***
Иван выглядит великолепно на пороге номера. Чистая голова, уложенная чёлка, узкие отглаженные брюки, дорогое пальто, свежая рубашка приятного оливкового цвета с небрежно расстёгнутой верхней пуговицей, но, главное, улыбка — фирменная улыбка Ивана Ракитича, мягкая и солнечная, жутко раздражающая сейчас Луку. Иван так подчеркнуто хорош, уверен в себе и расслаблен, что Модрич готов с порога дать ему по лицу. И дело не в том, кто выиграл, а кто проиграл в сегодняшнем Класико, дело в… Если честно, Модрич сам не знает, в чём дело. Может, проблемы лично у него, а может, у его команды. Но внешний вид Ивана его выводит сразу и бесповоротно. Он прекрасно осведомлён, что сам похож на пожёванные лист бумаги, даже несмотря на то, что уже успел сходить в душ и переодеться. Но переоделся он в обычную футболку и мягкие штаны, да и волосы не стал укладывать, а от уставшего воспалённого взгляда вообще нет панацеи, разве что двенадцатичасовой сон под сильными транквилизаторами. По сравнению с прекрасным Иваном, Лука выглядит даже не плохо, а убого и жалко. И он знает об этом. — Привет, — и снова очаровательная улыбка. — Мы сегодня уже виделись, — Лука решает сразу подчеркнуть, что не настроен на общение с кем-либо, а уж тем более с игроком победившей «Барсы». — Точно, значит, мне не показалось, — улыбается Иван, не обращая внимания на нахмуренный лоб и уставший взгляд собеседника. — Что ты здесь делаешь? — Приехал поздравить тебя с победой. — Моя команда проиграла, — позитив Ракитича граничит с идиотизмом и заметно раздражает Модрича. — Чёрт, и тут мимо. Тогда — утешить? Впустишь меня или устроим утешительные обнимашки в коридоре? Лука закатывает глаза, но отступает назад, пропуская Ивана в номер. Модрич понимает, что от Ракитича всё равно не отделаться. Каждый, кто хорошо с ним знаком, знает, что, если полузащитник каталонцев что-то для себя решил, выбить это из его головы может только хорошо поставленный удар, например, Рамоса. Кстати, о капитане «Мадрида». — Если Серхио тебя здесь застанет, он будет в ярости. Лопетеги просил его быть сегодня посдержаннее, но это не значит, что после игры он будет следовать… — А его нет в отеле. Рамоса, — перебивает Луку Иван, по-свойски опускаясь в глубокое кресло у журнального столика, а пальто небрежно кидает на соседнее. — Ты не знал? Вот теперь Лука действительно удивляется, Иван читает изумление на его лице, и это выглядит забавно. Особенно забавно в свете того, что удивляться в общем-то и нечему. — У него были какие-то дела после матча, но, я думаю, он уже вернулся, — растерянно отвечает Модрич. — Кстати, у Жерара тоже внезапно появились срочные дела после матча. Он так спешил, так спешил. Вот только тачка его так и осталась на парковке Камп Ноу, — усмехается Иван. Лука пожимает плечами, он всегда подчеркивал, что не очень хочет лезть в испанское противостояние. Всё эти слухи, домыслы, пересуды — не его дело. Он просто наёмник из небольшой страны Восточной Европы, который должен качественно выполнять свою работу, чтобы получать хорошую зарплату. Зарплату, которая позволит в будущем его детям жить в стране Западной Европы. Поэтому Лука изо всех сил старается быть выше слухов и сплетен, впрочем, он не глухой и не слепой. Каждый легионер в Испании знает, что Ла Лига любит сталкивать лбами. — Тебя чем-нибудь угостить? — спрашивает Модрич, чтобы не продолжать разговор, в котором фигурирует его собственный капитан и Жерар Пике. — Пиво? — А что, в «Барсе» больше не соблюдают режим? — саркастично замечает Лука, но достаёт из холодильника банку. — Извини, только безалкогольное, тренерский штаб шерстит мини-бар в каждом номере. — И как вы ещё со скуки не сдохли в своём Мадриде, — закатывает глаза Иван и ловит на лету банку, чтобы открыть её с характерным звуком. Лука выбирает себе яблочный сок в маленькой упаковке тетрапака, к которой прилагается трубочка. Модрич садится на кровать напротив, при всей своей усталости и раздражённости он напряжен и собран так, будто ожидает нападения. Иван, наверное, чувствует состояние Луки, поэтому на его лице проскальзывает обида — они же друзья и не должны себя вести так отчуждённо. Но истинные эмоции на лице Ракитича проскальзывают лишь на секунду, и их снова сменяет игривая улыбка суперзвезды. Модрич молчит, и это молчание угнетает, в нём пахнет недосказанностью и ожиданием чего-то нехорошего. Вопрос: чего? Тишина не нравится Луке, фальшивая улыбка Ивана не нравится Луке и его нарочито расслабленная поза тоже не нравится Луке. Модричу неуютно в собственном номере рядом с другом, единомышленником, братом, и это тоже не нравится Луке. Чтобы хоть как-то заполнить неуютное молчание, он, проткнув острым краем трубочки серебристую заглушку, тянет сок, не чувствуя вкуса. Иван впивается нечитаемым взглядом в губы, плотно сомкнутые на трубочке, невольно сглатывает и зависает. Реакция Ракитича не остаётся незамеченной, поэтому Лука предусмотрительно отставляет сок на пол. — Как Ракель? Как девчонки? — Модрич готов говорить о чём угодно, лишь бы убрать с себя жаркий, немигающий взгляд Ивана. — Нормально. Растут, — отмирает Ракитич и снова расслабляется в кресле. — Как у тебя дела? Ну, помимо паршивой игры «Мадрида». Как Марио? — Кто? — Модрич выглядит искренне растерянным, он не сразу понимает, о ком идёт речь. — Манджукич. Одно имя, и Иван попадает в самую цель. Сначала Лука изумляется ещё больше, а потом напрягается словно струна. Вот оно. Вот этого удара он и ожидал. В голове Луки как по волшебству всплывают картинки: острые скулы Марио, его насмешливые взгляд, горячее дыхание на макушке, широкая рука на члене. Модричу становится жарко и стыдно. Стыдно за то, что было между ними, за то, что ему понравилось, за то, что теперь его мучает постоянное чувство вины перед Ваней, детьми и почему-то Ракитичем. Почему? Лука тяжело сглатывает и пытается совладать с испуганным взглядом, а он у него точно сейчас, как у загнанного зверя, попавшего в ловушку хитрого охотника. — Откуда? То есть… с чего бы мне знать, как дела у Марио? Иван многозначно пожимает плечами, отхлебнув пиво из банки. — Я думал, вы общаетесь. Разве нет? — Нет, — ответ Луки уж слишком категоричен. — Почему мы должны как-то тесно общаться? — Ну, вы же так… продуктивно проводили вечера между матчами в России. Я даже подумал, что у вас что-то серьёзное, — голос Ивана сочится ядом. Луке тяжело совладать с собственными эмоциями, чтобы не выдать себя с потрохами. Ему очень хочется пройтись кулаком по лицу Ракитича за то, с какой самоуверенностью и превосходством он выдаёт дерзкие слова своему другу и капитану. Но ввязаться в перепалку означает признать своё поражение и правоту Ивана, поэтому Лука только судорожно сжимает кулаки и громко дышит через нос, что, впрочем, не скрывается от его гостя. Улыбка