***
- Собираешься на коне перемахнуть через заваленный обломками ров и останки стены? - весело спросил меня Аквила, едва вражеский бастион, подвергавшийся тяжелым, продуманным бомбардировкам, развалился прямо на наших глазах, подняв в воздух пыльное облако, затмившее на какое-то время солнце. Старший центурион, предводитель отборнейших ветеранов-триариев весело скалился, положив ладони на навершие рукояти своего молота, вырезанного из бедренной кости кошмарного демона, сраженного черт знает сколько веков назад. Грохот камней приглушили разом заговорившие барабаны, отдающиеся вместе с пульсом в висках готовых сорваться в бой легионеров, чьи сердца бились в унисон, постепенно набирая скорость и разгоняя по несгибаемым телам все то, во что превратилась наша кровь за века непрекращающихся сражений. Из груди рвался похожий на звериный рев воодушевления и предвкушения предстоящей битвы. Будь я все еще одержимым герольдом проклятого Кровавого Бога... но и без его влияния ярость и гнев занимали немало места в жизни, как моей, так и моих братьев. Измененный стараниями принца даэдра, прекрасной и не такой ужасной, как многие ее иные родичи, Меридии, старый друг и товарищ, Ветерок нетерпеливо топтал своим объятым пламенем копытом землю, опаляя втоптанную в почву пожухлую траву. Я чувствовал, как остатки губ кривятся в улыбке, да и не одному мне хотелось скалиться. Развернувшись к брату, я воскликнул: - А почему бы и нет? Бери своих ребят и жди, когда инженеры сломают цепи подвесного моста, а там уж... - я кивнул в сторону массивного, длинного орудия, скрываемого за бледно-серым пологом. То было еще одно зачарованное орудие, простое и незамысловатое по своей сути, но в наших руках оно будет способно на многое, - жги, калечь и убивай, но без фанатизма! Помни, что у нас... - ... договор с богами этого мира, поэтому никакого геноцида и насилия в отношении гражданского населения, - передразнил меня тезка, поморщившись, ибо не в первый раз я повторял эти слова, словно мантру. - Можешь ворчать сколько угодно, но я желаю как можно меньше сталкиваться с противниками, которые способны убить меня. Хватит, устал еще в том мире, тем более, что постоянно лез на рожон и грудью на амбразуру..., - дернув поводья коня, я устремился вдоль строя гастатов: - Легионеры! Братья! Пришел тот час, когда мы вновь можем показать, чего стоят профессионалы Рима! Наша империя сгинула в ином мире, но верность и единство не дадут нам пропасть! Мы прошли через Ад, разрушая города и деревни демонов, убивая всякого, кто встанет на нашем пути... Сегодня мы покажем, что еще помним, каково это быть простыми смертными! Этот город должен войти в состав возрождаемой Империи, так похожей на нашу родину! Здесь, в этом мире, мы обретем новым дом! А если нет, то долгожданный покой! Убивайте, но не насилуйте! Помните - гражданских не убивать и не калечить! Дернув поводья на себя, я поставил Ветерка на дыбы, разворачивая его в сторону обвалившейся стены, на которую, словно покрывало, осыпалось пылевое облако. - Вперед! За императора! За Империю! За легион! Барра! - БАААААААААААААРРРРРРРРРРАААААААААААААААААААА! Взвилось в небо над манипулярными формациями адское пламя, осветив кошмарные, с точки зрения, лица и фигуры бойцов XIII легиона, после чего, всего удар сердца спустя, мы разделились на три части: две ударных и осадно-охранную. Я вел с собой триариев, лучников и большинство велитов; большинство из легионеров несли с собой связанные в пучки гибкие ветки деревьев или даже целые, спиленные в ближайших рощах, стволы. Пыльное облако почти осело, когда мы достигли рва: большая часть воды оказалась выброшена упавшими кусками стены, превратив почву поблизости в разваливающуюся под ногами поверхность, усеянную побитыми островками пожухлой травы. Сразу в нескольких местах обломков было столько, что они полностью забивали собой участки рва, ломая или погребая под собой зачарованные древней волшбой колья, коими было усыпано дно окружающего город препятствия. Слышались отрывистые, порыкивающие команды офицеров, поторапливающие солдат избавиться от посторонней ноши: вниз летели импровизированные фашины, на другую сторону перебрасывались бревна, укладываемые в ряд: защитники города, опомнившись, принялись обстреливать нас со своих позиций, однако большинство легионеров уже избавились от груза, и теперь триарии выстраивались манипулярными прямоугольниками, выставляя перед собой, сбоку и сверху скутумы, превращаясь в живого, чешуйчатого, стального зверя без головы. Лишь в небольших пробелах между кромками щитов блестели отблески адского пламени. Вместе с отрядом кавалерии, отобранным из самых наглых и ловких эквитов, я гарцевал на виду защитников Шиммерена, свистя и пуская Ветерка рысью из стороны в сторону, проскакивая по паре десятков шагов перед разворотом. За мной, с издевательскими криками, следовала кавалерия, а где-то между нами, словно взбесившиеся тени, сновали лучники, пускающие угольно-черные стрелы в сторону остатков укреплений и бойниц ближайших башен. Выкриков не было слышно из-за звона металла и дробного стука копыт по