Вы нужны ему, мастер Брюс

      Кровоточащее сердце билось так быстро, что казалось, будто оно хочет выскочить из груди и побежать к Джеремайе быстрее Брюса. Однако анатомически такое не было предусмотрено, и сердцу приходилось избивать грудную клетку изнутри без надежды на свободу. Еще чуть-чуть — и оно окончательно разорвется…       Брюс хотел поскорее увидеть Джеремайю. Такую перемену можно было назвать поразительной, ведь еще какие-то пару часов назад Брюс не хотел его видеть вообще, или видеть, но мертвым. Сейчас он не знал, что ему думать и чувствовать. Наконец-то перед ним открылась полная картина, и она оказалась гораздо ужаснее, чем он думал. Он не хотел в это верить, но это было правдой: Брюс виноват в том, что происходит с Джеремайей, в том, что этот безумец вытворяет. Ради него, каждый раз прославляя его имя, но оставаясь непонятым.       Всегда было проще сказать, что Джеремайя просто сумасшедший, что ему просто так хочется, и его уже не изменить. Брюс попытался всего один раз, и после этого сразу же сдался, ненавидя Джеремайю сильнее с каждым новым его поступком и не желая понять… Но сегодня, в этот очень важный день, Джеремайя был болезненно открытым и искренним перед ними обоими. Теперь Брюс это понимал. Это не был розыгрыш, не была очень злая шутка, чтобы выбить Брюса из колеи, посмеяться над ним. Джеремайя хотел стать кем-то важным для Брюса, даже если понимал, что место возлюбленного ему никогда не занять. Он хотел стать братом, лучшим другом, но Брюс каждый раз смотрел на него с ненавистью, порой даже с отвращением, и это могло навести его на мысль…       Давай, Брюс. Скажи это.       — Он хочет стать моим врагом.       Произнеся это вслух, Брюс понял, каким он был идиотом. Слепым, глухим, упрямым ослом. Джеремайя думал, что делает все ради него, так, как он того хотел бы. И если Брюсу хочется и дальше его ненавидеть, он подчинится этому желанию и сделает все, чтобы они были по-настоящему связаны. Но как, как все исправить, когда уже поздно? Как объяснить Джеремайе, что он хотел совершенно не этого?       А чего, собственно, он хотел?       Чтобы такого человека, как Джеремайя Валеска, никогда не существовало в его жизни. Почему, почему они встретились?! Брюс не хотел быть центром чьей-то Вселенной, не хотел быть смыслом жизни безумца, который готов уничтожить все, что угодно, добиваясь его внимания. Но теперь Брюс со всей ясностью понимал, что он в ответе за Джеремайю. И если он уже не может ничего изменить, то хотя бы попробует. Он должен. Ради того, кем Джеремайя был раньше. Ради надежды, которая все еще теплится в нем. Ради всех людей, которые подвержены опасности из-за одержимости Джеремайи. И… ради себя самого.       «Вы нужны ему, мастер Брюс».       Я знаю, Альфред, я знаю. Но это не значит, что я поступлю правильно.       Брюс бежит за фальшивыми Уэйнами, когда слышит до боли знакомый голос:       — Ближе не подходи, Брюс.       Сердце Брюса замирает. Он вглядывается в это бледное лицо, впервые — по-настоящему, и видит в нем не насмешку, а печаль. Джеремайя не хочет огорчать Брюса, но…       — Не нужно этого делать!       — …я должен.       Должен. Не потому, что действительно этого хочет. Он не из тех убийц, кому чужие страдания приносят удовольствие. Нет, он поставил нужды Брюса выше своих собственных, трактуя их по-своему. Ради Брюса он готов на все. Это пугало. И уничтожало.       Брюс с отчаянием смотрит на Джеремайю, не зная, что ему делать. Как объяснить, что он хоть немного, но понял его? Как его остановить? Как его… спасти? Наверное, Альфред знает ответ, но он далеко. Слишком далеко.       В глазах Джеремайи — боль. В глазах Брюса — тоже.       — Видишь ли, я кое-что понял, — печально произнес Джеремайя, медленно приближаясь к нему. – Не играет роли, что я делаю, чтобы связать нас. К какому-то бандиту в подворотне ты будешь привязан сильнее, чем ко мне. — Джеремайя остановился, будто это осознание так сильно ударило по нему, что у него не хватало сил сделать еще несколько шагов. Пауза длилась всего несколько секунд, но им обоим она показалась целой вечностью. — К человеку, которого ты видишь, когда закрываешь глаза, — выдохнул он. — Но звездой этого шоу хочу быть Я!       Крик Джеремайи разбил ту стену, которая мешала Брюсу слышать, и он услышал. То, о чем говорил Альфред. Это отчаяние, эту неподдельную боль, эту одержимость, которые заставляли Джеремайю делать ужасные вещи. Брюс услышал…       Я просто хочу быть нужным тебе.       Так же сильно, как ты нужен мне.       