Вы нужны ему, мастер Брюс

      В городе, который сам по себе — одна огромная психушка, — не было такого места, в котором можно было держать сумасшедшего убийцу. Сейчас Джеремайя казался безобидным, но Брюс ему совершенно не доверял.       Джеремайю держали в обычной больнице в самом дальнем углу в смирительной рубашке, да еще и перевязанным для верности к койке широкими кожаными ремнями. Нашлись люди, которые предлагали посадить опасного преступника на самую настоящую железную цепь, но таких было не много. Да и Брюс никогда бы не позволил этому произойти.       Брюс понимал, что Джеремайя не предпринимал никаких попыток сбежать только потому, что он исправно навещал его. И если Брюс перестанет это делать, Джеремайя решит, что Брюс наврал ему, и попытается закончить свое дело.       Их отношения продвигались… сложно. Если быть точнее, никак. Брюс легко изобразил чувства в напряженной ситуации, когда их не нужно было долго поддерживать, но теперь, когда во времени их ограничивали только часы приема, которые действовали даже во время военного положения, он не знал, что ему делать.       Он пришел лишь к одному выводу: ему стоит говорить только правду. Соврать всегда легче, а правда — зачастую болезненная, неприятная, — отнимает слишком много сил. Но иногда самая ужасная правда лучше самой прекрасной лжи.       — Ты пытался добиться моего внимания не теми способами, — заметил он, вглядываясь в умиротворенное бледное лицо. Из-за львиной доли успокоительного взгляд у Джеремайи был несколько расфокусирован, а ответы заторможены, но он все прекрасно понимал. Большую часть времени он спал, и врачи возмущались, что тратят на него слишком много лекарств. На что Гордон заявил, что если понизить дозу, Джеремайя убьет их всех, так что негодующие быстро заткнули рты. — Мне не нравилось то, что ты делал.       — Не нравилось? — растроенно повторил за ним Джеремайя. — Но я так старался…       — Я знаю, что ты старался. — Альфред свидетель, Брюс очень много тренировался перед зеркалом, чтобы не выдать ни взглядом, ни единым мускулом лица своих истинных мыслей. Единственная правильная стратегия, как решил Брюс, это говорить с Джеремайей терпеливо, как с ребенком. Тогда постепенно они должны были прийти к пониманию. Только Брюс уже начинал сомневаться, что у него хватит на это сил. — И я это ценю. Но ты не спросил меня, чего хочу я.       — Оу… — Джеремайя задумался, и его глаза начали смотреть друг на друга. Брюс не выдержал и улыбнулся, потому что это выглядело слишком забавно. Как и попытки Джеремайи преодолеть влияние лекарств. Однако они все меньше действовали на него, и вскоре ни одно снотворное в мире не сможет заставить его заснуть. — Действительно. А чего ты хочешь?       Брюс зажмурился. Он хотел не так много, но теперь, относительно Джеремайи он мог желать только одного. И это было неосуществимо.       — Я хочу, чтобы ты стал прежним.       Брюс слишком долго отрицал нового Джеремайю, представляя, что тот был таким всегда и желал лишь одного: его смерти. Но после слов Альфреда Брюс понял, что не может все так же относиться к Джеремайе. Нет, он его не простил. Но и ненавидеть больше не мог. Не мог быть к нему абсолютно равнодушным. Но что же ему тогда чувствовать?       — Мы оба знаем, что этого никогда не случится, верно? — озвучил Джеремайя за них двоих. Брюс сжал руками виски и кивнул. — Наклонись ко мне. Я хочу кое-что прошептать тебе на ушко.       Брюс с подозрением посмотрел на него. Смирительная рубашка на месте, ремни все такие же крепкие. Опасаться можно было только зубов Валески, но тот вряд ли пустит их в ход.       — Ну же, не бойся, я не кусаюсь, — ответил Джеремайя, словно прочитав его мысли. И Брюс решился. — Ближе, — протянул Джеремайя все тем же проникновенным голосом, как тогда, в камере, когда даже не собирался раскрывать информацию о бомбах. И только когда его губы коснулись уха Брюса, Джеремайа очень тихо прошептал: — Это еще не конец. Я стану самым любимым твоим врагом.       — Если я не вылечу тебя раньше.       — Оу, это будет очень интересная игра, Брюс. Ты не боишься проиграть?       Когда Брюс уже уходил, Джеремайя слишком спокойно и четко проговорил:       — Тебе стоит еще немного поработать над своим лицом, Брюс. Ты совершенно не умеешь притворяться.