Ступени

ПРОЛОГ Моя жизнь – огромная пирамида. Она старая, щербатая, засыпанная песком и побитая временем. У нее огромные, с меня ростом ступени и каждая из них равна одному человеку в моей жизни. Некоторые из них я перепрыгиваю, не замечая; другие приходится преодолевать с болью, обдирая кожу, разбивая колени. Необычно то, что я каким-то образом сразу оказался на вершине этой кручи. И по мере того, как я расту, я должен спускаться вниз. Но и пирамида не стоит на месте, она растет со мной, иногда слишком быстро, и я никак не могу добраться до ее основания. Из своего нутра она извергает все новые и новые ступени, и я все иду, иду и иду… Это похоже на спуск по движущемуся вверх эскалатору. Все должно на чем-то стоять: люди – на земле, принципы – на морали, вера – на духовной силе человека. И если нет основания, нет фундамента, вся конструкция обречена на гибель. Иногда я боюсь, что, дойдя до конца, я обнаружу, что моя пирамида висит в воздухе. МАКС

После них пришли потомки, которые перестали совершать намаз и стали потакать желаниям. Все они будут испытывать тяготы. Сура «Марьям», аят 59

*** В комнате было душно, пыльно и темно. Через занавеску пробивался одинокий лучик света и, по мере того, как вставало солнце, он полз, полз по моей кровати, а я все отворачивал от него лицо, пытаясь урвать у бодрого светила еще хоть полчасика сна. - Марат! Марааат! – кричит с кухни хозяйка. – Хлеба нет, сходи! - Бабань, еще пять минут! – приглушаемый подушкой, кричу ей в ответ. Баба Аня, или просто Бабаня, уже звенит на кухне бутылками. Сейчас пойдет сдавать улов за неделю. Детская площадка перед домом щедро снабжает ее стеклотарой и жестянками изо дня в день: наш дом, точно такой же напротив и еще два соседних - самое обширное сборище алкоголиков на весь квартал. Выползают с утра, как только в магазинах начинают продавать спиртное, и сидят до вечера, а то и до глубокой ночи, пока не расползутся на бровях в свои норы. А я вот живу тут у Бабани в комнатушке за восемь тысяч в месяц; поначалу никак не мог привыкнуть - к ней, к соседям, к этому размаху русской, непонятной мне души. Хоть и живем в одной стране, сотни лет бок обок, а все равно остаемся друг другу чужими. Но потом пообвыкся, научился на что-то закрывать глаза, а что-то принимать, как есть. И если Бабаня не может пройти мимо пустой бутылки или банки, то это не оттого, что ей охота тащить в дом весь этот мусор. Просто невозможно жить на три восемьсот пенсии в месяц, вот и выкручивается она, как может. Долго не мог я найти себе компанию в этом диком спальном районе. Больше года жил затворником, рано утром уезжал на работу, поздно возвращался, никого к себе не приглашал. Странно было после добродушной атмосферы кампуса оказаться в гротескном мире подлинной Москвы. Бабаня, конечно, радовалась – где еще такого идеального жильца найдешь? А потом, как говорится, не было счастья, да несчастье помогло. Однажды я проснулся оттого, что в дверь кто-то громко барабанил и кричал. Что кричали, разобрать было невозможно, но я выскочил на лестницу в одних трусах, хорошо, лето было. Передо мной стоял такой же взъерошенный, в веселеньких семейниках парень. Мы встречались пару раз в лифте, еще однажды – у помойки, но я не знал ни его имени, ни где он живет. Оказалось, что в соседней квартире. - Друг, выручай! У меня всё плавает, проснулся – а кругом Венеция! Откуда льет, не могу понять. Сбегай со мной по верхним этажам, сейчас же весь дом затопит… Так и познакомились. Вместе с Максом мы вычислили заливающую дом квартиру на шестом. За тонкой фанерной дверью было слышно, как где-то в глубине шумит вода. - Краны не завинтили, - Макс со всей силы стучит в хлипкую дверь. Та дрожит, но не поддается. В квартире никто не отвечает. – Блядь, открывайте! Где этот сантехник?! С нижних этажей к нам начинают подниматься полусонные жильцы. Сейчас