Конец лета 9:32-ого

Хотя на деле ничего неожиданного тут не было: подземные перекрытия многие годы подтачивала то сырость, то сухость (уровень грунтовых вод здесь существенно колебался из-за приливов и отливов). Такого обращения не выдержит ни дерево, ни камень, какими бы заклятьями их ни укрепляли. Хоук переступил с ноги на ногу, и рассохшаяся доска под ним звонко треснула пополам. Конец встопорщившейся доски надломил стену, в которую упирался: стена, и без того державшаяся на честном слове, осыпалась вниз, прихватив с собой часть пола и всю компанию, за ней притаившуюся. Скрываться было уже бесполезно (да и трудно это сделать, лёжа в куче порченного строительного материала точнёхонько посреди злоумышленников); эффект неожиданности, правда, вышел на славу – жаль только, что наши герои были ошарашены никак не меньше своих противников. - Ну надо же, кто почтил нас вниманием! – ехидно протянул всё тот же женский голос. Хоук выкарабкался первым: он кое-как поднялся, попытался отряхнутся, но всколыхнул целое облако пыли и смачно чихнул. За его плечом почти тут же вырос молчаливой тенью Фенрис, слегка присыпанный щепками. Звякнула кинжалами Изабелла, заправляя их обратно за пояс, и помогла подняться Мерриль. Варрик шумно похлопал себя по бокам, сгоняя мусор с камзола, и галантно подал эльфийке оброненный посох. Первый чародей Кирквола щёлкнул пальцами, и огромная плита потолка, зависшая над ними дамокловым мечом, отлетела и шумно рухнула с правой стороны, так никого и не задев. Признаться, у него было огромное желание приземлить плиту на головы болтунов, тем более что были все основания считать их виновными в краже меча, но чародей рассудил, что это он сделать всегда успеет. Телекинетические заклинания изначально составлялись короткими и удобными, как раз для таких случаев: для произнесения формулы и концентрации требовались считанные мгновения. Вообще-то в бою хороший телекинетик по эффективности мог дать фору целой группе магов-стихийников, но адепты всё равно упорно предпочитали зубрить медленные, громоздкие, но более зрелищные заклинания стихий. - Не ожидали? – самодовольно осведомилась женщина в церковной робе, стоявшая у чего-то, напоминавшего самодельный алтарь. На алой подушке возлежал украденный меч, неприятно гармонируя цветом лезвия с наволочкой. Рядом испуганно горбился какой-то щуплый тип в очочках, и эту непрезентабельную композицию оттеняла немаленькая толпа из братьев и сестёр Церкви вперемешку с несколькими храмовиками, с одинаково неприязненными выражениями лиц. - Отчего же? Вот примерно так я вас себе и представлял, - меланхолично сообщил присутствующим Орсино. Пока что всё оправдывало его предчувствия. - Так, - сказал Хоук и на всякий случай вынул кинжалы, - что у нас тут за непотребство? Церковники заметно обиделись: видимо, не верили в свою способность заниматься непотребствами. - Мы – последователи истинных заветов Андрасте, - с гордостью сообщила предводительница, и толпа согласно загудела: мол, что, неверующие - съели? - Да следуйте на здоровье, - фыркнул Варрик. – Меч-то зачем было красть? Или без кражи заветы были недостаточно истинны? Лицо женщины перекосилось: - Нельзя допустить, чтобы святыня пребывала в нечестивых руках! В руках тех, кто- - Погодьте, - встряла Изабелла, - а я ведь знаю эту тётку! Это же мать Морбис по прозвищу Падучая Чума! Она вечно торчит в доках и вопит о вреде разврата, её коронная фраза – «чума падёт на ваши головы», - пояснила капитан пиратов свою внезапную осведомлённость. - Потрясающе, - подытожил Хоук. – Я смотрю, у нас тут целая секта образовалась –нет бы что-нибудь хорошее организовали, вроде дома для сирот или службы занятости… И ведь не лень же – святыню себе даже подобрали. Как вы там её обозвали – меч медвежатника? - Медвежий меч. Это меч, которым, по легенде, архонт Гессариан пронзил сердце Андрасте, чтобы окончить её страдания на костре, - неохотно поделился познаниями Орсино. – Главный символ милосердия, и это именно он изображён на знамени храмовиков. - Что, у Мередит правда он? – изумился Варрик и алчно блеснул глазами, мысленно переведя меч в денежный эквивалент. Не то чтобы он действительно собирался его отбирать и продавать – но помечтать-то можно. - Нет, конечно! – фыркнул чародей. - Откуда бы? Тот меч вообще считается утерянным. Также есть мнение, что его впоследствии переплавили: то ли на плуг, то ли на статую Андрасте, не знаю точно. Я не слишком интересовался этой частью истории. На Церковь и иже с ней Орсино, признаться, глубоко всё равно. Андрасте представлялась ему вздорной тёткой с исключительно огромным самомнением – возомнила же она себя возлюбленной бога. Вот кому маг бы охотно посочувствовал, так это её мужу. Маферат был толковым полководцем, который повёл войска на Тевинтер и одержал над ним победу; а какая память о нем осталась? Главный предатель в истории! Да будь у Орсино такая жена, он (во-первых, не женился бы на подобной мегере) сам бы рано или поздно пристроил её на костёр (хотя скорее отравил бы – пусть эпатажу меньше, зато замести следы легче). Боги-возлюбленные не способствуют семейному уюту, а слыть самым известным в мире рогоносцем – увольте. Может, кому-то и лестно, что на твою жену польстился даже бог, но невозможность набить сопернику морду (или вжарить по ней огненным шаром) Орсино жутко раздражала бы. Видимо, как и Маферата. И вообще, приличные боги на чужих жён не облизываются. И не упрекают потом людей в разврате. - Ваше невежество не знает границ, - ввернула, пользуясь случаем, мать Морбис. И решительно не поняла, почему незваные гости посмотрели на