темного без единого украшения платья, и наклеила на лицо милостивую улыбку. Пусть Феррум видит, что она в полном порядке. — Леди Равенна, — елейно сказал архиепископ. — Я рад приветствовать вас и, надеюсь, вы и ваш малыш прибываете в добром здравии… — Я чувствую себя замечательно, Ваше Святейшество, — коротко ответила Равенна. — Но у вас, должно быть, имеется более веская причина нанести мне визит, кроме как желания удостовериться в моем здравии. И здравии будущего принца или принцессы Пангеи. Так что перестаньте ходить вокруг да около и скажите мне прямо, зачем пожаловали. Леди Равенна говорила резко. Чересчур резко для не особо знатной аристократки, благо, что третьей морганатической жены* почившего короля Эдуарда Пендрагона, матери юного короля Филиппа, чья власть была властью лишь на бумаге. Реальным же монархом Пангеи на сегодняшний день являлась принцесса София, получившая титул регентши до наступления совершеннолетия сводного брата. Заручившись поддержкой армии, используя могущество своей семьи со стороны матери, София захватила власть в королевстве спустя три недели после смерти Эдуарда. За это время, пока страна переживала смуту в отсутствии законного правителя, были убиты все совершеннолетние принцы, которые могли претендовать на престол Пендрагонов. И когда от имени принцессы архиепископ пришёл к Равенне с предложением короновать её старшего сына, леди поняла, что в случае отказа Филипп погибнет точно так же, как и его сводные братья, ведь юный принц нужен был Софии только в качестве ширмы. По существовавшей в Пангее традиции женщина не могла занять трон, и принцессе была необходима лазейка — править от имени недееспособного брата-марионетки. Как только Равенна дала согласие, организаторы дворцового переворота, верные принцессе, тут же сочинили для народа версию о том, что умирая, Эдуард объявил наследником Филиппа, а регентшей возлюбленную дочь Софию. Тут же нашлось несколько достопочтенных «свидетелей», среди которых был сам архиепископ, которого во время убийства короля даже не было в Камелоте. Но народ принял нового монарха с воодушевлением, опасаясь начала гражданской войны. Тем более династия Пендрагонов осталась править, что внушало населению Пангеи веру в стабильность и нерушимость собственного уклада жизни. А о большем никто не смел и мечтать. Равенна понимала шаткость собственного положения, но поклялась, что будет защищать своих сыновей — Филиппа, Эндимиона и Ариэла, чего бы ей этого не стоило. И поэтому позволила себе это высокомерие при разговоре с архиепископом, надеясь, что подобный тон заставит Феррума подумать, будто он видел Равенну насквозь. Ведь ставки в борьбе за корону всегда были высоки. — Мадам, я удивлён, что вы не верите в моё искреннее желание справиться о вашем здоровье, — деланно вздохнул архиепископ Феррум. — Волей Лунной Богини забота о династии Пендрагонов является моим священным долгом. И я исполняю его, даже несмотря на то, что в народе ходят слухи, будто в вашем чреве, дорогая леди, растёт плод вовсе не короля Эдуарда, упокой Лунная Богиня его душу на небесах! Если архиепископ рассчитывал сразить и унизить леди Равенну, то напрасно. Она давно была в курсе этих сплетен, а также о том, что именно по приказу принцессы Софии они и начали распространяться. — О, я уверен, что это всего лишь глупые россказни пьяниц в тавернах, — будто спохватившись, отозвался Феррум. — Ведь всем известно, какую любовь питал к вам покойный король, несмотря на то, что вы жили в провинции, мадам. И тем не менее, подобные сплетни не способствуют упрочению вашего положения, хотя вы и являетесь матерью Филиппа. Бедный мальчик… его имя могут извалять в грязи, как и ваше… — Этот бедный мальчик отныне ВАШ король, — резко сказала Равенна. — И ровно через неделю по нашим обычаям вы и София принесёте ему вассальную клятву, преклонив колени. А раз так, то привыкайте говорить о нем, как о помазаннике Богини. И оказывать должное уважение его матери. Архиепископ Феррум быстро заморгал. Похоже, он переоценил слабость леди Равенны. — Простите меня, мадам. Я не хотел показаться грубым. Всё это от беспокойства за нашего короля. Вы ведь умная женщина и должны понимать, что окружение Его Величества должно быть безупречным. Ведь нам необходимо воспитать благочестивого и отважного монарха, который в случае войны поведёт солдат в бой. Вам должно быть известно, что князья Годванны и Тетис, а так же прочие враги Пендрагонов не преминут воспользоваться случаем, чтобы трон Пангеи вновь остался без защиты. — Если мой сын вообще доживёт до того момента, когда он сможет повести солдат в бой, — горько сказала Равенна. — Думаете, я не знаю, зачем Филипп понадобился Софии? А ведь у него есть ещё двое младших братьев! А при таком раскладе она может оставаться регентшей довольно долго. Сами знаете, что никто не застрахован от несвежей дичи, съеденной на обед, или от внезапного падения с лестницы! В эту игру можно играть довольно долго! Феррум подавил зевок. В его маленьких хитрых глазках мелькнуло разочарование — он ожидал от Равенны гораздо большего, рассчитывая поиграть с ней подольше, а она взяла и так неловко подставилась. — Ну, раз уж вы, мадам, столь мрачно смотрите на вещи, то я буду настаивать на том, чтобы ограничить ваше влияние на короля Филиппа и принцев. Внезапное помутнение рассудка на фоне вашего положения вполне естественно. Думаю, ни у кого не возникнет вопросов, если вы покинете Камелот сегодня же! Равенна сжала руки в кулаки. Внезапно она ощутила пульсацию внизу живота. Капельки пота выступили у неё на висках, но внешне Равенна не подала и виду. — Вы не посмеете выставить меня вон… Ни вы, ни София! — И опять, мадам, вы неверно трактуете мои слова. При чём здесь вообще я и принцесса? — деланно удивился Феррум. — Ведь это желание самого короля Филиппа! Равенна побледнела. — Вы говорили с королём? — Естественно, — кивнул архиепископ. — Наш разговор состоялся полчаса назад. И смею заверить вас, что Его Величество понимает необходимость вашего отъезда. Ему и его братьям пора перестать цепляться за материнскую юбку и становиться мужчинами. Для вас уже приготовлен экипаж. В тиши монастыря, куда вы направитесь дожидаться родов, вас будет ждать должный почёт и уважение. — Я хочу видеть моего сына! — К сожалению это невозможно. Его Величество вместе с принцами уединились в своих покоях. С приказом о вашем путешествии в один конец, подписанным Филиппом Пендрагоном, вы можете ознакомиться хоть сейчас. С этими словами Феррум достал пергамент с королевской печатью и положил его на комод. Затем он поклонился и вышел, зацепив своим пышным одеянием скульптуру Богини Луны, стоявшей у входа. Аннис Д’Ор тут же ворвалась в покои госпожи и сжала её ледяные и дрожащие руки в своих. — Леди Равенна! Смилуйся, Богиня! Вам дурно?! — Прекрати кудахтать, как курица, дура! — прошипела Равенна, покрываясь испариной. — Дай мне перо и чернила… Я должна написать письмо… — Вам бы прилечь… — Я должна написать письмо лорду Ауруму! Слышала меня?! — заорала Равенна, теряя терпение, и тут же согнулась пополам от приступа резкой боли внизу живота. — Леди Равенна! — пискнула фрейлина, подхватив её на руки, но та больше не владела собой. — Мои мальчики… Они же растерзают их… Эти гиены растерзают моих бедных мальчиков, если они останутся одни… — прошептала она, прежде чем боль пронзила всё её существо. А затем Равенна почувствовала, как нечто тёплое хлынуло у неё между ног…