половина седьмого утра, у них выходной, суббота, многие еще спят и не знают, что у них по стенам вода бежит. Вон, и Бабаню уже с четвертого слышно. Добралась Ниагара и до нашей двушки. - Ой, это у Ивановых прорвало! – кричит какая-то женщина. – Опять нажрались вусмерть, не слышат… - Макс, давай сами воду перекроем! Пока сантехник появится, нас тут всех смоет. Еще полчаса уходит на то, чтобы разобраться, где, что и как перекрывать. Я психолог, он водила, и мы ни шайтана не понимаем во всем этом хитросплетении труб. Под занавес этой мокрой истории появляется поддатый сантехник. - Скотина, семь утра, а он уже вмазал, - в сердцах говорит Макс, обсасывая порезанный о ржавую трубу палец. - Это он еще со вчера не протрезвел. Идем, я тебе пластырь выдам… Ивановы, наконец, проснулись, и у их двери собиралось начаться смертоубийство. Проходя мимо, я заметил невысокого роста девочку лет десяти-одиннадцати, с чумазым лицом в обрамлении светло-русых спутанных волос. Она угрюмо смотрела на орущих людей, прикрываясь полой цветастого халата пьяной матери. Позади них в квартире, по щиколотку в воде, матерился какой-то мужик и сумасшедшего вида бабка. Я провожаю Макса до своей комнаты, по пути успокаивая Бабаню, и вручаю соседу бактерицидный пластырь. Пока он с серьезным видом обрабатывает свою «рану», я осторожно разглядываю его через зеркало. С меня ростом, крепко сложенный, наверно, ходит в качалку. Кареглазый брюнет, среди коротко стриженных темных волос поблескивает редкая седина. Может, мой ровесник, но скорее старше, лет тридцати. Он поправляет бордовые в желтую крапинку трусы как раз в тот момент, когда мой взгляд останавливается на его заднице. - Спасибо, - говорит он, глядя на меня в зеркало. Думает о чем-то секунду и говорит мне другим тоном: – Слушай, а чего ты вечером на улицу не выходишь? Мы с мужиками пиво пьем и за жизнь задвигаем, давай с нами. - Да, как-то… не зовет никто. - Ну, так я зову! Давай, выходи. Ты уже сколько здесь живешь, я тебя всего два раза видел… - Три, - поправляю его зачем-то. Он недоверчиво смеется. - Ну да, точно… а ты странный, знаешь. - Я мусульманин. Можешь списать всю странность на это. - О, слушай, хорошо, что ты сказал. Мы просто сегодня шашлыки жарить будем, я тогда скажу Илюхе, чтобы свинину не брал. Лады? Он тянет руку, и я, после недолгих раздумий, жму ее. - Лады. До вечера. *** Где-то в восемь Макс заходит за мной, и мы отправляемся в гаражи. Тут у него все обустроено по высшему разряду – имеется погреб, где его жена хранит соленья да варенья, обогрев на случай холодов; есть потертая, но крепкая мебель. На полках разложены всякие автомобильные запчасти, инструменты, канистры. Перед гаражом стоит маленький диванчик, пара табуретов, журнальный стол без одной ноги (ее заменяет полено) и мангал. Над огнем колдует бородатый мужик в «косухе» и с бутылкой пива в руке. - Во, это Илюха, - представляет его Макс, хлопая приятеля по плечу. – Илюха, это Марат. - Привет, - мы обмениваемся рукопожатием. - А вон и Гриня идет. Макс указывает мне в сторону приближающегося парня огромных размеров. Сложно сказать, в каком направлении он шире – по вертикали или по горизонтали. - Сферический куб в вакууме, - комментирует Макс. – Ленивый, что пиздец. Отрастил себе днище, как у танкера… Я его специально каждую неделю на улицу зову, ну, чтобы убедиться, что он в дверь еще проходит. Вот если не придет, тогда МЧС вызывать придется. - Григорий, - шарообразный протягивает мне руку, похожую на блюдо с сардельками. У него неожиданно высокий для мужчины голос, и мне становится ясно, что его габариты, скорее, следствие болезни, чем лени. Ребята отдыхают здесь своей компанией; они не относят себя к какой-либо социальной группе, хотя каждый в отдельности является ярким представителем таковой. Макс – гопник, Илья – металлист, Гриша – фанат компьютеров и онлайн-игр. Но