Увидимся завтра

Утро Кишибе Рохана начинается рано, с первыми лучами света, проникающими в спальню, когда небо окрашивается в нежные тона, так и не скрыв за собой до конца блеск далеких звезд. Сложно было назвать мужчину романтиком, но заходы и восходы солнца каждый раз заставляли сматывать жалюзи к верху, размещаясь на широком подоконнике с альбомом и пером. Все же, вдохновение от такого окружения не было простой красивой фразой из интернета, задавая нужное настроение подходящим освещением, теплыми цветами и пролетающими за окном птицами, коих в Морио было не пересчитать, к счастью любого ценителя. Красота природы вдохновляла. Красота жизни вдохновляла, вызывая раз за разом всплески вдохновения в сердце верного приверженца искусства. За эскизами время тянется незаметно, минута за минутой, час за следующим, сменяя утро теплым днем и заставляя все же покинуть пригретое место, когда ближе к трем часам этого просит организм, подавая признаки того, что пора бы и позавтракать с таким нарушенным режимом, ставшим уже привычным и повторяющимся из раза в раз. Дальше — поход в магазин, где на выходе он обязательно столкнется с разглядывающими витрину булочной подростками, отпущенных пораньше, как и каждый четверг, после выпрашивания чего-то «вкусного» уныло увязавшихся следом, уже без вопросов забирая из рук пакеты под возмущенное ворчание, пока сами они непринужденно болтали, не замечая, что в сравнении с первыми разами покупок стало куда больше, когда Кишибе сам того не замечая стал рассчитывать на их раздражающую компанию, запоминая вкусы каждого после типичных детских жалоб за обедами о нелюбимых продуктах. Временами, конечно, не забывая специально захватывать все, что так не нравится Джоске. И так продолжалось до раздражающего долго. Разве они не должны были только делать у него домашнюю работу к началу учебного года? Так почему же он начался уже неделю назад, но они все еще зависают в его доме, обители искусства, ломая все спокойствие, нарушая расписание и развеивая одиночество, оставляя его лишь терпким напоминанием на дне сознания и, кажется, временами приходя просто поваляться, ничего не делая и отдыхая от школьной суеты. Каждый раз, когда он задавал этот вопрос, троица лишь невнятно смеялась, выдумывала оправдание или клянчила их не выгонять, пока Коичи неловко потирал затылок, и вскоре мужчина просто перестает об этом думать. Разве они мешают работе? Нет, ни что не могло сдвинуть его мангу с первых мест, как и всегда, как и с самого первого тома, к тому же часть своего обещания они выполнили честно — с подачки Коичи громких звуков не было почти никогда. Как бы это не выводило из себя, но иногда в было компании находиться даже… не так уж ужасно. Да и материал для манги можно почерпнуть неплохой в таком близком наблюдении за классическими японскими школьниками. Однако, время идет и дальше, не останавливаясь ни на момент, и минуя октябрь, переворачивается очередной лист календаря, знаменуя начало декабря, когда на улице стоит первая прохлада и заранее начинающиеся предвкушение праздника в виде, пока еще, ленивых украшений города гирляндами. Пройдет еще пара недель и он засияет маленьким мегаполисом, недолговечным, но чарующе ярким и уютным, таким, каким Морио запомнился из самого детства. Первым перестает появляться Окуясу, еще в середине прошлого месяца. Причина проста и очень весома — проводить зиму в доме с досками вместо окон было бы крайне глупым решением, несмотря на то, что в Японии она относительно теплая. За вечерние подработки было заработано достаточно, если еще вспомнить про вклад, а значит, пришло время ремонта, длительного и совсем не чарующего, периодически обиженно пыхтевшего про то, что ему надоело прятать отца каждый раз в разных комнатах, чтобы рабочие не схватили инфаркт от вида жертвы вампирских клеток. Чуть позже, и куда более удручающе, через пару недель пропадает и Коичи Хиросе, чья причина была куда более глупой, по личному вердикту оскорбленного мангаки, но от того не менее весомой. А именно заключалась она в ревнивой