***
Скоро бал. И можно, наверное, представить волнующую, предпраздничную суету. Предвкушение общения с долгожданными гостями, танцевальной музыки и вкуса вина. Бесконечные примерки нарядов, взволнованные похождения на кухню ради контроля над поварами и тихое возмущение последних… Но нет. Так готовились бы к балу в любом другом месте, но не в замке фон Кролоков, хранящем на себе печать вечной скорби. Его Сиятельство граф как всегда пребывал в скверном расположении духа и ночи напролет просиживал в библиотеке, уставившись в огонь. Виконт, пару раз проверив готовность своего наряда, принялся от скуки зарисовывать мрачный пейзаж, видимый из открытого окна. Один лишь Куколь, старый верный Куколь, суетился по поводу грядущего события. Недавно он отнес в деревню красные сапожки и вот теперь готовил спальню для звездного дитя. Слуга видел ее. Прелестная девушка с очаровательным, румяным личиком и глазами, похожими на два глубоких озера. Что-то дрогнуло внутри него. Теперь, протирая пыль на старом комоде в одной из множества гостевых спален, они снова и снова всплывали перед ним… Омут воспоминаний затянул Куколя в самое начало истории, которую забыли много лет назад или хотели забыть…***
Год одна тысяча шестьсот семнадцатый. Второй год служения Куколя у его Сиятельства. Он начал привыкать, подстраиваться под необычный образ жизни своего господина, но в его голове до сих пор не укладывалось: как они могли? Они — это родители. Теперь молодой слуга употреблял только это местоимение, когда думал об отце и матери. Отец был небогатым портным, человеком добродушным и веселым. Но нет людей без порока. Вот и господин Куколь-старший имел такой. Он был страстным игроком в карты при абсолютном неумении в них играть. Местный священник много раз говорил ему, что это занятие до добра не доведет, а тот лишь кивал, каялся, но вечером шел в местный трактир и проигрывал деньги до последней монетки. В скором времени он погряз в долгах, да так, что приходилось думать о продаже мастерской. Однажды вечером к нему за столик подсела черная тень. Убитый горем и подвыпивший Куколь не узнал в закутанном плащом незнакомце местного феодала — графа фон Кролока. Тень предложила ему сыграть в карты, сказав, что при победе портного оплатит все его долги, но при поражении заберет старшего ребенка — мальчика. Куколь согласился. Он посмеялся про себя, ведь старшим и единственным ребенком семье был девочка Илинка, поэтому при проигрыше он не теряет абсолютно ничего. Незнакомец усмехнулся, как бы читая его мысли. Куколь проиграл. Через полгода, в марте, Илинка играла с подружками на берегу реки, поскользнулась и упала в воду. Рубившие лес мужики вытащили ее и принесли домой. Девочка слегла с воспалением легких и вскоре умерла. Безутешная мать сожгла все ее вещи, желая стереть всякое напоминание о ней. Когда родился их сын, радости не было предела. Куколь забыл об обещании таинственному незнакомцу, но граф фон Кролок никогда и ничего не забывал. Юноше исполнилось семнадцать лет, и за ним пришла черная тень. Как ни заламывала в отчаянии руки мать бедного мальчика, отец был непреклонен. Он сдержал обещание. Граф жил очень скромно — если не считать огромного замка, буквально набитого предметами древности, золотыми безделушками, оригиналами работ известных мастеров, старинными фолиантами и все в этом духе — и уединено. Ночи он коротал в библиотеке или своем кабинете, все остальные помещения, помимо хозяйственных, были закрыты на ключ. В обязанности слуги входило растапливать камин, приносить хозяину теплого вермута и следить за кухней, пустыми конюшнями, винным погребом, кладовыми… О фон Кролоке в деревне ходили пренеприятнейшие слухи, но даже будучи у него в услужении Куколь им не верил — или, вернее сказать, пропускал мимо ушей, ведь у каждого свои странности. Однако это продолжалось до определенного момента. Появление в замке небольшой группы подростков и приказ графа связать их и поместить в подвале не слишком удивили слугу. Это было вполне в духе феодалов того времени, да и сам Куколь придерживался позиции не вмешиваться в дела хозяина — пусть что хочет, то и творит, лишь бы его не трогал. Однако со вступлением зимы в свои права, у молодого человека появлялось все больше вопросов. А вместе с ними больше дров для растопки камина, больше вермута и больше разговоров графа о совместной трапезе с родственниками. А декабрь окутывал владения его Сиятельства колючим, холодным одеялом, нежно убивая жизнь и не оставляя надежду на ее воскрешение. Казалось, в это время года воздух всегда так свеж и холоден. И это действительно было так. Законы зимы распространялись на всю территорию замка, кроме одного места — кладбища. Каждый раз, когда Куколь по приказу графа выполнял здесь мелкую работу, его всегда преследовал омерзительный запах гнили и разложения. Однажды юноша задержался у одной из могил после захода солнца. Напевая что-то весёлое себе под нос, он как раз заканчивал расчищать последнюю дорожку, как вдруг совсем рядом послышался скрежет. Оставив метлу, Куколь медленно повернулся. Однако на кладбище по-прежнему царила гробовая тишина. «Показалось» — решил он и продолжил свое занятие. Через некоторое время уже немного дальше послышался похожий звук. Он был более затяжной, чем предыдущий. Теперь Куколь слишком ясно слышал его, чтобы сказать, что ничего не было. Осторожно, стараясь не скрипеть снегом, он подошёл к дальней могиле. Страшная