ни один из них не смог ужиться со своими «соплеменниками». И отщепенцы создали свой клан. Пожалуй, логично, что я в итоге оказался среди них. Перед гаражом быстро расстилается поляна, достаются из погреба огурчики-помидорчики; я выставляю специально купленную бутылку хорошего коньяка и пару лимонов. Знакомиться, так знакомиться! Тут и шашлык поспевает… Макс хороший парень, добродушный, хотя и не слишком умный, да и под ногтем у жены сидит крепко, как грязь. Его Нинка каждые полчаса выходит на балкон проверить, чем ее супруг занят, а иногда и отпускает в нашу сторону всякие комментарии. Он не пытается ей перечить, хоть и огрызается матом. Иногда вместе с ней на балконе маячит мальчишка лет пяти – их сын Егорка. Как только жена скрывается из виду, Макс опрокидывает в себя очередную стопку. - Ух, достала она меня! – он кривится, недобро поглядывая наверх. – Бросил бы, да как малой без отца расти будет? Мужчины вроде Макса всегда оправдывают свое бессилие и бездействие физической/ материальной/ моральной невозможностью изменить ситуацию. Для них типично построение фразы в стиле «я бы сделал, но». А корень их проблем, тем временем, кроется не в сварливой жене или плохой работе, а в забитом детстве и тупых родителях. Вполне возможно, что кто-то когда-то вбил маленькому Максу в голову, что он – тряпка, ничтожество и ничего никогда не сможет в жизни добиться. И теперь он, несчастный, живет по этой изуверской родительской установке и, в самом деле, ничего не может. А если ему вдруг начинает казаться, что – нет, может, то он тут же вспоминает свою маму, обзывавшую его придурком, или папу, считавшего, что вместо сына у него должна была родиться дочь… - Эй, Марат, о чем думаешь? – Макс сидит рядом на табурете и, похоже, давно уже наблюдает за мной. Точнее, за тем, что я завис. - А, ерунда, - я трясу головой, отгоняя ненужные мысли. – Работа у меня такая, что живу ей, понимаешь. - А где ты работаешь? – интересуется Илья. - Центр психологической помощи населению. - А, это «если вы стали жертвой теракта – звоните по такому-то номеру», да? - И это тоже. - Слушай, да у тебя жуткая работа, как ты это выносишь? Там хоть платят нормально? - Никак не выношу. Просто не проецирую на себя чужие проблемы. Платят мало, но спасают частные клиенты. - Выгодно? - Тысяча рублей час. - Да… пожалуй, можно жить. Мы некоторое время молчим, выпиваем, я украдкой посматриваю на Макса, а он на меня. Что кроется в его взглядах: простое любопытство или что-то еще? Была у меня подруга, которой достаточно было посмотреть на мужика, чтобы понять, гей он или нет. Не знаю, как она это делала, но никогда не ошибалась. Сейчас мне ее не хватало. Он просит передать кетчуп, я протягиваю ему пакет и нарочно касаюсь его пальцев своими. Он никак на это не реагирует, с интересом слушая диалог Гриши с Ильей, и я решаю, что мне показалось. Иногда взгляд это только взгляд, и ничего больше. - Да, отстань ты со своим Хабенским! – Гриша показывает на меня рукой. – Ты смотри, он же вылитый Башаров… Марат, ты извини, пожалуйста… - Я привык, ничего. Только ни на Хабенского, ни на Башарова я не похож, хоть они и татары. Один мой друг в свое время был точнее всех вас. Он называл меня в шутку Чингиз Ханом. - У тебя же волосы светлые… - Так, и Хан был блондином с голубыми глазами. Только у него разрез глаз – во, - я растягиваю уголки глаз так, что становлюсь похожим на монгола. – А у меня не так сильно. - На мордву похож, - задумчиво говорит Гриша. Я закатываю глаза. Как вы мне все надоели с этой мордвой… Прикладываю к груди руки, говорю доверительно: - Татарин я, ребята. Самый что ни есть натуральный. А эти ваши, - я показываю рукой в сторону, как если бы там стояли обсуждаемые актеры, - помесь татар с турками и русскими. - Ну, за татар, - Макс опрокидывает в себя последнюю рюмку коньяка, и тянется за пивом. Я начинаю