Апатия

Удар. Ещё. И ещё. И ещё... Кажется, я перестала ощущать боль где-то на десятом... А это сейчас какой? Впрочем, не важно, главное, чтобы закончил поскорее. - Ты как на своего отца смотришь, мелкая дрянь?! - раздаётся пьяная ругань этого выродка, стоит мне поднять на него свой взгляд. Как на кусок дерьма. Огрызается внутренний голос, в то время как тело ловит пинок в живот, и я сблёвываю на пол тягучую смесь не переваренного школьного обеда, слюны и крови. Хм… Чем-то напоминает розочку. Смотрю на расползающуюся жижу с тем же интересом, с которым нормальные люди обычно разглядывают облака на небе. Ну а что? В конце концов, я ребёнок. Не облака, так рвота на паркете, всё в гору. - А ты чё вылупилась? - очередной пинок отправляет меня в полёт до стены, а папаша обращает внимание на трясущуюся в дверном проёме моей комнаты маму. - У-ужин готов, дорогой, - она пытается выдавить из себя подобие улыбки, но получается у неё до боли жалко. Отец хмыкает и сплёвывает к моим ногам, после наконец покидая комнату. Мама со слезами на глазах смотрит на моё побитое лицо, но, так и не осмелившись подойти, семенит следом за мужчиной. Проводив её взглядом, вздыхаю, тут же возведя глаза к потолку. А ведь начиналось всё так хорошо. Новая жизнь. Новая семья. Новое тело. Всё по “стандартам” таких историй. Не так ли? Вот только реальность оказалась куда прискорбнее. Родилась я чуть ли не с каноничной фразой Лунтика, за тем единственным исключением, что произнести её вслух у меня не было возможности. Зато наоралась я вдоволь, да. Настолько, что нас с маман выперли из больницы ровно на четвёртый день после моего рождения, лишь бы я перестала своим ором тревожить других новорожденных и действовать этим же способом на нервы медсёстрам. Соблюли, так сказать, все нормы на минималках: осмотрели мамашу - с ней всё в порядке, осмотрели ребёнка - с ним тоже, но он продолжает орать. Их ли это проблема? Безусловно нет. Раздражает ли их эта проблема? Безусловно да. Вывод: избавиться без суда и следствия. К слову, их финт ушами не удался, потому что спустя месяц подобных криков с перерывами на сон и питание, мама принесла меня туда обратно с твёрдым намерением узнать, всё ли с её чадом, то есть мной, впорядке. Тогда-то я и угомонилась, ибо, ну знаете… Ректальное измерение температуры по несколько заходов в день - то ещё удовольствие. Так что во избежание дальнейшего изнасилования посторонними предметами моей, тогда ещё, младенческой задницы пришлось сворачивать лавочку с постродовой истерикой. И да, на тот момент меня не волновало, что родили меня, а не я рожала. Хотя, нет, постойте, не так. Именно этот хренов факт и вгонял меня в истерику! Ну да ладно, не о тех баранках сейчас речь. Моей матерью в новой жизни стала молодая японка - Игараши Митсуко. Светлая и радостная женщина, придававшая мне сил смотреть на сложившуюся со мной ситуацию в каком-никаком, но положительном ключе. После повторного посещения больницы, мы жили с ней дружно. Я орала только по свойственным младенцу причинам, а она растила меня в меру своих возможностей. Растила, к слову, в одиночку, но до этого мы дойдем чуть позже. Митсуко старалась как могла, и я наблюдая изо дня в день не могла не проникаться любовью и уважением к этой женщине. Хоть мои попытки не доставлять лишних хлопот значительно облегчали маман жизнь, однако это не отменяло других внешних проблем, приходящих извне. Та же банальная нехватка денег сильно била по ней морально, Митсуко очень расстраивалась, когда у нас не хватало средств мне на новые игрушки или даже одёжку, хоть я и не просила. Или расстраивалась, когда в доме что-то ломалась. Поэтому стоило мне начать сносно стоять на ногах и ходить, моё тельце стало помогать ей в разных мелочах, таких, как убрать посуду, помыть пол или протереть пыль. Помощничек из полутора- и двухгодовалого карапуза, конечно, тот ещё, но сам факт маму всегда радовал. Женщина таяла в умилении и постоянно лезла обниматься, как только видела меня с тряпкой в руках, уже собравшую на себя всю пылищу кладовой. - Да ты ж моя помощница, - вечно ворковала она, отряхивая мою одежду. - Там фсё ещё глязно, - мой ответ всегда был жутко картавым, но я стоически не обращала на это внимание, важно указывая в то место, где был найден рассадник пыли и прочей нечисти. Митсуко смеялась и предлагала убраться там вместе. Кстати, моим первым словом в этой жизни стало “яблоко”. При всём моём уважении к маман - это была любовь с первого взгляда: я смотрела на него, оно просто лежало на столе. Так недосягаемо, но так близко. Мм. Кхм, в общем да. Увидев эту яркую, сочную, зеленую прелесть я не смогла устоять и пошла искать моего личного