Юная любовь

Рен взглянул на задремавшую девушку, в пальцах которой была все еще зажата десертная вилка. Не выпуская клочок бумаги, найденный им под дверью после душа, он покачал головой и едва сдержал порыв засмеяться. Перед его глазами прямо вставала картинка, как Харука берет в руки предоставленную отелем канцелярию и старательно строчит за столом, перечисляя на листочке свои требования к условиям предложенной им работы. Вместо того, чтобы отдохнуть в ожидании врача, она все-таки использовала это время, чтобы записать все. Крепкий орешек, подумал с горечью Рен, перетаскивая стул так, чтобы с его позиции можно было видеть ее лицо, подтянул колени хлопковых штанов и опустился. Она все еще его боялась, но его намерение проводить время с ней было неизменным. Терпения у него было в избытке, благо подогревало предчувствие, что такая награда за успех будет самой сладкой. Одна только мысль, что она наконец сдастся на его милость, уже подогревала его аппетит, и даже в животе стянулся тугой комок, стоило ему представить, как сладко она застонет, когда он познает ее на вкус. Мысль отозвалась дрожью от предвкушения. Пожалуй, все действительно стоит сделать так, чтобы она была довольна. Он опустил взгляд на ее список. Так, она требовала отдельное жилье, чтобы она могла жить там одна, покрытие расходов на транспорт и еду на время работы. Зарплата должна была начисляться на счет в банке, открытый на ее имя. Далее — пятидневная рабочая неделя, за исключением особых случаев, когда ее присутствие требуется в выходной, и график строго с восьми утра до шести вечера, так как ей нужно время для самообразования. Прочитав последнее, он задержал взгляд на строчке. Хм. Все выглядело абсолютно разумно, но вот первый пункт, где она требовала отдельное жилье, ему не нравился. Он уже настроился отдать ей гостевую спальню в пентхаусе, так как же, черт возьми, ему перевести их «деловые отношения» на другой уровень, если она будет жить отдельно? Быть может, ее получится уговорить, что практичнее жить с ним, чтобы в случае необходимости быть рядом? Или… можно было снять для нее жилье в здании, принадлежащем ему. Он мысленно сделал пометку навести справки у консьержа, когда они прибудут. А что насчет Аки, его менеджера? Его стоило оповестить о ситуации с Харукой. Рен не успел подумать о том, как отреагирует Аки на все это. Определенно оживится, ведь тогда в ресторане он тоже слышал, как Харука играет, и признал ее талант. Все становилось немного сложнее. Харука что-то пробормотала во сне, чуть пошевелилась, удобнее устраиваясь на стуле, и вилка с тихим приглушенным звоном упала на ковер. Рен продолжал наблюдать за ней. Казалось невероятно странным, что всего лишь смотреть, как она дремлет, дарило такое чувство спокойствия. Длинные изогнутые ресницы ложились на скулы. Пятно синяка на щеке уже чуть посветлело после визита врача в номер отеля. Врач уверил, что с ней все в порядке, она приняла душ, переоделась в предназначенную для него хлопковую пижаму, рукава и штанины которой хрупкой малышке пришлось подвернуть несколько раз, и наконец вышла в гостиную сьюта. Рен продолжал ухаживать за ней, накладывал еду на ее тарелку, подливал воду и вино в бокалы, держал на фоне включенный телевизор, чтобы хоть как-то отвлечь. Оставив ее наедине с десертом, он вышел из зала и еще раз набрал номер секретарши матери, сообщив ей, что с его подругой все в порядке, а следом попросил организовать восстановление документов на настоящее имя Харуки. Паспорт и удостоверение личности нужны были ей как можно скорее. Анна записала все, что он продиктовал ей по телефону, и пообещала, что в течение трех дней вышлет все необходимое курьерской службой. К моменту, когда он закончил разговор и вернулся, Харука уже мирно посапывала за столом, не осилив до конца шоколадное пирожное. В уголках ее рта остались крошки, и Рен, глядя на нее, вдруг вспомнил черноволосую малышку, которая попалась ему на глаза в тот день, когда они с Харукой встретились на улице во второй раз. Усталость и напряжение точно смело с ее лица, стоило дать ей наконец поспать. Он провел ладонью по ее волосам, чувствуя их шелковистую