размышлять над тем, как потащу его на себе до квартиры, а главное – что буду говорить его Нинке. «Здрасьте, я сегодня познакомился с вашим мужем… и вот результат» Хотя перспектива некоторое время находиться вблизи от Максова тела не кажется мне такой уж сумрачной. Скорее даже наоборот, радужной. Ха, Шарафетдинов, да ты пьян. Смотри, допрыгался уже однажды... История была такая поганая и глупая, что даже стыдно. Появился у нас на факультете молодой преподаватель. Красивый - сил нет. И началось у меня с ним тоже что-то такое: то я на себе его взгляд поймаю, то он мой на себе. И вроде уже догляделись друг на дружку до той самой стадии, когда пора брать быка за рога и прекращать эту невербальную полемику. Переходить, так сказать, в атаку. Нет, никогда у меня таких проколов не было. И до сих пор я уверен, что он просто спасовал в последний момент. Может, испугался связи со своим студентом, или просто не было у него никогда мужчин до меня... В общем, все закончилось очень плохо. И некрасиво с его стороны, потому что вместо того, чтобы замять недоразумение, он пошел жаловаться ректору. И пришлось мне быстренько паковать вещички... Универ заканчивал заочно. Мы расходимся за полночь, когда с детской площадки за гаражами слышны пьяные вопли алкашей и звуки мордобоя. Я даже не собираюсь вмешиваться в это - пускай развлекаются. Это забота участкового, а вот мое дело - дотащить до квартиры пьяного Макса. Я веду его, приобняв за талию, и слушаю несвязный рассказ о будущем России. Что всех нас надо спасать, а как и от кого, он объяснить не может. - Физическое надо заменять духовным, - говорю я скорее сам себе, набирая код на домофоне. Макс все равно не поймет. - И будет всем нам счастье... Кстати, о физическом. Что-то совсем скис Максимка. Даже рука его, до этого державшая меня за футболку, ослабла, повисла плетью. Нет, если у кого и было что-то на уме, то только у меня. Пьяный-то всегда скажет, что у него на уме, а Макс все про Россию, да про Россию, и ни слова о нас. Пора тебе в клуб, Шарафетдинов. Уже на первого встречного натурала вешаешься... Я осторожно выгружаю ношу из лифта, прислоняю к стеночке и тихо стучу в дверь. На стук сразу появляется Нинка и начинает ругать нас обоих. - Ух, нажрался, скотина! Ты посмотри, сколько времени уже! Чему только сын от тебя научится! - она замахивается на него тряпкой и лупит по шее. - Эй! - я перехватываю ее снова взметнувшуюся руку. - Ты бы сама себя вела поскромнее, женщина. - Ты поучи еще меня, поучи! - она трясет в воздухе кулаком, но отступает вглубь квартиры, увлекая за собой мужа. - Тоже мне, умный нашелся! Иди к своей помойной бабке, иди, не лезь к нормальным людям!.. Дверь захлопывается и я, выругавшись по-своему, сплевываю на коврик. Нормальные люди! Шайтан вас задери... *** В общем, так и завязывается наша с Максом дружба. Некоторое время мы ведем себя, как образцово-показательные мужики, даже в гаражах за рюмкой не встречаемся. Работаем, я иногда захаживаю в клуб, где справляю свои естественные потребности. Жаль, что деньги это заведение ест, как взрослая лошадь. Но в наши времена знакомиться ради секса на улице страшно. Можно запросто нарваться на тех, кто считает своим долгом избить или даже убить гомосексуала за его ориентацию. Как-то раз встречаю Макса на лестнице - лифты не работают. Он спускается печальный сверху, а я тащу пакеты из магазина. Он даже не сразу замечает меня, а когда замечает, не очень-то радуется. - Праздник? – спрашивает он хмуро, кивая на покупки. - У Бабани сегодня день рождения, захотелось вот порадовать старушку... Эй, друг, что случилось? - Нинка разводиться хочет, - говорит он нехотя. Мы некоторое время стоим на площадке, Макс смотрит на улицу через мутное оконце. - Тебя это расстраивает? - Ну... да. Расстраивает. А чего радоваться? Шесть лет вместе живем, со школы друг друга знаем... А она.... Он