земле. Наконец, было сооружено несколько мест перехода, после чего я, взмахнув Фобосом, пришпорил фыркнувшего коня и бросился в сторону засыпанного обломками участка. Любой, кто посмотрел бы на меня в тот момент, назвал бы нас с Ветерком сумасшедшими, особенно меня: на таких поверхностях любой может сломать себе ноги, что уж говорить о лошадях! Это чистое самоубийство, сказал бы я себе еще в день злополучного начала погони, ставшей концом для жизни нашего легиона в мире смертных. Однако после наши эквиты, презрев страх и отчаяние, когда Гай одарил нас своим проклятием, не раз и не два творили чудеса, которые нельзя было объяснить простым везением. Что уж говорить о коне, подаренном мне самой Меридией, в мире, где магия пронизывает едва ли не каждый уголок огромного пространства, под землей и водой? Его копыта, подкованные неизвестным мне кузнецом еще полгода назад, до встречи в обновленном виде, спустя два года отсутствия, высекали искры при касании обломков кладки, которая крошилась под его поступью. Легко, словно водомерка, скользящий по водной глади пруда, мы взобрались на самую вершину новообразовавшейся горы, достигнув практически уровня парапетов, скрываемых за зубцами городской стены. На краткое, и в тоже время тягуче-долгое, мгновение мы замерли, балансируя на сохранившемся даже после обрушения украшении в виде головы птицы, пастью которой служила бойница, мы смотрели на открывающийся за обрушившимися укреплениями вид на город. Мощеные камнем улицы были перегорожены в самых узких и выгодных тактически местах, за ними виднелись головы в характерных шлемах, украшенных резьбой и отливкой, плотно прилегающие к светло-зеленокожим головам, из-под которых выбивались пряди волос всех расцветок, с кудрями и без. Многие из них, стискивая оружие, замерли: кто-то, склонившись над ящиками с боеприпасами; кому-то отдавал приказ офицер поправить баррикаду из телег, дверей, корзин и всего того, что подворачивалось под руку; кто-то целился в меня из арбалетов и луков, но никак не мог решиться сделать выстрел. Я посмотрел вниз, где у основания обвалившейся стены копались команды из стражников, отложивших копья и другое оружие, что под прикрытием сослуживцев спешно таскали куски камня и обломки стены, закладывая основания для новых, временных, неспособных сдержать даже смертных надолго, стен. Ветерок нетерпеливо мотнул головой, и мы едва не потеряли равновесие, но удержались на месте. Рядом послышался треск камня, звон металла, фырчание лошадей и крики эквитов, последовавших за мной, за которыми слышалось шуршание камней и стук подбитых гвоздями сандалий по грудам камня. Тронув поводья, я послал Ветерка в самоубийственную атаку вниз, грозя сломать и себе, и ему шею. В тот момент меня охватил не страх, а воодушевленее, которое давно уже не навещало меня в минуты боя. Моя душа желал петь, кричать, вопить, смеяться! И мы взревели, вместе с нами заржали кони, пламя билось из наших клинков, окутывая тела! Обгоняя нас, в сторону смешавшихся солдат, строивших баррикады, полетели оббитые металлом пилумы, пробивающие щиты, нагрудники, кости и плоть. Мы с Ветерком взбежали по выступу-трамплину, выступающему из груды обломком, и прыгнули вперед и вниз. Рука покрепче сжала рукоять Фобоса, и я замахнулся, выцеливая высокого офицера, шлем которого съехал ему чуть назад, открывая вид на покатый лоб и глубоко посаженные глаза вымоченного в вине с травами мяса, в которых я увидел свое лицо, испещренное шрамами, с пылающими глазами и донельзя счастливым оскалом тронутого тленом рта... прежде, чем одним взмахом снес и отправил ее в непродолжительный полет, закончившийся, правда, после того, как копыта Ветерка первыми коснулись земли за стенами Шиммерена. Легион ступил за укрепления еще одного эльфийского города. Я подумал тогда, когда эквиты обогнули меня, словно океанские волны выступающую глубоко скалу, опрокидывая смешавшиеся, неровные ряды эльфов, что еще несколько часов, и все закончится. Что думали солдаты, защищавшие Шиммерен, я не ведал... однако, после тех событий, здесь, на страницах своих воспоминаний, я позволю себе заявить - никто из смертных и вторженцев из иного мира не подозревал, чем все закончится.***
- У-у-у, мы снова остаемся в стороне! - надулась темноволосая девушка в костюме девочки-волшебницы, смотря в сторону окутываемых дымом и столбами пыли стен. Там гремела битва, а здесь скучали девушки, которым попросту было нечем себя занять, ибо война не являлась их увлечением и уж тем более смыслом жизни, в отличие от... существ, бывших когда-то мужчинами, которым, кажется, сражения впитались в каждую клеточку их потрепанных тел. Особенно их предводителя, который - вот наглец! - еще иногда прикидывался чутким, ранимым, добрым - в общем, крайне располагающим к себе мальчиком внешне, стариком в душе. Две сестры-некоматы устроились на ложе: младшая положила беловолосую головку на колени старшей и делала вид, то дремлет, а окружающие - что верят ей; две подруги еще по школе подготовки экзорцистов, чьи пути немного разошлись - обе стали ангелами, но одна, самая горячая и безрассудная, однажды