Хорватский треугольник

Марио делает несколько глубоких глотков ледяной воды прямо из бутылки, стоя перед открытым холодильником. Задерживает дыхание и прислушивается к собственным ощущениям, но ничего не происходит. Антикварные часы на стене раздражающе громко тикают, модный гигантский холодильник мерно урчит, с улицы доносится истеричный лай маленькой собачки — наверное, шпиц соседа слева загнал на дерево кота соседа справа, или наоборот. Но Марио не замечает посторонние шумы, он не дышит, не моргает и ждёт подсказки свыше. Он напряжен и сосредоточен на решении одной единственной задачи. Тишину нарушает насмешливый голос за спиной хорвата. — Бонуччи. В ответ Марио шумно выпускает из лёгких воздух и громко икает, затем резко захлопывает холодильник и оборачивается. На его лице отражается крайняя степень недовольства, а на обеденном столе сидит Бернардески. До одури красивый, прекрасно сложенный Фредерико. С шальным взглядом, ехидной ухмылкой, в клубной футболке Манджукича и белых, до неприличия пошлых гетрах. Собственно, кроме футболки с цифрой семнадцать и пары белых возмутителей спокойствия, на молодом итальянце ничего нет. — Почему, блять, Бонуччи? — возмущённо спрашивает Марио, а сам не может оторвать взгляда от шикарных фактурных икр Фредерико в обрамлении белой резинки, плотно обрамляющей ноги. Парень перехватывает взгляд хорвата, понимающие улыбается и неопределённо пожимает плечами. — Причём тут Леонардо? — всё также грозно хмурится Марио, но ещё один смачный «ик» смазывает картину, призванную устрашить. — Бонуччи определённо ненавидит всех, кто в этом сезоне носил капитанскую повязку. Кьеллини, Дибала, возможно, очередь дошла до тебя. — Бред. Марио обречённо опускается на стул перед Фредерико, с грустью посматривая на недопитую чашку эспрессо без сахара, забытую на столе. Да, только чёрный кофе — только хардкор. Манджукич терпеть не может сладкую жижу, которую пьют итальянцы и выдают её за кофе. Пока Марио решает, допить остывший кофе или вылить его в раковину, он несколько раз снова икает. Судьба кофе решается сама собой. А как прекрасно складывался этот вечер. Бутылка молодого красного вина, два высоких бокала с кровавыми каплями на дне, мягкий приглушенный свет ночника, резные горы с белыми шапками за окном, красивый итальянец на шёлковых простынях и терпкий запах недавнего секса. Аккуратно, чтобы не разбудить уснувшего любовника, Марио выбрался из крепких объятий и бесшумно вышел из спальни, сон совершенно не шел, да и ладно. Спустившись вниз на кухню, Манджукич приготовил себе эспрессо и едва устроился с телефоном в руках, чтобы скоротать время до следующего раунда в спальне, как в дверях появился Фредерико, очевидно, разбуженный ароматом кофе. Фредерико в гетрах и футболке. Насколько помнил Марио, когда Бернардески засыпал, его боксеры мирно лежали на полу около кровати, и что-то подсказывало хорвату, что место дислокации они так и не поменяли. Фредерико был сонным, милым и сладким, как сахарная вата. Вот только провокационные вид парня шёл вразрез с его нежным заспанным личиком ангела. Впрочем, через пару минут Бернардески уже не был сонным и милым, он сидел на обеденном столе Марио, широко разведя перед ним свои умопомрачительно длинные ноги. А Манджукич на практике убедился, что боксеры итальянца остались именно там, куда он их скинул пару часов назад. — Плохой, мальчишка, — пошло усмехнулся Марио и провел широкой ладонью вверх по упругому бедру Фредерико, не отрывая взгляда от таких красивых и глубоких глаз парня. В этот самый момент, когда между ними вот-вот должно было разгореться пламя, Манджукич издал первый громкий звук, который в тишине прозвучал словно гром среди ясного неба, разрушая до основания волшебство момента. И вот спустя двадцать минут Марио по-прежнему сидит на том