только машет рукой и упирается лбом в грязную стену. - Чего она? Макс смотрит на меня с сомнением. - Только никому ни слова, понял? Я пожимаю плечами. В сплетнях замечен не был. - Говорит, не удовлетворяю я ее больше. Ну, в этом плане. Как мужик. Наверно, ёбаря себе нашла какого-то... - Слушай, - я подхожу ближе и тихо говорю. - Сегодня футбол будет в десять... Приходи, пива выпьем, поговорим. - Что, будешь давить на меня своими психиатрическими штучками? - Психологическими. Нет, давить не буду. Просто посидим, отдохнем. Ну, как? Макс мнется, ходит по лестничной клетке, как тигр. Видно, что ему и хочется и колется. - Максим, если она все равно разводиться хочет, от одного вечера со мной уже ничего не изменится. Ну? Я тяну ему "пять". - А! - он со звонким шлепком бьет ладонью о ладонь. - Хер с ней. Приду. В десять? - Да. Там матч интересный будет, "Бундесы" играют... - Да я не за футбол иду, - уголок его рта дергается в подобии улыбки, хотя ему и не весело. - Так, посидеть с тобой... И он сбегает вниз по лестнице, оставляя меня в задумчивости смотреть ему вслед. Со мной, значит, посидеть?.. Хм, ладно. *** Макс объявляется на пороге квартиры ровно в полдесятого с пакетами в руках и при полном параде: в белой майке-«алкоголичке», красных штанах «адидас» и черных кедах на босу ногу. По ровному кантику и легкому раздражению на шее можно сказать, что он только что из парикмахерской. От него даже пахнет чем-то парфюмерным, не дешевым. И я не знаю, плакать мне или смеяться: все это слишком смахивает на свидание. Бабаня суетится в прихожей, встречая его, причитая, что сама вся непричесанная и в халате. - Марат! – обрушивается она на меня. – Что ты не сказал мне, что у тебя гости! Я бы хоть мешки отсюда вынесла, полы помыла… - Бабанька, не суетись! – вместо меня говорит ей Макс, вручая хозяйке коробку шоколадных конфет и бутылку красного. – С днем рождения тебя, вот. Здоровья там, ну, а остальное приложится… - Ой, мать моя женщина, отец мой мужчина!.. Марат, вы на кухне будете? - Нет, в комнате. Футбол скоро. - А… ну, ладно. Не буду вам мешать… - Бабаня задумчиво смотрит на вино и конфеты. – Пойду тогда на кухне посижу, что ли… Макс притащил две баклажки пива, водку, всякую закусь, плюс у меня еще в холодильнике батарея из бутылок и блюдо самсы. Это мы полдня с Бабаней развлекались – я делал начинку, а она тесто. Макс потирает руки: - Я предлагаю нАчать! Под приглушенную болтовню из телевизора мы усаживаемся на маленький диванчик. Это моя кровать, мой стул, а иногда и стол, когда настроение особо ленивое. В горизонтальном положении я целиком здесь не помещаюсь. Голова обычно на одном подлокотнике, а лодыжки – на другом. Так что мы сидим, притиснутые друг к другу, и Максова коленка задевает мою. - Что решил с женой? В телевизоре появляется зеленое поле, комментатор представляет команды. Макс отставляет бокал и жует самсу. Наверное, ничего не решил, но ему надо что-то ответить, и он как раз сейчас об этом размышляет. - Ты помочь мне можешь? – спрашивает он, наконец. - Возможно. Расскажи, в чем дело. Макс «закрывается», скрещивая руки на груди. Подумав, еще и закидывает ногу на ногу. - Это глупо. Она все время придирается ко мне. Что Макс не сделает – все не так. Говорю не так, одеваюсь не так, машину вожу не так… да, откуда она знает, как водить, она в жизни за рулем не сидела! Все не так, понимаешь? Трахаю ее – тоже не так! Он стихает, выдав самое важное. - Ты пробовал обсудить с ней это? Что именно ей не нравится? - Я ей не нравлюсь, - бурчит Макс. – И все, что со мной связано. - Ты накручиваешь себя. Всегда есть причина, тебе только нужно ее найти. Возможно, когда-то ты что-то действительно сделал не так, и ее это очень обидело. Ты не заметил, а она запомнила, и с годами из этого вырос целый снежный ком. - Когда-то мы так любили друг друга… - он раздербанивает