***
— Пушистик, — уже привычным прозвищем обращается ко мне Гюн утром, — почему не спишь в комнате? У нас же целых две свободны… — пытается стянуть с меня плед, но мне бы еще пять минуточек сна. — Там слишком широкие кровати, — мямлю я, уходя под ткань с головой. — Мне слишком грустно просыпаться одному, когда рядом определенно должен быть Хосок, — вздыхаю, — даже в Японии, живя у него последние месяцы, спал в гостиной. — Ну, ты и дурачок, — Гюн умудряется вместиться рядом боком, перекатывая и меня, так и оставляя руку поверх талии. — Пришел бы к нам… — Ой, нет, увольте! — младший смеется мне в затылок, щекотя и вынуждая извиваться, — Перестань! — Можно узнать, чем вы тут с самого утра занимаетесь? — сонный Чжухон почему-то вызывает больше смеха у Има, из-за чего в итоге дергаюсь сильнее, и мы скатывается с дивана. — Да, вот решил тебя на породистого променять, — Чангюн садится на полу и дает мне щелбан, поясняя: — Хватит валяться, у тебя вечером прослушивание, а Хосок твой нам голову оторвет, если не позаботимся. — Так только из-за Шина мне помогаете? — дуюсь в шутку на Има, пока явно обиженный, не в силах спорить, Чжухон делает кофе и заливает хлопья молоком. — Конечно, — улыбается Гюн, посматривая на Ли и определенно задумывая что-то нехорошее, о чем наверняка мне знать не захочется. — Хосок как-никак сильный и вообще сын президента. — Как хорошо иметь такого влиятельного парня, — поднимаюсь, не давая Иму схватить за руку, и направляюсь в душ. — Пушистик, через полчаса в репетиционном зале на восьмом этаже! — слышу вслед. Да, пока Хосока нет рядом, я не имею права опускать руки, тем более, мы уже прошли самое трудное… Впрочем, меня действительно беспокоит отсутствие какого-либо общения более суток, несмотря на то, что Шин наверняка уже видел наши с Кихеном фото. Обиделся? Мог бы и прокомментировать фотосессию, мы ведь старались. Неужто провокация не удалась? Дуюсь, правда, не зная на кого больше — себя или любимого. Стоит признать, что я все еще ребенок, и попытки привлечь внимание у меня соответствующие. Хотя Ю вот тоже ничем не лучше оказался. Все эти мысли и шум воды поглощают совершенно, и когда сильные руки обхватывают вокруг талии, настолько пугаюсь, что дергаюсь и вскрикиваю, хватаясь рукой за сердце. Кажется, весь воздух выходит с криком из легких, и, пока обмякаю в чужих объятиях и прихожу в себя, ощущаю, как Хосок буквально дышит мной, проводя носом по затылку. Только вот прикосновения Шина совершенно отличаются от контакта с Гюном, и реакция у меня соответствующая, требующая немедленных действий. Невозможно скрыть улыбку при виде алых глаз, когда разворачиваюсь в кольце любимых рук и тянусь за поцелуем. — Маленький провокатор, — шепчет в губы, накрывая мои - своими. — Меня через двадцать минут ждут на репетиции, — жмурюсь от удовольствия, когда зарывается в волосы и переходит с поцелуями по шее ниже. — Я так соскучился… — Выгибаюсь, запрокидывая голову назад и предоставляя больше возможностей для контакта губ Хосока, сам оплетая одной рукой шею, второй скользя по накаченной груди, очерчивая твердые соски. — Я скучал и сходил с ума, не мог спать нормально… — Шин слегка прикусывает кожу и зализывает уже слегка шершавым от проявляющейся сущности языком. Рукой придерживая вокруг талии, направляет к стене, чтобы была хоть какая-то опора, ведь земля словно из-под ног уходит. — Был уверен, что готов… Но ни черта! Три недели без тебя — невыносимый срок, — приподнимаю аккуратно подбородок, смотря в теплые глаза, которые жмурит из-за попадающих капель, и, помотав головой, глядит вновь. — Всегда думал, что такие ванильные вещи — слишком слащавы и не для меня. Однако от тебя, малыш, готов слушать вечно, — прикасается к губам нежно-нежно, — и даже говорить сам, — улыбка любимого человека — то, что делает счастливым. Такой простой факт осознаю только благодаря Хосоку. — Спасибо, что приехал, — оплетаю шею обеими руками и целую, проникая в рот языком, сплетаясь в очень медленном танце с Шином — словно впереди у нас бесконечный запас времени. Хосок скользит ладонями по влажной коже, очерчивая изгиб талии, поглаживая выпирающую тазовую косточку и ладонью останавливаясь на ягодице, слегка сжимая, словно в такт поцелую. В итоге всем телом подается в ритм нашему языковому танцу, потираясь окрепшим фаллосом о мой, пальцами второй руки, очертив несколько ребер и проведя по последним позвонкам, надавливает на сфинктер, из-за чего сам резко подаюсь тазом навстречу Шину. Хорошо, что в общежитии с нами живут одни извращенцы, и на полке быстро находится смазка. Не могу сдерживать мурлыканье, когда, отрывисто дыша мне в ухо, крепко обхватывает вокруг талии и вводит палец, принимаясь разрабатывать. «Ты без меня с кем-то был?» — телепатит растерянным