на лице Ракитича становится шире и неприятнее. — Не стоит стесняться, — продолжает Иван, обнаружив проплешину в глухой обороне Модрича, — никто бы не упустил такой шанс. Марио шикарный любовник. — С каких пор ты веришь слухам? Или это личный опыт? — сквозь зубы цедит Лука. — Личный, — Иван не отказывает себе в удовольствии насладиться реакцией собеседника, тем, как презрительно сощуриваются широко открытые глаза, а губы превращаются в нервную тонкую полоску на лице. — Вы спали? Вместо ответа Иван картинно смеется, а потом одаривает Луку снисходительным взглядом. — Мы трахались. Я думал, ты в курсе. Марио не любит себе отказывать в удовольствии на сборах и играх сборной. Даже не представляю, что у него творится в Турине. Хотя, нет, представляю. Луке требуется несколько десятков секунд, чтобы переварить услышанное и совладать с чувствами, которые рвутся наружу. Он понимает, что Иван его провоцирует. Но в тоже время он и осознаёт, что это не блеф. Ракитич не будет врать в открытую, такое не в характере Ивана. Вопрос: как относиться Луке к услышанному? Он ещё не решил, поэтому берёт себя в руки и после недолгого молчания устало спрашивает: — Что ты хочешь от меня, Иван? Бесячая отрепетированная улыбка Ракитича, которую Лука уже успел возненавидеть, сползает с его лица. Иван медленно подходит к Модричу и также медленно опускается перед ним на колени. Идеально отглаженные брюки встречаются с жёстким гостиничным ковролином. Красивые узкие кисти опускаются на острые коленки Луки. — Тебя. Всего, — спокойно отвечает Иван, пока сердце Модрича стучит у него в ушах. — Что? — Потрахаемся? Займёмся сексом? Любовью? Перепихнёмся? Раз мы оба не безгрешные, — голос Ивана не меняется, остаётся таким же ровным, будто не он предлагает Луке ужасные вещи. — Ты спятил? — голосовые связки Модрича, напротив, предают своего хозяина. Иван молчит. Несколько мучительно долгих секунд. Просто смотрит в глаза, словно стараясь найти там какие-то ответы. А потом обхватывает Луку за шею и с силой притягивает к себе, впиваясь в губы. Он настойчив и напорист, даже несмотря на отсутствие ответной реакции: Модрич просто таращиться перед собой глазами, полными удивления. Одна рука Ивана крепко держит Луку за шею, а вторая перемещается на затылок, надавливает, зарывается в гладкие после душа волосы, требует наклониться ещё ниже, ещё ближе. Чужая властная рука в собственных волосах заставляет Луку придти в себя, очнуться от морока. Он протестующе мычит, пытается вертеть головой, но хватка у Ивана слишком сильная, тогда Модрич просто отталкивает Ракитича, от неожиданности Иван приземляется на пятую точку, не успев подставить руки. — Ты, блять, сбрендил?! — Лука вытирает рот тыльной стороной ладони, глядит зло и возмущённо. Иван дезориентированно сидит на полу и поражённо моргает, пытаясь понять, что только что произошло, а уже через мгновение делает рывок, опрокидывая Луку на кровать, стараясь накрыть собой небольшое тело Модрича. Впрочем, теперь хавбек «Мадрида» готов к подобному, он легко отвечает Ивану, не позволяя уложить себя на лопатки. Это сложно назвать полноценной дракой, их взаимные тычки и попытки перехватить руки больше похожи на возню в надежде нанести друг другу минимальный ущерб. Но даже такая несерьёзная борьба заканчивается победой лишь одного, им оказывается Модрич. Он удачно перехватывает руку Ивана и заламывает её назад, не сильно, но достаточно, чтобы Ракитич перестал сопротивляться. Иван оказывается на животе, без возможности выбраться из цепкого захвата. Лука отнюдь не хрупкий, мелкий — да, но сильный и натренированный. Для верности Модрич садится на задницу Ивана, фиксируя его мощными ногами. — О, если ты хотел быть сверху, то просто мог сказать, — даже в столь проигрышном положении Иван умудряется быть язвительным и болтливым. — Заткнись, — тяжело дышит Лука, капли пота стекают по лбу прямо в глаза, но он находит в себе силы перехватить вторую руку Ракитича, чтобы зафиксировать и её за спиной, окончательно обездвижив Ивана. — К чему такие радикальные меры. Я умею быть покладистым, капитан, — не унимается тот. — Просто замолчи, — цедит Лука, ещё сильнее сжимая запястья. — С каких пор ты стал такой шлюхой? — Не всем же быть святыми, — усмехается Иван. — Ты разбил мне сердце, а его скотчем не склеишь, пришлось искать, кто залечит мои душевные раны. — Я смотрю, у тебя получается это очень хорошо. Искать. И находить. Где ты был после матча в Сочи? — неожиданно даже для самого себя спрашивает Лука. — А что? Боишься, что кто-то отыграл твой забитый пенальти? — Боюсь, что ты идиот, который активно нарывается на неприятности. — Ну, что ты, Лукита, я ищу и нахожу только приятности. — Не сомневаюсь в твоих способностях, только зачем мне вторичный материал? — последняя фраза звучит прямо над ухом у Ивана, тот замирает на мгновение, потом дергается и всё-таки спихивает с себя Модрича. Лука откатывается на почтительное расстояние и переворачивается на спину. Отсутствующим взглядом он буравит потолок над кроватью. Двигаться и говорить совершенно не охота. Он вымотан. Опустошён полностью. Неудачным матчем, визитом Ивана, их потасовкой и словесной перепалкой. Единственное желание, которое у него остаётся, — одиночество и крепкий сон. Лука прикрывает глаза, но шевеление рядом не даёт провалиться в забытье. Модрич даже с закрытыми глазами чувствует, что Иван хочет что-то ему сказать. Сострить. Съязвить. Просто ляпнуть очередную чушь. Он опережает любую реплику. — Уходи. Пожалуйста, уходи. Когда Модрич открывает глаза, Ивана в номере уже нет. Кресло, где лежало пальто каталонца, тоже пустое. Он не заметил, как ушёл Ракитич, не слышал, как за ним захлопнулась дверь. Будто его никогда здесь и не было, поэтому Лука позволяет себе на секунду представить, что всё произошедшее — всего лишь сон, дурной сон.***
