"Рано или поздно..."

В Гнезде.       С самого раннего утра одолел очередной приступ фатального одиночества. Попыталась развеять его общением с лилейником, любовно протирая пыль с широких листьев. Не помогло. Посторонний голос в голове тоже замолчал, будто никакой шизофрении у меня вовсе нет.       Я не знаю, куда себя девать!       Гнетущая «специфическая» атмосфера Гнезда призывает меня лечь обратно в койку и попробовать умереть под сенью цветущих спатифиллюсов и вьюнков. Я даже попробовала это сделать: терпения в ожидании своего конца хватило ровно на десять минут. Прозвенел будильник с напоминанием для Ангела, что, мол-де, пора пить его «божьи росинки». А после начались занятия.       Вооружившись набором цветных карандашей, Слон рисует в альбоме свои фиалки. Размашисто, криво, но старательно. Чиркает линии карандашом с такой силой, что за полминуты стирает грифель полностью и начинает марать бумагу.       — Ну же, ну же, малыш, не так сильно. Тебе карандашей разве не жалко? — останавливаю я Слона, принимающегося за другой цвет.       — Жалко. Но это же фиалка, — гнусит Слонёнок.       — Давай я тебе помогу. Жалка-фиалка… Мы ещё и стишок с тобой напишем! Хочешь?       — Хочу! Хочу! Хочу стишок! — тут же обрадовался Слон и начал хлопать в ладоши, в предвкушении творческого процесса.       — Будет трудно. Ты готов?       Энтузиазм несколько стихает. Слон сопит, ковыряет пальцем в носу, но не отступает.       — Вот смотри, фиалка какая?       — Красивая.       — Так и запишем: красивая фиалка, расстаться с нею жа…       — Жалко!       — Правильно, молодец! Давай дальше. Дам я ей во…       — Воды!       — Пусть цветут цве…       — Цветы!       — Умничка! Вот мы и сочинили с тобой стишок!       — Я сочинил стишок! Сочинил! — радуется Слон и снова хлопает в ладоши.       Предлагаю малышу попробовать записать придуманный стих в альбоме, чтобы зафиксировать первый «поэтический опус». Если учесть, что к своему возрасту Слонёнок так и не одолел алфавит, то записать стих в альбом, пусть даже с подсказками и печатными буквами, для него — вершина интеллекта.       — Не умею. Не получается… ыыыы, — начинает хныкать Слон. Схватил карандаш, чтоб писать стих, но вместо букв опять получаются сюрреалистические фиалки.       — А мы напишем вместе, — нахожусь я. — Давай попробуем!       — Не хочу! Не буду! — упрямится Слон.       — Ну вот. Зачем же мы тогда его сочиняли?       «Не прогоняй меня, Слонёнок. Хоть ты меня не прогоняй! — мысленно обращаюсь я к малышу. — Я не могу вынести этого бездействия и скуки. Это ощущение никомуненужности убивает меня».       Словно почувствовав мой настрой, Слон поднимает на меня жалобный взгляд. Протягивает мне руку с карандашом. Я пишу стих его рукой, и ряд строчек из-под карандаша приводит Слона в восторг. Ему кажется, будто он волшебник и только что сотворил волшебство.

