Бордель "Жертвенный алтарь"

             Я бы с удовольствием погостила у Сарэла ещё, но к утру все вопросы с солдатами и лекарем были успешно решены, мой дорожный комплект был готов, и мы могли ехать.       Штаны были велики, но хоть не как портки Рандера, и на том спасибо. Где-то в моем мире, что уже казался далёким и недосягаемым, они вполне могли сойти за модные широкие брюки. Рубашка, хоть и с поясом, всё равно казалась мешковатой. И в целом выглядела я так себе, но хоть не в юбке по лесу скакать за хворостом.              До столицы оставалось совсем ничего, и радости мне это не прибавляло. Не знаю, что чувствовал Сарэл, но Рандер немного грустил и старался за оставшееся время максимально ввести меня в курс дела.       Жертвы пропадали навсегда. Их показывали на главной площади во время процессии на Великом Празднике, после чего они уходили со жрецом в храм и больше не появлялись.       Сарэл, как-то случайно подслушав наши разговоры, уточнил, что в храме пропадали и другие девушки, местные, и несколько молодых парней. Всё юные, незамужние и неженатые, привлекательные. Это не афишировалось, и сейчас вроде как стало намного реже, но все ещё иногда кого-то из дальних городов или деревень могли избрать в послушники или послушницы. Домой эти люди уже не возвращались.       Откуда он узнал это, Сарэл не раскрыл, только намекнул, что в свое время плотно общался с людьми.              Исчезающие где-то люди меня никогда не вдохновляли, а мир, в котором это нормально, естественно и узаконено мигом перестал казаться хоть сколько-то привлекательным. Ну, есть тут магия, а толку? Учитывая, что на мою долю её не досталось.       В общем, время до столицы я либо слушала эльфов, пытаясь впитать как можно больше информации, выклянчила даже карту, хотя совершенно ничего в них и не понимаю, и в размышлениях, что же делать дальше. На этом моменте в голове одиноко катился суховей и высовывала нос из своего болота апатия. Что жертва, что не жертва, всё равно.              На такой же трагичной ноте я и въезжала в столицу. Там хотя бы были стены и ворота, хоть что-то средневековое, а то мне уже начало казаться, что я попала в большую реконструкторскую деревню.       Нелюбезные стражники, косящиеся на меня как на диковинную зверушку, прогуливающиеся жители, по одежде которых я теперь скуки ради определяла, к какому сословию они относятся. Была даже пара дам в тех самых бордовых платьях, и даже один такой камзол у мужчины! Я на мгновение забыла, куда меня сейчас везут, и что меня ждет, так засмотрелась. Помахала Рандеру, подзывая к себе, и тот со смехом пояснил, что да, бывает, но очень редко, и на его месте сам Рандер поостерёгся бы носить такой цвет, особенно живя среди людей, но молодость, эпатаж и прочие глупости иногда толкают и не на такое. Тем более, скорее всего он любовник женщины – редко, но такое бывало, особенно с богатыми вдовами.       Мысленно присвистнув, я проводила взглядом мужика, на удивление приветливо помахавшему мне рукой. Видимо его действительно всё устраивало.       Впрочем, и без него здесь было на что взглянуть.       Камень, всюду камень. Небольшие двухэтажные дома, иногда совсем низенькие, но никакого дерева.       – Ничего себе, откуда столько камня натаскали? – Рандер от меня так и не отъехал, так что было с кем поговорить.       – А здесь прежде были горы. Человеческий король заключил с нашими магами контракт и горы хоп, – он хлопнул в ладоши. – Превратились в камни. Хотя, они столько заплатили тогда, что дешевле было самим камней натаскать. С другой стороны после этого люди ещё долго торговали с нами драгоценными камушками, уже обработанными. Мы украшения-то делаем хорошие, но очищать камни вручную долго, а магию на это тратить никто не хочет.       – В общем, опять людям черновая работа? – я хмыкнула, покосившись на смутившегося Рандера. – Ой, да брось, я бы так же поступала, будь у меня возможность.       Я никак не могла понять, нравилось бы мне здесь, не будь моё предназначение здесь настолько туманным, или нет.       Свои законы, свои правила. Большая деревня, где уживаются две расы. Судя по всему, что людей, что эльфов здесь не так много, и все всех не знают, конечно, но вся площадь по объему сравнима с Евразией, разве что немного больше. На отдаленных участках живут северные народы, причем и люди и эльфы. Там свои правила и даже свой язык, причем отличавшийся разительно, хотя столицы у людей и у эльфов всё же были в единственном экземпляре.       Наверное, здесь тоже где-то в море были другие материки, но судя по всему, судоходство в этом мире было не развито, скорее всего, из-за водных рас. Кому понравится, что над твоим домом шумят, орут, а то и гадят?       