Рамос поднимает рюмку с текилой высоко над своей головой, призывая товарищей прекратить галдеть и выслушать его пафосную и немного невнятную от выпитого алкоголя капитанскую речь. Пусть не сразу, но в приват зоне становится тихо. — Парни, я хочу выпить за нас. Даже за тех, кого сейчас с нами нет, потому что в девять им пора баиньки. — Не говори о немцах всуе, — таинственно улыбается Варан. — Пусть уж лучше они мило спят в своих кроватках, чем вынашивают планы по захвату мира. — Ты прав, чёртов француз, — подмигивает в ответ Серхио. — Так о чём я? Да… Итак, парни, мы реально крутые. И пусть всякие муд… всякие люди говорят, что это не победа, но только подумайте, это грёбанный Камп Ноу, сердце грёбанной Барселоны, где чтят только двух святых — грёбанного Месси и грёбанного Гауди. — Не слишком ли много грёбанного в одном тосте, капитан? — смеётся Карвахаль. — О, поверь мне, Дани, если заставить каталонцев выбирать между Саграда Фамилия и Камп Ноу, они скорей собственноручно сравняют этот уродский храм с землёй, чем позволят дотронуться до их священного стадиона, поэтому «грёбанный» самое точное слово. Так вот, подумайте, если мы смогли запихнуть мяч грёбанной «Барсе» на их территории, да так глубоко, что они не скоро забудут, как же мы их поимеем на Сантьяго. В общем, я пью за наш Кубок Короля и беспощадную оргию в Мадриде! Серхио опрокидывает в себя рюмку, и все присутствующие следуют его примеру, одобрительно смеясь и переговариваясь. — Рамос, ты только о ебле и думаешь, — Серхио оборачивается на знакомый голос за спиной. Появление в их приват-зоне Пике даже не удивляет капитана «Мадрида». Жерар уж точно знает, какой клуб облюбовала столичная команда в Барселоне. Собственная не слишком корректная речь относительно гостеприимной столицы Каталонии тоже ничуть не смущает Серхио, хотя Жерар точно слышал каждое слово из неё. Рамоса волнует только один вопрос, который он тут же озвучивает. — Какого хуя ты тут забыл, Жери? — как можно более пренебрежительно спрашивает Серхио. — Не кипятись, Рамос, ваш гадюшник мне не сдался. Я просто слежу, чтобы это ни во что не вляпалось. Это внезапно появляется из-за спины Жерара и с разбегу почти запрыгивает на Рамоса. Этим оказывается Иван Ракитич, настолько весёленький, что Серхио на его фоне чувствует себя трезвым. — Приве-е-е-ет, Сесе! — Зачем ты его сюда притащил? — с паникой в голосе спрашивает у Жерара Серхио, безуспешно пытаясь выбраться из кольца рук Ивана. — А ты пробовал говорить «нет» хорватам? — парирует Пике с язвительной улыбкой. — Мы просто собирались попить вина после матча, но всё неожиданно вышло из-под контроля. И вот мы здесь под благородным предлогом «надо поздравить парней». Так что наслаждайся. — И что мне с этим делать? — Рамос растерян, от его недавней бравады не осталось и следа, потому что Ракитич всё ещё обнимает его за шею и прижимается уж слишком тесно своим гибким телом. — О, ты лучше меня знаешь, как обращаться с хорватами, — язвит Жерар. — Лично я собираюсь выпить за ваш счёт что-нибудь достаточно крепкое и убраться домой, капитан. Пике присоединяется к остальной команде за столом, где его — на удивление Серхио — встречают очень тепло. Хотя чему удивляться? Они все взрослые люди, которым хватает ума оставлять свою работу на поле и не путать корпоративную этику с фанатизмом. А уж Жерар для испанской части «Мадрида» такой же свой, как и Рамос. И в отличие от одноклубников, бывших товарищей по сборной не бывает, даже если они и завершают карьеру. Родину не выбирают. Хотя тот, кто сейчас висит на шее Серхио и влажно дышит куда-то за ухо, — живое доказательство обратного. — Я тебе больше не капитан, — запоздало отвечает Жерару Серхио, провожая каталонца каким-то неподобающе грустным взглядом. В общем гаме его слова слышит только Иван. — Не обращай внимания, он просто выпендривается, — вдруг совершенно трезвым голосом шепчет Ракитич, но тут же возвращается в роль, чтобы последовать примеру Пике и втиснуть свою тощую задницу между Лукасом и Каримом, которые совсем не против такого тесного — в прямом смысле этого слова — соседства. Ситуация всё больше кажется Серхио абсурдной. В этот момент, как назло, возвращаются Модрич и Куртуа, которые выходили подышать. — Мне, наверное, показалось, но, кажется, я видел внизу Пике, когда… О нет, — Лука замечает игроков «Барсы» за их столом, и лицо покрывается красными пятнами, которые видно даже в полутьме клуба. — Знаешь, Иван — твой хавбек тоже, так что одна вторая проблемы здесь твоя, — Серхио решает, что не будет участвовать в спектакле имени Луки Модрича и Ивана Ракитича. Он просто будет пить со своей командой, расслабляться и получать удовольствие. Но решить проще, чем сделать. Иван будто приклеивает к себе взгляд, от него невозможно оторваться. Он что-то внушает Кариму, плотно прижавшись к нему и положив руку на плечо. Громкая музыка снизу и смех вокруг не дают разговаривать нормально, поэтому Иван наклоняется ещё ближе, а Бензема и не слушает его вовсе, бездумно качает головой и смотрит в одну точку. Потом Ракитич переключается на Васкеса, они смеются над какой-то шуткой Лукаса. Иван закидывает голову назад, оголяя свою длинную шею, и не обращает внимания на ладонь нападающего, которую тот забывает на коленке Ивана, торчащей из прорези в джинсах. А ещё Ракитич улыбается, улыбается, улыбается, своей шальной очаровательной улыбкой. Пьёт со всеми, встаёт, когда Иско говорит тост, чуть не падает, позволяет себя подхватить Кариму и снова улыбается. А в коротких перерывах между своим провокационным поведением кидает совершенно трезвые хитрые взгляды на Модрича. Серхио не понимает, как Лука не замечает, что это всего лишь игра. Игра одного актёра для одного зрителя. От весёлого и шумного Модрича, каким он приехал в клуб, не остаётся и следа, теперь Лука почти ни с кем не общается, а если и отвечает одноклубникам, то односложно. Он занят тем, что хмурым взглядом следит за Иваном и периодически опрокидывает в себя крепкий алкоголь, причём интервалы между рюмками, исчезающими в Луке, становятся всё короче и короче. Очень скоро взгляд Модрича говорит о том, что он уже дошёл до кондиции, происходит это в тот момент, когда сивая макушка Ракитича волшебным образом оказывается на коленях Лукаса. Рамосу это не нравится: ни голова Ивана на коленях у его нападающего, ни рука Васкеса в волосах Ивана, ни взгляд Модрича, которым тот следит за ними. Серхио уже собирается что-нибудь предпринять: увести Луку подышать, выкинуть за шкирку Ивана из клуба, предварительно пройдясь кулаком по смазливому лицу, оторвать Васкесу руки, тем более футболистам они не так уж нужны, но его отвлекает Пике и Иско, которые начинают слишком громко о чём-то спорить. Они строят из опустошённой посуды схему, матерятся и отбирают друг у друга бокал с маргаритой, который почему-то называют Гризманом, а ещё отпивают из него по очереди и ржут, как кони. Когда Серхио понимает, что опасаться нечего и никто никого не собирается убивать или калечить, он возвращается к своему наблюдению за хорватами, но уже поздно. Ни Лука, ни Иван в зоне видимости не обнаруживаются, хорошо хоть Лукас на месте. — Мы должны их найти, — неожиданно звучит серьёзный голос Пике над головой Серхио. Рамос нутром чует, что Жерар прав. Их нет на танцполе, у бара, на улице перед клубом и даже в ближайшем тёмном закоулке. Когда все очевидные места осмотрены, Жерар предлагает проверить туалеты, что, в принципе, надо было сделать изначально, но алкоголь не располагает к логичным решениям. Пике идёт в общий туалет внизу и отправляет Рамоса в туалет в вип-зоне, собственно, там он их и находит. Картина, которая предстаёт перед Серхио настолько шокирующая, что парализует капитана «Мадрида», а ещё она