мягкость. На ладони остался легкий сладкий запах яблочного шампуня. Рен взял одну из льняных салфеток и аккуратно вытер уголки ее рта. Склонившись, он подхватил ее на руки, чувствуя удивительное счастье и даже некую удовлетворенность от того, что ему удалось уговорить ее остаться рядом с ним, пусть и не так, как задумывалось первоначально. Он провел пальцами по ее тонкой шее и направился к ее спальне, окутанный ее запахом. Главное — не разбудить ее. А завтра стоило озадачиться приобретением для нее одежды. *** Стюардесса подала ей стакан воды и повернулась к Рену, чтобы спросить о напитках уже его. Отпивая понемногу, Харука сквозь ресницы тайком следила за движениями красивого мужчины напротив. Он откинулся на спинку сиденья, обтянутого кремовой кожей, внимательно следя за чем-то на экране ноутбука уже на протяжении часа, а на столе расположился ворох бумаг. Ее одолевали и скука, и напряжение. Где было ее благоразумие, когда она соглашалась на такую работу. Хотя выбора и не было. Варианта было всего два — либо он, либо тюрьма, и выбрать его было более разумным решением. Перспектива вернуться за решетку, ожидая решения комиссии по делам несовершеннолетних, пугала ее, несмотря на внешнюю маску храбрости, которую ей пришлось надеть, когда он спросил ее, что она выбирает — тюрьму или его дом. Такой, как она, без связей и положения, было бы непосильной задачей справиться с бюрократической бумажной волокитой — а без нее невозможно вернуть с таким трудом оберегаемую независимость. Началось бы расследование, кто она такая, последовали бы визиты к ее прошлым приемным семьям, стали бы обсуждать дело с работниками соцслужб, которые ей занимались, и этот мучительно долгий процесс съел бы слишком много времени. Два дня назад, после долгого сна без сновидений, она очнулась, вяло пошевелившись, в совершенно другой обстановке. Теплое постельное белье окутывало ее своей мягкостью. Она дважды моргнула, решив, что сейчас дивный мираж развеется, но перед глазами все так же оставался потолок с причудливой лепниной, и свежий запах вокруг тоже не думал исчезать. Вот как живут богачи, подумала она, скользя пятками по шелковой простыне. Вся эта обстановка вокруг просто поражала. Никогда она даже не думала, что окажется в таком месте, и это все казалось абсолютно нереальным и странным. Она встала и направилась в ванную, приняла быстрый горячий душ, воспользовавшись еще одним гелем для душа из ряда ожидающих своей очереди цветных бутылочек. Все они носили логотипы известных косметических компаний Франции, знакомые только по картинкам в журналах да рекламе в витринах бутиков. Обернувшись большим полотенцем, она прошлепала через комнату к деревянному шкафу с резьбой. Стопы ее утопали в мягком ворсе ковра. На вешалках она нашла симпатичные джинсы и блузку, все ее размера. Видимо, Рен озаботился тем, чтобы ей доставили новую одежду вместо тряпья, в которое превратилась старая за время пребывания в камере. Эта предусмотрительность отозвалась в мыслях одновременно чувством благодарности и раздражением. Харука сбросила полотенце, и в этот момент осознала — белья у нее тоже нет. Черт! С этой мыслью она резко развернулась и вдруг заметила маленький бумажный пакет белого цвета на тумбочке в ногах кровати. Взяв пакет, она высыпала его содержимое на кровать, и из бывшей внутри коробки выпали трусики и бюстгальтер. Она протянула руку к красивым кусочкам ткани, предназначенным, чтобы сокрыть ее интимные части тела, и моментально покраснела, когда в мыслях всплыл образ, как Рен называет ее размеры, чтобы консультант в магазине женского белья подобрала ей нужное. Чертов ублюдок, он же наверняка угадал. Она чуть растянула ткань в пальцах и вздохнула. Ей оставалось либо надеть это, либо ходить без белья вообще. Харука быстро натянула на себя белье, оказавшееся в точности ее размера, ткань приятным теплом касалась кожи. Закончив одеваться и сложив полотенце, она вышла из комнаты, с опаской оглядываясь в просторном помещении. Сьют, в котором они остановились, был бесконечно огромен и прекрасен — светлые стены были украшены дорогими картинами и зеркалами в золоченых рамах, полы