Белая прядь

Драко быстро преодолевал этажи один за одним. Он тратил на каждый не более пяти минут, задержавшись лишь раз. Но и этого хватило сполна - двадцать минут потерянного времени на дороге не валяются. Это случилось из-за двух учителей, что встали у лестницы и решили там побеседовать. - Профессор Снегг, - это говорила декан Гриффиндора, - Вам срочно нужно найти мистера Малфоя. Он один знает где найти зелье, которое они с мисс Грейнджер готовили. Буду молить Мэрлина, чтобы они его не вылили - иначе нам не спасти девочку! Снегг что-то сказал, но мысли Драко были далеко. Ему не было известно, что Грейнджер в смертельной опасности. Но что это меняло? В сущности - ничего. Еще несколько этажей, и взволнованный Драко оказался у больничного крыла. Он вошёл тихо, даже дверь не позволила себе скрипнуть. Закрывая дверь, Драко стоял спиной, стараясь не издать лишнего шума. Он обернулся как раз в тот момент, когда Уизли припал к губам Гермионы. И не в щечку, а в самые губы. Драко ощутил что-то похожее на смущение, будто рыжий "маньяк" целовал его самого. Следом у Драко вдруг защемило сердце. А боль с быстротой заклинания "Остолбеней", разлилась по телу. Мантия-невидимка упала с его плеч, и Рон тут же заметил Драко, держащего в руках колбы с зельями и опустошенны взглядом. - Как ты посмел?! - прошипел Драко, - Как ты посмел?! Рон, не ожидавший, что Драко войдет, не знал что ответить, но встал, готовый ко всему. Он не предполагал, что этот поцелуй увидит кто-то посторонний. Тем более слизеринец, которого он ненавидел всем своим существом, и которому был вынужден уступить Гермиону. Мало того, Гермиона сама предпочла Малфоя ему, Рону! - Я тебя спрашиваю, подлец! - выкрикнул Драко. В его крови кипела жажда мести. Он, чистокровный волшебник, совершенно забыл о том, что у него есть волшебная палочка. Драко готов был опустится до магглов в своем гневе. Мгновение, - и Малфой со всего маху врезал Рону по лицу. Тот зашатался, чуть не упал, но ответить ни словом, ни ударом по-прежнему не смел. Поставив колбы на тумбочку у кровати Гермионы, Драко горел желанием еще раз огреть Рона, да хорошенько, чтобы запомнил как целовать чужую девчонку. Он уже было потянулся к волшебной палочке, (О чудо! Он вспомнил о ее существовании!) как услышал: - Я не хотел... - это бормотал Рон, вытирая кровь, струящуюся из носа, - Подумал... От одного же поцелуя хуже никому не будет. Чтобы не сорваться, Драко отвернулся к окну. Тучи застилали небосклон, не было видно ни одной звезды. - Вон, - стиснув зубы, еле сдерживаясь, прорычал Драко, - Вон отсюда! Рон послушно подхватил мантию и побежал из больничной палаты. Дверь так же бесшумно закрылась. * * * Драко подумал: почему мадам Помфри все еще не нагрянула? Покричал он тут знатно. Но, мадам Помфри была сейчас в совершенно другом месте и просто не могла услышать что здесь происходило. Драко аккуратно приоткрыл рот Гермионы и влил туда зелье. Он приподнял голову девушки, чтобы та не захлебнулась и стал ждать. Зелье подействовало не сразу. Гермиона шумно вдохнула, будто долгое время не дышала вовсе, а через несколько минут открыла глаза. - Жива? - Драко сидел на другой кровати напротив гриффиндорки. Он пересел в тот момент, когда понял, что Грейнджер больше ничего не угрожает. Гермиона улыбнулась и жестом подозвала Драко к себе. Тот послушно пересел. Девушка наклонилась и тихо прошептала, будто это был страшный секрет, в самое ухо Драко: "Спасибо". Немного неуверенно её лицо приблизилось к лицу парня, и Гермиона поцеловала его. Не так, как описывают в романах - совсем по-детски. У обоих губы были плотно сжаты, глаза зажмурены и обоим совершенно не верилось в то, что они на это решились. Особенно не верилось Драко. Он никак не мог совладать со своими бабочками в животе. - Грейнджер, как ты только додумалась поцеловать меня? Пару минут назад с тобой целовался Уизел, - шутливо произнес он, прислонившись своим лбом ко лбу гриффиндорки. - Гермиона. Меня зовут Гермиона. Называй меня так, - девушка улыбнулась сама себе, что-то вспоминая. - Гермиона, - повторил за ней Драко. Он сказал это совершенно добровольно. Как и шаг, на который он решился был совершенно добровольным. Их пальцы переплелись, а часы стали медленно отбивать двенадцать ударов.