— Ну что теперь, Роджерс? Свергнем Пирса, разъебём ГИДРу, завоюем мир? — до Брук всё дошло немного быстрее и, как всегда, без слов.
Стив, честно, готов согласиться на всё, что Рамлоу бы сейчас ни предложила. Он не смог посмотреть на неё тогда, в лифте, когда лёгкая, еле заметная, но искренняя улыбка растянула тёмно-бордовые губы, и он услышал тихое: «Привет, Кэп», и тогда Стив, честно, еле сдержал порыв наброситься на неё и бить, бить, в мясо раскраивая лицо, стирая эту мерзкую, такую участливую улыбку, от которой все внутри сжимается, и хочется длинно, тоскливо выть, как потерянному, брошенному волку. Но сейчас, видя её, служащую врагу, но такую нужную, такую родную, Стив готов был на всё, и завоевать мир, и украсть Джоконду из Лувра, лишь бы она была рядом, а не там, где он не может её найти, даже с поредевшим в два раза населением.
— Ведьма, — тихо фыркает он, слегка потрясывая головой. Очень сложно не опуститься сейчас на колени, уткнувшись головой в изведанный до последнего шрама, каменно-твёрдый, чуть впалый живот, и не заскулить тихо, требуя ласки, требуя её возвращения.
— Нет, просто внимательная и проницательная, — она слегка ухмыляется, той самой знающей чуть больше, чем остальные, мудрой улыбкой и прижимает маленькую, когтистую ладошку к его щеке, — Ты не Локи, ты двигаешься, как Стив, говоришь, как Стив, и ощущаешься, как Стив. Но ты не отсюда. У тебя другой взгляд, более взрослый — ты выглядишь так, словно потерял весь свой мир. Ну и прическа твоя получше, — она слегка скалится, и Стив улыбается в ответ, смаргивая невесть откуда взявшуюся влагу на глазах, — Ты не из ГИДРы, Роджерс, ты из будущего. И это видно.
Фаталити. Наблюдательность Рамлоу уинз.
Брук смотрит уверенно, зная, что она права, и в полутьме кладовки, куда она его затащила, её глаза полыхают жидким янтарём, как у какой-нибудь пантеры. И Стив всё ещё не может понять, как она догадалась, но, кажется, он только что влюбился в того же человека ещё раз.
Стив мягко наклоняет голову в сторону, зажимая чужую ладонь между плечом и щекой, как потрёпанная, ничейная дворовая псина, выпрашивая нежности от знакомой руки.
— Ну иди сюда, полковник Роджерс, — Брук снова улыбается, так, словно это она не видела его целую вечность, и заставляет Стива наклониться к себе, мягко прижимаясь тёмными губами к его лбу.
И Стива пробирает.
Он цепляется за неё, как за последнюю опору, стискивает в крепких, медвежьих объятиях, сжимая на чужой спине потрескивающую футболку, и по-волчьи воет. Тоскливо, болезненно, так что Рамлоу приходится обнять его в ответ крепко-крепко, пытаясь хоть как-то подарить ощущение защиты.
Стив плачет долго, захлёбываясь болью, выплёскивает со слезами всю ту горечь утраты, что терзала его эти пять лет, и он воет, как волки на луну, тоскливо и одиноко, по-детски ревёт, уткнувшись Рамлоу в ключицу и ощущает лишь тихий, на грани слышимости шёпот, уверяющий, что всё, блять, хорошо.
И одновременно с ним становится легче, хотя Стив не верит этому шёпоту ни на секунду, но он чувствует, буквально физически, словно вся эта ноша, которую невозможно нести на человеческих плечах в одиночку, не сломавшись, словно она становится легче, он чувствует, что не один, что может вздохнуть, наконец, ещё совсем не свободно, но хотя бы просто может. И ему кажется, что он, нёсший небосвод на своих отнюдь не всесильных плечах, сдвигается, позволяя Рамлоу, пока что чужой, не его Рамлоу, но такой нужной сейчас, встать рядом и принять на себя часть его боли.
Стив благодарен, как никогда.
