Когда закончится война

«Я должна умереть», — набатом стучало в голове Гаррики, когда она узнала последнее напутствие Северуса Снейпа, который, как оказалось, всю жизнь любил ее мать. Профессор умер у Гаррики на руках, не сводя взгляда с ее глаз, и видел перед собой явно не Гарри, а Лили — даже губы его шевелились так, будто Снейп шептал ее имя. И, когда взгляд Снейпа остекленел, и Гарри добралась до Омута Памяти в кабинете Дамблдора, она узнала все — даже то, почему найти крестраж ему помог призрак лани; это был не призрак, а Патронус Снейпа… Подумать только, а Гаррика так сильно все это время ненавидела его!.. Но важнее было не это, а то, что последним крестражем была сама Гарри. И поэтому она должна была умереть от руки Волдеморта — добровольно встать под его Убивающее заклятие. Тогда погибнут они оба, скорее всего, думала Гаррика. «Ни один не может жить спокойно, пока жив другой», — вертелось в голове Пророчество профессора Трелони. В Запретном Лесу было тихо — даже птицы не пели, разлетелись, испуганные шумом ломающихся деревьев и кустов, когда по лесу мчался Грохх с Хагридом и Клыком на руках. Весна давно вступила в свои права: цвели цветы, зеленела трава, и умирать совершенно не хотелось, но… Гаррика Поттер шла именно умирать. Это ее конец, несмотря на то, что ей всего семнадцать. Всем приходит свой конец. «Я открываюсь под конец», — пришло Гарри на ум то, что было написано на снитче, который завещал ей Дамблдор — ее первом снитче, что она поймала ртом. Как глупо это было тогда!.. Но сейчас это могло быть подсказкой. Сунув руку в карман мантии, Гаррика вынула снитч и поднесла его к губам. Дохнула теплом на золотой крылатый шарик и прошептала первое, что попало в голову: — Я скоро умру. Тут же в воздухе вокруг нее начали появляться тени. Не совсем призраки, но и не живые люди — Гарри окружили четыре фигуры. Одна из них была как две капли воды похожа на Гаррику, только в мужском обличье и старше. Другая — рыжеволосая женщина с такими же зелеными глазами, как у дочери. Третья — красивый и изящный мужчина, в котором с трудом угадывался Сириус — так молодо он выглядел. Четвертая — сердце Гарри сжалось — он не должен был умирать, не так, не сейчас, когда только обрел свое счастье и стал отцом! Гаррика ощущала свою вину перед Люпином за его смерть — его и Тонкс. Если бы она успела раньше!.. А все Малфой с его признаниями! И вот пожалуйста — Люпин и Тонкс погибли! И Фред… И Колин Криви… И другие, не столь близко знакомые Гаррике люди… Они умирали ради нее, и теперь она тоже умрет. Так какой был смысл в гибели защитников Хогвартса? Только в том, чтобы дать своей героине возможность уничтожить все крестражи? Но разве это стоит стольких жизней? Да, кричать «победа или смерть!» — легко, но на самом деле, когда люди умирают ради эфемерного марева победы — это невыносимо больно. В особенности тем, кто остался жив — поэтому Гаррика даже отчасти радовалась, что скоро умрет и не увидит глаз миссис Уизли и Джорджа, лица Андромеды Тонкс и Дэнниса Криви — и всех-всех прочих. Воистину, думала Поттер — проще умереть самой. О ней тоже будут горевать, да, но все же у нее нет родственников… Все те, кто был ей родным, по-настоящему, а не как тетя Петунья — мертвы. А она, Гаррика, почему-то еще жива. Наверное, это несправедливо, что она до сих пор по эту сторону, когда ее родители и Сириус — по ту. Ей пора к ним. Они заждались ее. — Это… больно? — спросила Гаррика, не обращаясь ни к кому конкретно. — Умирать?.. — Гораздо легче и быстрее, чем засыпать, — ответил Сириус, и Гарри снова им залюбовалась. Его лицо больше не было таким изможденным, как