неё с таким изумлением. - Мда, - протянул Хоук. – Клинический случай. Дамочка, верните меч по-хорошему: к медведям и архонтам он никакого отношения не имеет, зато доказано, что лириум, которым он отделан, чертовски опасен. - Вот! – оживился вдруг невнятный очкастый тип. – Я сразу понял, что что-то с этим мечом не так! - Почему не так? – удивилась вслух Мерриль. – С этим мечом всё так, просто он совсем не тот. Меч, то есть. Путаное заявление эльфийки внезапно показалось толпе сектантов очень логичным. - Как не тот? Не тот? А почему? А как же? – заволновались люди. Мать Морбис жестом отмела их сомнения: - Эти невежественные нечестивцы пришли специально, чтобы отвратить вас от истины! Толпа вновь заволновалась, но теперь уже одобрительно. А, мол, так вот в чём тут дело – а то они уже засомневались. - Маразм, - заметил Хоук. – Что делать будем? Он посмотрел на Первого чародея, явно адресуя вопрос ему – как главному в группе специалисту по истории, магам и психам. Но Орсино был очень-очень занят: он из последних сил боролся со жгучим желанием наглядно объяснить этим людям, какие они идиоты. Без помощи слов. - Обезвреживать, - подал голос Фенрис. Эта стратегия его никогда не подводила: он с самого начала поделил толпу на группы и помещение – на сектора, прикинул примерное количество противников на одного и мужественно устоял перед получившейся цифрой. Впрочем, был шанс, что тупая толпа сама сбежит, лишившись своей головы, поэтому Падучую Чуму эльф выделил в приоритетные цели (мысленно обведя её кружочком и присовокупив сверху краткое, но ёмкое матерное слово на тевине). - Послушайте, - предпринял ещё одну попытку Хоук, - вас мамы не учили, что красть нехорошо? Верните меч на место и обсуждайте потом с Командором сколько влезет, что это за реликвия и где ей положено быть. - Бесполезно, - заметил Варрик. – У этих людей катастрофически не хватает мозгов. Они твои слова фильтруют как слишком сложные для восприятия. - Вы не собьёте нас с пути! – взвизгнула вдруг преподобная мать, и стало сразу понятно, почему прозвище «Падучая Чума» так надёжно за ней закрепилось: голосовые данные у мадам впечатляли. Она бросилась грудью на алтарь: Хоук успел даже понадеяться, что женщина сама себя заколет, но та просто неумело схватила тяжёлый меч двумя руками. По просторному помещению – кто знает, что это было за место во времена Тевинтера – прокатилась волна искрящегося красного света. Проморгавшись, наши герои увидели, что от странного, но быстро рассеивающегося марева их ограждает магический барьер, который удерживает посеревшая от напряжения Мерриль; Первый чародей цепко ухватил девушку за плечо, поддерживая и делясь магией. А за пределами барьера сектанты дружно повернули головы в их сторону и уставились красным, нехорошим и одинаковым взглядом. - Это ещё что за хрень? – воскликнул Хоук. - По всей видимости, так выглядит воздействие красного лириума в концентрированной форме, - задумчиво откликнулся Орсино (в то же время левитируя полюбившуюся ему плиту потолка). – Интересно, что маг крови может сопротивляться ему вполне успешно – барьер, даже простой, совершенно непроницаем для этой ауры. - Вы это знали? - Предполагал, - сознался маг и обрушил плиту, которая погребла под собой большую часть красноглазых фанатиков. - Ловко, - одобрил Хоук изменившийся расклад сил: их авантюра стала заметно менее самоубийственной. Орсино, напротив, не был так уверен – это же Кирквол. Здесь ничего и никогда не бывает просто. Мать Морбис вдруг заверещала. Это был самый настоящий визг – громкий, на одной высокой ноте; так могла вопить свинья, догадавшаяся, зачем фермер завёл её в этот уголок и достал нож. Звуковую волну фактически можно было пощупать – она сбивала с ног не менее эффективно, чем телекинетические заклинания. Тот же защитный барьер она снесла в один миг. Хоук метнул в сторону безудержно вопившей женщины запасной кинжал, но тот на подлёте буквально рассыпался в пыль. - Вот же гадство! – ругнулся Защитник, до глубины души поражённый подлостью сектантов. – Хороший был кинжал, трофейный! У нас таких не делают. Ну ладно отобрать, подальше отшвырнуть, в меня метнуть – но уничтожать-то за что? Естественно, одними словами дело не ограничилось: рассвирепевший Хоук презрел опасность и отправился лично учить церковников хорошим манерам, а его друзья радостно присоединились. Мерриль и Орсино остались на усыпанном щепками и обломками пятачке одни. - Вы знаете заклятье кровного оберега? – светским тоном спросил эльфийку Орсино, заодно изящным жестом «толкнув» всё ту же плиту: она проехалась по полу, подминая под себя бешеных церковников не хуже асфальтоукладочного катка (если бы на Тедасе изобрели асфальт и каток). Опять же, очко в пользу телекинетиков: зачем поливать врага огнём или льдом, каждый раз с трудом наколдовывая нужную стихию (которая нередко развеивается в самый неподходящий момент), если можно взять один очень крупный предмет и хорошенько им повозить? Сплошная экономия сил, времени и ресурсов – нет, положительно надо включать в план дополнительные лекции. С демонстрацией. Может, хоть у кого-то мозги включатся… - Это которое из трёх аккордов? Защита от зла? – уточнила девушка, смотря на чародея чистыми, прозрачными глазами с лёгкой алой поволокой, совершенно не обращая внимание на вопли, боевые кличи и иногда пролетающее над их головами оружие. Какая милая девушка – это же надо быть настолько нечувствительной к творящемуся безобразию! Талант, не иначе. - Оно самое, - кивнул Орсино. – Сможете наложить? Я поддержу, если что. - Хорошо. Только помощь вряд ли понадобится - тут вполне