белого мрамора с черным обрамлением носили на каждой плитке вензель в виде двойной буквы С. Она медленно шла по коридору, ощущая приближающийся запах кофе и выпечки, и ее живот громко заурчал. Сквозь окна в пол сочился теплый свет весеннего солнца, бело-золотые занавеси лениво колыхались по ветру. Рен уже сидел за круглым обеденным столом с газетой, листая страницы с шелестом. Перед ним уже стояли несколько накрытых крышками блюд. Она приблизилась так тихо, как только могла, боясь потревожить его, и наконец открыла рот. — Доброе утро, — произнесла она. Рен зашуршал опускаемой газетой и поднял на нее глаза. — Доброе утро. На нем была рубашка темно-синего шелка, что так чудно подчеркивала цвет его глаз. Заметно ободрившийся, в лучах утреннего солнца он был невыносимо прекрасен. Сколько раз она ложилась в постель, доставая его образ из самых глубоких закоулков памяти, и не могла поверить, что все это было с ней на самом деле? Она думала, что больше не встретит его снова, и эти мысли отзывались в ней и надеждой, и тоской. А когда прошло несколько месяцев без единой весточки от него, ей овладели грусть и… облегчение. Облегчение от того, что теперь-то она может вернуться в привычную колею жизни, не отягощенная больше простым призраком воспоминаний. Это была одна-единственная ночь, когда она ворвалась в приватный зал и отдала свой первый поцелуй незнакомцу, спасаясь от угрозы. Но он был самым красивым мужчиной, какого она только видела, мужчиной, что подарил ей ощущение безопасности и покоя, пусть оно продлилось всего несколько часов, и счастьем было выбраться из надежной скорлупы, стать ненадолго простой девчонкой, забывая о тяготах жизни. — Надеюсь, ты хорошо спала, — улыбнулся он и указал на стул рядом с ним, — Иди сюда, я уже заказал завтрак. Ты наверняка хочешь есть. Ее живот снова громко заурчал, и она прижала к нему ладони, как будто это приглушило бы его. Рен тихо усмехнулся, сложил газету и отпил немного кофе. Она опустилась на предназначенный ей стул и проследила взглядом, как он снимает крышки с блюд. Там были и яичница с беконом, и тосты с джемом, и черничные оладушки. На столе стояли кувшинчики с молоком и с апельсиновым соком. Она взяла всего понемногу, беззастенчиво заполнив всю тарелку, и принялась есть. Краем глаза она заметила, как он берет тост и отламывает от него маленький кусочек, прежде чем отправить в рот. Рен явно наблюдал за тем, как она ест, и скорее всего потешался таким зрелищем с горой еды. Мысль, пришедшая в это мгновение, заставила представить себя со стороны, с полным ртом яичницы с беконом, и стала жгучим чувством смущения. Она заставила себя есть помедленнее, но он продолжал смотреть на нее, и когда это стало уже совсем невыносимо, она сглотнула и взглянула ему в глаза. — Ну что? — она нахмурилась. — Ты никогда не видел, как человек ест? — Все нормально, — хмыкнул он, — просто у тебя хороший аппетит. — Это такой способ сказать мне, что я ем, как хрюшка? — она подняла бровь. — Вовсе нет. Приятный контраст, скажем так. Обычно женщины, с которыми я завтракаю, либо ничего не едят, либо едва поклюют, как птички. Харука внезапно почувствовала себя заплывшей жиром. — Им надо следить за весом, иначе если они растолстеют, ты будешь недоволен, — она обвинительным жестом направила вилку в его сторону. — И между прочим, я толком не ела в камере. Они вообще-то не организовывают там пятизвездочные завтраки, ну может быть только если серийным убийцам. А я всего лишь отправляю в нокаут полицейских. Сколько же женщин завтракало вместе с ним? Одна эта мысль вызвала чувство раздражения. — Действительно, — он издал короткий смешок и пожал плечами. — Не переживай, нам нравится, когда у женщины не только кожа да кости. А вообще ключ в умеренности. Всего понемногу не повредит, главное не забывать хотя бы зарядку делать. Она кивнула. Совершенно странно было вот так сидеть и разговаривать с ним ранним утром, как будто они уже вовсе не были друг другу чужими. Допив кофе, он вытащил из кармана рубашки смартфон и стилусом пролистал страницу до конца. — Я взял на себя смелость организовать встречу с твоей подругой. Вам нужно