при жизни — крестный Гаррики выглядел почти так же, как в молодости, каким она помнила его после Омута Памяти. Морщины и седые волосы исчезли. Следов Азкабана не осталось и в помине. — Гарри, девочка моя, — прошептала Лили, ласково улыбаясь дочери. — Я так горжусь тобой! Ты такая храбрая! — Ты действительно моя дочь! — поддержал ее Джеймс и обернулся к жене. — Лили, правда, внешне она вся в меня? — Но характером — в меня, — гордо ответила Лили. — И глаза у нее мои! Гаррика печально и виновато взглянула на Люпина и проговорила: — Ремус, я… Мне очень жаль, что вы… И Тонкс… Люпин тепло улыбнулся. — Мы с Дорой знали, что делали, — ответил он. — Нам просто немного не повезло. Но зато наш сын будет жить в мире. Думаю, семья Уизли и Орден Феникса о нем позаботятся. И ты, Гаррика, будешь самой лучшей крестной матерью на свете. — Уж точно лучшей, чем я в роли крестного отца! — захохотал Сириус. Гаррика не поняла их слов. Как она может стать малышу Тедди какой-либо, хорошей или нет, крестной матерью, если ей осталось жить считанные минуты?.. Возможно, они просто не знали или говорили в глобальном смысле — кто поймет логику покойников? — Ты будешь рядом со мной? — спросила Гаррика, глядя на Лили, и не умея назвать ее матерью — хотя ей хотелось произнести заветное слово, она просто не могла. У нее не было матери. Правда, Гарри не имела права жаловаться на родителей — они пожертвовали собой ради нее, по сути, подарили ей жизнь дважды, но все же факт оставался фактом — Гарри выросла сиротой. — Я не отойду от тебя, — пообещала Лили, и ее призрачная рука коснулась руки дочери. Вопреки ожиданиям, ее прикосновение было не таким, как у обычных привидений Хогвартса — рука Лили была теплой. Гаррика сжала ее ладонь и ощутила плоть, совсем как у живого человека. Возможно, так было потому, что сама Гарри находилась очень близко к смерти? Она шагала вглубь Запретного Леса, окруженная компанией дорогих ее сердцу мертвецов. Лили и Джеймс держали дочь за руки с двух сторон, как если бы она была маленьким ребенком. Сириус шел чуть впереди, а Ремус — позади. Сердце в груди Гаррики билось, как сумасшедшее — она смирилась со своей будущей смертью, но не могла понять, что будет, когда ее сердце остановится. Ее глупое сердце, такое открытое и любящее… Гарри не могла не жалеть себя. Каждый человек жалел бы себя в такой ситуации. Гарри вспоминала свою жизнь, своих друзей, и… «Я люблю тебя», — в ее памяти прозвучали слова Драко Малфоя. Гаррике стало немного противно — почему она думает об этом сейчас? Ее мысли не должны быть омрачены паршивым хорьком! Она прощается с жизнью, а тут… этот. «Надеюсь, что ты сдохнешь», — сказал Драко тогда. Что же, он добился своего. А может, его уже убили члены Ордена Феникса или шальное заклятье? Гаррике хотелось бы, чтобы и Малфой умер. Чтобы он мучительно горел в аду целую вечность. В адском пламени, которого они оба избежали. И плевать, что тогда Малфой ее спас. И плевать, что если бы она тогда не надышалась дыма, то тоже спасла бы его. Да и она ведь оттолкнула его от Убивающего заклятия Крэбба! И зачем, спрашивается?.. Рука матери крепче сжала ладонь Гаррики. Вдруг она услышала голос Лили у себя в голове — очевидно, что так, потому что губы ее не шевелились, и другие покойные ее не слышали. «Ты же знаешь, Гарри, что я считала Джеймса напыщенным идиотом, — сказала мать, улыбаясь одними глазами. — Я и представить себе не могла, что полюблю его. За многое я его просто ненавидела! А потом…» «Малфой — другой, — возразила Гаррика. — Я всегда буду его ненавидеть! И… какая разница? Я сейчас умру!» Лили загадочно промолчала.