Брук нежно, ненавязчиво его отстраняет и мягко касается своими сомкнутыми губами чужих губ, не совсем целуя, скорее просто давая прочувствовать, что она здесь, рядом, пусть и вряд ли надолго. Стиву тяжело и больно, он открывает рот сам, и хотя, несмотря на весь темперамент Рамлоу, обычно он был инициатором грубых, животных поцелуев-укусов, в этот раз сил вести не хватает. И Рамлоу принимает новые правила короткой игры, нежно целует его, вылизывает нёбо и аккуратно, совсем не больно прихватывает его губу зубами, мягко массируя острыми, длинными когтями уже не коротко стриженный затылок и позволяет Стиву прижать себя ближе.
— В моём времени... — начинает Стив, слегка запнувшись, стоит ей отстраниться. Он смотрит на Рамлоу, серьёзную, собранную, реагирующую на любой пиздец так, словно всё так и задумано, и понимает, что умрёт, если не продолжит, — я не знаю где ты. Я не должен вмешиваться в ключевые события в этой временной ветке, не касающиеся нашей цели, поэтому я не могу тебе сказать, что произошло и как действовать... но я знаю, что ты жива. Знаю, но не могу тебя найти.
Рамлоу мягко стирает большим пальцем влагу с его щёк и смотрит на серое от усталости лицо, постаревшее будто, хотя она знает, что Стив стареет медленно, гораздо медленнее обычного человека. Она снова целует его, на сей раз не в губы и не один раз, покрывает мелкой россыпью чмоков всё его лицо, от щёк и носа, до век и строгой линии челюсти.
Брук стоит, гипнотизируя его лицо, наполовину скрытая тенью какого-то шкафа, и задумчиво кусает губу, словно сомневается в чём-то, но тут же вскидывает сверкающие глаза и говорит быстро, ничего не объясняя, словно знает, что Стив сделает всё так, как нужно.
— Шестьдесят три градуса северной широты, девяносто шесть градусов западной долготы. Там у меня дом на случай серьёзного пиздеца.
Брук уходит так же быстро и неожиданно, как и схватила Стива за руку, притащив сюда.
Стив понятия не имеет, что имела ввиду Рамлоу, и что ему с этим делать. Но координаты он записывает, так, чисто на всякий случай.
***
Первым делом Стив возвращает камни. Тессеракт из 1970-ого, почему-то оказался на своём месте, не исчезнувший, поэтому Стив сделал вывод, что нужно отдать его в двенадцатый год. Разумеется, оба кейса, и с тессерактом, и со скипетром, он отдал Рамлоу, попросив передать Тору. Брук серьёзно кивнула, ничего не сказав, коротко чмокнула в губы, притянув к себе за ворот формы, и ушла, бесшумно ступая берцами коридора ЩИТа.
***
Найти указанное место в огромных лесах Канады было бы сложно, если бы Стив не знал точных координат, но Рамлоу сама ему их сказала, да так чётко, что он сразу понял, что и как тут работает.
Так что вот они с Баки, взявшись для храбрости за руки, как два дебила, стоят перед тяжёлой дверью из тёмного дерева с кованным замком и набираются смелости постучать. Баки делает это первым, чётко отстукивает три удара бионикой по деревянной поверхности, и Стив с замиранием сердца слушает, как начинается копошение внутри дома и переглядывается с Барнсом, отпустив, наконец, его руку.
Рамлоу выходит из сторожки босая, в тонком, белом джемпере, надетом на манер ночнушки, (в то время как Стиву и Баки пришлось одеться гораздо, гораздо теплее) и пару секунд глядит неверяще на снова заросшего Стива и не менее заросшего Баки, смотрящихся в Канадских лесах как нельзя в кассу.
У Рамлоу длинные, очень длинные волосы, светло-русые, с заметным розоватым оттенком, а на губах нет привычно бордовой помады, но за этими деталями — вот она, стоит, открывая и закрывая рот, как выброшенная на воздух рыба, не в силах что-то сказать.
Поэтому говорит Стив, он, не спрашивая разрешения, заходит в дом, отпихнув плечом всё ещё молчащую Рамлоу, и тянет Баки за собой.
— У нас есть длинная история, и, поверь, ты захочешь её послушать. Нальёшь кофе?
Рамлоу только и может, что бессильно кивнуть, всё ещё находясь в прострации, и уйти вглубь дома, чтобы вскипятить чайник.