очень… интригующая и завораживающая. Настолько, что вполне может возбудить. Лука опирается своими острыми лопатками на кафельную стену туалета, его запястья высоко над головой в плену узкой ладони Ивана. Второй рукой Ракитич прижимает Модрича к себе за шлёвку на джинсах. Впрочем, если Лука и сопротивлялся когда-то напору друга, то этот этап явно уже пройден. Доверчиво запрокинув голову назад, он позволяет Ивану выцеловывать свою шею, а сам при этом так восхитительно стонет, что Серхио в жизни бы не поверил, что такие звуки способны выходить из их маленького скромного полузащитника. Лука сулит руками, желая освободиться от горячего захвата и забраться под рубашку настойчивого Ивана, но тот лишь блаженно улыбается между поцелуями, продолжая крепко держать. Рамоса, оцепеневшего в дверях, они вовсе не замечают, слишком увлёкшись друг другом. Иван настойчиво протискивает коленку между ног Луки и разводит их в стороны. Модрич реагирует моментально, горячо прижимается пахом к бедру Ивана и издаёт всхлип, похотливый и целомудренный одновременно. Серхио сглатывает, он в жизни не подумал бы, что Лука Модрич может так пошло выгибаться и жадно шептать «Пожалуйста». Для Ивана этого более, чем достаточно, он быстро расправляется с пуговицей и молнией на джинсах Луки, не прекращая целовать в губы, скулы и шею, а затем красивая ладонь Ракитича ныряет вовнутрь, и глаза Модрича распахиваются. — Вы, блять, совсем ёбнулись? — за спиной Рамоса раздаётся громкий голос Пике. Серхио дёргается от неожиданности и отмирает, Иван почти отлетает от Модрича, который потеряв опору, сползает по стене на пол. Каталонцу требуется несколько секунд, чтобы оценить ситуацию и обречённо вздохнуть полной грудью. — А если бы не мы сюда вошли? Если бы это был вообще кто-то не из команды? Вы, что, собрались трахаться в общественном толчке?! Так, забираем этих двоих и едем ко мне, — последняя фраза адресуется уже Рамосу, Жерар заявляет властным тоном, не терпящим споров. — В следующий раз пусть Месси сам с Ракитичем возится, он капитан вообще или где?! — В смысле к тебе? — голова Рамоса перестаёт соображать адекватно, он будто выпадает из реальности, чувство сродни удара мячом в висок. — В смысле на мою квартиру, их нужно держать в изоляции от внешнего мира, — Пике хоть и раздражён и зол, но его слова звучат уверенно. Рамос благодарен ему за то, что хоть кто-то сейчас в состоянии принимать решения, сам он на это не способен, поэтому просто кивает в ответ. Уже в машине Серхио, наконец, понимает, на какую квартиру они везут хорватов. На ту самую квартиру. После осознания у Рамоса неожиданно появляется желание выпрыгнуть из машины на полном ходу, но он сдерживается. Долг капитана и друга превыше всего. Они сваливают Модрича и Ракитича на кровати в спальне, после чего Жерар уходит на кухню, бросив фразу «Мне срочно нужно выпить что-то крепкое и не алкогольное». У Серхио лишь одно желание, помимо изощрённо убить кого-нибудь из хорватов, — засунуть голову под холодную воду, и он не намерен отказать себе в этом, благо дорогу в ванную Рамос знает. После экстремальных водных процедур голова прочищается, и Серхио даже перестаёт ощущать себя рыбой, выкинутой на берег прибоем: оглушённой и медленно подыхающей под солнцем. Ему даже кажутся приятными ледяные капли воды, скатывающиеся с коротко стриженных волос по шее под рубашку. На обратном пути из ванной он заглядывает в приоткрытую дверь спальни. Лука лежит в позе эмбриона практически нос к носу к Ивану и похрапывает во сне. Сам Ракитич не спит, Серхио видит в свете фонаря за окном, как блестят его открытые глаза. Он пристально изучает лицо спящего Модрича и медленно водит большим пальцем по его скуле. Всё это так не похоже на то, что он видел чуть больше часа назад. В действиях Ивана столько нежности и заботы, что Рамосу становится неуютно подсматривать за столь интимным моментом. Самое странное: наблюдать за хорватами в дверях туалета в ночном клубе ему было совсем не стыдно, хотя там представление было куда более откровенным. Собственные впечатления от увиденного озадачивают Серхио. Он прикрывает дверь и уходит на кухню к Жерару. Пике пьёт кофе, сидя за барной стойкой, и что-то пишет в телефоне. — Зачем строить из себя мудака, если ты таким не являешься? — задумчиво спрашивает Серхио. Жерар отрывает взгляд от телефона и ухмыляется. — Это спрашиваешь ты, Серхио-Я-Веду-Себя-Как-Последняя-Тварь-На-Планете-Рамос? — Ладно, забей, Я-Жерар-Пике-Король-Острот-И-Низкопробного-Юмора. — Можешь лечь в гостиной, диван раскладывается, бельё… кажется, домработница хранит в ящике дивана запасной комплект, — великодушно разрешает Пике. По-хорошему, Серхио нужно вернуться в клуб, забрать команду и отправить всех в отель, как положено капитану. Но он слишком устал и готов упасть и заснуть прямо на неразложенном диване. К чёрту! Сами разберутся, не маленькие, а Солари в любом случае устроит им взбучку утром, и Рамос первый в очереди на раздачу люлей, независимо от того, когда он явится в отель. Поэтому Серхио сонно кивает, соглашаясь с доводами в своей голове, и уже направляется в гостиную, когда ему в голову приходит вполне законный вопрос. — А ты? — Я поеду домой, — спокойно отвечает Жерар. — Ты сам знаешь, где тут что. Ключи пусть Ракитич мне завезёт утром. — Чистые полотенца в шкафу, потом их бросить в корзину, еды нет, пекарня через два дома, — с усмешкой говорит Рамос, стараясь не выдать разочарование. — И кофе купи, растворимого нет. Быстро учишься, Рамос. — Иди ты на хрен, Жери, — совсем без злобы, так непохоже на себя кидает Серхио и уходит. Через пятнадцать минут под плед к Рамосу ныряет огромное несуразное тело Жерара, и Серхио попадает в плен огромных рук и ног. — Ты же домой собрался? — не удерживается от шпильки капитан «Мадрида». — Но ты же загрустил из-за этого, я видел, — смеётся Пике, за что получает ощутимо локтем в рёбра.***