***

Она все не приходила и не приходила. А они ждали — Малфой тоже был здесь, стоял в отдалении, не желая лишний раз показываться на глаза Пожирателям Смерти, хотя и был одним из них. Он прятался за стволом коренастого старого дуба, сжимая во вспотевшей ладони палочку так, что ногти оставляли следы на бледной коже, и ждал. Отчасти ему хотелось, чтобы Гаррика пришла. Отчасти — он заклинал ее не приходить. Убежать, спрятаться! Он поступил бы именно так! Как можно жертвовать своей жизнью ради чего бы то ни было? Это глупо. Для каждого человека самым важным является собственное благополучие! Но… — Она не придет. Видимо, я… ошибся, — сказал Волдеморт, глядя в пылающее пламя костра. — Нет, не ошиблись, — прозвучал звонкий девичий голос, и мантия-невидимка упала с черных растрепанных волос на землю. Драко зажал рот ладонью, чтобы не кричать. Пришла! Все-таки пришла! Дура! Идиотка! Зачем?! Он замер на месте, не в силах поверить, что она здесь — да, Драко желал Гаррике смерти, но только лишь на словах. На самом деле Малфой вовсе не хотел, чтобы Поттер умирала! Но разве мог он помешать самому Темному Лорду? Драко впился ногтями в кору дуба, раня пальцы в кровь. Он не хотел смотреть, но видел, как Волдеморт поднимает палочку, как произносит Убивающее заклятие, и как тело Гаррики падает на землю, будто сломанная кукла. Колени Малфоя тоже подкосились, он упал и его вырвало прямо на мирно цветущие ромашки. — Скажи мне, она мертва? — спросил Темный Лорд, и Драко с ужасом увидел у тела Поттер свою мать. Нарцисса была до смерти напугана, но держалась так, будто происходящее ничуть ее не волнует — благодаря воспитанию истинной леди, она мастерски умела скрывать эмоции. Нарцисса присела на колени рядом с мертвой Гаррикой и приникла ухом к ее груди. Пару томительных для всех секунд она молчала. Потом громко произнесла: — Мертва!

***

«Вы проиграли! Девочка-Которая-Выжила — мертва!» Раскатистый голос Волдеморта прозвучал на весь Хогвартс и окрестности. Драко бежал куда-то, не сдерживая слез, глядя на то, как Хагрид несет на руках мертвую девушку — и не мог отделаться от мысли, что сам бросил ей в лицо злые слова «надеюсь, что ты сдохнешь!» Драко не был суеверным — раньше, но теперь ему казалось, что если бы он не пожелал Гаррике подобного, то она бы не погибла. И смогла бы победить Волдеморта, чего Малфой также отчаянно желал. Он не хотел быть Пожирателем Смерти — его заставили. Его семью заставили, ввязали в войну, хотя они этого не хотели… Плакали все вокруг — все защитники Хогвартса. Пожиратели Смерти же, наоборот, издавали громкие крики радости и торжества. Беллатрикс особенно усердствовала, восхваляя Темного Лорда и его могущество. Алекто Кэрроу мстительно хохотала. Яксли выпускал из палочки фейерверки. Мертвое тело Гаррики уложили на траву. Драко понял, что так просто она не отделается даже после смерти, и его затошнило снова. Волдеморт поднял палочку, издевательски усмехаясь — девичье тело содрогнулось от удара Круциатусом, и Малфой опять едва не упал, хватаясь за грудь и корчась в рвотных позывах. Ужасно, мерзко, неприемлемо! И этому человеку он должен был служить — теперь уже навсегда; на левом предплечье — отвратительная метка! Каким будет будущее теперь? Нет, подумал Драко, утирая губы — он тоже умрет. Найдет способ. Нет жизни без Гаррики, нет жизни в мире, где властвует столь ужасное чудовище, как Волдеморт. — Нет! — выкрикнул кто-то в толпе; Малфой узнал Невилла Лонгботтома. — Еще ничего не кончено! Отряд Дамблдора! Его