достаточно материала, - огляделась вокруг эльфийка; кровавых луж вокруг действительно было немало, а демонов мало интересует, откуда именно вы берёте предлагаемую им кровь. Демоны куда гуманнее, скажем, той же налоговой службы, вечно допытывавшейся до Круга по поводу источника доходов. Мерриль аккуратно чиркнула ножом по ладошке – обязательное условие магии крови (хотя бы несколько капель должны принадлежать колдующему магу лично), - и, сфокусировавшись на своих товарищах, пропела три ноты заклятья. Орсино чуть подправил траекторию и усилил чары: сам он магом крови не был, зато опыта работы с кровными заклинаниями у него было в разы больше, чем у многих малефикаров. Признаться, он и сам не понимал иногда, почему до сих пор сам не стал магом крови – возможно, только лишь потому, что не нашёл ещё демона себе по вкусу… Первый чародей моргнул. Мысль была странной и, говоря откровенно, не очень похожей на его собственную. На скорость реакции маг не жаловался: Орсино мгновенно перехватил «хвост» творящегося заклятья оберега и растянул его, набросив на Мерриль и на себя заодно. Эльфийка тоже озадаченно моргнула и удивлённо уставилась сперва на чародея, а потом – на мать Морбис, нелепо махавшую кроваво-красным мечом. - Она..? - По всей видимости, да, - вздохнул Орсино. Он заподозрил это с самого начала, как только пригляделся к злоумышленникам поближе. Понять, что перед тобой маг крови – вернее, далеко ушедший за грань разумности маг крови, - не так уж сложно. Главный показатель – глаза: тёмные, будто спелая вишня. Вроде бы шоколадные или чёрно-карие, но чувствуется, что там, под тонким слоем радужки, плещется кроваво-красный вишнёвый сок. Имея опыт, отличить этот цвет от, скажем, карих глаз Хоука, напоминающих тёплый, сухой мякиш чёрного хлеба, легко. Глаза матери Морбис были насыщенного вишнёвого цвета. - Нас не победить! – опять взвыла она, но несколько иным голосом: исчезла истеричность и слишком высокие ноты, появилась глубина и зазвучала спокойная уверенность в своей правоте. Желание и Гордыня разговаривают таким тоном. Но это так, сноска для специалиста. Остатки паствы внимали матери с видимым удовольствием. Хоук и компания – без удовольствия и с выражением скуки на лицах: ясное дело, они выслушивали подобные монологи не раз и не два. Демоны – не Шекспиры, и разнообразием реплик их сценарии не отличаются. - Да истребятся враги наши, да уверуют неверующие, да раздастся глас небес! Аминь! С последним выкриком зал вновь заволокло мерцающим красным маревом, на этот раз – гуще насыщеннее. Все звуки стихли: сама мать Морбис застыла в позе дирижёра, впавшего в экстаз, а остальные – в позах попроще. Кому с позой не повезло – то есть кого поймало в движении, - попадали на пол, как кульки с мукой. В воздухе запахло раскалённым металлом и могильным холодом: так пахнет там, где демон получил полную власть, а людей уволокло в Тень, чтобы запереть там навеки в бесконечном цикле искушений. Глядя на всё это безобразие, Орсино всерьёз оскорбился. Кругом все были заняты делом: одни ликовали и искушали, другие радостно поддавались, третьи боролись в Тени с хваткой демона. И всё с пафосом, с надрывом, с героическим преодолением… Орсино, может, тоже не возражал бы, чтоб его искусили – чего уж там, он искусился бы с удовольствием. Но дураков – то есть желающих почему-то не находилось, и приходилось стоять посреди упавших тел, как одинокому тополю. И такая обида захватила чародея, которого и без того терзала бессонница, депрессия и демон знает чего ещё, что воздух вокруг него сгустился и затрещал статическим электричеством. Кровавое марево вокруг расступилось, не желая связываться с таким противником; мать Морбис медленно отмерла и вперила в Орсино нехороший, нечеловеческий взгляд глаз, похожих на горящие угли. Она величественно махнула рукой, и в чародея ударила молния. Заклинания, творимые малефикаром, априори сильнее всего, что может сотворить обычный маг, но опыт и мастерство способны сместить чашу весов в вашу сторону даже при самом плохом раскладе. Молния испепелила ловко подставленный ей на полпути кусок кирпичной кладки, а преподобную мать снесло с алтаря и вжало в стену вторым телекинетическим заклятьем. Коротким и ёмким – как Орсино и любил. - Молния – штука очень мощная, но одноразовая, - неторопливо объяснил чародей, пробираясь мимо начавших приходить в себя людей поближе к основному источнику безобразий. – Весь заряд моментально уходит на уничтожение предмета, которого молния коснулась, без остатка – ни предмета, ни заряда. Поэтому для защиты достаточно поставить что-то между собой и молнией. Вот с огнём, например, такой простой приём не сработает… Впрочем, вам эти знания вряд ли теперь пригодятся. Преподобная мать следила за его продвижением угольно-красным глазом; поза была неудобной, её голову придавило к стене под очевидно болезненным углом. Но пошевелиться она не могла: телекинетическая волна держала крепко. - Радуешься? – сдавленным голосом поинтересовалась мать Морбис. - Нет. - А что так? – притворно удивилась та, явно не веря в существование организма, не подверженного желанию ликовать над павшим врагом. – Радуйся, маг, пока можешь. Не всё только вам магией баловаться – нам, последователям Андрасте, тоже воздаётся по нашей вере… Чародей с грустью покачал головой. Магию давно считали проклятым даром, но частенько люди, вопреки тому, что сами же говорили, были бы не прочь заполучить этот проклятый дар себе. Вот и эта… чума падучая. Где только ухитрилась демона откопать? Магия крови скрывает одну простую, но неприятную истину: дар есть не у всех, но малефикары