бестии, столь милой и заботливой сейчас в обществе подростка, что зубы сводило от сладости, хоть та и оставалась до сих пор чересчур агрессивной, если не в его отношении, то в отношении его постоянного отсутствия в радиусе десяти метров. Приходится смириться и отпустить, все же, нельзя ответственному взрослому препятствовать школьной любви. (Хотя о том, что его кто-то спросил бы, думал только он сам.) По итогам, в его доме остается только Хигашиката Джоске. Нет, мужчина уже не мог как раньше без колебаний заявлять, что тот ненавистен ему до глубины души, но раздражение никуда не делось, занимая огромное пространство на полке мнения об этом подростке. Слишком глубоко была ранена неизмеримая гордость в прошлом, чтобы это так просто забылось, пусть в глубине сознания и было давно понятно, что относится Кишибе к нему настолько предвзято, насколько это вообще можно было представить, заставляя остальных уже мысленно называть эту ненависть напускной и не быть в этом неправыми. Да и в ответ получал он вовсе не любезность, хоть подросток и стал, кажется, более обходительным с того момента, как начал приходить один. И, кстати, об этом. На языке невольно вертелся вопрос. — Так, — протяжно произнесенное слово ознаменовало ненадолго повисшую на кухне тишину, когда школьник перевел на него заинтересованный взгляд, так и не оторвав чашку с чаем от губ, — почему ты до сих пор таскаешься сюда, Джоске? — Брови изгибаются в немом вопросе, а палец теперь в привычном указывающем жесте был направлен на сидящего напротив подростка, — Окуясу и Коичи перестали появляться уже давно, но ты — все еще здесь. Проходит несколько секунд молчания, прежде чем тот соберется с мыслями и прокашляется, изначально поперхнувшись горячим напитком. — Ну, у вас чай вкусный, Рохан-сенсей, — И снова эти детские отговорки от которых хочется разве что морщить нос, смеряя оппонента прищуренным взглядом, не сулящим ничего хорошего и вынуждающим придумать что-то более оправданное, — Ладно-ладно. Я прихожу увидеться с вами, — на лице растягивается до нелепого добродушная широкая улыбка от которой и желание продолжать допрос пропадает, лишь устало потереть виски подушечками пальцев. Не понимает. Как и ожидалось. — Ладно, просто не приходи сюда больше, — короткий твердый ответ и мужчина снова проваливается в размышления, уставившись в окно и не замечая нервно скрывающего за чашкой лицо подростка. Кишибе Рохан имел дурную привычку все анализировать, начиная от различных ситуаций, с удивительной периодичностью происходящих с ним на протяжении последнего полугода, и заканчивая людьми, со всеми их чувствами и взаимоотношениями. Сейчас сосредотачивая свое внимание на довольно странных словах Хигашикаты, периодически недовольно фырча что-то в ладонь, так и не приходя к логически законченной мысли даже через двадцать минут, когда сам объект изучения уже рвался ретироваться из дома из-за нарастающей молчаливой неловкости, да и темнеющим небом за окном. Проблема заключалась в одном. В некоторых вопросах он был… попросту слеп, не позволяя понять те чувства, которые никогда толком не испытывал и он сам– — Рохан-сенсей! Земля вызывает Рохана, вы на связи? — Джоске перегибается через стол, машет рукой перед лицом, скорее шутливо, чем обеспокоено, вырывая мужчину из мыслей, заставляя вздрогнуть в плечах и обратить наконец на него внимание, — О, так вы живы. Я это, пойду уже, темнеет. Увидимся завтра! — Подросток уходит из помещения не дожидаясь ответа и не давая себя проводить, захлопнув за собой входную дверь и оставляя мангаку одного при тусклом освещении в полной тишине большого дома, пустого и когда-то одинокого. — «Увидимся завтра»? Я же сказал тебе не приходить больше, идиот, — пройдет еще некоторое время после раздраженного выдоха, прежде чем он отложит все размышления об этом сводящем с ума подростке на дальнюю полку, поднимаясь в рабочий кабинет и, скорее всего, проводя за рисованием очередной главы всю ночь, создавая героям настолько запутанное расследование, что его результат еще не известен и ему самому.