поддержали крики друзей. А потом снова раздался шум — с воплем «ХАГГИ!» появился Грохх, а со стороны Запретного Леса полетели стрелы кентавров, и битва снова разгорелась — хотя зачем, если Гаррика Поттер уже мертва? К чему все эти потери?.. Все перед глазами Малфоя смешалось в калейдоскоп красок. Вот змея, вот Невилл Лонгботтом с мечом в руках — откуда он взял меч? — он одним ударом сносит змее голову, кто-то кричит, что-то горит… Тела Гаррики уже не было на месте. Драко же просто сидел на земле, глотая слезы с привкусом крови… А потом услышал ее голос. — Что ты делаешь! — Драко крепко схватил за руку отец, рывком поднимая с земли. — Тебя убьют! Бежим! Но Драко стоял и смотрел, как Гаррика, живая и невредимая Гаррика, сражается с Волдемортом. Сражается, и… побеждает? Вспышки заклятий, что они пустили друг в друга, ослепили Малфоя, а когда он снова обрел возможность видеть, то понял, что Темнейший волшебник лежит на земле, а Гарри стоит напротив, и в ее руках — две палочки. Сначала вокруг воцарилась гробовая тишина — а потом все снова взорвалось. Кричали Орденовцы, отчаянно вопили Пожиратели Смерти, а Люциус Малфой крепко прижал к себе сына и жену — Нарцисса появилась, словно из ниоткуда, и порывисто обняла мужа и Драко. Она плакала, и младший Малфой понял, что он тоже плачет — снова, совсем как девчонка. Но на этот раз все его существо переполняло облегчение — Гаррика жива, Волдеморт погиб, все может быть так, как раньше, или даже еще лучше — без страшной тени Того-Кого-Нельзя-Называть. Мир без призрака войны — как же это прекрасно! И даже то, что на его руке — мерзкое клеймо, не повлияет больше ни на что: не начнет жечь Метка, не призовет больше на битву Темный Лорд… Неужели все действительно закончилось и они свободны?.. Малфой уткнулся лицом в плечо матери и громко зарыдал.

***

Открыв глаза, Гаррика сразу узнала знакомую обстановку Больничного крыла — слишком часто она попадала сюда во время обучения в Хогвартсе. Она вспомнила, что после победы над Волдемортом ее отвели в лазарет, хотя Гарри и пыталась возражать и сопротивляться, заявляя, что она не ранена. Профессор МакГонагалл была непреклонна, и слишком волновалась о мисс Поттер, так что сумела настоять на своем и отдать Гарри под присмотр медиков. В сознании Гаррики всплывали картины прошлой ночи — как она с помощью Луны ускользнула из Большого Зала, поговорила с портретом Дамблдора и вернула себе свою палочку, а Бузинную — оставила в гробнице ее настоящего хозяина… Вспомнила, как упал от собственного отраженного заклятия Волдеморт… Как восходящее солнце освещало Хогвартс, разрушенный, но не побежденный… Интересно, а сейчас сколько времени? Долго она тут спала? — Мисс Поттер! — тепло приветствовала девушку как раз проходящая мимо мадам Помфри. — Гаррика! Девочка моя… ты просто героиня! Столько пережила, бедняжка… И ведь после Убивающего очнулась, неслыханно просто! Как ты себя чувствуешь? Гарри прислушалась к своим ощущениям и поняла, что у нее ничего не болит, и усталости тоже уже и в помине нет. Временная смерть — или чем это было? — никак не отразилась на ее организме. Более того — Гаррика чувствовала себя очень бодрой и отдохнувшей, будто заново родилась. Она улыбнулась школьной медсестре: — Я прекрасно себя чувствую, спасибо, мадам Помфри. Могу я… идти? — Да-да, конечно! — уверила ее мадам Помфри. — Вы полностью здоровы. Думаю, все хотят вас видеть! «О нет, — подумала Гаррика. — Я стала еще популярнее! Этого только не хватало!» Гарри всегда