в нем и не нуждаются – крови и жизни у любого достаточно, только трать, и демон выполнит всё, что потребуешь. И даже даст тебе магию. Вот только на что ты её потратишь? Орсино давно заметил: предложи человеку за своё желание заплатить две сотни золотых, так он убежит от тебя в ужасе, поджав хвост; а предложи отдать душу, он сразу уточняет: «Где расписаться?» Как объяснить идиотам, что ничего ценнее, чем он сам, у человека нет и быть не может, и лучше сдохнуть, но целым, чем жить вот так? А толку? Свою голову другому ведь не прикрутишь. - Оно и видно, как воздалось, - заметил Орсино, оглядываясь. Хоук и его товарищи были вполне себе целы, а ряды сектантов словно чума выкосила. - Ничего-то ты не знаешь… Не дано. Тебе и тебе подобным не понять! – прохрипела женщина. - Не буду и пытаться, - честно ответил Орсино и наконец отпустил удерживаемое заклинание. Раздался тошнотворный хруст: телекинетическая волна чисто и быстро переломила женщине шею. На лице матери Морбис застыло удивлённое выражение и лёгкий упрёк: мол, а поговорить? Ну уж нет. Разговаривать чародей был не в настроении. Психи надоели ему до смерти, и понимание их мотивов он почитал недостойным усилий, которые пришлось бы затратить на разговоры. Ещё чего не хватало. Выслушивать и пытаться понять каждого идиота – много чести. У Орсино и так идиотов полные Казематы, каждого слушать – жизни не хватит. - Сурово, - одобрил стоявший за его спиной Хоук и зычным голосом вопросил: - У кого-нибудь ещё есть желание пообщаться на религиозные темы? Нет? Так я и думал. Общаться выжившие сектанты явно не хотели: они кряхтели, охали, ворчали и потихоньку отодвигались к стенам, явно охладев к Андрасте и воспылав горячей любовью к собственным домам, куда и вознамерились отправиться сразу же. Всё это до ужаса напоминало бегство тараканов; впрочем, препятствовать или давить этих тараканов никто не собирался. Изабелла тем временем мстительно всадила оба кинжала в поверженного врага (того самого типа в очках), на которого нацелилась до впечатляющего выступления матери Морбис и её демона. Несчастный эксперт искушений Тени не пережил, но капитану пиратов было всё равно. - Изя, прекрати, - укорил её Варрик. – Он давно уже всё понял. - Не похоже, - отрезала капитан пиратов. – Я вот думала ткнуть его ещё разок – для верности. И вообще, все эти люди оскорбляют моё чувство прекрасного… Чувство, видимо, было столь же загадочное, как его хозяйка. Впрочем, Орсино был с ней согласен: религиозные фанатики своим существованием оскорбляли практически все чувства, которые были у него самого, не говоря уже о том, что их тараканье бегство вообще вызывало редкое для привычного к извращениям мага чувство гадливости. - Милли! Ты в порядке? – спросил Хоук, подлетев к Мерриль и заботливо облапав хрупкую эльфийку за талию – то есть, конечно, просто придерживая. Хм. Орсино, кажется, начал догадываться о природе ошеломительной сплетни, которая скоро будет обсуждаться в Верхнем городе… - Вы в порядке? – участливо спросили у него самого глубоким, похрипывающим голосом. Высокий, слегка взъерошенный эльф с беспокойством и почему-то виновато смотрел на мага. «Нет», - хотел сказать чародей. – «Но вы могли бы мне с этим помочь…» Орсино потёр переносицу, смерил Фенриса тоскливым взглядом и со вздохом настроился на рабочий лад. - Разумеется, - кивнул он. – А вы? Меня-то в Тень не утянуло, а вот всем вам пришлось с демоном бороться. Фенрис поморщился и сразу стал похож на нахохлившегося ежа. - А мы привыкли уже, - встрял в разговор Хоук, не отпуская, впрочем, из объятий тонкой девичьей талии. – После стольких лет в Киркволе я уже, считай, с каждым демоном могу расшаркиваться, как со старым знакомым. Ну что, берём меч и сваливаем? Неуютно тут. - Да, конечно, - рассеянно согласился Орсино. Они подошли к алтарю. Хоук отлепился наконец от своей девушки (чародей искренне за него порадовался и не менее искренне позавидовал), посомневался, но потом решительно цопнул валявшийся красный меч; мать Морбис оборонила его, когда её сбило заклятьем чародея. - Как ты? – тут же обеспокоился Варрик. - Да нормально, - пожал плечами Защитник. – Но если начну чудить, остановите, лады? - А ты не чуди. Мы в тебя верим, - усмехнулась Изабелла, а Мерриль мило улыбнулась. Первый чародей согласно усмехнулся, а его взгляд, будто его намагнитили, вновь устремился к высокому эльфу. Фенрис тем временем сосредоточенно изучал надпись над алтарём – Орсино аж засмотрелся. Высокий эльф обладал удивительным умением сосредотачиваться, фокусировать внимание на предмете своего интереса до остроты бритвенного лезвия. Вот и сейчас он вдумчиво скользил взглядом по буквам, ровно и неторопливо, будто обводя каждую; от напряжения кончик носа едва заметно подёргивался, очаровательно оттеняя суровость этого лица. И если эльф так сосредотачивался на всём, что делал… о-о! Чертыхнувшись, Первый чародей с большим трудом отвлёкся от этой мысленной картины. - «Felicitātem ingentem anĭmus ingens decet», - прочёл Орсино вслух, и Фенрис мгновенно переключил внимание на чародея. – «Великому духом подобает большое счастье», древний тевин времён Империи. Цинично, что они выбрали себе в качестве лозунга именно это высказывание. - Тем более, что он тевинтерский, - поддакнул Хоук и легкомысленно забросил красный меч на плечо. – И величия духа им явно не хватало. Пойдёмте, что ли? - Философия не имеет национальности, Защитник, - усмехнулся Орсино. – Пойдёмте, а то здесь и правда неуютно. … - Слушайте, а это точно не тот самый меч? – полюбопытствовал Хоук, пока они ждали лодку до Казематов. Солнце уже село, и