пала перед обуревавшими ее чувствами, полностью отдавшись наслаждению, и с тех самых пор ее крылья стали чернее ночи - ухаживали за своим оружием, бросая то и дело взгляды в сторону высившихся вдалеке стен, на которых, благодаря отличному зрению всех присутствующих, можно было с легкостью разглядеть, как солдаты в золотистых латах чуть ли не парят над парапетами и переходами; их клинки и копья превращаются в смазанные силуэты в воздухе, столь стремительны и изящны их движения. За их спинами закутанные в мантии сородичи мечут в выглядящих на фоне эльфов оборванцев в потрепанных доспехах и одеждах молнии, увесистые сосульки и огненные шары... ... которые бессильно растекаются и разбиваются о выпуклые поверхности скуттумов, собранных в стальные стены, ощетинившиеся наконечниками копий. Каждый, кто неосторожно подбирался на расстояние выпада, нанизывался на покрытые кровью и ихором тысяч и тысяч созданий острия, игнорируя мастерство эльфийских оружейников. Несмотря на всю красоту, стремительность и изящество, эльфы отступали все дальше и дальше вглубь города, подальше от пролома, куда устремился на своем ужасном коне предводитель кошмарного воинства, именующий себя инквизитором. Впрочем, жестокость и кровожадность не пугала этих девушек, каждая из которых могла сражаться со множеством противников одновременно. И не столько скука терзала их сердца. Их тяготила сама война, которую почти каждая из них считала бессмысленной. Разве что пара девушек с острыми ушами, облаченные в одежды этого мира, прошедшие через множество опасностей, что таились и крались по их души в Скайриме, могли понять стремления и желание покарать альтмеров, Доминион, Талмор... особенно тихая и гибкая девушка в темной, кожаной броне, с выглядящими несуразно высокими сапогами, из которых торчали верхушки темных чулок, со стрижкой-каре, которая закрывала часть лица от окружающих. Она больше всех прочих пострадала от действий талморцев, но благодаря тому, ради кого все здесь и собрались, она смогла очнуться, узнать правду... и отомстить за смерть родных. Его руками. Его силами. И все равно... - Это не наша война, - молвила высокая девушка, чьи черные, как смоль, волосы были забраны в длинный хвост. Она стояла, сложив руки под грудью, грустным взглядом фиолетовых глаз смотря в сторону города, что брали штурмом, выискивая так до конца и не ставшую родную спину человека, который, вселившись в тело дорого ей человека, украл ее сердце. - Он говорил, что все это ради нас... но сражаться с богами? Играть с солдатами, военачальниками? Сжигать города на материке, уничтожать флоты... его сила, она... - ... позволила бы ему все закончить одним-двумя ударами, да? - из глубины шатра раздался голос, коим обладала светволовосая эльфийка, опоясанная классически клинком, переливающимся оттенками алого, а за спиной которой располагался большой. На указательном же пальце левой руки сияло массивное кольцо, полученное от него как дар принцев даэдра, которым он помогал. - Я почти не видела проявлений всей его мощи - была или слишком слаба от ран, или находилась очень далеко... но я понимаю. Он будто бы... - Играет? - Нет, скорее... развлекается. Веселится. Не раз по ночам он задерживается в своем штабе, корпит над картами, рисует схемы... днем он нередко пропадает на тренировочных площадках, а вечерами любит, сидя у костра, распивать вино, есть мясо и горланить песни этих... легионеров, - рот девушки дернулся, она явно собиралась иначе закончить свою речь, куда как более грубо и оскорбительно. - Гос... Марк имеет право проводить время в кругу своих друзей, с теми, кто, как он говорил, прошел вместе с ними через Ад, - ровным голосом заметила высокая девушка с длинными волосами, в черной, кожаной броне и рубиновыми волосами, зрачки которой напоминали змеиные. - Никто не оспаривает его права проводить время с друзьями, - мягко возразила Акено с улыбкой, замечая, что несмотря на время, проведенное вместе с ними она все еще называла иногда Марка по старому титулу, восходящему ко времени их совместных приключений в Скайриме, - однако... - ... мы тоже хотим внима-а-а-а-ния! - выразила общую точку зрения плаксивым тоном Владыка Демонов, самовольно покинувшая должность и свалившая все заботы не только о доме Ситри, но и государственные дела, на младшую сестру и окружающих. В это время одна из угловых башен прямо на глазах Акено и Анариэль опасно накренилась, по ее основанию вверх, к крыше, пробежали видные даже из лагеря трещины, после чего она обвалилась внутри города, похоронив под собой ближайшие строения и улицы, а так же их обитателей. В воздух поднялись новые клубы пыли, к стремящимся ввысь клубам дыма пожарищ добавились новые, а со стороны постов и находящихся в резерве легионеров раздались разнобойные выкрики одобрения. На какое-то время в шатре повисло молчание, которое спустя несколько минут прервала не решавшаяся высказаться девушка с длинными, серебряными волосами: - Я тоже хочу, чтобы Марк был со мн... с нами, - произнесла она, собрав на себе массу непонимающих взглядов, отчего снова растерялась на мгновение, но вскоре, глубоко