раздражало повышенное внимание к ее персоне. Она не понимала такого энтузиазма — она ведь Гарри, просто Гарри. Сначала — всеми нелюбимая сирота, а потом — волшебница, что в годовалом возрасте победила самого Волдеморта. А теперь она покончила с ним навсегда. Но тогда, много лет назад, между Гаррикой и Убивающим заклятием встала любовь ее матери, пожертвовавшей собственной жизнью ради ребенка, а теперь — могла ли Гаррика говорить, что это — только ее победа? Нет, конечно же, нет. Она никогда не справилась бы сама. Ей везло. Ей помогали. Ее спасали. Рон, Гермиона, Сириус, и… Гаррике стало больно в груди. Она вспомнила мертвые умиротворенные лица Люпина и Тонкс, навеки застывшую улыбку на окровавленных губах Фреда, пустые глаза Колина Криви, и еще многих и многих, что отдали свои жизни прошлой ночью. Как Гаррика могла это допустить? Но, с другой стороны — как она могла предотвратить это?.. Она ведь еще совсем неопытная волшебница, и уж точно не военный стратег. И все же вина снедала Гарри изнутри. Неизбывная вина перед всеми, кто погиб и их выжившими родственниками, друзьями и любимыми. Она, Гаррика, жива, хотя умирала — а они мертвы и не вернутся с вокзала Кингс-Кросс… Нет, Гаррика совершенно не желала, чтобы ее сейчас видели. Машинально сунув руку в карман джинсов, вместе с палочкой она нащупала там тонкую гладкую ткань мантии-невидимки — дара Игнотуса Певерелла, и, не задумываясь, набросила ее на себя. Незамеченной Гаррика выскользнула из Больничного крыла, и медленно пошла по коридорам Хогвартса. Веселое, теплое, майское солнце освещало коридоры, на полу которых еще виднелись следы пролитой крови, разрушенные стены, валяющиеся повсюду вещи, потерянные хозяевами, что уже, возможно, не подберут их… Это было таким разительным контрастом — солнце и кровь, жизнь и смерть — что Гаррика снова ощутила боль в сердце. За окнами школы чародейства и волшебства пышной зеленью бушевало начало лета, и как много людей — и детей! — уже не увидят его!.. «Малыш Тедди, — вспомнила Гаррика. — У Люпина и Тонкс остался сын. Мой… крестник». Лили говорила, что Гарри будет хорошей крестной матерью. Значит — она знала, что Гарри выживет? А ведь тогда она не придала словам призрака значения… Гаррика шагала по Хогвартсу, что постепенно начинал просыпаться, хотя часы показывали полдень. Естественно, ни о каких уроках и речи быть не могло — но то там, то тут стояли ученики, переговариваясь между собой и ожидая отъезда. Гарри не смотрела им в лица, даже учитывая то, что они не могли ее увидеть — она видела их, и ей было стыдно. Она не искала взглядом Рона и Гермиону — у друзей явно и без нее есть, о чем поговорить и подумать. Например, о своей влюбленности друг в друга, которую они наконец оба осознали. Гарри никогда не хотела мешать им и быть третьей лишней — да и Рон никогда не нравился ей, как парень, только, как друг или брат. Да, именно брат — все Уизли так или иначе стали ее семьей. «Меня точно пригласят на похороны Фреда, — убито подумала Гаррика. — Я этого не вынесу. Лучше с Астрономической Башни вниз головой». Она вышла во двор, и неожиданно увидела Драко Малфоя. Белобрысый слизеринец стоял под раскидистым кленом и молча смотрел в небо. Сердце Гарри трепыхнулось: он жив! Хотя она тут же одернула себя: ну жив и жив. Какая ей разница. Лучше бы сдох — одной проблемой меньше. А так — его признание снова всплыло у Гаррики в сознании, и она передернула плечами, почти бегом устремляясь к нему, сама не зная, почему хочет увидеть Драко ближе.