серые сумерки уютно шуршали и вздыхали мерными морскими волнами. Орсино покачал головой: - Нет. Просто Мередит знает толк в легендах и сказаниях; она, раздобыв старинные гравюры про сожжение Андрасте, сама попросила кузнеца сделать гарду как у Медвежьего меча. И, разумеется, сделано это было в пику церковникам, а не от большой веры. Чародею её идея тоже показалась занятной – по крайней мере тогда. - Нет, а всё-таки: что это было? Я, конечно, много чего навидался в Киркволе, но даже здесь ничто не образуется из ничего. Кто-то должен был подкинуть этим полоумным идею про меч, - заметил Хоук. Орсино пожал плечами. Он в принципе неплохо представлял, кто тут был виноват и как это провернул; тут было впору благодарить красный лириум, который, разумеется, пакость редкостная, но преотлично спутал карты организатору всего этого безобразия. Храмовики и маги – народ устойчивый к любым попыткам на них воздействовать, а вот у церковников мозги поплыли сразу, как только они заполучили меч себе. Сама задумка была гениальна. Меч, скорее всего, планировалось слегка подправить, чтобы сходство со старыми гравюрами было полным, и триумфально вернуть Церкви. Мередит бы не смолчала – не с её темпераментом - и непременно поцапалась с церковниками, началось бы расследование… Церковь в итоге получила бы утерянную реликвию (потому что и ежу ясно, что основательно подмазанное расследование ничего крамольного не выявило бы, а Церкви на деле плевать, настоящая реликвия или нет) и новую, лояльно настроенную к оригиналу секту, а запятнавшую себя участием в скандале Командора быстренько сплавили бы куда-нибудь… Хоук помолчал-помолчал, давая Первому чародею время подумать, и вдруг брякнул: - Мне показалось, или вы с настоятельницей Эльтиной не очень ладите? - Не показалось. Не ладим, - вздохнул Орсино, вновь удивившись способности Защитника приходить к верным выводам, не имея всей информации. Чародей на мгновение лукаво прищурился: – Просто у нас с ней разные взгляды на иерархию Церкви. - В смысле? – полюбопытствовал Хоук. - Ну, как бы вам в двух словах объяснить… Я ей однажды сказал, что у них всё устроено нелогично. С иерархией. Сёстры Церкви есть, преподобные матери есть – а Эльтина почему-то владычица. Непорядок. При таком раскладе она должна быть преподобной бабушкой! - А Верховная жрица – прабабушкой… - протянула Изабелла и засмеялась. Теперь ржали в открытую все. Орсино усмехнулся, глядя на бесстыдно смеющихся Хоука с товарищами: зная их языкастость, к концу недели величать Эльтину бабушкой будет весь Кирквол. Хоть и мелкая месть, а всё равно приятно. После осквернённых сектантами подземных помещений Казематы, освещённые дрожащими масляными светильниками, казались по-домашнему уютными. Ученики по большей части уже были в своих кроватях, как и храмовики; лишь караульные почтительно прижимали кулак к груди, а ещё кивали, заметив их, Старшие маги, которым вечный круговорот дел не давал вовремя ложиться спать. Бинн выпрыгнул навстречу Орсино, как злая тёща. При этом бурно жестикулируя толстой свечой, будто скалкой. - Вот вы где! Осколок отдай, всё уже готово! И, выхватив у чародея кусочек лириума, ринулся обратно. Из кабинета Мередит высунулся Каллен. - Вернулись? – обрадовался он. – Успешно? - Относительно, - вздохнул Орсино, а Хоук легкомысленно помахал красным мечом. – А как у вас: всё в порядке? Что-нибудь срочное есть? - Тоже относительно. Рыцарь-командор пока без изменений, но целитель Бинн приготовил некий многообещающий обряд. Приступил уже, наверное. Да, сенешаль Бран просил вас срочно зайти, у него какие-то новости про перегонный куб… Новости, ещё и сообщённые таким образом, могли быть только одни: куб плохо упаковали и при транспортировке разбили, а теперь чиновники пытались решить, кто виноват и что теперь делать. Первый чародей Кирквола глубоко вздохнул, набирая воздух в лёгкие… и сообщил ни в чём не повинному капитану всё, что он думает о сенешале, кубах, Орлее и других темах, которые подвернулись под руку; подробно, экспрессивно и обстоятельно, и цензурными в этом монологе были только редкие указательные местоимения, добавленные просто для полноты картины. - Орсино! – возмутился Каллен. - Орсино! – восхитился Хоук. - Прошу прощения, нервы, - с достоинством ответил маг и, заметив Старшую чародейку Эльзу, жестом остановил её: - Мессир Хоук, отдайте меч. Эльза, отнесите его в лабораторию и положите в свинцовый бокс номер три, хорошо? Хрупкая женщина легко, будто тростинку, взяла красный меч, улыбнулась офигевшему Хоуку, кивнула Орсино и ушла в сторону лабораторий. Эльза была дочерью кузнеца, и при своей женственности легко могла и демона на скаку остановить, и стихию огня укротить, и вагон помочь разгрузить. После нецензурного взрыва чародею слегка полегчало, и Орсино сообразил, что дальше, собственно, остаётся только ждать. И изучать меч. И разгребать бумаги… В общем, всё то, что он забросил, пустившись в это увлекательное вечернее приключение, и с чем ему, в отличие от приключения, никто не поможет. - Вот и всё, наверное, - сказал он, обращаясь к Хоуку. – Спасибо за помощь. Сочтёмся позже. - А-а, - отмахнулся Хоук. – Забейте. Чай, в одном городе живём. Варрик неодобрительно покосился на друга, но промолчал. То ли прочувствовал силу приведённого довода, то ли решил поговорить позже, наедине. Изабелла только хихикнула. - Ну… - начал Орсино, но его перебил рассерженный вопль. – Что там опять? Вопрос был риторическим. Что это было, он знал прекрасно: Бинн, когда у него что-то не получалось, всегда громко оповещал об этом окружающих – чтоб успели спрятаться. Первый