Не главное

— Ты ничего не хочешь мне сказать? Вэнь Цин смотрела так, будто у него на голове выросли рога, не меньше, а лицо Вэй Ина приобрело то самое выражение, за которым обычно следовала какая-нибудь очень убедительная ложь. Пока они переглядывались, Цзян Чэн сел, стряхнув с себя ворох разложенных на груди и животе артефактов, попутно обнаружил, что раздет, но это сейчас было неважно. — А где Бао Шень… — может быть, какие-то вещи до него доходили не так быстро, как до Вэй Ина, но тут он понял все и сразу. — Вэй У Сянь!!! Если бы на горе были какие-то небожители, они покинули бы ее в тот же день, — камни, и те тряслись от всеобщего крика, когда они с Вэй Ином орали сперва друг на друга, потом Вэнь Цин — на него и на них обоих, а они на нее. Вэнь Нин пытался вмешаться в разговор, дергая сестру за рукав, потом вдруг тоже заорал, и от неожиданности все замолчали. Теперь он сидел, завернувшись в плащ, горло саднило от крика, тело дрожало не от холода — от тяжелого разочарования и безнадежности. Вэй Ин пытался подмигнуть Вэнь Цин, но целительница резко мотнула головой. — Он вообще не должен был проснуться, — дева Вэнь не видела больше смысла в переглядываниях и недоговариваниях. — Я не ошиблась в зельях, но я не понимаю, как это могло произойти. — Вэй Усянь, — он прокашлялся. Того и гляди, лучший друг, не доверяя зельям, как приложит его сейчас по голове, чтобы наверняка. — Только попробуй. Клянусь памятью отца и матери, если ты это сделаешь, я утоплюсь прямо в Пристани Лотосов. — Завтра утром мы с братом возвращаемся в Илин, — Вэнь Цин недовольно глянула на них обоих, отряхнула подол и ушла в хижину. — Молодой господин Вэй, куда вы пойдете? — ее брат задержался рядом, пугливо поглядывая на Цзян Чэна. — В Мэйшань Юй, — вздохнул Вэй Усянь. — Там шицзе. — Зря ты говоришь при нем, куда собрался, — Цзян Чэн скривил губы. Вэнь Нин отшатнулся, Вэй Ин сверкнул глазами, надвинулся было… И опустил руку, не тронув. Цзян Чэну было стыдно, но с детства он тем больше злился, чем больше чувствовал себя виноватым. А Вэй Усянь даже не выругал его — заставил подняться, выпить чай, улечься спать в другом углу хижины. Между связками тростника в дырявой крыше блестели звезды. Цзян Чэн приложил руку пониже сердца, где по-прежнему было пусто и мертво, и теперь уже никогда не будет иначе. Слезы текли по лицу, противно забирались в уши, беззвучно просачивались сквозь тот же тростник подстилки и впитывались в земляной пол. Не заклинатель. Не глава ордена Цзян. Никто. Он очень старался не шуметь, но все-таки шмыгнул, и рядом тут же зашуршало. — А-Чэн? — Отстань, — он отвернулся к стене, вытирая нос и глаза. — Завтра мы пойдем предупредить шицзе, — Вэй Усянь горячо шептал в ухо. — А потом… Все, кого подчинил орден Вэнь, стонут под их властью. Достаточно искры, чтобы порох взорвался. Пока возражения наперебой с горечью утраты отталкивали друг друга, Цзян Чэн молчал, а тот продолжал шептать. — Клянусь памятью моих отца и матери, клянусь чем угодно, я принесу тебе голову Вэнь Чжулю! — Ты принесешь! — он не выдержал и развернулся обратно, столкнувшись носом к носу. — А я буду сидеть под крылышком у шицзе?! — Я хотел сделать так, чтобы ты мог! — Дурак!.. — Еще одно слово, и я вас обоих выставлю наружу, — ясным, совсем не сонным голосом пригрозила Вэнь Цин. В первые два дня дороги до ордена Юй они до хрипоты ругались, повторяя одно и то же. Потом молчали, постукивая посохами по горной дороге, потом Вэй Усянь начал нести чушь про то, что глава ордена — не обычный заклинатель, у которого только и дела, что ночные охоты$ приводил в пример слова какого-то замшелого главы Гусу Лань, половину жизни пролежавшего в постели от неизлечимой болезни. Цзян Чэн даже не слушал, только иногда огрызался: — Глава ордена без духовных сил, это хуже, чем муж, бессильный в кровати с женой! — Я не уверен, — хмыкнул себе под нос Вэй Усянь. — Заткнись! Шицзе всегда была слабой заклинательницей, но на миг Цзян Чэн позавидовал даже ей. Губы Яньли дрожали, на ресницах блестели слезинки, когда он сухо, будто с ободранным горлом, рассказывал о произошедшем и наконец замолчал, предоставив Вэй Усяню закончить. — А-Чэн, — шицзе взяла за руку, он вытерпел минуту, чтобы не обижать, и отнял. Лучше уж бред, который нес Вэй Усянь, чем жалость. Теперь с жалостью на него смотрели все, в этом Цзян Чэн был уверен. Смотрели, знали и наверняка думали, что лучше было бы сразу умереть. Он и сам так думал, особенно когда в Мэйшань прибыл Лань Сичэнь, собиравший силы для восстания. — Глава ордена Цзян, — старший из Нефритов поклонился ему, как равный равному, и Цзян Чэн вздрогнул. Неужели еще не успели рассказать? Объяснять при всех было невозможно, он ответил таким же поклоном. — Глава ордена Лань. За ними обоими лежали сожженные дома и разоренные земли, приветствия казались насмешкой над прошлым, но что-то как будто подтолкнуло в спину и заставило выпрямиться. Все