***

Они должны были уехать в Малфой-менор. Отец торопился, мать тоже не слишком горела желанием оставаться в Хогвартсе и хоронить останки старшей сестры. Малфои все еще были врагами здесь, были теми, кто сражался на стороне Волдеморта, и все это помнили. Одна обезумевшая от горя девушка, что, видимо, потеряла свою сестру, плюнула в Люциуса, и едва не полезла в драку, но ее утихомирили, и увели в Больничное крыло. Драко удивлялся лишь тому, почему отца до сих пор не арестовали. Видимо, аврорату было просто не до того, и именно поэтому Люциус спешил вовремя улизнуть в родовое поместье, чтобы спрятаться там, как лис в норе. Драко же, в отличие от родителей, не спешил домой. После того, как там долгое время находилась штаб-квартира Пожирателей Смерти и резиденция Волдеморта, дом, который он раньше так любил, казался ему оскверненным. Там тоже были и смерть, и жестокие пытки — крики Грейнджер иногда звучали у Малфоя в ушах по ночам. Да, он терпеть не мог выскочку-грязнокровку, но все же даже она не заслужила того, что вытворяла с ней Беллатрикс. Хорошо, что ее убили — Драко боялся своей сумасшедшей тетки, что не разделяла людей на правых и виноватых и служила только своему Лорду. Но Драко не спешил домой не только потому, что родное поместье испачкано в крови. Он ждал… неизвестно чего. Ждал, что появится Гаррика, что она скажет ему… что угодно пусть скажет, лишь бы увидеть ее еще раз. Удостовериться, что она жива. Что она — не призрак. — Малфой? Шепот за спиной заставил Драко подпрыгнуть на добрых полметра и выхватить палочку, но потом до него дошло, что голос из ниоткуда принадлежит Гарри. Она была в своей треклятой мантии-невидимке! Как будто у него мало нервов убито в хлам, так еще и эта дура подкрадывается незаметно! А если бы он ее заклинанием ударил? — Поттер! — выпалил Малфой. Хотелось — зло, получилось — радостно. Его героиня жива и все же пришла к нему — неважно, зачем, признаться в любви или дать затрещину, все равно хорошо! Гаррика оглянулась по сторонам — Драко угадал это по легкому, едва заметному колебанию воздуха — и сбросила мантию, представ перед Малфоем во всей красе — бледное лицо, на котором еще ярче, чем обычно, выделялись зеленые глаза, растрепанные больше прежнего черные волосы, открывающие шрам на лбу в виде молнии, и старая потрепанная маггловская одежда, в которой была Гаррика все это время. Вчера, в темном коридоре, Драко не очень хорошо рассмотрел, да и потом ему было не до того, а сейчас он видел, что свитер домашней вязки очень идет Гарри. Даже больше, чем мантия и красный с золотом шарф. — Поттер, — проговорил Драко одними губами, а потом схватил ее — грубо поймал в объятия, притягивая к себе и зарываясь носом в короткие черные волосы, пахнущие гарью и почему-то мятой. — Поттер!.. Она обвила руками его шею, прижимаясь крепче — просто инстинктивно, желая почувствовать чужое тепло, неважно, чье, пусть даже своего врага. — Ты не сдох, — почти разочарованно произнесла Гаррика. — Уж прости, — хмыкнул Малфой, а потом добавил: — Нет, правда, прости меня. Я сдуру тебе смерти пожелал. Рассердился. А потом так испугался, когда увидел, как он тебя… И ты… А потом… В общем, я рад, что ты жива. И что ты победила. Хотя и погиб кто-то, но… Молодец, Поттер, так держать! Ты все правильно сделала! Похвала обожгла Гарри, как пощечина. Молодец?! Правильно?!.. — Ничего ты не понимаешь, Малфой, — печально проговорила Гаррика, отстраняясь от него. — Ты прав — ты дурак. Идиот. И лучше бы ты сдох, а не те, как ты выразился «кто-то»! Она оттолкнула попытавшегося снова ее обнять Драко, развернулась и пошла обратно к школе, не набросив на себя мантию-невидимку, а просто держа ее в руке. К Гаррике тут же подбежала Грейнджер, а Малфой просто смотрел ей вслед, кусая губы от злости — как она смеет?! Он извинился перед ней, унизился в который раз, попытался поддержать, а она… Чертова идиотка. Лучше бы и вправду сдохла! Проще бы было! На плечо Драко легла рука отца. — Нам пора, — сказал Люциус. — Где ты пропадаешь? Нужно убираться отсюда поскорее! Драко кивнул и пошел за отцом. И правда — пора убираться, а то вдруг и его тоже арестуют…