соленую рыбку, делая ее похожей на мочалку. – Знаешь, как в кино все было. А теперь… - Значит, у вас сейчас такой период. Любые долгосрочные отношения, пережив «конфетно-букетный» этап, растут, развиваются дальше. И в какой-то момент наступает этап «отвращения», он так и называется. Это нормально. Его просто нужно переждать. - Сколько ж ждать можно? Уже сил никаких нету. Я сажусь к нему вполоборота, чтобы видеть его лицо. - Давай вернемся к началу. Ты сказал, что дело в сексе. Можешь вспомнить, с чего все началось? Макс бросает на меня быстрый взгляд, потом делает большой глоток пива. - Могу. Но говорить стыдно. - Да ну, брось. Мне ты можешь сказать все, я никогда и никому не разболтаю. Забудь сейчас, что я твой друг. Я просто хочу помочь тебе, как специалист. Он в волнении облизывает губы. - Короче… шалили с ней однажды. Ну, под этим делом, - он щелкает себя по горлу. – Восьмое марта что ли было, не помню уже… А у нее как назло месячные. Ты, говорит, так об меня потрись, а то я боюсь по красному трахаться. Ну, я терся-терся, а что толку, это еще хуже, чем дрочить. И засадил ей по самые помидоры. Он сглатывает. - Не туда. Макс хватается за пиво, будто хочет спрятаться от меня за бокалом. Я тоже отпиваю, даю ему возможность отдышаться. - Ей не понравилось, что вы занялись анальным сексом? - В том-то и дело, что понравилось. Стонала так, что все соседи, наверно, слышали. А потом она будто взбесилась, начала орать на меня, что я на самом деле не ее хочу в жопу трахать, а мужиков, и что она еще с того раза догадывалась. Прикинь, латентным пидорасом меня обозвала, дура! И мы с тех пор только в миссионерской позе ебёмся, а я не могу так! Как мне ее удовлетворять, если она сама мне не дает?! - С какого раза? - перебиваю я его, и он краснеет. - Я ей когда-то рассказал одну вещь… про себя. Нет, ну будто у нее такого не было! Сама, небось, в техникуме с подружками сосалась, а пидор только я получаюсь. - У тебя было что-то с парнем? Макс, красный как рак, ковыряет заусенец на пальце. - Друг у меня был, Мишка. Лет по десять-одиннадцать нам было. Вот… ну, и придуривались мы, типа «показ мод» устраивали… Надо было друг другу свой стручок показать. Он секунду молчит, прикрыв глаза рукой, пытаясь справиться с эмоциями. - А он однажды взял и потрогал. У меня сразу встал. Много ли надо в одиннадцать лет?.. Потом я у него потрогал. Короче, дотрогались до… понятно, чего. Марат, скажи, чего я такой дебил, зачем я про это жене рассказал? Я сжимаю его руку, желая успокоить. - Отношения строятся на доверии. В нас на уровне подсознания заложено стремление быть честными с теми, кого мы любим. Ложь доставляет порой дискомфорт и страдание. Например, я дал тебе понять, что ты можешь доверять мне, и ты рассказал мне о том, что тебя давно мучает. Тебе стало легче? Он молча кивает, глядя на мои пальцы на его запястье. - Ну, а с разводом не торопись. Постарайся поговорить с женой, сделай, может, ей какой-нибудь подарок. В кафе или ресторан своди, пусть она почувствует себя любимой. Я не говорю, что будет легко, но тебе же самому не хочется столько лет семейной жизни в помойку выбрасывать. Значит, надо бороться… - Спасибо, - глухо говорит он, и его неуверенная рука накрывает мою. – Ты хороший парень, Марат. Он смотрит мне в глаза, и я замираю. Это тот самый момент, когда можно все бесповоротно испортить. Я веду руку вверх, якобы снимая с его плеча невидимую пылинку. На теплой загорелой коже виднеются небольшие темные родинки. Так часто бывает у людей, которые много времени проводят на солнце с голым торсом. По его телу пробегает волна мурашек. Телевизор разражается радостными возгласами. Кто-то кому-то забил. А я уже и думать забыл про этот футбол. - «Бундесы» молодцы, - замечает Макс, откидываясь назад. Его взгляд будто прилипает к телевизору, как и моя рука к его плечу. – Тренер у них отличный. Он