попрощаться на некоторое время. Харука едва не подавилась апельсиновым соком: — Что, прости? Мы куда-то уезжаем? — В Токио, — ответил он, переведя взгляд на нее. — Я работаю там. Она беспечно решила, что будет заниматься новой работой в Париже, забыв, что практически ничего не знает о мужчине, что сейчас сидел перед ней, кроме его имени и того, что он богат. За их две встречи либо они спорили, либо он ее оскорблял. — Ой, — ее плечи поникли, и тост, который она только собиралась откусить, внезапно потерял свой вкус. Вот что станет с ее мечтой поступить в Парижскую консерваторию. Да, она знала, что-то, за что она бьется годами, не придет к ней так легко, но это все же был путь, который она выбрала сама. Фортепиано давало ей силы жить месяцами, полными отчаяния с осознанием, что она одна во всем мире, и если бы она могла жить и дышать игрой на нем — она ни секунды бы не колебалась. Да вот только стать уважаемым композитором, музыкантом, дающим концерты, мог далеко не каждый, какой бы сильной ни была мечта. — У тебя пятнадцать минут собраться. Успеешь? — спросил он, глядя в экран. — Да, — отозвалась она. С выражением полной покорности на лице она одним глотком допила апельсиновый сок, встала и направилась в комнату почистить зубы. Стоило ей скрыться из поля его слышимости, она часто захлопала ресницами, смаргивая слезы. Уже сейчас их договор стягивался удавкой на ее шее. *** Недовольство скреблось изнутри еще сильнее, когда он объявил, что поедет с ней на встречу с подругой. Пришлось прикусить язычок, чтобы не прокомментировать с сарказмом, что она уже не в том возрасте, чтобы ее выгуливала нянечка, и молча забраться на заднее сиденье автомобиля. Она наблюдала краем глаза за его совершенно спокойным лицом и чувствовала себя затянутой с головой в эту подавляющую ауру вокруг него. Когда их обступала толпа туристов, приехавших в сад Тюильри посмотреть назначенный на этот день бесплатный концерт, он продолжал держаться рядом и следить, чтобы поток людей не унес ее. С одной стороны, это раздражало, но с другой — было удивительно тепло на душе от одной мысли, что ее кто-то оберегает, хотя она и догадывалась, что все это ради того, чтобы она не нарушила их договор или еще что. Харука пригубила лимонад и скрипнула зубами. Они сидели в открытом кафе в парке, и каждый раз она отвлекалась, замечая его на краю поля зрения. — Знаешь, Хару-тян, — Томочика склонилась к ней, стискивая свой стакан с лимонадом, — он же за тобой следит, как ястреб. Она только что наблюдала, как неподалеку бегают дети, прежде чем повернуться к Харуке и снять черные очки. На лице ее подруги была ухмылка. Рен действительно сидел через несколько столиков от них, разговаривал по мобильному и хмурился — внимательно слушая своего собеседника на том конце провода. — Я пыталась ему сказать, что не нужно меня сопровождать, — вздохнула Харука, поморщившись, — Мы вполне могли потом где-нибудь пересечься. Она куснула губу, откидываясь на спинку стула. Теперь мысль, что зря она согласилась на такую работу, застучала в голове чуть громче. Да что ей владело в тот миг, когда она решила, что это все — лучше тюрьмы? Томочика хихикнула. Ее алые волосы заблестели на солнце, ослепляя цветом. Эта девушка в полосатой футболке, джинсах, с губами, накрашенными ярко-красной помадой, была одной из самых красивых, что только Харука встречала в своей жизни. Они познакомились примерно год назад в Л’Англь дю Фобур, когда Томочика подрабатывала там, прежде чем уйти на нынешнюю работу. Той повезло больше — остаться при живых родителях. Она училась в Париж-Сорбонне на факультете музыки, а ее брат изучал там же историю искусств и археологию. Стоило найтись свободному времени, чтобы их графики совпадали, и можно было провести время вместе. — Он что-то с чем-то. Вот этот весь животный магнетизм, — Томо-тян поцокала языком. — Сексуален до кончиков пальцев. Ты уверена, что стоило соглашаться? Взгляд подруги был цепким и точно оценивающим, а подходит ли она действительно для этой работы. Да уж, тот парень неподалеку наверняка выглядел той еще проблемой. — А что мне еще делать, — вздохнула Харука, кусая эклер. — Знаешь, сделать