вздохнув, она продолжила, - но мне кажется, что он... будто бы пытается напитаться... эмоций, ощущения близости с ними, легионерами. Словно он спешит, торопится... тогда ночью, когда мы вместе вернулись... возможно, это были лишь отблески факелов... - Ну же, Росс-сенсей, не томите! - подстегнула девушку синеволосая воительница, наклонившись вперед. - Я видела печаль и... неотвратимую решимость сделать чт... Их прервали звуки открывающихся ворот, которые впустили группу всадников, что привезли с собой, перевалив через седло, несколько крепко связанных солдат-альтмеров, которых они и скинули своим сослуживцам. При этом их командир, судя по броне и гребню на шлеме, вприпрыжку устремился в сторону шатра, от входа в который и отошли девушки. Влетев стрелой внутрь, он ударил кулаком по груди, и провозгласил: - Миледи, - обведя прямым взглядом присутствующих дам, центурион продолжил. - Трибун Публикола просит прибыть в город мастера Мирак и мастера Россвайсе для разрушения барьера. Миледи, прошу за нами, мы сопроводим вас. - А как же нежелание вмешивать нас в осаду? - дерзко улыбаясь, спросила Акено, вставшая в прежнюю позу. Легионер смерил ее быстрым взглядом, едва подавив пренебрежительный оскал, что не укрылось от остальных, однако ответ его был предельно вежливым: - Простите меня, Первая, я не хотел бы обсуждать приказы своего командира... - Как-как ты меня назвал? - прищурилась девушка. Римлянин не отступил ни на йоту, продолжая прямо смотреть в глаза Химеджиме: - Первая, леди Акено. Как сказал нам трибун, вы были первой, кто добился места в его израненном сердце. Он потребовал от нас уважать всех вас, вне зависимости от происхождения и расовой принадлежности. Никто из легионеров не сомневается в верности командующего идеалам нашей семьи, XIII легиона, несмотря на... не самое высокое одобрение его выбора, а так же банальную зависть. Однако за время сражений бок о бок мы убедились в вашей крайней полезности и эффективности, а так же в отсутствии чего-либо, делающего совместную службу невыносимой. И вы первая среди равных, как та, кто, если я правильно помню слова трибуна, "вновь оживила черствое сердце и заставило его болеть, осознать, что я, а значит, и все мы, все еще живы и все еще можем избавиться от проклятия". Римлянин умолк, но это не значит, что остальные молчали. Слов почти не было, лишь взгляды, охи, ахи, эмоции, пробегающие по лицам - их была масса, их был легион, и посреди поднявшегося почти беззвучного хаоса стояла она, признанная первой не только в его словах, сказанных наедине, но и в глазах тех, с кем ее избранник проводил столько времени. Сказать, что она была довольна означает ничего не сказать. Она улыбалась, она торжествовала, ее взгляд пылал, как и пылал Шиммерен... а вот огонь души израненного солдата на измученной лошади, которую заметили вдалеке с башен лагеря легиона, уже угасал...***
- Я снова предлагаю вам сложить оружие. Нам нужны лишь головы талморцев, всех до единого, вместе с их семьями. Всех остальных мы и пальцем не тронем. Выдайте нам лорда Нариниэля, леди Сакараэль... - стоя перед переливающимся пузырем магического барьера, который отделял дворцовый комплекс от всего остального города, выйдя за порядки легионеров, ожидающих прибытия наших магесс-"взломщиц", держа в руках развернутый свиток, куда наши добрые союзники из каджитских караванов перенесли имена и должности всех членов Талмора, вместе со словесными портретами и даже удивительно художественными набросками, я вновь обращался к защитникам горящего города, большая часть населения которого сгонялась в толпы на площадях, охраняемых патрулями из гастатов. Большая часть легионеров гоняла остатки защитников, которых не пустили обитатели дворца под защиту древней волшбы, хранящей резиденцию правителя, а крупный отряд, ведомый мной лично, осадил сам дворец. Сквозь преграду я видел группы магов, стоящих несколькими кругами на магических знаках, выбитых прямо в каменных плитах на земле, которые поддерживали работу барьера. Их покой и жизни хранили элегантные стражники в светло-зеленой броне при белых плащах и крылатых шлемах, вооруженные переливающиеся аурами зачарований клинками, топорами и копьями. Их глаза светились решимостью, за которой было крайне трудно рассмотреть страх. Еще бы: прямо на их глазах группа их братьев и сестер по службе, не успев вовремя отступить, сопровождая леди Насириэль, ответственную в свое время за усмирение пригородов Анвила - по ее приказу вырезали всех жителей, в том числе женщин и детей, ибо их мужья, отцы и сыновья отказались сложить оружие и предать веру в Талоса - нарвались на два десятка велитов сотни под командованием Квинта Юлия Серция, которых вел Квинт Сцион Веллурий, добродушный уроженец самнитского пограничья, душа компании и талантливый барабанщик. Три десятка элитных стражников плюс полусотня личных солдат талморки на десять диковатого вида вояк в легкой броне, со шкурами волка на спине... ... прежде, чем подоспело подкрепление к обеим сторонам конфликта, у барьера, сбившись в кучу, оббивая кулаки о преграду, ползало едва ли три десятка