сглатывает, и его рука перемещается на мое колено. Я едва сдерживаю улыбку, и глажу его по коротким волосам за ухом. Пока непонятно, с каким счетом закончится эта игра, но то, что она будет не хуже матча в телевизоре, можно догадаться. Мы сидим бок обок, неспешно касаясь друг друга, в молчании глядя в телевизор. Точнее, туда пялится Макс, будто боясь встретиться со мной глазами. А я с интересом поглядываю на него, отмечая изменения в выражении его лица. Когда моя рука ложится на внутреннюю сторону его бедра, он стискивает челюсти и закрывает глаза. У Макса стоит, это отчетливо видно через мягкую ткань его штанов. Я тяну руку, склоняясь к нему, и сжимаю. Он издает сдавленный стон и поворачивает ко мне голову. В его мутном взгляде написана немая мольба. Я коротко целую его в губы, но он отворачивается и только шире разводит ноги. Что ж, ладно. Обойдемся без нежностей. В телевизоре снова шумят. В комнате становится жарко, а может, просто кровь ударяет мне в голову и в пах. Я высвобождаю его из штанов. Судя по состоянию его органа, продержится Максимка не долго. Интересно, это он заводится с пол оборота, или я - слепой болван? Его красный член сейчас очень в тон к штанам, и выглядит довольно устрашающе. Минет делать не хочется. К первым контактам я всегда отношусь с опаской – кто знает, где эта штука была до меня. Я склоняю голову к его шее, вдыхаю его запах и сильно, размеренно двигаю рукой: минуту, другую, третью… до тех пор, пока он не начинает ощутимо дрожать и глухо постанывать. Где-то на столе была пачка салфеток… Я отвлекаюсь на секунду, чтобы стащить парочку, и в этот момент он кончает, высоко вскидывая бедра, тараня мой кулак. Я едва успеваю спасти «адидас» от позора. Несколько секунд он пытается восстановить дыхание, а потом со страхом в глазах смотрит на меня. - Все в порядке, - говорю я быстро. – Тебе это было нужно. Все хорошо. Сложно сказать, успокаивает его это или нет, но он глубоко вздыхает, а потом извиняется и выходит в ванную. Через открытую дверь слышно, как льется вода. На кухне Бабаня слушает «Ретро-FM»… *** В тот вечер Макс уходит, скомкано попрощавшись, и несколько дней мы не видимся. Похоже, что он скрывается от меня, угнетенный случившимся. Помогает восстановить контакт все та же случайность – как-то утром в понедельник мы сталкиваемся у лифта. Прежде, чем он сбежит от меня по лестнице, я хватаю его за рукав и отвожу в сторону. - Не надо бегать от меня, пожалуйста. Ничего страшного не случилось. Он молчит, отводит взгляд. Мне приходится продолжить. - Иногда нужно просто отвлечься. Если ты сам не станешь винить себя в случившемся, то никто не станет. И это не надо обсуждать с женой или еще с кем-то. - Бля, мне так стыдно, - выговаривает он, не поднимая головы. – Почему я все делаю неправильно? - То, что было – не неправильно, - твердо говорю я. – И вообще, заруби себе на носу: ты сам себе хозяин. Жена и общественное мнение совсем не те идеалы, к которым нужно прислушиваться. Слушать надо это и это. Я тычу ему в лоб, а потом в область сердца. - Мы не будем больше этого делать, - говорит он. Это одновременно похоже и на утверждение, и на вопрос. Я отвечаю тем же тоном: - Как ты захочешь. Он согласно кивает. - Как Нина? Есть сдвиги? - Вчера в ресторан ее водил. Вроде ничего, оттаяла. За целый вечер ни слова о разводе… - он несмело улыбается, поднимая на меня взгляд. Я хлопаю его по плечу. - Молодец. Так держать. О, а вот и наш лифт… Поехали? И мы поехали… дальше, по тропе дружбы. Было немного жаль, но я сам сказал, что это должен быть его выбор. В конце концов, я не собирался уводить из семьи мужа, да и перестраивать его моральные принципы было бы долго и муторно. Я натолкнул его на верные мысли, а во что это в итоге мутирует в его голове, уже не мое дело. А иметь при себе друга, который тебе капельку больше, чем друг, всегда приятно.