Сказки Аэньи

      «Горные долины узки, горные реки быстры. Не ходи на крутой берег, камни там мокрые, поскользнешься — унесет вода, разобьет, изранит о скалы!». Так горские матери учили детей, всех учили, да не все слушали.       Жила в маленькой ата-ана девочка, и звали её Нииро. Красавицей да умницей, отрадой материнской была, да водился за ней один грех — едва только матушка пошлет Нииро за водой — пропадет дочка на полдня, словно волной с камней слизнет. Вместо того чтоб на мостках, для женщин их мужьями надежно устроенных, ведра набрать да вернуться, идет Нииро к берегу, где вода валуны облизала да обточила до стеклянной гладкости, словно заколдованная. Тянет её к воде, всё ей чудится в перезвоне да клекоте бурунов на перекатах голос чужой, незнакомый. Сядет на камень — и смотрит в белую пену, словно ищет кого, рукой к ледяной воде тянется да отдергивает — пальцы от той воды мигом немеют.       Сравнялось Нииро тринадцать весен, матушка ей алый поясок соткала, оберегами по первой крови вышила, в косу ленты с бисерными кистями заплела: хороша девица, три года теперь будут горские парни на неё поглядывать — не перелиняет ли серебряная тапи на ташука? Хороша ли невеста будет?       Сшил ей отец башмачки-чомэ* новые, медными подковками подковал — идет Нииро, звенят подковки, шелестит лента кистями, парни оборачиваются. Взяла Нииро важку** резную-расписную, ведра повесила — за водой пошла. Да не к мосткам, к месту любимому на берегу идет, на камни гладкие. Только ведра поставила — волна плеснула, окатила чуть не по пояс. Поскользнулась Нииро, башмачок в воду и слетел, да всё у камней кружится, того и гляди — унесет река отцовский подарок. Жалко ей новенький башмачок, жалко звонкую подковку. Потянулась она важкой его подцепить, да с камня в воду и полетела.       Ой, холодна горная речка! От водицы дух занимается, грудь словно обручем сдавило, ни крикнуть, ни вздохнуть. Тащит вода Нииро — вот-вот о камни ударит, в кровь разобьет! Бьет Нииро по воде руками — а руки-то уже онемели. Тут уцепились её пальцы за что-то, дернуло её поперек течения. Глядит Нииро — а это конь! Грива у него белая, как пена, а шерсть серая в белую гречку. И тянет тот конь её к берегу, зубами за пояс держит. Так и вытянул, на берег вытолкал, дернул за пояс — узелок и распустился. Скакнул конь в поток — только алый краешек пояса в воде мелькнул. Глянула Нииро — вот ведра её, воды полнехоньки, вот и башмачки на камне, оба, стоят, важка резная-расписная лежит. Обула она башмачки, подхватила ведра — и бегом домой, матушке со страху плакаться, в ласковых руках её согреваться. Не ходила больше Нииро на скользкие камни, воду с мостков, как все, набирала.       Пролетело три года, промелькнули они, словно рысьи хвосты. Детскую рубашку с Нииро матушка сняла да в новую обрядила — оберегами девичьими вышитую. Косу заплела — под гэчан***, бисером браный, спрятала. Отец ей уну новую сшил, с медными пуговками-колокольцами. Идет Нииро — гэчан на солнце блестит, колокольцы звенят, парни оборачиваются. Перелиняла серебряная тапи да на гордую соколицу! И прясть умеет, и ткать, и шить-вышивать, а уж какие пирожки печет — за те пирожки на Перелом парни дерутся! Незазорно такую девицу посватать, хороша в ата хозяйка будет.       Только не глядит Нииро на парней, вздыхает, кисти бисерные на гэчане теребит. Грустно ей, словно скучает о ком-то, да о ком — и сама не ведает. Зовет её к себе река, зовут валуны, водой обточенные, и страшно идти — вдруг снова упадет? Только сердечко бьется всё чаще, ножки резвые сами на тропку встают, на берег ведут. И чудится Нииро — приветствует её вода, словно смеется, радуется, волны о камни бьются — пеной жемчужной разлетаются. Идет Нииро — с камня на камень тихо переступает, стережется. Да как ни стереглась — поскользнулась на мокром, рукавами широкими всплеснула — чует, держит её кто-то, крепко так, надежно держит, за пояс обнимает. Обернулась она: горец там незнакомый, кудри русые надо лбом, словно буруны над порогом, вьются, глаза голубые, словно чистая вода с ледника, смеются, а через плечо — алый поясок, оберегами вышитый, перекинут. «Долго я тебя ждал да звал, Нииро. Три года скучал», — говорит. А рядом с ним конь стоит — грива да хвост белые, шкура серая в гречку. Ахнула Нииро, поняла, что за горец да что за конь у него такой чудной. Удэши речной то, дух Воды.       Посадил её удэши в седло, обнял крепко да в ата-ана привез. В ноги родителям её поклонился, имя свое назвал. Теалья его звали. Попросил Нииро ему в жены отдать. Глянул отец на дочку — а та краснеет, словно горный мак, да кивает. Не стал противиться отец, не стала и матушка хмуриться. Сняли с Нииро гэчан девичий, косу расплели, венком из горных цветов украсили. Тот венок Нииро при всём честном народе Теалье отдала. Через год и свадьбу сыграли — когда выстроил удэши для своей семьи ата просторный.       С того, говорят, род анн-Теалья и начался.