Пожалуйста, Брюс…       Услышь меня. Увидь меня.       Останови меня.       — Джеремайя… — прохрипел Брюс, не справившись с голосом.       — Если нас не связала любовь, пусть это сделает ненависть.       Джеремайя замер, глядя на Брюса с непроницаемым лицом. Ему очень нужен был ответ, но он старался не показывать, насколько. Но поздно, Брюс уже все увидел. Наступил напряженный момент, когда Джеремайя будет ловить каждое слово, и очень важно контролировать то, что говоришь, иначе действительно станет слишком поздно. Но как сделать так, чтобы он поверил?       — Джеремайя, я… — Брюс начал снова, не обращая внимание на пистолет в руке Джеремайи. — Я был не прав.— Джеремайя хмыкнул. Выражение его лица не изменилось. – Я был уверен, что ты просто издеваешься надо мной. Хочешь меня уничтожать так же, как этого хотел Джером.       — Я не такой, как Джером, — напомнил Джеремайя.       — Да, ты не такой. Потому что ты хуже. Ты мой друг, Джеремайя. Самую большую боль могут причинить только лучшие друзья.       Джеремайя задрал подбородок, смотря на Брюса сверху вниз.       — Лучшие друзья? Ты так говоришь только потому, что я угрожаю застрелить твоих мамочку и папочку?       — Я говорил с Альфредом.       — Оу, с мистером Дживсом? И что же он тебе сказал?       Брюс осторожно сделал шаг к нему. Джеремайя не сдвинулся с места. Хороший знак.       — Что на самом деле ты никогда не желал мне зла, — Джеремайя заинтересованно склонил голову набок. Они смотрели друг другу прямо в глаза, и Брюс незаметно приближался к нему. Если разорвать контакт взглядов — связь, которая сейчас возникала между ними, связь, которую Джеремайя так желал получить, разрушилась бы. Они походили на двух хищников, готовых к бою. Вот только если хищники хотели бы друг друга разорвать, то они хотели… Понять друг друга. — Ты делал все, чтобы я стал сильнее. Подносил дары, которые я не мог оценить, потому что не понимал, что это именно они. Ты посвятил мне свою жизнь, и теперь я это знаю.       Брюс сделал последний шаг, и теперь они стояли вплотную друг к другу. Брюс чувствовал жесткий отворот его пиджака, чувствовал запах дорогого парфюма. Такие знакомые и незнакомые одновременно глаза были так близко… слишком близко…       — Ты нужен мне, Джеремайя, — выдохнул Брюс в его полуоткрытые губы. И эти губы выдохнули в ответ:       — Это все ради тебя, Брюс…       Брюс резко вывернул его руку, но Джеремайя успел нажать на курок и, судя по вскрику, пуля попала в цель. Брюс даже не посмотрел в ту сторону, он повалил Джеремайю на землю, удерживая его, чтобы не дать ему сбежать.       — Ну наконец-то, голубки, — послышался голос Харви Буллока, а затем и сам обладатель этого голоса вынырнул из-за угла. — Мы с ребятами уже подумали, что ваша болтовня никогда не закончится. О, привет, Ли, выглядишь хреново, что это у тебя с плечом?       «Ребятами» оказался отряд полицейских, которых Брюс предварительно вызвал, и которым пришлось сидеть тихо, чтобы не спугнуть Джеремайю. Все еще удерживая Джеремайю, Брюс недоуменно посмотрел в сторону тех, кого он принял за фальшивых Уэйнов. Это оказались Джим Гордон и Лесли Томпкинс, причем Ли держалась за раненное плечо и непонимающе хлопала глазами.       Брюс содрогнулся, поняв, что готов был пожертвовать их жизнями, не зная, кто они на самом деле. Ли была на волоске от смерти, и снова — из-за него…       — Упс, — откуда-то сзади раздался голос Экко и, судя по стуку каблучков, она побежала. Интересно, она все это время была здесь?       Выстрел. Экко упала.       — Так-так, — протянул Буллок. — А что это там за машина?       Это все было так неважно.       Брюс больше не смотрел ни на Ли с Гордоном, ни на полицейских, ни уж тем более на Экко. Он смотрел только на Джеремайю, который распластался под ним, словно приняв свое поражение. В его глаза было смотреть невыносимо.       — Ты обманул меня, Брюс? — спросил Джеремайя с той же интонацией, что и тогда, когда-то давно, еще в прошлой жизни. В ней было так много скрытой обиды и боли, что это почти невозможно было терпеть.       — Перехитрил. Знал, что ты придешь сюда. Не хотел рисковать, — Брюс склонился ниже, и между их лицами снова почти не осталось расстояния. — Я пообещал никогда не врать тебе. И с тех пор я не соврал ни разу. Я знаю, что ты влюблен в меня. И… — Брюс приготовился, чтобы сказать самую большую в своей жизни ложь так, чтобы она походила на правду. — Ты много значишь для меня.       Джеремайя расплылся в совершенно глупой, счастливой улыбке.       — Это я и хотел от тебя услышать.