***
Сегодня мы с Адрианчиком впервые были в поле. Нужно было убить человека…и изъять пленку. Я просто наблюдал с крыши. Хорошо, что Адриан не видел, как меня стошнило, когда тот бедняга оказался под колесами кареты и его кишки волочились еще полторы улицы. Работа жнеца мне абсолютно не нравится. Ты знаешь, что этот человек умрет, что у него была семья, друзья, работа, любимое дело. И все же, он не важен для этого мира. Все что он делал — было не важно. Как после этого жить? Хочется еще раз вскрыть себе вены от данного факта. Если этот человек, что занимался благотворительностью для сирот был не важен для мира, то, что уж говорить обо мне? Адриан-сама так спокойно просматривал пленку этого человека. Без эмоций. Я наверно, никогда так не смогу. Ведь это же живой человек! Это словно рыться в его грязном белье, чтобы убедится, что он изменял и поставить крест на отношениях. На его жизни. Фу, противно. И этим я должен заниматься всю свою долгую жизнь? Посвятить себя сбору душ? Я не выдержу еще одного дня с Адрианом! Представляешь, я уставший, сижу, заполняю ЕГО отчеты, а он приносит мне МОЙ обед, купленный на МОИ деньги, а в супе плавает человеческий глаз. Такой голубой, склизкий и противный. Ха-ха, очень остроумно, учитель. Так и надо вашим ботинкам, нечего мне всякую гадость под нос совать.***
Осень в самом разгаре. Лондон стал еще мокрее и темнее. Я умудрился простыть. Сижу, обложившись салфеточками, в теплом шарфе, от Адриана. Он стоит на кухне, готовит какую-то бурду, от которой пахнет протухшими яйцами и носками за километр. Будто мне и без этого плохо не было! На удивление бурда оказалась вполне съедобная, если выпивать разом и зажав нос. От нее до сих пор горечь во рту, но вроде мне стало лучше. Все же Адрианчик хороший, хотя у него и не простой характер, это если мягко сказать. Пока я лежу и болею, от нечего делать я буду заполнять эти страницы стихами. Осень-осень за окном, Все темнее вечерком. И суровы в час соседи Спать мешают бедной леди Дятлы занялися елью Долбят в стену шумной дрелью.