окровавленных эльфов. Кровь была чужой, их павших товарищей, разорванных опьяненными боем проклятыми легионерами. К чести королевской охраны, ни один из них не отступил, прикрывая отход объекта: они показывали чудеса владения оружием и собственными телами, наносили множество ран велитам, которые насаживали их на пилумы, отрезали конечности, ломали головы словно спелые арбузы... "Будь прокляты боги Тамриэля! Геноцид эльфийского населения, тьфу ты! Лицемерные ублюдки! Когда Доминион напал на Империю, им было плевать на жертвы и чаяния этих остроухих тварей, но когда я решил сровнять счет...!" "Они ждут и надеются, что ты сорвешься, мой горячий друг", - холодны голос Гая не тушил, но еще больше распалял пламя гнева в моей душе. - "Я все жду, каким будет их следующий шаг и твое ответ на него". "Нет смысла и необходимости враждовать с богами, Марк", - умиротворяюще рычал Драйг, пока я ждал хоть какой-либо реакции на свое обращение. - "Будь выше этого... я согласен с Гаем в том, что тебя провоцируют. При всей нашей совокупной мощи я не уверен в том, что все сумеют пережить такую войну. Подумай о том, сколько твоих трудов канет в лету, как пострадают те, кого ты любишь! Смертельно..." "... достал ты меня своими нравоучениями! Нахрена тебе сдалась эта ящерица, трибун? Разве без нее ты не способен уничтожать врагов своих, как мы делали это многие века в Аду? Кстати, о демонах... к нам тут всполошенная делегация адских красавиц спешит, с весьма волнующими новостями! Неужто кто-то из них наконец залетела?" - Ваше время вышло! Да падет кара Империи на ваши головы! - провозгласил я прежде, чем развернуться и поднять голову к небу, по которому на крыльях спешили облаченные для боя девушки, на лицах которых читались опасение, даже страх. Впереди всех, на разных крыльях, спешила в одеянии жрицы Акено, сжимающая в руках нечто кровавого-цвета, с вкраплениями серого. - Что случилось? - поймав планирующую девушку на руки, я с удивлением обводил взглядом каждую. Вместо ответа она протянула мне то, что сжимала в руках. Это оказался окровавленный свиток, сквозь кровь едва угадывалась печать на воске, принадлежащая легату Восьмого легиона, старому пройдохе Адману. Ожидая паршивые вести, я развернул свиток, скользя глазами по неровным строчкам послания, а под конец едва не превратив оное в мешанину из порванных кусков пергамента. - АКВИЛАААААААААААААААААААА! - взревел я даже неожиданно для себя. - Т-ты чего? - спросил недоуменно здоровяк с молотом, пробиваясь через ряды триариев. - Собирай легион! Оставь лишь охрану для пленников в лагере и городе, а так же несколько сотен своих солдат здесь для продолжения штурма. Всех остальных гони за стены, мы возвращаемся в Лиландрил! Чертова королева вернулась в город, с подкреплением и, и режет легионеров словно свиней! - я метнул в него смятым посланием, после чего обернулся к опешившим девушкам: - Россвайсе и Мирак! - я с трудом остановил себя, усмиряя дыхание и рвущийся наружу гнев. - Прошу вас остаться здесь для снятия барьера вокруг дворца и поддержки штурма. Аквила! - Да не ори ты так, я все слышу! Чего надо?! - Кого за старшего оставляешь? - Старшего центуриона Секста Кальпурния... - Секст! - рявкнул я, не слушая больше друга. Высокий триарий, заместитель Флавия, вооруженный вместо дротиков откованным из цельного железа трезубцем, вытянулся по струнке и воззрился на меня, как и его подчиненные. - Как только преграда падет - прибей всех, кто встанет на пути, даже гражданских, но достань мне короля, его семью и ближайших советников, или их трупы! Я облажался, расслабился, и теперь надеюсь на твою осмотрительность! - Да, трибун! - офицер ударил рукой по нагруднику. - Дамы, - я повернулся к девушкам, которые провожали наших магичек, готовых вскрыть барьер словно консервную банку, - приглашаю вас сопроводить меня в ужасном возвращении в морской город, дабы проучить наглых альтмеров и научить их бояться больше божьей кары римских орлов. - Мы пойдем, - совершенно серьезно произнесла Акено, схватив меня за руку, которой я активно жестикулировал во время раздачи приказов, прижимая к своей груди, - чтобы ты не потерял себя вновь в пучине гнева. Марк, я могу лишь догадываться о том, что ты переживаешь, но прошу тебя сдерживаться. Боги, эта война... пожалуйста... - Хочешь, чтобы я боялся этих зарвавшихся божков? - я надвинулся, нависнул над девушкой, сжав в ответ ее руку, понимая краем сознания, что поступаю отвратительно, что ее вины в произошедшем нет. Акено не отступила, не отвела взгляд, не поморщилась, но положила свою прохладную ладонь на мою щеку, проводя пальцами, едва касаясь, по многочисленным шрамам: - Я хочу, чтобы ты не стал кровожадным зверем, чтобы не разрушил все то, что все мы вместе пытаемся выстроить в этом чужом для почти всех нас мире. Обещай, нет, поклянись всем нам, что если кто-то из нас скажет тебе остановиться, опустить оружие, унять свою злость - ты это сделаешь, несмотря ни на что. Слышишь меня? Поклянись. Я натолкнулся на пристальные взгляды каждой, кто имел глупость впустить меня в свое сердце, последовать за мной на ненужную для них войну, делить тяготы затянувшегося похода, кто терпел грубость и едва скрываемое пренебрежение со стороны проклятых легионеров просто потому, что я был им небезразличен. В душе пылало пламя, подпитываемое ледяной яростью, столь привычной по боям с демонами в их царстве... но я загнал глубоко внутрь себя обуревающие меня эмоции, потому как понимал, что обязан это сделать. Ради тех, кто дорог. Ради нашего будущего, ради себя.Лиландрил, спустя полтора месяца после передачи города Восьмому легиону