Несмотря на то, что беспечная и разгульная молодость уже позади, Лука не может похвастаться тем, что ему приходилось просыпаться в незнакомом месте с полной потерей памяти о последних восьми или даже десяти часах своей жизни. Может, потому что его молодость не была такой уж разгульной и совершенно не беспечной. И вот ему за тридцать, он женат, у него трое детей, дорогой дом, выгодный контракт и Золотой мяч на полочке, но он не имеет ни малейшего понятия, где он и как здесь оказался. Голова трещит, во рту Сахара, а память услужливо заблокировала все события предшествующего вечера, начиная с появления в клубе Пике и Ракитича. И почему-то Луке кажется: не зря. Модрич уже рад тому, что не проснулся ни где-нибудь в пригороде Барселоны, в наркоманском притоне со шприцем в вене. Квартира обставлена дорого и со вкусом, но не скажешь, что кто-то заботится здесь об уюте. Впрочем, выводы делать ещё рано. Не все наркоманские притоны в пригороде выглядят как клоповники, смотря в каком пригороде и кто ими владеет. Модрич не собирается гадать, и через минуту находит кухню и Ивана, который упирается руками в столешницу дорогого гарнитура, гипнотизируя затравленным взглядом навороченную кофемашину. — Сука, как же ты работаешь? — ворчит Иван. — Доброе, — обозначает своё появление Лука, Ракитич громко фыркает в ответ, давая понять, что сомневается в данном утверждении. — И тебе. Знаешь, как сделать так, чтобы это чудовище выдало кофе? — Нет. У нас капсульная. — И у нас тоже. Блять. Ладно, здесь наверняка где-то есть растворимый. Пока Иван по многочисленным шкафчикам ищет кофе, который можно выпить, Лука забирается на высокий стул у барной стойки и терпеливо ожидает результатов поиска. — А где?.. — Это тайное логово Пике, — отвечает Иван, не отрываясь от своего занятия. — Правда, теперь не такое уж и тайное. — А… — Он домой уехал, оставил ключ. — А… — Они с Рамосом вчера нас здесь после клуба выгрузили. Серхио пошёл за завтраком, тут пекарня недалеко. Твой капитан сказал, что приличная. Холодильник пустой, ну, тот, который для еды, а не для вина. Ненадолго оба замолкают, тишину разбавляет только периодическое хлопанье дверками. — Гадство! Нет у него растворимого! — Ракитич так сильно хлопает последней дверкой, что она вновь открывается, издавая противный скрип. Лука на самом деле всё равно, что они остались без кофе. Он даже забывает про головную боль и жажду, потому что ему надо задать один единственный вопрос, но он с трудом подбирает слова и смотрит на друга с опаской, будто от его следующей реплики зависит чья-то жизнь. — Слушай, Иван, а мы вчера не… Ничего не было? — Нет. Ты был слишком пьян, — спокойно отвечает Ракитич, и Лука понимает, что тот ждал этого вопроса. Ждал его гораздо раньше, поэтому и устроил поиски того, чего в этой квартире быть не может. — А ты? — зачем-то уточняет Модрич. — И я. Луку отпускает. Вроде бы совершенно ничего не значащий ответ Ивана, на самом деле значит очень много. В глубине души Модрич боялся услышать, что у них ничего не было только из-за благородства Ивана, который не стал пользоваться ситуацией. Ещё и благородного Ракитича Лука просто не выдержит. Он уже пережил безответно влюблённого Ивана, равнодушного Ивана, шлюховатого Ивана. Только не благородного. Ответ, что они оба были пьяны, но ничего не произошло, потому что… потому что каждый нашёл дело поинтересней, полностью устраивает Модрича. Он даже успевает расслабиться и вновь вспомнить о головной боли, когда Иван неожиданно продолжает. — Правда, я тебя чуть не трахнул в туалете клуба. Хотя скорей всего мы ограничились бы банальной взаимной дрочкой. В любом случае, ты был готов на всё, но неожиданно ворвались папаша с мамашей и испортили всю малину. — Кто? — ошарашено хрипит Лука. — Пике с Рамосом. В общем быстрый перепихон не удался. — Ты серьёзно? — Лука не узнаёт свой голос. Иван не отвечает. По лицу Ивана сложно сказать, говорит он правду или издевается: спокойное и равнодушное. Модрич таращится на него с недоверием и испугом, он всё ждёт, что Иван улыбнётся своей лучезарной улыбкой, по-дружески ударит по плечу и скажет что-то типа: «Капитан, ты чего? Действительно повёлся?», так бы сделал прежний Ракитич. Ракитич, которого Лука знал много лет. Много лет до чёртового чемпионата в России. Нынешний Иван молчит и смотрит с вызовом, скрестив руки на груди и опираясь о столешницу сзади. Луке страшно признаться себе, но он боится этого Ивана, потому что не знает, что он сделает дальше. Более того он не знает, что сам сделает дальше. Неприятное вязкое молчание затягивает, напряжение между ними возрастает. Секунда, другая, третья. Часы на стене отсчитывают мгновения до локального апокалипсиса. Никто из них не знает, что произойдёт, когда градус напряжения превысит максимальную отметку, но что-то точно случится. Это понимают оба. Осталось совсем немного. Пять, четыре, три, два… Хлопает входная дверь, и на кухне появляется Рамос, принося с собой запах свежей выпечки, шуршание пакетов и отборный испанский мат, в конце которого следует резюме: «Короче, я заебался в очереди торчать, а потом ещё и фоткаться с баристой». — Слава богу, ты и кофе принёс, — Иван как ни в чём не бывало забирает у Серхио подставку с тремя стаканами и улыбается той самой улыбкой, которую так ждал Лука несколько минут назад, но теперь она не успокаивает Модрича, потому что он понимает — апокалипсис не отменяется, а лишь переносится на неопределённый срок. Пьют кофе и едят ещё горячие круассаны в гнетущей тишине, пока её не нарушает Иван. — А можно я задам вопрос, который у всех крутится к голове, но каждый боится спросить? — Валяй, — разрешает Рамос. — У кого-нибудь этой ночью был секс? Модрич замирает с поднятой кружкой, Серхио бесхитростно пожимает плечами. — У меня. Лука медленно опускает кружку, не отрывая взгляда от испанца. — Точнее у моего мозга. Пике вытрахал его, полночи рассуждал, почему Капитан Америка круче Железного Человека, а Месси круче Роналду. Лука, который не дышал всё это время, шумно выдыхает. — Твой мозг можно поздравить, хоть у кого-то ночь не прошла даром, — усмехается Иван. — Не прибедняйся, Ракета, — закатывает глаза Серхио, — я слышал, как ты ходил дрочить в душ. Иван даже не краснеет, лишь неопределённо пожимает плечами. — Каюсь, грешен. Что ж у Жерара был ментальный секс с Рамосом, у меня физический со своей рукой, и только святой Лука проспал словно младенец, чистый и непороч… Модрич резко встаёт, отодвигая стул с максимальным уровнем шума. — Поехали, Серхио, нам ещё надо в отель, — проигнорировав комментарий Ивана и его самого, Лука уходит, Рамос и Ракитич провожают его совершенно одинаковыми хмурыми взглядами. — Надо было ночью выебать его, а не свою руку, — устало бросает Серхио, спускаясь с высокого стула. — Я не склонен к некрофилии и насилию, — печально улыбается в ответ Иван. — А зря. Посуду вымоешь, дверь закроешь, ключи Пике завезёшь. — Хорошо, мам. Рамос прищуривается, и Иван поспешно исправляется под грозным взглядом капитана «Мадрида». — В смысле «пап». Ты прав, мамаша из вас явно Жерар.***