чародей почувствовал, что эффект нецензурного взрыва начинает рассеиваться. Но делать было нечего. Он открыл дверь в покои Мередит и обречённо спросил: - Что не так? - Всё не так, - огрызнулся склонившийся над своей пациенткой Бинн; выглядел он посеревшим и похудевшим. – Ритуал прошёл успешно, выудил я вашего командора, но она не просыпается! И я не могу понять, почему! Ха, подумал Орсино. Будь у него такое алиби, он бы тоже не проснулся. Выспался бы на неделю вперёд… - Мередит, - строго сказал маг. – Если ты сейчас же не очнёшься, я подам в отставку, так и знай. И пускай Каллен один тут колупается. - Что? – слабым голосом произнесла женщина и с трудом приоткрыла правый глаз. – Я тебе подам в отставку, ты… Тихий голос перешёл в невразумительное бульканье, но открытый глаз сверкал яркой укоризной. - Ну вот, - с глубоким удовлетворением заключил маг. – А ты говоришь, не просыпается… Да Командор из мёртвых восстанет, если знать, чем её припугнуть! Бинн воздел руки к небу – то ли бурно радовался, что пациентка воскресла, то ли собирался отвесить слишком нахальному чародею подзатыльник. Орсино решил не рисковать и отступил к дверям. - Пойду я, пожалуй. А ты, Мерри, поправляйся: у нас много работы, ещё и страшная месть нарисовалась на повестке дня, я тебе потом расскажу… Провожаемый по-прежнему невразумительным, но кажется, всё же одобрительным бульканьем и гневным шипением Бинна, чародей выскочил в коридор, где его, оказывается, всё ещё ждал Хоук и компания. В ответ на вопросительный взгляд Защитник помялся и спросил: - Я насчёт «сочтёмся». Слушайте, чародей… А одержимость - она лечится? - Да, - просто сказал Орсино. Лицо Хоука приняло оценивающее выражение. Будто он пытался прикинуть, сколько метров верёвки потребуется, чтобы кое-кого обездвижить и доволочь до Казематов. - Приводите, все сделаем в лучшем виде, - многозначительно улыбнулся чародей, и Хоук, просияв, кивнул. В дверь к Мередит с вежливым кивком просочилась целительница Эльжбета с двумя помощницами, а целитель Бинн, наоборот, вышел оттуда, чуть не столкнувшись лбом с коллегами. - Всё, помощь твоя больше не требуется, - сказал Первому чародею его друг. – Тут дальше только моя работа, а ещё твоих целителей и упрямства самой Мередит. Кстати, мы выяснили отчасти, как действует красный лириум: он влияет через сны. Вернее даже, через память о сновидениях, особенно недавних. Вот поэтому и не действует он на тебя, ты уже сколько ночей бродишь, как неупокоенный дух! Так что, Орсино, не зли меня – иди спать. - Да пойду я, пойду, - вздохнул чародей. Мы уже ведь говорили, что Бинн знал Орсино уже давно? Так вот, он сразу уловил в его тоне знакомые нотки, обычно выдающие намерение мага ни черта не прислушиваться к хорошим советам. - Так, - сказал целитель, - ты мне надоел. Я сейчас тебя за руку в твой кабинет отведу и сам спать уложу. И заставлю выпить фиал снотворного! И… Нет, я даже лучше сделаю! - А Фенрис вам поможет! – встрял Хоук, вытолкнул вперёд ошалело моргающего эльфа и шуганул остальных друзей к выходу: - А у нас дела, дела… Мабари некормленный, карты не доиграны, сплетни не пересказаны… всё, пока, не скучайте! Защитник и компания испарились из Казематов, как вино из только что вскрытой бочки (совершенно необъяснимый феномен: все всегда помнили, как бочку открывали, но никто не помнил, как из неё пили). Бинн же решительно затолкал чародея вместе с Фенрисом в его комнаты, благо они были в двух шагах, и с грохотом захлопнул дверь, рявкнув: «И чтоб до завтра я вас не видел!» - Ну и что это было? – вопросил Орсино, оставшись посреди комнаты в странной, хотя и волнующей компании. Второй эльф буркнул что-то неразборчивое: вроде как обозначая, что в происходящем он что-то там понимал, но напрочь отказываясь в этом сознаваться. Чародей вздохнул: получалась картина маслом. Накатило стойкое ощущение дежа вю, будто судьба сделала петлю и снова вернулась к исходной точке. Как говорится, бойтесь своих желаний - они могут исполниться… Фенрис помялся на месте. Маг намётанным взглядом определил, что тот хочет что-то сказать, но никак не решится. - Извините меня, - выдавил наконец из себя эльф. - За что? – удивился Орсино. Честно говоря, никаких грехов за Фенрисом чародей припомнить с ходу не сумел. - За то, что сбежал, - пояснил эльф. Ещё непонятнее. Когда сбежал? Откуда? А, понял чародей. Видимо, Фенрис извинялся за то, что сбежал тогда из его спальни, не оставшись на завтрак (вернее, ужин) и толком не попрощавшись… Так это когда было! Да и понять можно: от своего отражения в зеркале поутру Орсино тоже бы сбежал, но у него не было шансов – убежать от себя пока не удалось никому, хотя чародей периодически очень старался. А уж посочувствовать тому, кому убежать-таки удалось, он вполне мог. - И я бы хотел… Мы можем попробовать снова? – Фенрис вскинул на него упрямый взгляд. Э? Нет, идиотом Орсино не был и прекрасно понял смысл его слов, но в нем, хоть это и тавтология, совершенно не наблюдалось смысла. - Фенрис, - медленно начал чародей, - вы простите, но я сегодня что-то туго соображаю. Начните, пожалуйста, с самого начала: что вы предлагаете, почему и почему мне? Хмурый эльф страшно смутился и отвёл взгляд. Зрелище это было настолько умилительное, что чародей засмотрелся и не сразу сообразил, что тот вовсе не молчит, а отвечает на вопрос. - Предлагаю жить вместе долго и счастливо, - сформулировал эльф с присущей ему военной чёткостью и краткостью. – Потому что люблю, и люблю вас – поэтому именно вам и предлагаю. А... гм, вы что об этом думаете? Честно говоря, Орсино думал, что красный лириум на него всё-таки