Тяжелые капли дождя разбивались о покореженную штурмами мостовую, собираясь в ручейки, стекающиеся в бурные потоки, которые несли свои воды вниз, в въездным воротам, распахнутым настежь, около которых, вокруг укрытых под импровизированными тентами кострами, собрались отряды охранения в блеклых, покрытых множеством выбоин и оспин доспехах, грязных и злых альтмеров. Многие из них были ранены, грязно-белые бинты бросались в глаза по крайней мере у десятка из них, но никто не желал возвращаться во тьму туннелей, где ушедшие месяц назад в подполье остатки прежней власти скрывались до конца минувшей недели, когда, получив неожиданное подкрепление от тех, кого не ждали, они смогли атаковать оккупировавший город легион - там было сыро, темно, и это обстановка им так осточертела, что уж лучше было мучиться от ран в сырости, но под открытым небом, дыша свежим воздухом. Городские больницы были практически разрушены, так же как и склады, кузницы и иные административные и ремесленные учреждения: вне всяких сомнений застигнутые враспох, легионеры Восьмого сражались с яростью драконов, что несколько лет назад вернулись в Тамриэль, укрепляя всем, что попадалось под руку, свои импровизированные позиции. Атака могла бы быть более успешной, если бы не провал одной из диверсионных групп, которые должны были перебить патрули и охранения на улицах города... но что сделано, то сделано. Несмотря на ярость и воинское мастерство, большинство имперцев пали от рук мстящих защитников Лиландрила, а в случаях, когда крепость доспехов и острота клинков все же пасовала, в дело вступали кошмарные союзники, гонящие своих рабов вперед, применяющие древнюю магию или, крайне редко, поднимающие трупы убитых имперцев... - Проклятые кровососы... - выдохнул один из охранников ворот, проводя взглядом процессию, которую возглавлял один из них - высокий, бледнокожий, с алыми, как кровь, глазами, идущий впереди десятка разномастно вооруженных треллов. Присутствие древних и кошмарных союзников порой наводило на альтмеров ужаса больше, чем слухи о Инквизиторах, которые захватили этот город и загнали их под землю недели назад: казалось, что стоит чуть отвлечься, и кровопийца окажется у тебя за спиной, дабы впиться в плоть и выпить всю кровь, текущую по жилам. Капли воды шуршали по ткани тента, шлепали по многочисленным лужам в округе, шипели, попадая на горячие угли жаровен и костров; значительная часть города лежала в руинах, многое из восстановленного руками самих же жителей, под руководством Инквизиции и пришедшим им на смену легионерам вновь было разрушено руками альтмеров, которые подчас хоронили под обломками неугомонных имперцев. Им, отрезанным от материка, было некуда отступать, потому они дрались без жалости, без пощады, без страха. Солдаты правительницы Лиландрила жаждали найти в их рядах предателей эльфийского рода, из числа тех, кто несмотря ни на что продолжал служить в войсках Тита Мида II, но таковых не находилось - лишь имперцы, норды, редгарды и орсимеры бились плечом к плечу, дорога продавая свои жизни, что лишь еще больше бесило теряющих на глазах остатки благородства уроженцев Саммерсетских островов... ... Сильфарил, смеясь про себя над страхами караульных у ворот, боящихся за свои жизни, которые он или другие одаренные силой якобы жаждали отобрать для утоления своего кровавого голода, ступил на едва расчищенную от наиболее крупных обломков улицу города, ведущую через весь массив застройки, петляя и вихляя, в сторону осажденного дворца, где вот уже больше недели держали оборону остатки сил Легиона. Спешить ему было некуда, все шло как нельзя лучше - гибели в первые сутки избежало едва ли несколько сотен от многотысячного подразделения, разбитого и загоняемого по частям, словно скот, по всем концам превратившегося в скотобойню портового города. Обезумевшие от боя и сопротивления альтмеры, сбросив маски притворной чести и достоинства, забивали всякого имперского солдата, превращая тех в изуродованные туши. Доставалось и местным жителям, которые, по тем или иным причинам, казались солдатам Доминиона виновными, а то и вовсе предателями своего народа. То тут, то там, на остатках стен домов, складов, или вовсе на улицах лежали жертвы безумия, подпитываемого вампирами альтмерских кланов. Фактически местные солдаты делали за них всю грязную работу: в первые дни боев по улицам города текли едва ли не реки крови, зачастую трупы или даже еще живые бойцы Восьмого прибивались к стенам, насаживались на колья, четвертовались или вовсе топились в кровавых лужах и реках. Некоторые, очнувшись от одержимости, приходили в ужас от