***
Дом встречает ее темнотой во всех окнах. Ни единого лишнего звука, только ее собственное колотящееся сердце и скрипучий снег под подошвами. И все. Это... резонно, учитывая, что все считают, что она живет тут одна, так что вполне могут вызвать копов, подумав, что в дом влез кто-то чужой. Но почему-то еще страшнее, чем если бы Кайло вздумал встречать ее на пороге, ожидающе поигрывая цепью в ладони. Нет, этого не будет. И все же пальцы дрожат, поворачивая ключ в замке, отнюдь не от холода, а, когда она ступает внутрь и оборачивается, чтобы запереть за собой дверь, то врезается во что-то большое, мягкое. Это не Кайло — пахнет по-другому, и от него не исходит тепло, но шершавая ткань так и лезет к ней, обхватывая, сдавливая, накрывая с головой, заставляя вскрикнуть и рвануться прочь. Рей падает, все еще барахтаясь в удушливом, царапучем плену, брыкается и пытается сбросить с себя эти руки, обхватившие ее за горло, стянувшие горло. Но кто-то наваливается сверху, не давая уползти, а другой преграждает путь и совсем не дергается, даже когда она наотмашь лупит его ключом, зажатым в кулаке. Нет-нет-нет! Они заберут ее обратно? Они ведь пришли за этим, вернуть ее жестяную коробку, на цепь, чтобы кто-то другой, вместо Кайло насиловал ее день за днем, может, даже Сноук. Она зовет его — как будто Кайло удастся им противостоять, раненому, с одной рукой, и все же, он ее единственная надежда. — Кайло! Нет, пожалуйста, не надо, только не обратно! — ее уносит волной кромешного страха. Тяжелого, безумного. — Я не хочу, пожалуйста... Кайло! Тяжелые шаги грохочут по деревянному полу, приближаясь к ней, ослепленной страхом, а затем вспыхивает свет, и рука крепко обхватывает за талию, вздергивая на ноги, всю трясущуюся, задыхающуюся от паники. — Рей Рен... Что случилось? Что такое?! — это Кайло, это его голос, срывающийся от тревоги. И — когда ей все же удается избавиться от ткани, наброшенной на голову, — его лицо. Белая кожа, темные полоски свежих шрамов, и лихорадочный, почти обезумевший взгляд. И больше никого. Никаких похитителей, только он, посреди разгромленной прихожей, неловко придерживающий ее здоровой рукой, а культей пытающийся убрать напавшую на Рей вешалку, за которую она и зацепилась, когда оборачивалась. Это была всего лишь чертова вешалка! И подставка для зонтов, попавшаяся под ноги. Вот и все. Она закрывает глаза и прижимается щекой к его груди, а слезы, злые — на него, потому что во всем виноват Кайло, и еще больше на себя, потому что она настолько жалкая трусиха, что не в силах сама отбиться от одной чертовой вешалки и тут же зовет его на помощь — все текут и текут, обжигая замерзшие щеки, и их, кажется, ничем на свете не остановить. Ему наверняка больно, потому что она вцепилась в него мертвой хваткой, но ей еще больнее, так что... переживет. Проходит, наверное, целая вечность, пока в ее жалком дрожащем теле не заканчиваются слезы, и Рей, шмыгая носом, все же отстраняется, отводя глаза в сторону. — Мне нужно раздеться, — голос все еще слегка хрипит, да и пальцы никак не в силах ухватиться за язычок молнии, чтобы расстегнуть куртку, но она не сдается. То, что пару секунд тому поддерживало ее, успокаивало, мягкость рубашки и запах, вызывает обратное желание. Боже, какое же она ничтожество. — Отпусти меня. Пожалуйста, отпусти! — Ты не в порядке, Рей Рен, — Кайло звучит заботливо и одновременно с этим сердито, как будто, если он все же отпустит ее, она тут же пойдет и вмажется головой в стену. Или в окно выпрыгнет по собственной дурости. А не потому что ей все еще страшно. — Да ну, — Рей собирает все самообладание, жалкие крохи, что остались в теле после панической атаки, и поднимает на Кайло глаза. — Интересно, с чего бы это, а?! Он понимает и поэтому отпускает ее. Рука, обвившаяся вокруг талии стальным кольцом, неохотно убирается прочь. — Я наберу ванну, чтобы ты согрелась, — Кайло не спорит, не злится, хотя лицо все еще искажено недовольством, и уходит вглубь дома, тяжело переступая с ноги на ногу. Слышится звук отворачиваемого крана, его сдавленные ругательства, когда он роняет пробку, но все заглушает шум воды. Она бы заплакала снова — комок, подкативший к горлу опять, так и давит — но слез не осталось.***
