«Антон Шастун и Ирина Кузнецова приглашают Вас разделить их счастье и стать гостем на…»
Дальше он не читает. Только пялится на фотографию посередине листа и старается не думать о том, что Антон выглядит счастливым. Действительно счастливым. Улыбчивый, глаза блестят, касается небритой щекой виска своей невесты и смотрит прямо в камеру. Ира жмется к нему и щурится, будто бы передает всем послание, что этот мужчина — ее. Арсений с трудом сдерживает истерический хохот.Часть 1
23 июля 2019 г. в 11:27
Арсению смешно. Он уже минут десять сверлит мутным взглядом красивую бумагу с приторно-банальными голубями и цветами.
Его Шаст женится. Потрясающее известие. Все хорошо, правда. И руки не дрожат, и ноги не ослабели, и голос садится из-за съеденного мороженого. Он в порядке. Ему хорошо. Он счастлив за него.
Арсений понимает, что это ребячество, но, уже ожидая свою очередь, ловит себя на мысли, что ему так-то похуй, что о нем подумают. Паша, Серый, Поз, Оксана со Стасом… Сам Антон. Просто «похуй» большими буквами во весь земной шар.
Шум зала оглушает, но он почти не слышит его — вылетает в центр сцены и улыбается, глядя на жюри и ведущего. Паша ошарашенно таращится на него — не ожидал — и, собравшись, откалывает какую-то шутку, на что Попов только ведет плечами и привычно отмазывается.
Россыпь ненужных вопросов, на которые он отвечает кратко и равнодушно, потому что уже не терпится. Слова стоят комом в горле, микрофон намокает в дрожащей ладони, сотни взглядов придавливают к полу. Мелькает мысль уйти и не выставлять себя идиотом, но он стоит, потому что знает, — он смотрит. Они сами рекламировали новый сезон «Песен», и было бы слишком по-пидорски не заценить это шоу.
Арсению видится, как Антон в это самое мгновение сидит на диване в своей квартире и не дышит, в то время как замершая рядом Ира сжимает его локоть и повторяет один и тот же вопрос, на который у него нет ответа. Он не сдерживает смешок и трет переносицу, после чего прерывает Пашу, продолжающего сыпать остротами, и просит разрешения начинать. Жюри лишь разводят руками и согласно кивают.
Направленный на сцену свет ослепляет, тысячи глаз смотрят, не моргая, и он жмурится на пару мгновений, прислушиваясь к своему сердцу.
Тук.
Тук.
Тук.
— Ставлю точку, точно.
Не хочу видеть тебя больше,
Не хочу слышать твой голос.
Видимо, я не за того боролся…
Боль накатывает волной и давит, давит к сцене, заставляя пошатнуться, но он стоит. Только тратит все силы на то, чтобы контролировать дыхание. И не сбиться, главное, не сбиться, главное, допеть. Потом, там, за сценой, можно будет упасть, зажаться в угол и скулить от разошедшихся в груди ран. Но пока — пой, Арсений, пой.
— Мои чувства для тебя ничего не стоят,
Доверился зря, но урок усвоен…
В голове вспыхивает воспоминание: тот единственный отдых, когда их было только двое. Когда один номер, одна кровать, один воздух и глаза в глаза. Когда оба рискнули — и воскресли. Когда стерлись все вопросы и неуверенность. Когда предрассудки растаяли на губах.
А потом Антон вернулся к ней. Почему? Вопрос риторический. Арсению даже не нужен ответ — слишком устал. Надеяться, ждать, прощать, доверять, просить, ластиться к рукам, как котенок… Устал.
— Противник достоин твоей любви…
Арсений воспроизводит в памяти уверенный взгляд, и его снова тянет расхохотаться. Она-то уверена, что ее «Тоша» принадлежит только ей. И его так и подмывает позвонить ей. «Привет, поздравляю с помолвкой. Кстати, Антон любит снизу, если что, так что ты имей в виду. Что в качестве подарка принести?»
А еще Антон жить не может без своих колец. Они — часть его. И Арсений помнит каждый раз, когда он, лежа на его коленях, сетовал на то, что Ира заставляет их снимать, потому что они ее бесят. А потом Его Шаст улыбался и кусал губы, пока Арсений обводил языком каждое кольцо, выцеловывая грубоватую кожу вокруг них.
А еще Антон любит, когда его обнимают со спины, утыкаются лицом в волосы на затылке и целуют в кожу у ворота футболки. Касаются едва ощутимо, невозможно-нежно, а потом всасывают, чуть сжимая зубами до легкого стона.
Ира так не сможет. Никогда не могла.