подействовал. Или на Фенриса. Ну не мог тот сейчас признаваться в любви старому, уставшему и сильно потрёпанному жизнью магу… Или мог? Фенрис понял, что его краткая речь не произвела должного впечатления. Но эльф он был настойчивый, перспективы обдумывал долго и тщательно и уходить отсюда без чёткого отрицательного ответа не собирался. В случае ответа положительного – тем более. - Быть может, хотя бы попробуем? – предложил он. – Мне, конечно, далеко до вас по всем статьям, и даже читаю я пока с трудом… Но я очень быстро учусь, честно! Насчёт красоты, конечно, спорно тоже, но Варрик утверждает, что к внешности любой привыкнуть можно… Остолбеневший Орсино слушал эту тираду и с возрастающим удивлением понимал, что лириум тут, как это чаще всего и бывает, совершенно не при чём, просто они оба – два идиота, которые занимались самоуничижением вместо того, чтобы нормально поговорить. Давненько чародей не был уличен в подобной глупости – но во-первых, тут они квиты, а во-вторых, знать про это больше никому не стоит. - Фенрис, - перебил он эльфа, - лично я считаю вас очень привлекательным. Во всех смыслах. И хотя я не понимаю, что вы такого во мне нашли, отказываться от такого поворота событий не буду. Хмурый эльф внимательно всмотрелся в глаза Орсино. Видимо, он что-то там увидел, потому что просиял, плавным движением переместился ближе, собственнически приобнял чародея и с чувством поцеловал. - Хм, - пробормотал Орсино, как только был отпущен на волю. Логичные в общем-то намерения «поговорить» и «узнать друг друга получше» скоропостижно сменились на «продолжить начатое». А и правда, чего тянуть-то? Моложе он уже точно не станет. Вооружившись этой оптимистичной мыслью, чародей решительно притянул светловолосую голову пониже, привстал на цыпочки (м-м, какой-же он всё-таки высокий!) и накрыл его губы своими. Возможно, пухлые, прихотливо изогнутые губы и считаются самыми лучшими для поцелуев, но для чародея верхом совершенства были вот эти – тонкие, неподатливые, обветренные и такие настоящие, что захватывало дух и сами собой поджимались пальцы на ногах. А ещё, как оказалось, они были кусачие. Фенрис явно сам от себя такого не ожидал, потому что отпрянул и виновато потупился. Орсино же облизнул крошечную ранку, кольнувшую язык железистым привкусом, и улыбнулся: - Колючка ты. Видимо, в эти слова он ухитрился вложить и восхищение, и удивление, и всю свою тоску по чужому теплу, потому что светловолосый эльф немедленно обвился вокруг него снова, точно гигантский кот (как это ему удалось безболезненно провернуть при таком количестве шипов на броне, чародей представлял плохо, но результат оценил), наклонил голову, оказавшись близко-близко от лица Орсино, ласково коснулся своим носом кончика носа чародея и кривовато, зато искренне улыбнулся. Чародей осторожно приобнял свою колючую мечту, наслаждаясь моментом; у мечты оказались большие, крепкие ладони, шершавые и жёсткие – и прикосновения ощущались удивительно, будто это сильная, безжалостная драконья лапа нежно проводит по коже самым краешком, осторожно, мягко, только бы не поранить… От этой неуклюжей, нарочитой и в общем-то ненужной (не стеклянный же!) аккуратности стало смешно и тепло; он вообще тёплый, даже горячий – так и пышет сухим теплом, которого самому Орсино так не хватает. - Знаешь, - задумчиво сказал Орсино, скользя ладонями по бронированным бокам второго эльфа, - всё-таки на тебе многовато одежды. - Кто бы говорил, - ухмыльнулся Фенрис, понизив голос до мурчащего, грудного тона – у чародея даже мурашки по спине побежали. - Ну, мне по должности положено. Да и смотреть особенно не на что. - Не скромничай, - заявил ему Фенрис, и Орсино оторопел. Первый чародей был профессионалом в выискивании у себя недостатков, особенно по осени, но в скромности до сих пор замечен не был. Видимо, правду говорят, что любовь застит глаза; вопрос только в том, кому из них двоих? - Я хотя бы при исполнении, - с трудом взяв себя в руки, выкрутился чародей, решив обдумать эту мысль позднее. - Ты же вроде как в гости пришёл… - А что, к вам в гости лучше без доспехов? - А это зависит от того, кто пришёл, - с лукавой усмешкой ответил маг. – Иного гостя я бы ещё в бочку запаковал и воском сверху запечатал, чтоб больше не ходили. - Покажите мне их как-нибудь. Отвадим, - просто сказал высокий эльф, и чародей ему поверил. Этот отвадит… - А вот некоторых гостей, - удержавшись от улыбки, продолжил Орсино, - я бы обязал снимать на входе хотя бы два-три слоя. Нечестно ведь: посмотреть есть на что, а не видно. - А что, - охотно подхватил игривую манеру Фенрис, прижался ещё ближе и нескромно провёл рукой вниз по спине чародея, - вам хотелось бы… м-м, посмотреть? - Ещё бы. Я же и видел всего только раз, мельком и с похмелья. - А я вот вообще не видел, - печально отозвался высокий эльф, продолжая свои поглаживания, будто хотел компенсировать собственное неведение и представить Орсино хотя бы на ощупь. Судя по басовитому урчанию, нащупанное ему нравилось: очередной пункт из списка вещей, которые чародей понять не мог, но конкретно это решил принять как есть. Бывают ведь люди со странными вкусами – могло же ему, Орсино, так повезти? - Несправедливо, - признал чародей; воспоминания о полураздетом эльфе изрядно скрашивали ему одинокие вечера. Фенрис воспринял это как приказ к действию: сжал ладони в кулаки, комкая толстую ткань мантии (а что делать – в Казематах холодно, как в могиле), уткнулся носом за чародейское ухо и присосался губами к шее, как голодный вампир. Вроде бы ничего особенного, но Орсино почувствовал, как эти простые касания что-то