***

В коридоре.       В конце коридора у стены сидит Валет и играет сам себе на гитаре. Для полной картины ему не хватает тарелки для податей у ног. Ни дать ни взять уличный бродяжка: такой же несчастный и потрёпанный, для которого гитара и умение играть — это всё, что у него есть. Единственный способ хоть как-то выжить, хоть как-то прокормиться.       Воспользовавшись уединением Валета и отсутствием заинтересованных слушателей, я решаюсь подойти — поговорить.       — Привет!       — Привет, Зо! Отлично выглядишь.       — Спасибо. Что-то тебя давно не было видно. Болел?       — Два дня — это разве «давно»? — усмехается Валет, но он явно польщён моим вопросом об его отсутствии. — Провалялся на койке с температурой. Умудрился где-то подцепить. Сама знаешь, лекари из псов никакие. А в Могильник обращаться — так чур меня. Ты, кстати, могла б зайти к нам, проведать старенького, хроменького…       — Ага. С передачкой из бананов и яблок.       — Не, лучше с бидончиком супчика и сочным окорочком! — смеётся Валет, и смех похож на хриплый лай голодного барбоса. — А ты, смотрю, здорово сменила имидж.       — Правда? Тебе нравится?       — Правда. Я наконец увидел твои ножки.       — Ты заставляешь меня смущаться, — честно признаюсь я, зардевшись от комплимента. — Что ты сейчас играл такое нежное?       — Да так, собственное… Эх, придётся всё-таки встать. И так уже всю задницу себе отсидел.       Валет тяжело поднимается с пола, переживая за гитару больше, чем за больную ногу. Отказывается от предложенной помощи. Я стараюсь не усмехаться: бывший состайничек всегда обладал болезненной гордостью за свою инвалидность и, скажем так, неяркость.       Разговор продолжается.       — Говорят, ваши вчера поразили весь Дом своим боевым раскрасом. У фазанов наблюдалось поголовное несварение желудка, а крысы от зависти едва не свершили массовый суицид.       — Было такое. Я сама чуть не обделалась вчера, — смеюсь я, но не долго. — Не знаю, что на ребят вдруг нашло. По-моему, траур Гнездовища начал принимать уже какие-то извращённые формы.       — На то и рассчитано, Зо. Пусть ужасаются на внешний вид, зато в душу не лезут, не ковыряются в трагедиях.       — А разве в Доме есть тот, кто лезет? Я была уверена, что здесь, по большому счёту, никому ни до кого нет дела.       — Душа — это отдельная тема, — философски отмечает Валет. — Поверь, охотников за душами вокруг просто пруд пруди. Но они хорошо маскируются. Наверное, именно поэтому Рекс так боится твоей открытости и инициативности. Отводит от тебя желающих попользоваться. Как умеет.       — Не поняла.       Валет смотрит на меня и, в то же время, куда-то мимо.       — Подумай над моими словами как следует, и чуть позже поймёшь без лишних объяснений, — тихо отвечает он и резко меняет тему. — Мы сегодня в Четвёртую идём. Тусовка старой чумной братии организовывается.       Мои мысли тотчас переключаются на Лорда. Опять заныло где-то внутри.       — Рада за вас. Желаю хорошо провести время.       — Жаль, что я не могу пригласить тебя пойти с нами. Даже если я совру, будто ты — моя девушка, всё равно никто не поверит. А твой вожак свернёт мне шею.       Я удивлённо смотрю на чумного дохляка. Подозреваю, что Валета понесло не в ту степь. Что-то он подозрительно разговорился.       — Что ты всё моего вожака припоминаешь? — обижаюсь я. — Ему вообще фиолетово, как и с кем я провожу свои будни! У него у самого поклонниц целая армия. Всё Гнездо оккупировали.       — Но ты же не согласишься стать моей девушкой, да? — тихо повторяет Валет, глядя при этом в пол.       До меня наконец-то доходит вся важность текущего момента. Я даже открываю от удивления рот.       — Ну скажи, скажи, — подначивает Валет, по-прежнему не поднимая глаз. Я вижу, как от смущения заполыхали алым его уши.        Собираюсь с духом и честно отвечаю:       — Нет. Не соглашусь.       — Я почему-то так и думал.       — Прости, но давай без обид. Быть чьей-то девушкой — это подразумевает под собой нечто большее, чем просто дружбу. А я не хочу терять такого друга, как ты. Возможно, моего единственного настоящего друга во всём Доме.       