все бумаги, чтобы меня оттуда вытащить, просто нереально. Краем глаза она могла заметить, что он все еще говорит по телефону и не обращает внимания на оценивающие взгляды проходящих мимо женщин. Должно быть, его в модном белом поло и джинсах принимали за какого-то красавчика-актера. — Знаешь, а может и хорошо, что он берет тебя под крыло, — вдруг сказала Томочика, откидываясь на спинку стула, — с его-то связями. Я вот не знаю, что делать, если бы вдруг за тебя стали требовать залог, — пожала она плечами. Харука кивнула. — Ты права. Если бы он не пришел, я бы так и осталась там с этим ужастиком с розовыми волосами. — Уверена, что тебе понравится в Токио. Да и к тому же, если у меня получится подкопить денег, я приеду навестить тебя. Что там Токио, это всего лишь в половине Земли отсюда! — глаза подруги сияли. — Ты только подумай, какие тебя ждут возможности, это же другая культура, весь этот японский авангард! А еще… ведь твой отец — японец. Вдруг ты что-нибудь о нем узнаешь? Об этом Харука не думала. Ее отец вырос в Японии, и уже потом прибыл в Париж к другу, где встретил ее мать и влюбился. Домой он уже не вернулся, и когда оба погибли в автокатастрофе, никто не приехал за ней, так что ее жизнь перешла в руки соцработников. Но Харука и так полагала, что приехать некому, ее даже мысль о том, что в Японии есть родственники, не ведающие о ее существовании, не посещала. Никогда ее отец не поддерживал связей ни с друзьями, ни с оставшимися в живых родственниками. — Действительно, — сказала она. — Стоит воспользоваться этой возможностью. Не каждый день тебя берет к себе личной помощницей человек, у которого такая популярность по всей стране. В любой ситуации есть свои плюсы, вдруг поняла она. Кто знает, вдруг у них получится найти общий язык и в итоге она решит совсем остаться в Японии? В Токио тоже много хороших университетов, где она может получить образование. Это был первый раз, когда она нашла причину улыбнуться и смотреть в будущее с надеждой. Томо-тян погладила ее по руке. — Вот это настрой! Ты заведешь новых друзей, побываешь в разных местах, узнаешь что-то о семье. Считай, что у тебя творческий отпуск. Ну что такое год в другом месте? Да даже два. Пока ты там будешь, твои денежки в банке будут ждать тебя, ты всегда сможешь сюда вернуться. Они встали и обнялись на прощание, пообещав друг другу оставаться на связи. Когда подруга помахала ей на прощание, прежде чем удалиться, Харука почувствовала, как слезы встали комком где-то в горле. Фигурка становилась все меньше, и наконец ее поглотила толпа. — Мне ведь не нужно уезжать навсегда? Сколько? — спросила Харука, не оборачиваясь. По запаху дорогого парфюма она поняла, что он стоит за ее спиной. Он не ответил, но Харука каким-то шестым чувством уловила, что он пожимает плечами. — Может, пару лет. Может, чуть больше, — наконец произнес он, и шелк его голоса проскользил в самые глубины ее разума. Она снова вздохнула и повернулась к нему, встречая его теплую улыбку. Но лед в светлых голубых глазах заставил вздрогнуть. Да, он помог ей, но все равно был незнакомцем из другого мира, и ей оставалось только гадать, что он за человек. Но скоро предстояло это выяснить. *** — Харука. Рен вмешался в ее раздумья. За окном проплывали облака, он протягивал ей увесистый конверт из коричневой бумаги. — Что это? — она похлопала ресницами, принимая конверт. Внутри была толстая чековая книжка, полдесятка пластиковых карточек, сберкнижка и удостоверение личности. — Удостоверение, карточки, ну и что там еще обычно нужно. Заказал сразу со всем комплектом документов, твой паспорт у меня, — он вернулся к ноутбуку и нажал пару клавиш. — А, — Харука уставилась на серебристые буквы на пластике, складывающиеся в ее имя. Кредитки? Карта на снятие наличных? Дебетовая карта? Даже чековая книжка? — Разве мне нужно столько всего? Я думала, достаточно книжки и обычной карточки, — произнесла она, чувствуя нарастающее в душе недоверие. Рен поднял на нее удивленный взгляд. — О чем ты, конечно, нужно! Как ты собираешься покупать все, что мне необходимо? У меня не получится выдавать тебе деньги на покупки каждый