картина потрясла его воображение. Один из тяжелых надгробных камней стал медленно отъезжать в сторону. Из замкнутого пространства вырвался наружу затхлый воздух. Невольно Куколь зажал нос рукой, однако в следующую секунду этой же рукой пришлось зажать уже рот в попытке заглушить рвавшийся наружу крик ужаса. Из тёмной зловонной щели гроба показалась бледная костлявая морщинистая рука и схватилась за край каменной плиты. Куколь почувствовал, как земля уходит у него из-под ног. Не помня себя, он сорвался с места и опрометью бросился к замку. Граф столкнулся с обезумевшим слугой в картинной галерее. Куколь чуть не сбил с ног его Сиятельство. По глазам слуги Кролок сразу понял, в чем дело и лишь усмехнулся. Уж он-то знал, что все ещё только начинается. Небрежно велев юноше вывести людей из подвала в зал, граф отправился туда, откуда прибежал Куколь. Видимо, встречать обещанных родственников. Огромный зал с высокими колоннами и мраморными полами наполнился запахом гнили и сырой земли. Отрывисто двигая ногами и выбрасывая руки вперед, его наполнили упыри. Они сверкали голодными, звериными глазами на перепуганных связанных людишек, и с нетерпением слушали короткое приветственное слово графа, которое сводилось к тому, что они должны полностью и безоговорочно подчиняться его Сиятельству. Наконец Кролок с нехорошей усмешкой подошел к детям. Он погладил по растрепанным волосам дрожащую девчушку и нежным рывком поднял ее на ноги. Вампиры верещали и дрожали всем телом от жажды. Граф снова провел рукой по девичьим волосам и шеи: — Тебе страшно, не так ли? — прошептал он ей на ухо, — Не стоит бояться. Пока я здесь, ты в безопасности. Я твой ангел. Большие, серые, полные слез глаза с надеждой посмотрели на его Сиятельство. Девочка была не в силах что-либо сказать. Кролок лишь усмехнулся и… вспорол ей горло… Кровь хлынула из яремной вены, оставляя багровые пятна на грязном платьице и на белоснежных графских манжетах. Дети завизжали и заплакали, а упыри кинулись на еще теплый труп. Они кряхтели, рычали, кричали, раздирая детское тело. Их сгнившие лица перепачкались в крови. Алая жидкость стекала по шеям, рукам, впитывалась в истлевшие одежды… Графу не пришлось убивать остальных пленников, упыри в порыве жажды сделали это за него. Он отошел в сторону и, наблюдая за своими подопечными, походил на мраморную статую работы древнегреческих мастеров. Лишь на тонких, изящных, мертвенно-белых кистях алели кровавые пятна греха. Что-то с того момента перевернулось в Куколе. Он не верил в реальность происходящего, поэтому долго и отрешенно смотрел на размазанную по полу кровь и безжизненные трупы, раздираемые упырями. В глазах мутнело, все сильнее и сильнее его охватывало неприятное чувство тошноты. Голова начала кружиться, когда в нос ударил сладковатый запах крови. Куколь не сразу заметил дрожь, бегущую по всему телу… Ему пришлось прислониться к стене. Юноша видел это снова и снова. Все повторялось — не о чем не подозревающие несчастные люди, омерзительная вонь, горящие глаза, равнодушное лицо графа и теплые алые струйки в уголках его губ.***
Его Сиятельство раздраженно бросил письмо на стол и откинулся назад. Какая наглость! Как она смеет писать ему, да еще так фамильярно обращаться! «Милый племянник»! Во–первых, не племянник, а двоюродный внук, к которому следует обращаться «Ваша графская милость». Во-вторых, неужели они все в этом году взбесились! Уже в третий раз графу приходит письмо с тонким намеком о том, что пора бы и завести наследника. Для фон Кролока мысль о женитьбе была подобна средневековой пытке. Даже представления о том, что кто-то будет ходить по его замку, нарушая его священный покой и блаженство добровольного заточения, были невыносимы. А уж тем более, если это будет женщина! Завести слугу граф решил, когда ему основательно надоело самолично разжигать камин. И к тому же, сделать это таким экстравагантным способом: подарить бедняку надежду, убить его дочь, а потом забрать сына… Ну что за прелесть! Куколь был тихим и незаметным. Если не знать о его существовании, то можно было подумать, что огонь вспыхивает сам по себе, вино появляется с помощью черной магии, а пауки резко решили перестать плести паутину в библиотеке. Граф мотнул головой, вспоминая, что сейчас он не восхваляет себя за гениальную идею завести слугу, а решает проблему с пресловутыми родственниками, которым срочно понадобился его наследник. Однако нельзя же забивать голову только этими пустяками, так взволновавшими всю родню. В конце концов, если они считают отсутствие детей у графа проблемой, то пусть это будет только их проблема. А его Сиятельству необходимо отвлечься. Он подвинул ближе к себе несколько гроссбухов. Пролистав с десяток страниц, граф переменился в лице и откинулся назад, закатив глаза. Он представил раболепные лица его подчиненных, лицемерные похвалы в его адрес и судорожные кивки головой при каждом слове. Снова в его ушах звучали все те же бесконечные обещания об уплате в скором времени не только за прошлые месяца, но и за текущий. «Пора бы с этим покончить, — подумал граф, играя с любимым перстнем, — Мое великодушие зашло слишком далеко, а их наглость уже давно пересекла порог терпимости» Он решил начать со своих дальних владений, которые, в силу этого обстоятельства, были запущены больше всего. Прикинув, что верхом туда добираться около четырех дней, его Сиятельство обернулся нетопырем и вылетел в окно.