же самом месте и продолжает икать под насмешливым взглядом Фредерико. — Это точно кто-то из наших, — задумчиво тянет Бернардески. — О, боже… — в голосе Марио звучит безысходность, потому что он догадывается, к чему всё это идёт, и не ошибается. — Кьеллини? Ругани? Бентанкур? Коста? Куадрадо? Матюиди? Хедира? Пьянич? Неужели сам Войцех? Каждую произнесенную Фредерико фамилию Марио сопровождает тем самым звуком, ставшим причиной этого абсурдного диалога. — Буффон? — после недолго раздумья выдаёт Бернардески. — Он в Париже! — Скучает… — Ик. — Хорошо. Криштиану. — Чего? — Вы с ним неплохо сыгрались. — И поэтому он мечтает обо мне по вечерам? — Вообще-то, я предполагал, что он продумывает стратегию, но если ты… — Ик. Фредерико наиграно тяжело вздыхает. — Какое разочарование… для всех. Ты не оставляешь мне выбора, Марио, — он подаётся вперёд и кладёт ладони на плечи Манджукича в псевдосочувствующем жесте. Фредерико пристально заглядывает в глаза, и Марио видит, как на их дне черти исполняют ритуальные танцы. Парень выдерживает театральную паузу, а затем произносит: — Пауло Дибала. Ничего не происходит несколько мучительно долгих для Марио секунд. Лишь когда улыбка Фредерико становится неприлично самодовольной, раздаётся спасительный «ик». — Твою мать, Бернардески! Почему Дибала? — приходит в себя Марио, скидывая чужие руки с плеч. Фредерико заливисто смеётся, откинув голову назад. — Почему, блять, Дибала? Откуда вы все берете его несуществующую влюблённость в меня?! С чего?! — не унимается Марио. — Извини, не смог удержаться, — просмеявшись, говорит Фредерико в ответ на грозный взгляд Марио. — Это же очевидно. Сложно не заметить, как наш аргентинский птенчик смотрит на тебя преданным влажным взглядом. И только ты один считаешь, что… — Пауло влюблен… — Да, да, да. Я уже сотню раз слышал, что Дибала влюблен в Месси. Но… что ему мешает быть влюблённым ещё и в тебя… и в Роналду… и в Буффона, и в свою девушку? Хотя нет, с девушкой я погорячился. — Ик, — вместо ответа издаёт хорват. Не переставая игриво улыбаться, Фредерико призывно разводит ноги, медленно и очень сексуально, так, чтобы взгляд Манджукича предсказуемо припечатался к его промежности, прикрытой краем футболки. Сам же Бернардески продолжает, будто не замечая реакции любовника. — Итак, раз это не наши, то… Едва Фредерико успевает раскрыть рот, как Марио опережает его, резко подняв голову. — Нет! — его горячий затуманенный взгляд всего за мгновение становится колючим и строгим. — Что нет? — непонимающе хлопает глазами Фредерико. — Нет, ты не будешь перечислять составы каждого клуба, в котором мне довелось играть. Бернардески наиграно надувает губы. — Ну, Марио, зайченыш, я уверен, в эту минуты в Мюнхене или Мадриде кто-то не спит, думая о тебе. — Я вообще-то еще в Вольфсбурге играл. — Серьёзно? — Более чем. Но нет! Никто меня там не вспоминает, и в Мюнхене тоже, и уж точно не в Мадриде, — непреклонно повторяет Манджукич и тут же жалеет о своих словах, потому что на лице Фредерико снова сияет коварная улыбка. — В таком случае прости меня, сладкий. — За что? — Марио искренне надеется, что его голос не звучит испуганно. Но куда там! Улыбка молодого одноклубника становится неприлично довольной. — Перишич? — Только не сборная! Ик. Фредерико, я тебя прошу, — Марио с отчаянием прячет лицо в ладонях. — Сборная — это святое. — Я понимаю, сладкий, — с притворным сочувствием гладит по сгорбленной спине перед собой Бернардески. — Но истина дороже. Поэтому Брозович. — Ик. Это, блять, нечестно. — Ковачич. — Ик. Ты должен немедленно прекратить. — Э-э, кто там у вас ещё? Ловрен. — Ик. Хватит! — Ракитич. — Ик. Прошу тебя. — Модрич. Хотя я был на девяносто процентов уверен, что все-таки Ракитич. Вы с ним были близки настолько, что я почти ревновал. Неужели он даже не