После получасового отмокания в воде лучше не становится. Да, она согрелась, а на место слез пришло отупение, почти монотонный звон в ушах и желание как есть, в одном полотенце, пойти завалиться в кровать и проспать так целую вечность, до весны, но нужно сперва сделать кое-что еще. Волосы. Рей смешивает краску и, морщась от едкого запаха, принимается наносить на корни. Черный ей все так же не очень, она с ним сама на себя не похожа. Куда больше на труп, и синяки под глазами проступают еще четче. А еще следовало сперва хоть немного просушить волосы, потому что краска течет, по лбу, вискам — грязно-серыми струйками. И, конечно же, попадает в глаза, адски щипля. Господи, да что с ней сегодня такое вообще... Придерживая одной рукой волосы, она на ощупь открывает кран, пригоршнями выплескивая воду на лицо, трет глаза, но жжение не утихает. — Мне нравились твои волосы, — голос Кайло заставляет Рей вздрогнуть и подскочить на месте. Виском она как следует прикладывается о тот самый кран и шипит от боли. Она что, не закрыла дверь? Что он здесь делает?! — Выйди... пожалуйста, — под веки будто песка насыпали, и она видит его силуэт с трудом. Здоровенная черная тень, нависшая над нею и занесшая руку... С еще одним полотенцем. — Вот, вытри, — он звучит сдержанно, будто знает, что она уже готова шарахнуться в сторону от испуга. И тогда точно поскользнется на мокром полу, приложится затылком о что-нибудь. Ну нет. На полотенце остаются темные разводы, но глазам и правда полегче. Можно даже моргать, правда, не быстро. А вот Кайло никуда не девается, хотя Рей смотрит на него вполне себе ожидающе. Многозначительно — но, похоже, намеков он в упор не понимает. Спасибо еще, что хоть назад отступил, к двери. — Он слишком... — Кайло мнется, кривит лицо, испещренное шрамами, что выглядит ужасно устрашающе. — Темный, по-моему. Делает тебя очень мрачной. — Что? — до Рей не доходит. Не сразу. Он... о цвете ее волос? Но прежде, чем она откроет рот и выскажет ему все, что думает о мрачности и ее непосредственной причине, не имеющей никакого понятия о личных границах, и все такое, он заговаривает снова. — Теперь понимаю, как это выглядело, — в его взгляде мелькает что-то другое. И вот теперь-то до нее вообще не доходит — о чем это Кайло. — Я так тоже красился, — добавляет он. — В свои шестнадцать. — Да ладно, нихрена, — запоздало Рей понимает, что сказала это вслух. И непонятно, что из всего этого невероятнее всего. То, что они вот сейчас разговаривают об этом, пока у нее краска опять по лбу потекла, а полотенце, обернутое вокруг груди, угрожает развязаться в любой момент, или что Рен всерьез решил поделиться своим прошлым. Серьезно, охренеть просто. — Не ругайся, Рей...Рен, — он хмурится. — Я думал, буду выглядеть круче. Но нет. Хотя мрачно — это факт. Мрачно, ага. Куда уже мрачнее, чем сейчас, может, и без черных волос, но зато словно голову в мясорубку сунул, вся рожа в шрамах. Осунувшийся и лохматый, хорошо, хоть побриться додумался, а то бы от бродяги не отличила. И все же он рассказал ей кое-что о себе. — Без пруфов не поверю, неа, — Рей морщит нос и снова вытирает лоб прежде, чем гадские капли доберутся до и без того красных и раздраженных глаз. — Что ты слушал? М-м-м? Кайло зажевывает губу и скрещивает руки на груди, пряча культю под локоть, правда, выходит неловко. — Нирвану. Нирвану? Тогда какого он вообще забыл в том чертовом культе? Ну ладно, есть только один способ проверить, не врет ли он. — Приходи... Приходи, как есть... — петь она не умеет, только вот никто и не просил чего-то особенного, так что