голосом, а мне стыдно, ведь сам все понимает, но вынуждает ответить: «Мастурбировал анально, думая о тебе». Только все эти ощущения — ничто по сравнению с его прикосновениями, ведь даже тот факт, что во мне пальцы Хосока — уже возбуждает больше, чем все, что я себе мог представить в попытках доставить удовольствие. Шин все настойчивее подается вперед нижней частью тела и чаще отстраняется от поцелуя, вбирая и покусывая нижнюю губу, а я впервые вижу то, что ранее никогда не проявлялось — черные пятна леопарда, раскрашивающие всю кожу. И чем больше замечаю, насколько довольно жмурится и сам начинает мурчать мужчина, тем более яркими они становятся. «Я слышу все твои мысли, — слегка пугает Хосок, подхватывая под бедро и аккуратно приподнимая, чтобы не выскользнул. — И да — этот пигмент означает, что я безумно счастлив снова быть с тобой». От поцелуя отрывает мой же стон, который стремлюсь спрятать куда-то между своей рукой, что обхватывает мощную шею, и его головой. Хосок подается вперед туго и больно, до слез из глаз, и в то же время меня окутывает ощущение несколько ненормального для такой ситуации счастья. Я уже отвык от размашистых движений, синяков на бедрах и дрожи в ногах, а еще — от искр из глаз, когда находит угол, при котором буквально висну не в силах нормально опираться на кафель. — Прости, — понимаю, что Хосоку нелегко, и сейчас слишком тяжелый выбор, который принимаем единогласно и без лишних слов. Шин выходит с большим трудом из-за по-животному слишком возбужденной головки и разворачивает спиной к себе, вновь заполняя собой полностью, только теперь мои стоны нечему заглушать и они заполняют небольшое помещение душевой, отражаясь от кафеля. Хосок, поддерживая рукой вокруг талии, другой вторит своим размашистым движениям, обхватив крепко мой член и кусая выступающие лопатки. Голова кружится от ощущений, как меня заполняет и окутывает своим теплом Шин, губы которого все-таки неуклюже перехватываю, неудобно повернувшись и наполняя руку любимого спермой. Хосок же, оставляя засосы на позвонках между лопаток и затылке, продолжает активно вбиваться, от чего силы совершенно покидают — хочется упасть в кровать, прижатым этим мощным телом, а не держаться из последних сил. Последний толчок особенно сильный, но Хосок не выходит сразу, изливаясь в меня, а обнимает вокруг талии и наискось под плечо вдоль груди и медленно опускает на пол. Если бы не он — я бы слился уже в водосток. Хочется поцеловать и в то же время страшно, что ожидает очередной заход в душевой. — Я бы не дожил до кровати в этот раз… — киваю, ведь мне самому необходимо было здесь и сейчас. Отстраняется аккуратно и раздвигает слегка припухшее колечко мышц, позволяя семени вытечь и помогая все-таки вымыться. — Твои пятна не сходят, — замечаю оставшийся пигмент. — Они очень красивые. — Пигмент — признак сильных чувств, — целует в нос. В душе глубоким грузом оседает мысль: «Он знает, чем они вызваны, значит — был и кто-то другой, провоцирующий у мужчины такие чувства». А Хосок словно читает меня, как открытую книгу. — Ненависть — тоже сильное чувство, — целует нежно за ухом и, обвязав сначала вокруг своих бедер полотенце, укутывает меня — так и сидящего, смущенного своими же поспешными выводами. — Больше никакого секса в душе, — шиплю, поскальзываясь и оказываюсь перекинутым через плечо. — Я так понимаю, что задница, которую я вижу — Хенвона — и именно ее я жду на восьмом этаже на репетицию, — по голосу Чангюн злится, а мне в который раз хочется провалиться со стыда сквозь все этажи и землю вообще. — Эта задница, — неожиданно гладит по указанному месту, — сейчас занята… — Хосок! — хочу возмутиться, понимая, что сейчас пар из ушей пойдет, и материализуюсь в кота в чужих руках, которые сразу аккуратно прижимают и нежно гладят. — Я вернулся, чтобы быть менеджером Хенвона, пока Шону в отъезде на съемках Кихена, — улыбается Шин, и мне так спокойно от тембра его голоса, почесываний за ушком и от мысли, что мы еще долго будем вместе. — Давайте соберемся на репетицию через два часа? В любом случае прослушивание в шесть вечера, а сейчас только десять утра. Им вроде как кидает пошлую шуточку в наш адрес насчет того, дойду ли я, но все это поверхностно, потому что буквально захлебываюсь своим мурчанием, своими чувствами. И как только Хосок закрывает дверь одной из спален, становлюсь обратно человеком, обнимая и прося: «Согрей меня», — на что мужчина действует незамедлительно, вжимая на мягком матраце кровати, заполняя собой, разгоняя кровь ладонями, скользящими по всему телу от щиколоток до макушки, целуя самозабвенно, показывая пигмент черного леопарда, который сильно меня любит. В которого я невероятно влюблен.Лучше бы никогда не расставаться, однако мы наверстаем каждую секунду порознь