эти дни Вэй Усянь ходил за ним следом и все время чесал языком, чем выводил из себя и Цзян Чэна, и окружающих. С одной стороны, хотелось его заткнуть, с другой, пока тот болтал, остальные не успевали вставить слова сочувствия, раздражавшие еще больше. Цзян Чэн отмалчивался и отводил душу, когда они оказывались наедине, то есть каждый вечер — Вэй Усянь повадился спать в его комнате, хотя орден Мэйшань Юй совсем не был мал и беден. Ни запертые двери, ни убеждения, что он делает из себя посмешище, не помогали. По вечерам он отводил душу, высказывая все накипевшее за день, но Вэй Усянь только беззлобно отшучивался, дожидаясь, пока он выдохнется. — Орден Цзинь наконец решился. Если этот паршивец Цзинь Цзысюань тоже не будет отсиживаться дома, я согласен не портить его красивое лицо при следующей встрече, — одеяло взметнулось над головой. Цзян Чэн все еще раздевался, глядя, как колышется тень. Он не был дураком, понимая в глубине души, зачем его брат и друг так ведет себя, и боялся того дня, когда Вэй Усянь уйдет — уйдет победить или умереть, а он останется с бесполезными для сражения. Волосы больно дернуло, он отцепил прядь от кольца. — Знаешь… — А? — Вэй Усянь выглянул из-под одеяла. Цзян Чэн сел рядом на пол и протянул сжатую в кулак ладонь. — Возьми. Тот, не понимая, принял кулак в свои. — И что? Цзян Чэн медленно разжал пальцы, Цзы Дянь блеснул в них. — Тебе пригодится больше. Такая вещь в руках бессильного… Вэй Усянь сжал ладонь и вдруг решительно разогнул, распрямил и надел кольцо обратно на палец, до упора, до боли. — С ума сошел? Госпожа Юй из земли встанет и придет по мою душу, если я его возьму. — Дурак, — Цзян Чэн с головой закутался одеялом на своем ложе, прижимая руку с кольцом ко лбу и не понимая, рад он или нет. В Мэйшань Юй жили ручные фазаны. Они гуляли по дорожкам, а Вэй Усянь пугал их и хохотал, глядя, как тяжело вспархивают пестрые птицы. Шум мешал думать, но Цзян Чэн только хотел его одернуть, как на дорожку навстречу им вышел человек в белом. — Глава ордена Цзян, я прошу у вас немного времени для разговора. Лань Сичэнь был ненамного старше их, но в отсутствие дяди мог распоряжаться адептами, а сейчас обращался к нему как к равному. Это было бы приятно, если бы не причины, приведшие к этому — Цзян Чэн подозрительно покосился, нет ли в вежливом обращении насмешки. — Я не глава ордена. — Почему? Вы законный сын и наследник Цзян Фэнмяня. — Я не могу… — Разве вы от этого перестали носить фамилию Цзян? Не все главы орденов были сильными заклинателями. В Гусу Лань был… — Лань Сюэ, — подхватил Вэй Усянь, вдруг переставший проказничать. — Я рад, что молодой господин Вэй так хорошо запомнил историю моего ордена, — Лань Сичэнь обернулся к нему с легкой улыбкой, и тот стушевался. — Глава ордена Цзян, мы с вами раньше не принимали участия в сражениях, но мой дядя застал войну кланов, пусть и не такую кровавую. Он наставлял меня, что победа зависит не только от того, сколько воинов ты выведешь на поле боя, но еще и от таких вещей, о которых вы, может быть, не думали. Богатством ордена Лань было наше имя, сила наших заклинателей, наши книги, — лицо помрачнело. — Кроме того, наши правила ограничивают роскошь. В Юньмэн Цзян больше земель и подданных, клан Вэнь уничтожает кланы заклинателей, но почти не трогает простых людей, иначе кто же станет их кормить. Орден Цзинь богаче нас вместе взятых, но прижимист. Любая помощь будет нужна. Что-то такое же говорил Вэй Усянь, но Цзян Чэн пропускал его болтовню мимо ушей. — А если никто не захочет идти за мной? — А это зависит от вас, — Лань Сичэнь снова обернулся к Вэй Усяню. — По крайней мере один из ваших слуг уже идет за вами. На самом деле это он, Цзян Чэн, все это время тащился за Вэй Усянем, можно даже сказать, висел на спине и время от времени колотил несущего руками и ногами. — Я хотел бы сказать вам еще несколько слов наедине. — Подожди нас, — кивнул он другу. — Слушаюсь, — Вэй Усянь изобразил положенный главе ордена поклон как положено, даже матушка была бы довольна, и отбежал. Лань Сичэнь посмотрел ему вслед с улыбкой. — Это он попросил вас поговорить со мной? — подозрительно поинтересовался Цзян Чэн. — Вэй Усянь? Нет. Я хотел убедиться, что могу полагаться на орден Цзян. — Вы что-то хотели мне сказать? — Это вы хотели у меня спросить, разве не так? Пока он пытался подобрать слова, Лань Сичэнь пришел на помощь. — Вы хотели спросить, что делал бы я на вашем месте. — Откуда вы знаете? — У меня есть младший брат, так что Гусу Лань было бы кому возглавить и без меня. А я делал бы то же самое, что сейчас. Я предал бы погибших, если бы заранее сложил руки, испугавшись трудностей. — Глава ордена Лань! — Я рад, если мои слова были полезны главе ордена Цзян. — Интересно, Лань Чжань вообще умеет улыбаться? — Вэй Усянь смотрел на уходящего Лань Сичэня. — Ты можешь думать о чем-то серьезном? — Как прикажет глава ордена. — Лучше заткнись.