Рей тянет, как может, слегка фальшивя, но это уже просто, чтобы убедиться. — Каким был, каким я хочу тебя видеть, — в отличие от нее Кайло петь умеет. И точно знает правильные ноты. — Другом, другом, или старым врагом. Не торопись, но спеши... — он затыкается и глядит на нее с вызовом во взгляде, такой... не похожий на самого себя. Сквозь него словно проглядывает кто-то другой, тот самый парень с фотографии, что все еще лежит у нее в сумке, со здоровенными наушниками на плечах и надписью на майке "Нахрен общество!". — Терпеть не могу эту песню, — она говорит это уже чисто, чтобы позлить Кайло, хотя песня на самом деле очень даже ничего. Он жмет плечами, делая вид, будто это его ни капельки не задело: — Я... не могу помочь тебе промыть волосы, — ну надо же, действительно держится на все сто, — но могу постоять тут и покараулить, чтобы ты не поскользнулась и не упала. — Я сама справлюсь! — да уж, у нее вот выходит куда хуже, вообще ни разу не спокойно. — Но спасибо. Кайло уходит, аккуратно закрыв за собой дверь, но лучше не становится. Ее отражение выглядит отвратно, и отнюдь не из-за черных капель, разрисовавших лицо или кислой мины. Так ладно — Рей яростно комкает полотенце, все грязное от краски, — займись своим делом. Хорошо? Оно не отвечает, но смотрит достаточно выразительно — ни разу не хорошо.***
Она ворочается в темноте, скидывая к ногам покрывало, а затем стонет, не в силах вернуться обратно в сон. Душно, от волос отвратительно пахнет, а еще хочется пить. Настолько, что придется встать. Ага. И пройти через Кайло, который снова, по всей видимости, улегся там, за дверью, на полу, охраняя ее. Вот это точно поможет его лечению. — Осторожно, дверь, — она предупреждает громко и отщелкивает замок, а затем тянет на себя ручку, слепо щурясь в пустоту. Кайло там нет. Надо же... Как и нет на диване, там даже не примято. Или на кухне, или в ванной, или... Рей только замечает, что ее сумка, обычно висевшая в коридоре на вешалке, сейчас лежит вывернутая наизнанку на кухонной столешнице — в темноте поблескивают пятнышки ключей и остальное барахло. Нет только одного, самого важного — пистолета. Он пустой, патроны ушли на самого Кайло, так что... Зачем ему пистолет? Не проще было бы взять нож, нет? За окном что-то мелькает, и она почти прилипает носом к стеклу, часто дыша, чтобы разошлась корка инея. Он что-то делает, но в темноте почти невозможно различить. Ходит туда-сюда, а затем замирает снова, глядя не на дом, а на лес. Что за... — Твою мать, дерьмовая грабля! — он ругается, да так, что у нее челюсть отвисает. И это Кайло, который кривился на слово "черт"? Она подкрадывается еще чуть ближе, старательно ступая как можно тише, хотя снег все равно поскрипывает. Какое счастье, что Кайло не до нее. Он замирает, а затем лезет левой рукой себе за пояс, вытаскивая оттуда пистолет, и целится в темноту. А затем прячет его снова. Неловко, потому что это не его привычная рука. То и дело роняя пистолет в снег, поднимая, и снова целясь. Раз за разом, сдабривая отборным матом. С неба начинает валить снег, большими пушистыми хлопьями, пальцы на ногах уже вообще отмерзли, рукам не легче, как и щекам, да и вообще — кто это следит в одной куртке на майку и пижамные штаны... Только полная идиотка вроде нее до такого додумалась, но все равно Рей не шевелится. Даже, когда Кайло оборачивается на нее, не услышав, не увидев, а будто... почуяв. И стоит, замерев — черная гигантская тень на фоне снега. Зачем он это делает? Она не вернется, ни за что не вернется обратно, не по своей воле. Пусть даже не надеется, что, выздоровев, возьмет ее на одно плечо и потащит обратно в свой культ. Неа. Она не вернется. Ночной воздух заполнен шорохом падающего снега, скрипом деревьев за забором, громким стуком ее собственного сердца, но голос слышен куда четче, чем если бы Кайло подошел вплотную, наклонился и прошептал ей на самое ухо. Я знаю.