Валет усмехается и тут же торопливо собирается уходить.       — Ладно, забей. Будем считать, что я ничего не говорил.       — Не обижайся на меня.       — Да я и не обиделся. Честно говоря, я знал, что ты не согласишься, — Валет разворачивается и уходит, бойко орудуя своим костылём. Договаривает через плечо: — Я же Лорду и Стервятнику не чета.       — Что-что? — переспрашиваю я, оглушённая тем, что услышала. Но Валет уже ретировался. Как растворился в воздухе.       Оглядываюсь по сторонам. Вокруг опять нет никого, кому бы я была интересна. Даже девочек-птичек поблизости нет ни одной.       «Мне нужно обратно к лилейнику. Поразмышлять с ним над услышанным», — определяю я для себя.       «Не всё так плохо. А охотники за душами действительно существуют», — даёт о себе знать чужой голос у меня в сознании.       — Проснулся, сосед! — усмехаюсь я, почти обрадовавшись посторонним мыслям у себя в голове. Диалога, как всегда, не происходит.       Я возвращаюсь в Гнездовище.       Жизнь, как по мановению волшебной палочки, вновь стала прекрасной и удивительной. Валет предложил мне стать его девушкой! Это значит, что я всё-таки человек обаятельный и привлекательный. Людям нравится моё общество, и у меня есть все шансы полностью адаптироваться во вселенной под названием «Дом». Действительно стать «своей».       К сожалению, длится моя радость совсем недолго. Стоило только пройти несколько метров по коридору, как меня резко сгребают в объятия и оттаскивают в сторону от заданного маршрута. Так со мной «здоровается» только один человек.       И я не ошибаюсь.       — Рыжий, блин! Отпусти, куда ты опять меня тащишь? Неужели нельзя просто сказать «привет»?!       — Нельзя, mon cherry, нельзя! Ты меня сразу на х*р пошлёшь, а мне кровь-из-носу нужно, чтоб ты меня выслушала!       — Опять?       — Опять. И опять, и опять.       Дотащив меня до какой-то более-менее безлюдной аудитории, Рыжий наконец отпускает меня. Его деловитость и решительный настрой уже заранее пугают.        Стараясь быть дружелюбной, зная, что мне не отвертеться, спрашиваю:       — Что на этот раз стряслось?       — Да всё то же самое, — шмыгает носом Рыжий и поправляет фиолетовую бабочку под подбородком. — Значит, Валет только что подтвердил их планы: чумная братия сегодня будет пить-гулять… Счёл своим долгом предупредить. Зоинька, твой «час икс», считай, настал, — Рыжий улыбается слащаво и жутко одновременно. - Возьми себя в руки, как следует соберись и не подведи.       Сказать, что мне тут же захотелось прибить Рыжего на месте — значит ничего не сказать.       — Я, кажется, уже говорила тебе: оставь меня в покое. Я боюсь твоих налётов. Меня пугают твои поручения и напутствия. Я тебе НЕ ПОДРУГА! Мы с тобой НЕ КОЛЛЕГИ! Что ты цепляешься ко мне, будто я… всемогущая какая-то? Дай мне пожить своей жизнью!       — Дам, детка, дам, — продолжает улыбаться Рыжий. — Но сначала ты исполнишь свой долг перед Домом. А я, как сама-знаешь-кто, предупрежу о начале операции и пожелаю удачи. Собственно, поэтому я здесь!       — Как солдату перед боем, да? — ядовито уточняю я.       Рыжего яд в моём голосе не впечатляет. Улыбается ещё шире и страшней.       — Ну, если у вас до боёв дойдёт, то, надеюсь, только до постельных! — хохочет он, и я с трудом сдерживаюсь, чтоб не залепить ему пощёчину. — Короче, Зо. От тебя зависит, расчехлю я сегодня свою косу или нет, — внезапно обрывает свой смех Рыжий. — И ты понимаешь, о чём я говорю. Прекрасно понимаешь. А я всё-таки не такой подонок, как ты обо мне думаешь.       — «Я всего лишь завербовал тебя к себе в подмастерья и таращусь на твою грудь, ага», — отвечаю я. Хотя от слов Рыжего у меня от страха застучали зубы. Я отлично поняла, о чём меня предупредил Вожак Второй.       — Ты не «подмастерье». Ты сама по себе.       — Это радует.       — И твоя филейная часть действительно прекрасна. Хм. Да и сама ты ничего!       — «Ничего»?! — я отпрыгиваю в сторону как ошпаренная кошка. — Мог бы и соврать, что я красивая!       — Зойка! Зоя! — кричит Рыжий мне вслед, а после удивлённо чешет рыжий чуб. — Что я такого сказал-то?       