Иван видит, как Рамос крепко прижимает его к себе в подтрибунке, гладит по волосам и что-то быстро нашёптывает куда-то в висок. Сам Лука обнимает Серхио в ответ, обхватив руками. — Может, ещё и отсосёшь ему прямо здесь, капитан? — Иван говорит так, чтобы слышали только эти двое. Лицо Рамоса каменеет, губы сжимаются в тонкую нитку. Серхио подается вперёд, но Лука успевает перехватить его, опустив ладонь на запястье. Иван замечает жест и понимающе ухмыляется. Прошлое Класико, после которого они вместе зависали в клубе, а потом вчетвером мирно ночевали на квартире у Жерара, кажется миражом, больной фантазией. Впрочем, тогда всё закончилось ничьей, а не разгромом «Мадрида» на собственном поле. И сколько не убеждай себя, что это просто работа, и от них требуется хорошо выполнять её, всё равно проиграть в сухую в стенах родного стадиона, наверное, больно. Но Ивану плевать на боль сливочных, у него своя боль. Его боль вжимается в чужое тело и ищет утешения не в его объятиях. Поэтому Ракитич жесток. Он жесток с теми, с кем совсем недавно пил кофе на кухне Жерара Пике, даже с тем, с кем лежал в одной постели и чьим умиротворённым лицом любовался. — Так, что, устроите шоу здесь? Или у вас намечается небольшая утешительная оргия в раздевалке? Как ты и планировал, Рамос, — Ивана не остановить, он сам бы рад заткнуться, но его боль слишком велика, чтобы не выплёскивать её на окружающих. — Тогда понятно, почему Бейл так лихо побежал в раздевалку. Готовиться? — Иди на хуй, Ракитич, — шипит Серхио, и по его красному лицу видно, что он сдерживается из последних сил. Иван ухмыляется, нагло подмигивает Луке и всё-таки уходит.***
Лука берёт трубку только после седьмого или восьмого скинутого звонка. — Я не должен был этого говорить. Прости, — выпаливает Иван, боясь, что Модрич в любой момент нажмёт на отбой. — Да, не должен. Как и очень многое из того, что ты говорил в последнее время, — Лука отвечает ровно и спокойно. Слишком спокойно для подобной ситуации. Иван молчит. Модрич тоже. Ивану некомфортно от этого молчания в ответ. Тревожно. Страшно. — Можно, я приеду к тебе? — осторожно спрашивает Ракитич. — О, ты просишь разрешения? С чего бы это? — мрачно усмехается Лука на другом конце. — В последнее время ты не утруждаешь себя такой мелочью. Делаешь, что хочешь. — Так можно? — Нет. — Почему? Просто посидим, попьём вина, поболтаем. Втроём. С Ваней. — Мы не попьём вина с Ваней и не поболтаем, потому что я не дома, — тон Модрича не меняется, всё такой же холодный и отчуждённый. — А где? — с опаской спрашивает Иван. Есть несколько ответов, услышать которые он не готов. — У Васкеса. — Зачем? — Не твоё дело вообще-то, но мы с ребятами решили посидеть в узком кругу. — Я приеду. Говори адрес. — Иван, ты в конец свихнулся? — в голосе Луки впервые появляются другие нотки, кроме абсолютного равнодушия. — Ты серьёзно хочешь приехать в дом, где моя команда пытается справиться с поражением? После сегодняшнего матча? Это уже не смешно, Ракитич. Одно дело — заявиться с Пике в клуб после ничьей в Барселоне. Но сегодня! Ты в курсе, какой был счёт? Если нет, я тебе напомню: ноль — три. Я, конечно, знал, что ты ебанутый, но… — Адрес, Лука. Модрич обречённо вздыхает. *** Они стоят на просторной кухне Лукаса, из-за плотно прикрытой двери доносятся тихие разговоры и бормотание телевизора. Иван сидит на острове посередине и пристально изучает свои руки. Он выглядит, как нашкодивший мальчишка, и смешно не достаёт ногами до пола. В другой ситуации Модрич нашёл бы это милым, но он слишком раздражён. Лука почему-то именно сейчас вспоминает Манджукича, вот кто бы справился с непростыми обстоятельствами со вселенским спокойствием. Марио мог бы дать дельный совет, подсказать, что дальше. Пусть в своей особой саркастичной манере, закатывая глаза и матерясь на смеси хорватского, итальянского, немецкого и бог ещё знает какого, но Манджукич точно бы всё разрулил. Беда в том, что Марио сейчас в Италии. Лука почему-то представляет, что именно в этот момент полностью обнажённый Марио на кухне знойной красотки с шоколадными волосами и бесконечно длинными ногами пьёт моккачино или другую сладкую итальянскую бурду. Сама хозяйка сидит перед ним на столе, облаченная только в клубную майку Марио и высокие белые гетры. Они молчат, Марио хищно улыбается, отпивает напиток и поглаживает острую коленку. Затем в воображении Модрича красотка перед Марио уступает место хорошо сложенному загорелому парню с идеальным прессом, атлетичными ногами, татуированными руками, глубокими карими или яркими зелёными, словная свежая трава, глазами. А, может, и не яркими, а внимательными серо-зелеными. У него светлая кожа, вечно чуть приоткрытый рот и выпендрёжно поставленная вверх чёлка. Модрич смотрит на сидящего перед ним Ивана и легко представляет, как тот так же сидит на столе перед Марио, только абсолютно обнажённый и не такой грустный. Дурацкая картинка в голове и те неуместные чувства, которые она вызывает, раздражают Луку, распаляют его ещё больше. К обиде и разочарованию примешивается ещё и жгучая ревность. Ревность, которая злит Модрича ещё больше. Он ведь не должен ревновать никого: ни Ивана, ни Марио. — Ты хотел поговорить, — наконец, подаёт голос Лука, переборов всех своих демонов. Хотя бы временно. Иван продолжает молчать в ответ, не поднимая головы. — Тогда позволь, я начну, — продолжает Лука, заводясь больше с каждым своим словом. — Пора заканчивать нашу затянувшуюся мелодраму. Слова звучат так зло и саркастично, будто принадлежат не Луке, будто кто-то вложил их в его уста. От неожиданности Ракитич вскидывает голову, на его лице читается вопрос. И снова этот чуть приоткрытый рот, который возбуждает и бесит Модрича одновременно. — В отличие от тебя я знаю, что я хочу, — Лука не даёт Ивану вставить и слова, потому что знает, чем это может обернуться. — Я хочу любить только свою жену, быть с ней, проводить с ней время, быть со своими детьми, наслаждаться их присутствием, получать кайф от того времени, которое мне осталось в футболе. Играть, а после игры ехать домой. К тем, кого люблю. Я не хочу сидеть в отеле и ждать твоего визита или, не дай бог, самому мчаться в гостиницу, где остановилась твоя команда. Не хочу напиваться, а потом трахаться в туалете ночного клуба, как дешёвая шлюха. Не хочу просматривать твой аккаунт в инстаграм и беситься от каждой новой фотки с Ракель, Месси, Серджи Роберто, неизвестными мне парнями и девушками. Хочу просто смотреть трансляции матчей, а не следить, с кем из противников здороваешься перед матчем, с кем из «Барсы» ты обнимаешься после забитого гола, кому жмёшь руку прежде, чем уйдёшь с поля. — А ты следишь? — вдруг подаёт голос Иван. Лука готов поспорить, что слышит в его голосе весёлые самодовольные нотки. Совсем чуть-чуть, этого хватает, чтобы поднять внутри хавбека «Мадрида» волну ярости. — Да! Да, блять, Ракитич! Слежу! А ещё представляю, как утешаешь какого-то русского парня, опускаясь перед ним на колени, и как Жерар или Лионель, или ещё кто-то из вашей блядской «Барсы» прижимает тебя к стенке в душевой, и как ты заходишь в номер Марио, стоит только мне выйти оттуда! Да, я представляю, как вы трахаетесь с Манджукичем! Доволен? Иван смотрит на Луку с изумлением. Он вообще пару раз видел Модрича в взвинченном состоянии и по пальцам одной руки может пересчитать, сколько раз слышал, как тот повышал голос. Сейчас Лука действительно