раз, когда что-то понадобится. А на тебе будет оплата химчистки, квитанций, доставки газеты и все в таком духе. Доберемся домой — выдам тебе полный список обязанностей. Все правильно. Это не пришло ей в голову. Чувствуя себя полной дурой, она кивнула и молча запихнула все обратно в конверт, который после опустила в сумочку — подарок Томо-тян на прощание. Скрипнув зубами от ощущения собственной тупости, она снова подняла на него взгляд. Пути назад не было. Даже стоит ей передумать, у нее самой ни единой йены за душой — не то что кров на хотя бы одну ночь найти, билет домой не купить. Теперь ее жизнь в ближайшие месяцы была привязана к этому загадочному человеку. Как будто она — Алиса, летящая через кроличью нору. Она глубоко вздохнула и, заметив, что он внимательно смотрит на нее, выпрямилась в кресле, делая вид, что ну очень хочет что-то найти в своей сумочке. Годился любой предлог, лишь бы не сталкиваться с ним взглядами. То, как он на нее смотрел, было непередаваемо. Его лицо оставалось спокойной и непроницаемой маской — хотя в первую встречу все было иначе — но стоило взглянуть в глаза… Они буквально кричали о многом, но о чем — она совершенно не могла понять. Точно какая-то война двух чувств происходила в их глубинах — в одно мгновение его глаза были холодны, как льды Арктики, а спустя секунду — пылали огнем. И это не давало ей покоя. Вот сейчас она краем глаза уловила, как он садится, упираясь подбородком в сложенные замком ладони — потом она назовет это его «позой размышлений» — и весь вид показывал, что он сейчас находится в жарком споре с самим собой. Споре, который, видимо, проигрывает. Интересно, о чем он размышляет, подумала она, куснув нижнюю губу. Ее мысли прервал тихий треск в динамиках, а следом раздался голос пилота. Пристегните ремни, мы приземляемся в аэропорте Ханэда через десять минут. Харука почувствовала знакомый шум в ушах — самолет снижал высоту — и вцепилась в свое кресло, сжав зубы. Это все вдруг напомнило ей о аварии, в которой погибли ее родители, и возникшие после того случая панические атаки так давно не появлялись, что эта застала ее врасплох. Она побледнела. — Эй, — Рен перегнулся через столик и взял ее за руку. Из кончиков его пальцев точно сочился слабый ток. Харука вздрогнула и подняла на него растерянный взгляд. — Все в порядке? Она неуверенно кивнула, стараясь не забывать дышать. Все будет в порядке. Новое начало в новой стране. Вот Алиса и прибыла в Страну Чудес. А Рен — ее Белый Кролик. Он погладил ее по руке — пульс немного замедлился и снова застучал — и чуть улыбнулся ей, пытаясь успокоить, дать понять, что все будет хорошо. Она снова кивнула и постаралась улыбнуться в ответ. То, как от этого в момент просветлело его лицо тенью улыбки настоящей, сквозящей из-под маски, которую он не снимал все три дня, что они прожили в отеле, было для нее сродни откровению. Сердце тут же заколотилось сильнее и быстрее. И если это всего лишь тень улыбки, то что бы стало с ней, улыбнись он ей по-настоящему? В судьбу Харука никогда не верила. Если бы она тогда, несколько месяцев назад, не отправилась бы на встречу с тем подозрительным типом в Красной Бабочке, то не встретила бы Рена. Не отдала бы ему свой первый поцелуй. Когда он довез ее до дома и растворился в ночи, она думала, что никогда больше его не увидит. Но потом он нашел ее, играющую на солнечной улице, и она глазам не могла поверить — он стоял перед ней, на нее внимательно смотрели его холодные-холодные голубые глаза, и сердце ее бешено заколотилось. А когда на его щеке остался след от ее удара, она уж совсем была уверена, что эта встреча — последняя. Ведь такое редко повторяется. Но будь это судьба — почему нет, и вот он снова появляется на горизонте. Вытаскивает ее. Дает ей работу. И с таким положением дел Харуке впору было думать, что судьба действительно существует, и ей угодно над ней поиздеваться. Ведь судьба так жестока. Не смей влюбляться в эту улыбку — предупредил внутренний голос — ты обожжешься. Нет, подумала она, не… обожгусь. Посмотрим, тут же ответила она сама себе, Харука, это ведь тот же самый Рен. Парень с кучей скелетов в шкафу.