переключили у него в голове: тело начало двигаться само, повинуясь древним как мир инстинктам. Прижаться ближе, почти слившись с чужим теплом в единое целое. Зарыться пальцами в чужие волосы, которые до удивления похожи на волчью шерсть: длинные, жёсткие шерстяные иглы, а под ними - нежный подпушек. Согнуть пальцы, легонько царапая ногтями кожу головы, и всем телом ощутить вибрирующий, собственнический рык второго эльфа. Взяться за эти волосы – полной горстью, от души, – оттянуть чужую голову назад, пусть и с трудом, чтобы в свою очередь заглянуть в глаза Фенриса: блестящие, голодные, с расширенными зрачками и искоркой адского пламени на дне. И наконец не просто понять – почувствовать, что его хотят, да ещё как! Тут уместно было бы даже немного испугаться, но Орсино был не из пугливых. Поэтому, когда неудержимая лавина по имени Фенрис снесла его с ног и швырнула на кровать, чародей ощутил лишь дрожь предвкушения. И ещё много разных, не менее приятных ощущений, которые обычно ассоциируются с моментом, когда вас подхватывают на руки и потом с беспардонной уверенностью раскладывают на вашем же покрывале. У беспардонности были все основания: если бы второй эльф сейчас остановился, Орсино наверняка наслал бы на него какое-нибудь хитрое проклятье. Ну, может, и не наслал, но обиделся бы точно. Фенрис уставился на распростёртого под ним чародея с оценивающим любопытством, как опытный едок смотрит на богато накрытый стол, примеряясь: начать ли с закусок или всё-таки с аперитива? Подумав, эльф решил, что классика ещё никого не подводила: он склонился ниже, ухмыльнулся и прижался к губам чародея в очередном поцелуе, сладком и неторопливом. Его руки заскользили по телу мага, оглаживая и комкая коварную ткань, которая упорно отстаивала честь своего хозяина – Орсино начал догадываться, на каком моменте они остановились в прошлый раз. И почему. - Чёрт, - едва слышно ругнулся Фенрис, - как снимается эта дрянь? Чародей засмеялся – искренне, в голос, так что на глазах выступили слёзы. Его партнёр, приподнявшись, беспомощно улыбнулся: ещё бы, кому приятно признавать, что ты не смог преодолеть преграду столь эфемерную, как слой крашеной шерстяной материи. - Свои колючки тоже сними, - отсмеявшись, посоветовал Орсино и, спихнув с себя эльфа, привстал, чтобы расстегнуть застёжку сзади воротничка. Фенрис покладисто принялся стягивать с себя шипастый нагрудник, краем глаза с цепкой внимательностью наблюдая за разоблачением мага - явно стараясь запомнить последовательность действий на будущее. Чародею это польстило; он нарочито медленно стянул мантию с одного плеча, стараясь, чтобы это выглядело кокетливо – и напрочь забыв подумать, к лицу ли ему это, в его-то возрасте… Фенрис оценил. Он вновь преобразился в лавину: выскочив из собственной одежды, будто это были не доспехи, а банный халат, он покидал её на пол и вновь присоединился к магу на кровати, подмяв его под себя и легко стащив уже расстёгнутую манию. Орсино не удержался от стона, ощутив наконец-то прикосновение кожи к коже – обжигающе-горячее, интимное, новое и знакомое одновременно. Опомниться ему не дали: Фенрис наконец-то дорвался до собственной мечты и приступил к делу со всей свойственной ему основательностью и внимательностью. Любопытный нос уткнулся Орсино в шею, пропутешествовал до ключиц (чародей охнул – это было приятно, но щекотно), при полной поддержке губ и изредка – зубов досконально изучил грудь и живот, спустился ниже… О-о-о! Признаться, в этот момент Орсино утратил способность связно мыслить, чего не случалось с ним со времён студенчества, когда он и три других балбеса впервые задумали сварить бражку. Они тогда были очень молоды и о том, что можно надышаться до полного опьянения, ещё не знали. Но не думаете же вы, что на этом всё и кончилось? Способность связно мыслить недолго оставалась без хозяина; Орсино, осознав наконец, что этот во всех ракурсах симпатичный и приятный эльф действительно достался ему, причём в единоличное пользование и по собственной инициативе (да ещё и с горячим личным одобрением), решил воспользоваться оказией на полную катушку. Опыт, опять же. После его инициативы дар речи потерял уже Фенрис. Как уже наверняка догадывается читатель, это была долгая и познавательная ночь, в течение которой эльфы узнали друг о друге много нового и уснули в обнимку с твёрдым намерением никогда не расставаться с доставшимся им в руки сокровищем. И хоть эта история началась с недоразумения и недоговорённостей, закончилась она редчайшим примером того полного взаимопонимания, которого так мечтают достичь разумные существа. … Орсино вглядывался в ослепительно голубое небо над Казематами, по которому неторопливо ползли пушистые облачка. Во дворе ветер с лёгким шелестом гонял стайку сухих листочков; деревья зазолотились, большой клён в саду подёрнулся багрянцем, а воздух был пропитан пьяным, густым ароматом грушевых паданцев, которые маги не успевали собирать. - Замерзнешь же, - хрипло сказали ему на ухо. Крепкие руки обняли чародея за талию и потянули назад, вынудив отступить на шаг от окна; Орсино чуть не оступился, когда под ногами оказался не ковёр, а что-то тёплое и покатое – ступни второго эльфа. Стоять так было неудобно, но очень тепло; не просто физически тепло, как бывает от банальных шерстяных носок – совсем не так. От этого особенного тепла хотелось улыбаться. Орсино расслабился в объятиях и откинул голову назад, подставляя шею для ласкового поцелуя. Осень за окном окончательно вступила в свои права, а на душе и чародея, простите за банальность, пышным цветом распускалась самая настоящая весна.