Вы нужны ему, мастер Брюс

      Брюс рывком поднялся, взглядом ища Альфреда в полутьме туннеля. Тот, к счастью, был жив. Голова его была залита кровью, но рана несерьезная. Выискивая остальные повреждения, Брюс помог Альфреду сесть, взволнованно разглядывая его. В ушах звенело, но Брюс не обращал на это внимания: сейчас для него не было ничего важнее, чем здоровье его дворецкого.       — Ты?.. — вопросительно произнес Брюс, глядя мужчине в глаза.       — Да, мастер Брюс, — отозвался Альфред, морщась от боли. Наконец-то он был самим собой! Брюс волновался, что Альфред останется загипнотизированным еще надолго. — Я все вспомнил.       Дворецкий уже был готов вслух послать Тэтча в самые глубокие и темные дали, но осекся, взглянув на Брюса. Сколько бы лет не прошло, как бы Брюс не вырос, он навсегда останется для Альфреда маленьким мальчиком, из которого он пытался вырастить (и, как мистер Пенниуорт надеялся, у него это получилось) настоящего джентльмена. Ругательства пришлось подавить, заменяя на более безобидные слова.       — Как Вы? — не менее обеспокоенно спросил Альфред. На теле Брюса не было видно никаких заметных повреждений. Возможно, через некоторое время на его теле расцветет парочка синяков, а вот одежду придется хорошенько выстирать от пыли и грязи, не может же мастер Брюс в таком ходить…       — Я в порядке, — подтвердил Брюс поверхностный анализ, прислушавшись к себе. Особо ничего не болело. Может, разве что, душа. Но с этим он мог справиться. В последние несколько лет она ныла не переставая, что легко можно было проигнорировать.       Брюс помог Альфреду встать, но тут они поняли, что у дворецкого ранена нога. Не сломана, однако идти он сможет только медленными шажками. С другой стороны, куда спешить? Джеремайя не начнет свою развлекательную программу без главного зрителя.       — Мастер Брюс, — Альфред вздохнул, и Брюс понял, что тот готовится к какому-то очень нелегкому разговору. — Пожалуй, нам обоим на время стоит присесть. Так лучше и для моей ноги, и для Вас. Прежде чем Вы пойдете за Джеремайей, Вы должны кое-что о нем узнать.       Брюс весь превратился в слух. Спустя несколько мгновений, простояв в нерешительности, он все-таки решил последовать совету дворецкого. Альфред хочет сказать что-то важное, и, возможно, шокирующее, иначе он не попросил бы Брюса сесть. Плохие новости слишком тяжело переносятся на ногах.       Помогая Альфреду, Брюс успел придумать несколько развитий разговора, и все они ему не нравились. В них обязательно кто-нибудь умирал — сам Альфред, Селина, Гордон или случалось что-то еще не менее ужасное, ведь Джеремайя совершенно непредсказуем. Подумав о Джеремайе, Брюс заскрипел зубами. Он должен остановить этого чокнутого во что бы то ни стало! Однако сколько бы сценариев не пришло юному Уэйну в голову, он оказался совершенно не готов к реальности.       Щадя его чувства, Альфред начал издалека.       — Как вы понимаете, меня долго не было, мастер Брюс… — Брюс кивнул. — И все это время я провел с мистером Валеска. Он много спрашивал меня о Вас, о Вашем детстве, и я, как Вы понимаете, не мог ему не ответить… — Брюс сжал кулаки, готовый хоть прямо сейчас наброситься на Джеремайю. Как он посмел похищать Альфреда?! — Я вижу, Вы очень злы на него, мой мальчик, — голос Альфреда стал мягким и успокаивающим. Мужчина видел напряжение Брюса и для поддержки сжал его ладонь. — Он уже дважды похитил меня, стрелял в Вашу подругу и стал причиной полной разрухи в Готэме. Но Вы ведь не понимаете, почему он все это делает, не так ли?       — Он сказал тебе? — Брюс наклонился ниже, вглядываясь в лицо Альфреда. Возможно, тот еще не совсем отошел от гипноза? Уж слишком спокойно он сейчас говорил о таком мерзавце, как Джеремайя. Раньше в его голосе проскальзывали стальные нотки при упоминании этой небезызвестной личности, но не сейчас. Или Джеремайя действительно раскрыл Альфреду причину всего, и потому Альфред начал относиться к нему по-другому? Что же это тогда за причина такая…       — Напрямую — нет, мастер Брюс. — Альфред отвел взгляд, чтобы, собравшись с силами, вновь посмотреть Брюсу прямо в глаза, убеждая его поверить в то, что он собирался ему сказать. — Но я не слепой. И гипноз не так подействовал на мой разум, как Джеремайе хотелось бы. Я все еще мог мыслить, подмечать мелкие детали, анализировать… Но все нити объединились в одну именно сейчас. Предупреждаю сразу, Вам это не понравится.       — Говори, — коротко сказал Брюс. Не приказ, но и не просьба, что-то между отчаянным желанием узнать правду и таким же отчаянным нежеланием этого.       — Я повидал в своей жизни многое, мастер Брюс. У меня есть некоторый опыт в распознавании чувств. Я еще никогда не ошибался в людях. Не ошибся я и тогда… Вы помните, как я спокойно отпускал Вас к Джеремайе, когда вы были друзьями, даже несмотря на то, что он был братом-близнецом Джерома Валески?       — Допустим. — Брюс не понимал, почему Альфред так тянет. Ему нужно было узнать причину прямо сейчас, немедленно! Сейчас ему меньше всего было нужно, чтобы его чувства щадили. Брюс решил, что теперь переживет что угодно. К чему Альфред клонит?..       — Я хочу, чтобы Вы вспомнили, каким он был раньше, — и, увидев непонимание и зарождение протеста в глазах Брюса, Альфред остановил его взглядом и продолжил: — Это очень важно, мастер Брюс. Если Вы этого не сделаете, Вы ничего не поймете. Пожалуйста, доверьтесь мне, и тогда я расскажу Вам то, что понял. Это важно, — повторил он.       Во взгляде Альфреда царила усталость. Они не говорили об этом с тех пор, как Джеремайя изменился. Для Брюса он словно перестал существовать, мальчик закрылся и поставил табу на эту тему. Альфред уважал его решение и даже поддерживал, но за последние несколько дней он изменил свое решение. И дело было не в Тэтче, который заставил его относиться к Джеремайе как к желанному гостю, почти другу семьи. Дело было в нем самом. Он посмотрел на ситуацию иначе, не глазами Брюса, а глазами Джеремайи.       — Ответьте мне, мастер Брюс, отпускал бы я Вас к Джеремайе, если бы считал его опасным?       Брюс плотно сжал губы. Его короткий ответ был почти шипением:       — Нет.       — Каким он был до того, как изменился?       — Альфред, это совершенно неважно, сейчас он… — не выдержал Брюс. Ему хотелось броситься за Джеремайей и набить ему морду, и только любопытство и нежелание оставлять Альфреда заставляло его оставаться на месте.       — Нет, это важно, — уже в третий раз повторил Альфред, приподнимая бровь. Иногда Брюс бывал таким нетерпеливым. — Вспомните, каким он был. И скажите мне.       Брюс не видел в этом никакого смысла. Между прошлым Джеремайей и настоящим не было ничего общего. Может, он вообще изначально притворялся, чтобы втереться к Брюсу в доверие. Может, они с Джеромом еще и сговорились? Все это было одним сплошным фарсом, и только. Брюс не вспоминал об этом… потому что ему было больно вспоминать. И сейчас Альфред словно вскрыл старую рану, но копаться в ней предложил ему. Но иначе ответов, видимо, никак не получить.       — Ну хорошо, — Брюс закатил глаза и скрестил руки на груди. — Джеремайя показался мне очень талантливым. Умным.       — Еще?       Брюс пожал плечами.       — Скрытным, неуверенным в себе. Да что ты хочешь от меня услышать?!       — Как он смотрел на Вас, мастер Брюс?       — Как смотрел?.. — Брюс недоуменно захлопал глазами, но через мгновение на лицо снова вернулась маска безразличия и скуки. — Ну, я заметил, что когда я его хвалил или подходил к нему близко, он начинал… светиться, наверное. Как его дурацкие генераторы.       Альфред отметил про себя, что тогда Брюс совершенно не считал эти генераторы «дурацкими», но решил не говорить об этом. Гениальные творения принесли слишком много зла.       — Как Вы можете назвать то чувство, которое он испытывал, когда смотрел на Вас? Одним словом.       Брюс снова пожал плечами.       — Восхищение? Может быть, преданность? Я не знаю, как это назвать, ему это просто очень нравилось, и все. Ты и без меня знаешь, он был очень зажатым, ему явно никто никогда ничего хорошего не говорил. В смысле, комплименты. Ну или он делал вид, что так и есть, строил щенячьи глазки, чтобы я не заметил, каким монстром на самом деле он был…       — Вы не угадали, мастер Брюс, — Альфред вздохнул. — Я видел всего один раз, как он смотрел на Вас, и сейчас у меня есть все основания предполагать, что уже тогда он был не совсем собой — но вы этого даже не заметили, — и то, что я увидел… Я понимаю, что Вы не хотели бы это когда-нибудь услышать, но кто Вам скажет, если не я, у него не хватает на это смелости…       — Да что ты пытаешься мне так долго сказать?!       — Мастер Брюс, мистер Валеска… влюблен в Вас.       — Что?.. — Брюс замер, не веря услышанному. Джеремайя? Этот подонок, который пытался уничтожить все, что ему было дорого, эта сволочь, которая постоянно насмехалась над ним, над их дружбой. И как Джеремайя вывернул понятие «друзья»! Просто использовал Брюса в своих целях, а когда добился своего, все равно не оставил в покое, повинуясь посмертной воле Джерома свести юного Уэйна с ума…       В голове Брюса творилась настоящая неразбериха.       — Этого не может быть, — дрожащим голосом проговорил Брюс. — Тебе это только кажется. Джеремайя запудрил тебе мозги. Или это последствие удара…       — Если бы, — Альфред невесело усмехнулся. — Более того, Вы ведь тоже были в какой-то мере влюблены в него, верно?       — Нет! — Брюс встал, намереваясь уйти, но Альфред схватил его за ногу и не дал сдвинуться с места.       — Сядьте, я еще не закончил.       — Я не собираюсь выслушивать всякий бред, Альфред, если это все, что ты хотел мне сказать…       —Сядь! — гаркнул Альфред, и Брюс был так удивлен, что послушался. — Прошу прощения, у меня не было другого способа остановить Вас. Вижу, Вы в нетерпении, поэтому перейду к сухим фактам. Джеремайя одержим Вами. У него извращенное понимание любви, он уверен, что идет на большие жертвы… ради Вас, мастер Брюс. Вы — его божество, и он делает Вам подношения. Он старается дать Вам силу, закаляет Ваш дух. Вы — единственная причина его существования, его Смысл, — их лица были так близко, что Брюсу казалось, будто эти опасные слова тяжелыми камнями вылетают изо рта Альфреда и бьют ему прямо в лицо. Уэйн не желал этого слышать, он хотел закрыть глаза, уши, оказаться в месте, где все это было бы нереально, хотел наконец проснуться. Но не слышать этого, не знать ужасной правды. — Он никогда не остановится, он будет жить, пока живы Вы, дышать, пока дышите Вы, нет, дышать ради Вас. И смерти будут продолжаться, потому что Кровавому Богу нужны жертвы, потому что…       — ХВАТИТ! — заорал Брюс. Слезы потоком покатились из его глаз, он уже не мог сдерживаться.       Альфред, превозмогая боль, крепко обнял мальчика. Брюс для него был все равно что сын… И так больно было смотреть на его мучения. У Альфреда разрывалось сердце, но он понимал, что должен все это сказать, донести до Брюса ту главную мысль, которую Джеремайя раз за разом вдалбливал ему в подкорку, но которая не доходила до сердца.       — Вам не будет от этого легче, мастер Брюс, но я уверен, что когда мистер Валеска был обычным неуверенным в себе гением, он влюбился в Вас. Вы очень добры и искренны, я бы удивился, если бы этого не произошло, — Альфред говорил тихим, теплым голосом, поглаживая Брюса по волосам, и, таким образом, успокаивая. — Когда он стал монстром, его чувства к Вам никуда не делись. Они трансформировались в одержимость… Зависимость. Вы нужны ему, мастер Брюс.       Брюс тяжело дышал, борясь со слезами, и ничего не говорил.       — Он запутался. Не понимает, что хорошо, что плохо. Не понимает, почему раз за разом Вы отвергаете его. Ему кажется, что он недостаточно старается, и надо сделать нечто совершенно ужасное, чтобы Вы, наконец, обратили на него внимание. Все его действия — это крики. Крики отчаяния из-за невозможности достучаться до Вас, надежды, которая сжирает последние остатки его разума. А вы не слышите.       Брюс крепко зажмурил глаза. В голове пронеслись кадры того Джеремайи, которого он не успел узнать — тихого, неуверенного ботаника, который смотрел на него… Наверное, Альфред прав. Да черт возьми, разумеется, он прав. Брюс влюбил Джеремайю в себя своей непосредственностью, своим участием, и сам… Потому и было так больно. Потому Брюс и закрылся, не позволяя допускать даже одной светлой мысли о Джеремайе.       — Знаете, что удивительно, мастер Брюс? Он не причинил мне вред, хотя у него было много возможностей. Он знал, что я дорог Вам, и сам проникся ко мне симпатией. Дни, проведенные с ним, были не так уж и плохи. Мы много разговаривали. О Вас. — Брюс сжался в маленький комочек. — Иногда он глупо смеялся, совсем как влюбленный школьник, тогда мне это казалось забавным… — Альфред нахмурился, вспомнив, что он был под гипнозом. Осознавать, что тобой манипулировали, не очень приятно. — Он хотел, чтобы я принял его в семью. Хотел быть как можно ближе к Вам. И Вы можете использовать это, мастер Брюс.       — Как? — тихо отозвался Брюс.       — Я уверен, что теперь, когда Вы все знаете, Вы поступите правильно. Слушайте, что говорит Вам сердце. А теперь идите. Не заставляйте его ждать.