Меня колотит. Не столько от предупреждения, что «наступает урочный час», сколько от того, что я «и сама ничего». Так мог бы сказать кто-нибудь из моих бывших состайников, а также Лэри или, там, Горбач из Четвёртой. Но никак не Главный Крысюк, прославившийся знатоком и любителем женщин!        До этого момента я была уверена, что Рыжий — тот человек, который запросто наговорит тебе самых изысканных комплиментов, припишет тебе уйму несуществующих достоинств, лишь бы сделать приятное, самому казаться героем в глазах дамы. Почти как по басне «Кукушка и Петух». А тут… даже слов не хватает, чтоб описать моё разочарование!       Стараюсь продышаться, усвоить полученное «ничего». Мысли постепенно перетекают к озвученным ранее предупреждениям, и мне снова становится не по себе.        Я не солдат и не подмастерье на службе у смерти. Но… Но кажется я начала понимать, что имел в виду Валет, когда говорил про «охотников за душами». Рыжий — один из них.       Я попалась в капкан.       «Это не капкан. Это крик о помощи», — пресекает мои страхи чужая мысль. Но я всё равно остаюсь при своих сомнениях.       Погружённая в свои размышления, я возвращаюсь в Гнездовище и едва не сталкиваюсь нос к носу со следующим домовцем.       Горчичного цвета шаровары. Футболка цвета хаки с кислотной фразочкой «Kill me please, my pretty girl». Мелированная шевелюра. Наглые блестящие глаза. Челюсти хрустко разгрызающие ярко-оранжевую морковку исполинского размера.       — Без паники, крошка, твой мачо-мэн уже здесь! — пафосно говорит мне хрумкающая «морковка». И в следующий миг я узнаю его.       Белобрюх!       — Привет, — машинально здороваюсь я и хочу пройти мимо крысёнка, но он останавливает меня фразой:       — А ты клёвая тёлочка, я с тобой замутил бы!       Нога, занесённая для шага, так и повисла воздухе. Медленно опускаю её. Медленно разворачиваюсь. Под беспрерывное хрумканье морковкой со свистом переспрашиваю:       — Чего-чего? Белобрюх шмыгает носом, вытирает рот кулаком, опять принимается за морковку и продолжает как ни в чём не бывало:       — А чё? У тебя есть за что подержаться, всё не «батарею» из девичьего крыла обнимать. Ух, достали меня эти тощие селёдки! А с тобой-то да в нашем трахальном мешке-то?.. Мммммм! Сказка!       Шерсть на загривке встала дыбом. Рот скривился в угрожающий оскал. Глаза налились кровью.       Я сейчас стану убийцей. Очень, очень жестокой убийцей. Птички в Гнезде хотят кушать. Им нужна свежая падаль…       Крысёныш даже не пятится!       — Тише, тише, — снисходительно продолжает Белобрюх. — Ты очень плохо думаешь обо мне. Я, между прочим, умею с достоинством проигрывать. Тем более, раз уж не сразил тебя своим шармом, — Белобрюх устало усмехается. — Знаешь, крошка, твоя разборчивость в итоге оставит тебя старой девой. Учти.       — Я тебя сейчас облаю с такой разборчивостью, что мало не покажется! — взрываюсь я, когда чаша моего терпения наконец переполнилась. У крысёнка даже зашевелились волосы на макушке от силы моего голоса. Я сжимаю кулаки и трясусь от ярости. Из моих глаз сыпятся искры, как у киборга при коротком замыкании.       — Темпераментная! — безмятежно улыбается Белобрюх. — Морковку хочешь? — суёт мне в нос обгрызенный пенёк. — Ну, не хочешь как хочешь. Ладно, иди, женщина. Не мешайся мужчине за работой.       Белобрюх прячет огрызок морковки в глубокий карман своих шаровар, достаёт из другого кармана баллончик с краской и начинает писать на стене новое объявление.       Я, разъярённая и злая, на некоторое время даже теряю дар речи: эта потрясающая наглость зарвавшегося крысёнка просто не может не восхищать!       — Я тебе не «тёлочка»! — выдыхаю я.       — Ты просто sexy! — оборачивается Белобрюх, таинственно шевельнув бровью. Я аж подпрыгиваю на месте от такого «комплимента».        Раскрасневшись под лукавым взглядом самоуверенного малолетки, пулей несусь обратно в Гнездо.       Я — потенциальная старая дева!       Я — «клёвая тёлочка», и он со мной «замутил бы»!       Да за кого этот опёнок принимает меня?!       Ненавижу крыс! Всех! Всех ненавижу!       Кстати, о Крысе… Пора бы ей уже вернуться со всеми моими заказами.