орёт на него. Упирается руками в столешницу по обе стороны от Ракитича, прямо смотрит ему в глаза и орёт. Картина сюрреалистичная. — Ты тоже трахался с Марио, — только и может пролепетать в ответ Иван, запоздало понимая, что в принципе зря открыл рот, потому что глаза Модрича становятся почти чёрными от гнева. — Нет, мы не трахались! — выплёвывает в лицо Ивану Лука, в следующее мгновение всё, что находится на столе рядом с Ракитичем, летит на пол. В основном это пустые и полупустые бумажные стаканы. Но вместе с одноразовой посудой на кухонном полу Васкеса оказывается шейкер, пару стеклянных бокалов, мерная металлическая ложка и ещё какие-то примочки для коктейлей, которые Лукас готовил своим гостям. При падении всё это ожидаемо издаёт много шума. Иван морщится, но не двигается с места. На кухню влетает испуганный Васкес. — Парни, у вас всё в… — Выйди, Лукас, — не оборачиваясь, чеканит Лука. — Окей, — Васкес, подняв руки то ли в успокаивающем, то ли в предупредительном жесте, пятится назад. Перед тем как закрыть за собой дверь, он беззвучно проговаривает Ивану одними губами: «Кричи». — Мы не трахались, в том смысле, который ты вкладываешь в это слово, — уже более спокойно говорит Лука, тяжело дыша. — Это было всего дважды, он… скажем так, только я получал удовольствие от этой близости, хотя и не совсем добровольно. Ой, не делай такие большие испуганные глаза, Иван, это не было насилием. Модрич уходит на другой конец кухни. Пьёт воду прямо из-под крана, игнорируя стоящий рядом куллер с питьевой водой, с секунду думает, не засунуть ли голову под кран, но всё же решает, что это будет лишним. — Это всё? — вдруг спрашивает Иван. Он больше не склоняет печально голову, а снова глядит упрямо и чуть с вызовом. — Да, я сказал тебе, что я хочу. А что ты хочешь от меня? — в голосе Луки отчетливо слышится обречённость, наверное, потому что каждый из них знает ответ на этот вопрос. Ракитич медленным тягучим движением спускается на пол и делает два шага к Луке. На пробу. Тот остаётся на месте, что расценивается Иваном, как разрешение. Он так же неторопливо продолжает сокращать расстояние между ними до тех пор, пока не сводит его на нет, зажимает Модрича между своим телом и столом позади, легко трогает кончиками пальцев за подбородок, заставляя слегка запрокинуть голову, чтобы посмотреть в глаза. Лука смотрит на Ивана заворожённо, разрывается от двух диаметрально противоположных желаний: оттолкнуть и узнать, что будет дальше. Хотя, если вдуматься, он знает, что будет дальше. Он ведь знал ответ Ивана заранее. Ещё до того, как тот опустился со столешницы, до того, как подошёл, как коснулся лица и сказал: — Всего. Я от тебя хочу всего. Всегда хотел, Лука. Лука шумно выдыхает и следующие несколько секунд не дышит совсем, потому что его рот занят. Занят Иваном, его настойчивыми губами, языком и сбивчивым шепотом: «Если нам опять кто-нибудь помешает, я убью его. Серьёзно». Модрич понимает, что Иван не шутит. Он серьезен. Серьезен, даже когда плавно опускается перед ним на колени и наконец-то использует свой вечно открытый рот по назначению, смотрит снизу вверх влажным, немигающим взглядом и призывно облизывает свои губы. Лука тоже серьёзен. Он серьёзно собирается убить Манджукича при встрече, потому что схожесть… хм, техник очевидна. Модричу пофиг, кто на ком из них учился, но он точно предъявит Марио, потому что теперь это прекрасный рот принадлежит только ему, как и влажный взгляд серо-зелёных глаз, и юркий язычок, и умелые длинные пальцы. Лука в этом уверен. Хотя… Возможно, это он теперь безраздельно принадлежит им, и впервые эта мысль не вызывает у него отторжения. Впервые Лука чувствует полную покорность ситуации, судьбе, Ивану, но не хочет пойти ей наперекор, даже когда со стоном кончает в прекрасный рот, сжимая выкрашенные любимые пряди. Стоя на коленях на чужой кухне, тяжело дыша и вжимаясь в хорошо сложенное тело Ивана, пока он нежно перебирает русые пряди, Лука решает для себя, что сдаться тому, кто в тебя отчаянно влюблён, не такая уж и плохая идея. С этой мыслью он проживёт ещё несколько мгновений до тех пор, пока его руку на члене Ивана не остановит ладонь самого Ракитича и звук входящего сообщения. Полузащитник «Барселоны» застегнёт ширинку, поправит рубашку, поцелует в щеку и скажет, что ему пора. А затем уйдёт, оставив Луку на полу чужой кухни среди разбросанных бумажных стаканов с поднятым белым флагом. Наверно, сдаться было всё же плохой идеей, подумает Лука.***
В гостиной Лукаса ждут парни, которые встречают его вопросительными взглядами. — Либо они переубивали друг друга, либо… у них всё хорошо. В любом случае завтра придётся вызывать клининговую службу. — Надеюсь, не для того, чтобы кровушку оттирать, не хочу слушать страдания Переса по поводу того, что команда лишилась ещё одной звезды, обладателя Золотого мяча, бла-бла-бла, — закатывает глаза Серхио. — Да пошёл он куда подальше, старый пид… пердун. Давайте играть дальше, — Васкес берёт клочок бумаги со стола и приклеивает его обратно на лоб. Куртуа не сдерживается и тихо посмеивается в кулак, прочитав «португальский павлин». — И так… Мы остановились на том, что я не совсем человек? — задумчиво спрашивает Лукас, потягивая вино, в ответ все дружно кивают. — Ну, уж ты-то точно не считаешь себя простым смертным, — саркастично подтверждает Марсело, не отрываясь от бокала виски. — Я животное? — уточняет Васкес. — Почти. — Я животное и играю в футбол? — Угу. — Я, что, из женской команды? — подумав, через пару секунд спрашивает Лукас. Марсело ржёт, Начо и Марко возмущаются, а Рамос расплывается в ехидной улыбке: — Вообще-то нет, но вы там все те ещё шлюхи.***
Он разочарован или опустошен. А ещё очень сильно устал. Физически и морально. Вроде бы это нормально, так и должно быть. Так и бывает после матча, когда выкладываешься на полную. Но у его усталости другая причина, её не смоешь в душе, и она не пройдёт после сбалансированного ужина и восьмичасового сна. Сейчас ему следует поехать домой, чтобы как следует отдохнуть и провести приятный вечер в кругу семьи. Именно так следует поступить хорошему футболисту и семьянину. Проблема в том, что Лука знает, если он сделает правильно, так, как предписывают ему общественные нормы, то утром он проснётся таким же уставшим. Да, разочарование, раздражение, физическая боль — всё это пройдёт через пару дней, но только бесконечная моральная усталость останется. У него в виске колотятся назойливые мысли, они бьются, словно птицы в клетке, навязчиво трепещут крыльями по прутьям и верещат громче и громче в предчувствии грозы. А гроза будет, точно будет. Она разразится, как только Лука соберёт вещи, отвезёт семью домой и найдёт в трёхмиллионном городе одного человека, потому что у его усталости есть имя. Иван. Лука запутался