— Мечты разбиты на сотни осколков,
Я больше не жду тебя.
Эта песня — последняя слабость,
Последняя слабость моя!
Голос срывается, и Арсений до хруста суставов цепляется за микрофон и с силой упирается обеими ногами в пол. Его трясет, как в припадке, и каждым звуком, каждым выдохом выдавливает из себя обиду и боль, как гнойник.
Он убеждает сам себя. Он верит. Хочет верить. Ему просто нужно оторвать этот пластырь. Пусть так, пусть с кровью, пусть с воплями и криками, цепляясь зубами в подушку и воя по-звериному. Просто перетерпеть. Просто пережить.
Проглотить эту слабость.
— Идете под венец, а я — к успеху.
Даже хорошо, что ты не приехал.
Я не плачу — это в сети помеха,
Прикрываю чувства дурацким смехом…
Он помнит тот вечер, когда Антон впервые осознанно выбрал не его. Они сидели всей компанией в кафе после съемок очередного выпуска «Импровизации», и Арсений предложил ему поехать к нему. А потом пришло сообщение от Иры. И Антон уехал. Просто встал, что-то промямлил и скрылся за дверьми, которые ударили по чему-то внутри Арсения.
На смс «Почему?» пришло логичное «Ну, она же моя девушка», и Арсения едва не вывернуло. Девушка. А он кто? Замена? Отвлечение? Любовник? Друг с привилегиями? Коллега на потрахаться, когда девушка надоест? Прелестно.
— Она родит тебе сына или дочку,
Я пишу песни строчка за строчкой.
Я — вдвоем с музыкой, а ты — с ней:
Замкнутый круг изо дня в день…
Арсений видит их ребенка: зеленоглазого и светловолосого мальчугана с самой широкой улыбкой, которая способна осветить весь мир. Хохотушка, егоза, лучик. Видит так отчетливо, что перестает контролировать свои эмоции, — по щеке скользит слеза, и он даже не пытается убрать ее. Пусть течет. Может, боли станет меньше.
Свадьба — точка. После нее их точно не будет. Максимум, что останется, — это «Импровизация», потому что у каждого контракт еще минимум на два года. И Арсений справится. Теперь — точно справится.
— Закончен рассказ, слезы из глаз.
Абонент недоступен, связь оборвалась…
Его выворачивает наизнанку. Ноги едва держат, и ему мучительно хочется упасть на колени, чтобы появилась точка опоры, но это был бы перебор. Это бы сломало окончательно. Это было бы слишком унизительно.
Поэтому он стоит, шатаясь, и выдыхает каждой строчкой свою душу, стирает все воспоминания, выжигает прикосновения, вычеркивает встречи.
— Нет, не звони, я не отвечу:
Стираю из памяти все наши встречи.
Сердце кричит — с него довольно,
Наверное, долго еще будет больно…
Песня еще вибрирует на связках, отдается в стенах неожиданно тихого помещения, слезы жгут щеки, скапливаясь на подбородке и падая на черную футболку.
Арсений задыхается. Упирается лбом в микрофон и жмурится до кругов, пытаясь привести дыхание в порядок.
В зале — гробовая тишина. Он поднимает голову — робко, испуганно, натянутый, как струна, — и видит, что зрители стоят. Все поголовно. Стоят, окаменелые, завороженные, в мелькающем свете мерцают влажные дорожки на их щеках.
Жюри что-то говорят, скомканно, сбивчиво, у Паши голос стал ниже на несколько октав, хоть он и пытается сдерживать себя, но во взгляде, обращенном к нему, столько вопросов, что Арсений понимает — не отвертится.
Но это потом. Сейчас он вылавливает паузу, сообщает, что не хочет идти дальше, что поставленной цели он добился и благодарен проекту за такую возможность. Баста и Тимати переглядываются, хмурятся и медленно пожимают плечами. Арсений кивает им, улыбаясь спокойно и открыто, машет Паше, отправляет теперь уже орущей толпе несколько воздушных поцелуев и уходит со сцены.
Микрофон липкий в его руках, и он бросает его на первый же пуфик. Его окружают другие участники: парни мнутся на месте, непонимающе пялясь на него, девушки льнут со всех сторон и не скрывают слез. А он не слышит ничего — смотрит мимо голов и продолжает улыбаться своим мыслям.
Он смог.
Когда в заднем кармане вибрирует мобильный — кто бы сомневался, — Арсений достает его только для того, чтобы убедиться в том, что звонит именно Он, добавляет абонента в черный список — пусть даже на время, хотя бы до следующих съемок, — и уверенно вдыхает полной грудью.
— Связь оборвалась.