вспоминает о тебе одинокими вечерами? Я бы на твоём месте, как минимум, обиделся. — Мы не были близки. И с чего ты взял, что Ракитич проводит одинокие вечера? У него жена, двое детей и херова туча родственников. — Я тебя умоляю, наличие большой семьи не исключает одинокие вечера. И вы были близки. — Боже, я уже устал убеждать тебя, что Пауло в меня не влюблен и что секс с Иваном не подразумевает особую связь между нами. — Сладкий… — Это просто бред! — Манджукич все-таки выходит из себя и повышает голос. — Никто на меня не смотрит по-особенному: ни Пауло, ни Иван, ни кто другой из «Юве» или сборной. Это просто твоя неуемная фантазия. Только и всего! — Котёнок… — Серьёзно, завязывай с этим! Никто обо мне не думает ни одинокими, ни какими другими вечерами. Я икаю, просто потому что икаю. Это такая особенность организма. А всякие приметы — это чушь собачья… — Марио! — Что? — Манджукич грозно смотрит на Фредерико. — Ты не икаешь. — Что? — теперь уже растерянно спрашивает хорват. — Ты больше не икаешь, — вкрадчиво проговаривает Бернардески, медленно наклоняясь к Марио. — И? — после недолгой напряжённой паузы вопрос Манджукича звучит настороженно. Фредерико не прекращает движение, сводя расстояние между ними на нет. И когда его лицо оказывается настолько близко, что Марио чувствует еле уловимые запахи лосьона после бриться и мятного ополаскивателя для рта, итальянец пристально заглядывает в глаза, а потом наклоняется к уху, чтобы влажно и горячо прошептать: — И это Лука Модрич. Марио моментально отходит от оцепенения и отталкивает итальянца от себя. — Это бред! — возмущённо шипит Манджукич, но предательский румянец выдаёт его с потрохами. — Серьёзно, Лука Модрич? — не сдерживает смеха Фредерико, прикрывая ладонью лицо. — Марио, ты поимел всю сборную? А ещё говорят, что итальянцы похотливые! — Никого я не имел, — стыдливо отводит взгляд Марио. — Это был… скажем, мастер-класс. — То есть, ты хочешь, сказать, что в эту минуту хавбек «Реала» вспоминает твои уроки… э-э-э, чего? — Минета. Бернардески молчит, но за него говорит иронично приподнятая бровь. — Давай уточним, в это самое мгновение где-то в Испании… — Почему где-то? В Мадриде. — О, ты следишь за Примерой. Мило. Так значит, в это самое мгновение в Мадриде капитан национальной сборной Хорватии, ведущий игрок «Реала» и один из лучших футболистов планеты вспоминает уроки минета и, очевидно, стоит на коленях? Теперь очередь Марио загадочно пожимает плечами и таинственно улыбается. — У них сегодня Класико, так что всё возможно. — Хочешь сказать, они там все перееблись? И это не фигуральное выражение, — закатывает глаза Фредерико. — Ну, почему все? Криш-то теперь у нас играет. Оба парня понимающие посмеиваются, а потом синхронно замолкают на несколько мгновений и пристально смотрят друг на друга, ожидая, кто первым сделает следующий шаг. Им оказывается Фредерико. — К черту Роналду, к черту Ла Лигу и твоего бывшего капитана. Всех твоих бывших к черту, — шепчет он, плавным движением перетекая со стола на колени Марио. — Пожалуй, мне тоже нужно взять у тебя пару уроков, раз ты такой востребованный учитель. У Марио перехватывает дыхание от того, как близко прижимается к нему парень. Тонкая футболка на Фредерико и шорты Манджукича не оставляют простора для воображения. — Мне казалось, у тебя весьма неплохая техника, — хрипит Марио, когда Фредерико прижимается ещё теснее и чуть ли не урчит куда-то за ухо. — Хотя ты прав, практика никогда не бывает лишней. Бернардески немного отстраняется и расплывается в довольной улыбке. — Как скажите, сеньор учитель, — покорно отвечает итальянец и мягко спускается на пол. Последнее, что занимает мысли Марио перед тем, как по совету Фредерико послать всё неважное к чертям, — робкая надежда на то, что Лука не посрамил честь своего сенсея.