в затянувшейся игре Ракитича с бесконечным числом переменных, в его сложной многоходовке, достойной самых изысканных шпионских детективов. Проблема в том, что едва Луке начинает казаться, что он разобрался в странной логике этой запутанной игры, как Иван сразу же меняет правила, и все козыри, которые были на руках у Луки, превращаются в пыль. Иван лезет со слишком интимными объятиями, улыбается, как влюблённая школьница, желает удачи перед Класико, украдкой от камер и соклубников целует в висок и торопливо шепчет на ухо весьма сомнительный комплемент, не убирает руки с талии или других не предназначенных для дружеских прикосновений мест до тех пор, пока брови стоящего рядом Пике или Тер Штегена не начинают многозначительно ползти вверх. А потом тот же Ракитич просто проходит мимо, одарив холодным равнодушным взглядом, делает вид, что они не друзья вовсе, так, иногда играют в одной сборной. Зачем это всё? Чтобы Лука чувствовал себя ещё большим куском дерьма? Будто очередного проигрыша «Мадрида» ему мало. Или чтобы через два часа как ни в чём не бывало заявиться в номер Модрича или клуб, где отдыхает столичная команда, и снова стать настойчивым и страстным? Чтобы вновь ломать все принципы и моральные устои Луки только одним похотливым взглядом? Ракитича штормит из стороны в сторону: то он пылкий влюблённый, то знатная потаскушка, то верный муж и отец, то преданный товарищ по сборной, то расчетливый и холодный противник, и всё это — сука — за один день. Лука не может понять Ивана, и поэтому он устал от него. Он раздражён тем, что именно Ракитич забил единственный гол в этом Класико, последний год в гребанном марафоне из трёх игр. Раздражён тем, что «Барса» вырвалась вперед в Примере и их уже вряд ли возможно догнать. Раздражён тем, что всего несколько дней назад сине-гранатовые выбили «Мадрид» из Кубка. Кстати о кубке. Птицы-мысли в голове Луки начинают биться яростнее и громче петь о скорой беде. Финал за Кубок «Барселона» играет с «Валенсией». Блядская «Барса» с блядской «Валенсией». «Валенсия», которая теперь у Модрича ассоциируется исключительно с тем русским, чью фамилию он все ещё не выговаривает. Да и не важно, потому что с недавнего времени каждый русский попадает под подозрение Луки, впрочем, как и собственная сборная, а если хорошо подумать, то и ненавистная «Барса» — все эти тесные объятия после очередного гола, руки в чужих волосах, на лопатках, пояснице и ниже. В общем, Модрич раздражён тем, что дороги «Барсы» и «Валенсии» пересекутся лишний раз за сезон, и тем, как собственнически Месси опускает ладонь на шею Ивану после забитого мяча. Что это? Ревность? Откуда она взялась? Он, что, действительно ревнует Ракитича? К кому? К некому русскому парню, которого вполне возможно и не существует, к Лионелю? Марио? Ракель? Пора с этим разобраться раз и навсегда. В домашней раздевалке «Реал Мадрида» висит настолько плотная атмосфера отчаяния, что воздух кажется слишком густым для дыхания. Никто не хочет разговаривать, ни у кого нет сил обсуждать и уж тем более строить планы на дальнейшие матчи. Лука торопливо переодевается и, не глядя, запихивает вещи в сумку. Его суетливые действия смотрятся несколько неуместно в раздевалке. Подавленные одноклубники глядят на Луку с недоумением, а некоторые даже с неодобрением. Ему плевать. Он не собирается делить с товарищами по команде свою усталость и раздражение. У них впереди ещё много побед, в этом Лука уверен, побед, которые он с радостью разделит с командой. Но сегодня ему нужно оставить её, чтобы двигаться дальше. Лука сухо прощается и выходит. Он настроен более чем решительно, если Ивана не окажется в гостинице, Модрич объедет все ночные клубы столицы, но найдёт выпендрёжный выбеленный чубчик. — Эй, — в коридоре Луку останавливает чей-то голос, заставляя обернуться. В дверях раздевалки стоит Рамос с телефоном в руке. — Они в отеле, празднуют победу в номере Пике. Ну, конечно, жизненное кредо Ивана Ракитича — сделай всё наоборот. Он доставал Луку после каждого Эль Класико в этом году, находил его в отеле, клубе, дома у Васкеса, в те самые моменты, когда Модрич меньше всего хотел видеть каталонскую четвёрку. Но именно сейчас, когда Лука решил расставить всё точки над «и», Иван предпочёл оставить его в покое и отметить победу со своей командой. Ракитич снова поменял правила игры, и Лука снова в проигрыше. Модричу остаётся только выжать педаль газа своего авто и как можно скорее оказаться там, где его совершенно не ждут. Лука даже не подозревает, что того, кто ему нужен, нет в номере Жерара Пике. Иван лежит на своей кровати и смотрит в потолок, очень увлекательное занятие, если есть врождённые талант к самобичеванию. Парни тайно празднуют победу в номере Жерара. Весьма сомнительный, к слову, секрет, уж точно это не тайна для всевидящего Эрнесто, но тренер готов простить единичную вольность команды, тем более парни заслужили. Иван обещал присоединиться к соклубникам, и в принципе не обманул, во всяком случае, он уже на стадии осознания, что надо подняться, надеть футболку и выйти за дверь. Возможно, он даже приступит к выполнению своего плана через несколько минут или полчаса, или час. Он не знает, когда именно. В одном Иван уверен точно, ему пора бы начать выполнять данные обещания, и сейчас речь идёт отнюдь не об обещании Жерару заскочить на огонёк, хотя и об этом тоже. Ещё в России он обещал самому себе отпустить, так почему он все ещё бежит за тенью Луки Модрича? Зачем, если сам знает, что это бег на одном месте? Лука отчётливо дал понять, что Иван ему не нужен ни в каком виде, Модрич подчёркивает это своим поведением каждый раз. Так почему Ракитич вновь и вновь надевает отрепетированную улыбку счастливого и наглого парня и едет на поиски Луки? И ведь всегда находит. Да, Иван достиг совершенства в самокопании. В этом он неповторимый виртуоз. Звук входящего сообщения выводит его из болезненных размышлений. «Если ты сейчас же не придёшь, я спущусь и притащу тебя за шкирку», — Жерар в отличие от Ивана выполняет свои обещания, это знает каждый в команде. Поэтому Ракитич справедливо решает не играть с огнём и приступить к выполнению своего плана немедленно. Он натягивает первую попавшуюся футболку не первой свежести и расчесывается, не глядя в зеркало. Если уж сокомандники так хотят его видеть, то вполне смогут пережить его не слишком опрятный внешний вид. Иван ещё не знает, как стремительно сокращается расстояние между ним и тем, кого он решает вычеркнуть из своей жизни, пока ищет ключ-карту от номера, которая совершенно предсказуемо оказывается в держателе у двери. О том, каким мизерным станет расстояние между ними к концу его поисков, Иван узнает, распахнув дверь. — Ты? — удивлённо спросит Иван. — Привет. В этот момент в номере медленно погаснет свет.