путеводителя в этом мире. Митсуко была притащина к столу за подол юбки. После уверенного тычка в сторону стратегически важного для меня объекта, он был доставлен мне в руки, а после назван. Я, естественно, повторила. И тут же вновь была затискана. Приблизительно так и прошли три года моей новообретённой жизни: в компании маман, пыли и яблок. А потом на пороге нашего дома появился он - тот, кого я должна называть папа. Наше знакомство было крайне… странным. В какой-то день он просто появился в дверях нашего дома, открыв их ключом. Я в это время как раз “играла” в коридоре. Мы смотрели друг на друга не мигая, явно разглядывая. - Мама, к нам какой-то дядя плищёль! - первая прекратила я наши гляделки. Помню, тогда судорожно соображала, что за мужик вторгся в наш дом так в наглую, а мысль о том, что этот незнакомец может быть моим отцом в той ситуации мне пришла не сразу. В общем, помчавшись на всех парах оттуда прочь, чуть не врезалась в, наоборот, выскочившую в коридор маман. Спрятавшись за косяком, я наблюдала довольно стремительно развивающиеся события. Митсуко бросилась на шею, как выяснилось, мужу так и не дав ему отойти от первой встречи со мной. Женщина счастливо щебетала, радуясь возвращению супруга, в то время как он всё ещё таращился на меня. Заметив-таки, куда смотрит мужчина, она, не меняя тона, позвала меня к себе. - Хиро-чан, подойди ко мне, - маман поманила меня рукой, всё так же светясь от счастья, - Иди и познакомься с папой. Нерешительно выходя из-за угла, я почти что строевым шагом - настолько я в тот момент была напряжена - дошла до присевшей на корточки Митсуко. Так и познакомились. Я, трехгодовалый карапуз, вжимавшийся в свою мать любым доступным образом, смотрела на него, и он, взрослый мужик впившийся в меня нихрена не видящим взглядом, улыбающийся мне и протягивающий руку для знакомства. И он далеко не сразу стал жестоким. Нет. Как бы мне ни хотелось. Сначала этот мужчина и правда был похож на отца и любящего мужа, по крайней мере, он старался ими быть. Помогал Митсуко, играл и ухаживал за мной, воспитывал. Однако потом, медленно, шаг за шагом, он стал меняться. Сначала просто начал чаще злиться и огрызаться, ругаться. Их ссоры с мамой всё чаще стали заканчиваться не “ничьей”, а его “победами”, битой посудой и угрозами. Женщина чахла на глазах, стала зажатой, ещё более скромной, чем была раньше, нерешительной. В то время как он всё больше свирепел и даже начинал поднимать на неё руку. Тогда-то и вмешалась я. Мы прожили как нормальная семья полтора года. И вот теперь я здесь. Спустя около трёх лет вечного отвлечения его внимания на себя, в окружении собственной блевоты, крови и разбросанных вещей. С тяжким вздохом, опираюсь на стену, пытаюсь подняться. Посидели и хватит. Этому алкашу плевать, что весь этот беспорядок в моей комнате его вина, однако, если он зайдёт сюда ещё раз и увидет всю эту “красоту”, то прилетит всё равно мне. Дыша исключительно через стиснутые зубы, хромаю за тряпками и ведром. Что-то в районе печени отдаёт ноющей болью. Хотя, возможно, это она и есть. - Я лучше знаю, как стоит воспитывать сына! - Рука застывает, так и не прикоснувшись ручки ванной комнаты. Яростный крик разносится по всему дому, заставляя внутри что-то тревожно сжаться, в предчувствии чего-то нехорошего, и начать ковылять в сторону доносящейся ругани. - Н-но, дорогой, у нас дочь, - слабый голос Митсуки, только придаёт скорости и навеивает ещё больше опасений. - Молчать! - звучит гневный рокот как раз в тот момент, когда я выскакиваю из-за угла, застывая в дверном проеме. Как в замедленной съёмке наблюдаю, как мужская ладонь ударяет пощечиной по женскому лицу, заставляя несчастную чуть ли не отлететь в обратную сторону от нападавшего. Митсуко грузно падает на пол, держась за ушибленное место, в глазах стоят слёзы, а сама она вся дрожит. - Не смей мне указывать, что я должен делать! - Его рука снова замахивается для удара, а я уже не вижу ничего, кроме кровавой пелены. Во мне что-то с хрустом обрывается, и я срываюсь с места. Ровно секунда, и моя рука заносит неизвестно откуда взявшуюся в ней вазу, практически тут же разбивая её о голову отца этого ублюдка. Мама заходится в крике, переходящем в визг, когда обмякшая туша падает у её ног. Я же, не обращая внимая на то, что эта падаль и так в предобморочном состоянии, хватаю его за грудки, методично нанося удары в челюсть, нос и глаза. Мне плевать на то, насколько слабыми могут быть удары семилетней девчонки для зажравшегося мужика. Плевать, что избиваю своего отца человека, полностью расхерачив его рожу. Плевать, что давно сбила руки в кровь. Плевать, что перепачкалась в его крови. Плевать.