результатов своих действий, сходили с ума... а некоторые фактически открывали истинное лицо своей сути. Такие могут очень пригодиться вампирам в будущем. Доказать как-либо вину одаренных кровью было нереально: свидетели творения волшебства или были их сторонниками/рабами, или же погибали в тяжелых боях. Ко всему прочему стояла более насущная задача: захватить, наконец, королевский дворец, который легионеры, используя наследство Инквизиции, превратило в неприступную крепость, пока вести о боях за Лиландрил не дошли до ушедших чуть ли не на другой конец острова захватчиков. Нужно было лишь еще немного поднажать, чтобы терзаемые кошмарами, постоянными атаками и иными видами воздействия легионеры пали, и Лиландрил вновь перешел под власть Доминиона... формально. Мало кто подозревал, что королева Истарэль, проводящая свои дни в полумраке спасительных подземелий, является рабыней Лордерана, его повелителя, обратившего его много лет назад "в свою веру". Размышления вампира, добравшегося до разбитой площади, где на месте разбитого фонтана виднелся ряд крестов, на которых распяли всех взятых живыми офицеров Восьмого, в том числе и легата Адмана, занявшего почетное место по центру, прервал яростный рев, который, казалось, мог бы расколоть небеса: по затянутому тучами небу неслась, стремительно увеличиваясь в размерах, темная точка, принимавшая облик алочешуйчатого ящера, который приближался к городским стенам. Солдаты на стенах в ужасе кричали, поднимая руки и головы к небу, ведь кошмар их недавнего прошлого вновь возвращался! Дракон, спикировав, едва не потеряв "всадников" на своей спине, "крикнула" пламенем в сторону чудом уцелевшей еще при первом штурме башни; магический огонь проникал внутрь через многочисленные бойницы, сводя на нет истошные вопли загнанных в кошмарную ловушку солдат. Древнее чудовище полетело дальше, приближаясь к площади, и Сильфарил, сделав знак рукой своим треллам, бросился в сторону ближайших руин, у которых уцелел потолок первого этажа, понимая, что сбежать у него уже не получится, не отрывая взгляда от неба. Со спины дракона сорвалось нечто объемное, что устремилось к земле, за пару мгновений добравшись до брусчатки площади, на которую и рухнуло, поднимая потоки воды, смешанной с грязью, в воздух, а так же тучу обломков. Едва вся эта взвесь осела, как вампир сумел разглядеть причину произошедшего - массивный воин в броне, сильно похожей на имперскую, при рваном алом плаще и изуродованном шлеме, сжимал в руках массивный камень, покрытый руническим знаками, переливающимися всеми цветами радуги. Осмотревшись, тот с грохотом опустил загадочный монолит на землю, говоря что-то на неизвестном кровососу языке: - Ткань между мирами мы резать можем, а вот чтобы открыть дорогу из одного конца мира в другой - так никак. Вот же... какой бы еще более полезной стала бы Бритва! А теперь... черт, кажется, это Адман, и его центурионы. Ссуки... ну ничего, мы отомстим за тебя, друг мой. За тебя, и за каждого убитого имперца.Два часа спустя
Она бежала, сломя голову, по темным туннелям, которые в последние недели всем тем, кто бежал из ее владения, портового города, приходилось облагораживать, ведь эти темные ходы, прорытые в земле и укрепленные камнем с волшебством, стали для гордых альтмером вторым домом, куда их загнали ненавистные и презренные имперцы, обратившиеся к запретной магии, поднявшей мертвецов и заставившей их драться, не ведая покоя... слова жреца Ауриэля, Кентариила, не трогали Истарэль с тех самых пор, как она впервые осознала, что богам почти нет дела до отдельных жителей Тамриэля вне зависимости от происхождения. Без даров не будет и благословения, а без великой угрозы их силе и могуществу не будет поддержки. Ничто в этом мире не дается просто так, и осознание этого позволило ей, прорвавшись через мясорубку дворцовых интриг, стать правительницей крупного и древнего города. К сожалению, борьбу за трон она проиграла, но оказалась достаточно мудрой, чтобы признать поражение и силу той, кто стала править Доминионом. Королева Алинора, в свою очередь, так же оценила этот жест со стороны соперницы, и предоставила ей ряд привилегий... Все то, чего она с таким трудом добилась, рассыпалось за один день, полный криков ужаса, стонов умирающих, лязга металла, треска магии, рева дракона и воя волков в едва ли человеческом обличье, которые рвали и кромсали ее народ на улицах ее же города. Она бежала во мрак, вместе с преданной стражей, и теми, кто сумел укрыться за барьером дворца до того, как маги сделали его непроницаемым от всякого, кроме одаренных магичек из числа спутниц Инквизитора. Многие отдали свои жизни ради того, чтобы она спаслась, а впоследствии повела свой народ в искупительном походе отмщения... однако едва ли не впервые за свою жизнь она сомневалась в своих способностях, в людских и иных ресурсах, что оставались в ее руках после опустошительной атаки. Ее терзали сомнения, выжившие придворные начинали понемногу перешептываться за ее спиной, и голоса эти множились по мере поступления новостей с поверхности, в которых кровавая мясорубка сменялась поразительными порядком и терпимостью со стороны чудовищных оккупантов, которые использовали труд пленных жителей и солдат для восстановления разрушенного, обустраивали административные учреждения для новых властей... лишь пленные женщины из числа солдат продолжали страдать, используемые, казалось бы, ненасытными инквизиторами до тех пор, пока их не отправляли через порталы на материк, в Империю. Даже после того, как Инквизиция покинула Лиландрил, оставляя город привычным воякам Легиона, под командованием проявившего себя в Скайриме легата, она не могла найти в себе сил собрать имеющиеся отряды и повести их в бой. Она словно бы не слышала настойчивые голоса окружения, что постепенно отдалялось от нее. Ее сердце сжимало в ледяной хватке видение дракона, сжигающего стены ее города, ледяных глыб, воздвигаемых легким мановением руки неведомой волшебницы, одаренной крыльями, и жуткий волчий вой, рев тысяч глоток, ведомых за бронзовым орлом, клюющим голову на своем шесте. Так продолжалось до тех пор, пока в ее сознание не проник ласковый, теплый, понимающий и всепрощающий голос кого-то, кто понимал ее трудности, жертвы, что ей пришлось принести ради своей власти; вместе с ними пришли крепкие и теплые объятия, обещавшие защиту, поддержку, удовольствие; с ними шли слова, обещавшие власть, отмщение, величие, которое даже не могло присниться. Требовалось всего ничего, и кроме того, не слушать далекие и мерзкие, едва узнаваемые голоса, требующие, умоляющие отказаться ради сохранения чего-то эфемерного, пустякового... Тепло сменилось холодом и жаждой, утоление которой увеличивало и без того возросшие силы, что укрепили пошатнувшуюся уверенность в Истарэль, и под благодушно-внимательным взглядом своего повелителя воспрянувшая королева, задавив немногочисленные голоса несогласных, повела свой народ вперед, возвращать принадлежащий ей город, а после, при поддержке новых союзников, скрывающихся в полумраке, затянувших небо над морем тяжелыми тучами... Эйфорию портили сначала упорно сопротивляющиеся легионеры, кучка которых забаррикадировалась в ЕЕ дворце - их маги каким-то неведомым образом сумели восстановить часть защитных чар ЕЕ ОБИТЕЛИ, которая обратилась против НЕЕ ЖЕ! Каждый час, день простаивания под стенами, медленно разрушаемыми обстрелом из осадных орудий, приводили ее в бешенство. А затем, когда, казалось, оборона смертных шавок вот-вот будет сломлена, ее кошмары вернулись, чтобы завершить начатое. Протяжный драконий рев; вспышки пламени, толпы солдат, ведомые орлом; волки в обличье людей, чей глас готов расколоть небеса, вопли ужаса ее солдат, стоны раненых и умирающих, которых топчут сапогами свои же; свист стрел, вырывающихся из теней, из которых высовываются белоснежные птицы; стук копыт по разбитым мостовым и залихватские свит и гиканье; пламя, горящее в пустых глазницах горящих мертвецов, которые явились отомстить за своих навсегда сгинувших братьев. Ее союзники, братья и сестры по крови, бросались вперед, окутывая наступающих легионеров облаками магии, бросали на них толпы своих треллов, которых неумолимые инквизиторы рвали на части едва ли не голыми руками, насаживали на копья, поднимали на щитах, давили щитами и подбитыми гвоздями сандалиями, хватали их господ... некоторые, изворачиваясь, кусали того или иного легионера, вкушая ихора... чтобы через считанные секунды скорчиться в невыразимых муках, кривящих их тела, и умереть с серой пеной, вырывающейся изо рта. Этого оказалось слишком много, и Истарэль вновь бросилась в спасительную тьму подземных ходов. Темнота предала ее. Она бежала, спотыкаясь и падая, но ей вслед, не удаляясь ни на йоту, летело хриплое, угрожающее пение на всеобщем языке:Раздуйте огонь, Поднимите флаги, Спустите ярость с цепи, Раздуйте огонь! Оружие взывает, Вставайте в строй, Это война, ЭТО ВОЙНА!
Сила, казавшаяся ей колоссальной, обратилась в пыль; уверенность, ведущая ее вперед, вновь рассыпалась на осколки; союзники исчезли словно дым, оставляя ее наедине с холодом, жаждой и страхом. Она обернулась, чтобы заметить отблески пламени, услышать лязг стали и грохот шагов преследователей, распевающих нечто кошмарное, почти бессмысленное, что не спешили схватить ее... ... словно бы свора псов гнала дичь на охотника. Едва ее посетила эта мысль, как она проскочила за поворот, чтобы практически упереться в живую тьму, смердящую кровью и прахом. Тьма вспыхнула, являя ее взору квинтэссенцию кошмара, воплотившуюся в виде высокого мертвеца, лицо которого было обезображено смертью и множеством шрамов, офицерская броня которого, с неожиданно чистым и сияющим орлом по центру, зияла множеством дыр, сколов и царапин. Он шагнул вперед, наступая на резко подавшуюся назад эльфийку, вторя кошмарному пению за ее спиной:Мы падем и вновь поднимемся В конце всего Устремив руки к солнцу
Он стиснул стальную, обжигающую хватку на ее горле, поднимая вверх, не обращая внимания на слабые удары и хрипы боли, срывающиеся с ее губ, после чего притянул почти вплотную к себя, почти касаясь язычками инфернального пламени ее бледного лица, что отражалось в алых глазах несчастной:МЫ - РИМ