И хорошо. Пусть сами развиваются, не будет соблазна кого-нибудь покорить.              Пока я думала, процессия подъехала к высокому зданию. И когда я говорю, что оно было высоким, я не имею в виду два этажа и флюгер, я имею в виду готический собор как минимум. Грубее, правда. До эпохи Возрождения нынешние строители и архитекторы ещё не добрались, но и без того здание смотрелось… внушительно.       – Это храм? – тихо спросила я Рандера, и услышала как сел мой голос.       Эльф подавленно кивнул и спрыгнул с лошади, предложив мне руку, но его опередил Сарэл. Он мягко оттеснил молодого эльфа и бережно снял меня, на мгновение прижав к груди.       – Удачи, – шепнул мне капитан, опустив на землю.       Вещи мне забрать не дали, но я была даже рада. Если случится чудо и у меня получится выбраться, то вряд ли затеряться в толпе мне помогут кроссовки и ветровка.              Рандер остался с солдатами, и по высоким ступеням мы поднимались вдвоем. На лице Сарэла не отражалось эмоций, но на каком-то интуитивном уровне я ощущала, что ему не хочется этого делать. Но и не сделать он не мог, и я не собиралась подводить его и пытаться бежать, ставя Сарэла перед выбором – дать мне шанс или подвести себя под монастырь. В любом случае, в итоге ему было бы хуже, чем будет сейчас.       Если мне суждено здесь умереть, то, по крайней мере, я могу сделать это достойно.              Внутри храма было пустынно. Ни украшений, ни мебели, ни людей. Только огромный зал с полукруглым потолком, уходящим далеко ввысь. Наши шаги гулко отдавали эхом, что разбивалось об стены и возвращалось к нам, окружая и вселяя трепет. Этот зал давил на меня; в нём ты чувствовал себя ничтожеством.       Мне захотелось придвинуться к капитану или взять его за руку, будто я была ребенком или влюбленной молодой девушкой. А ещё лучше помогло бы прижаться к нему, а то и вовсе спрятаться за широкую спину.       Но я напомнила себе, что моей второй работой был санитар в морге, в ночную смену. Там ничего не давило, но ощущения были неприятными. И пройдя через это стыдно пугаться какого-то там эха.       – Приветствую, – раздался громкий мужской голос. Из боковой арки к нам вышел знакомый уже мне «реконструктор». Он переоделся и теперь щеголял в длинной белой с серым хламиде, но лицо я запомнила – не зря столько рассматривала тогда, в автобусе.       – Приветствую, верховный жрец, – Сарэл чуть склонил голову, но едва-едва. Всё-таки это был не его жрец, но религию соседей эльфы уважали. – Я привел Жертву.       – Как-то одета она… не как я ожидал, – поморщился жрец, и похлопал по хламиде, видимо ища карман. – Где её вещи?       – В пути случается всякое, – уклончиво ответил эльф. – На нас напали. К тому же, Вы не сразу обратились к нам, она несколько дней была одна, в лесу.       Жрец проигнорировал шпильку, только недовольно глянув на Сарэла.       Он наконец-то нашел, что искал и сунул мне под нос какое-то кольцо. Камень на кольце сменил цвет с черного на темно-синий, и жрец удовлетворенно убрал его обратно. Нацепив на лицо торжественное выражение, жрец повернулся к эльфу.       – От лица человеческой расы и жрецов светлого лика Богини, приношу вам свою глубочайшую благодарность. Потеря Жертвы – наша ошибка, и мы безмерно счастливы, что дружественный народ эльфов пришел нам на помощь. Прошу пройдемте, обсудим ваше вознаграждение.       – У меня люди на улице, – коротко сообщил Сарэл, но жрец только отмахнулся:       – Да-да, я отдам приказ, чтобы их устроили.       Он грубо впился рукой мне в плечо, чуть выше локтя, и поволок за собой. По пути он втолкнул меня в комнату, и, судя по звуку, запер.       Я осталась одна. И до моей предполагаемой смерти оставалось чуть меньше двух недель.              Стерев рукавом непрошено выступившие слёзы, я сделала глубокий вдох, прочищая голову. Хватит истерить, сейчас это делу не поможет. Нужно осмотреться и придумать, куда деть амулет, чтобы он не привлекал внимания.       Первый пункт легко укладывался минут в пять. Пустая комната с кроватью, без картин, в которых могли быть проверчены дырочки для подсматривания, без зеркал, обязательно с двойным дном, без шкафов которые скрывали потайные двери.       Я потратила немного времени, чтобы заглянуть под кровать, постукать стены, не скрупулезно по периметру, конечно, на это ушел бы добрый час, и попрыгать, пытаясь заглянуть в окно, что находилось под самым потолком.       Ни-че-го.       Хорошо это или плохо я не знала. С одной стороны за мной вряд ли следят, хотя учитывая, что это магический мир, то не факт. С другой – и выбраться не получится. Впрочем, надеяться на легкий побег было бы глупо.              Оставался вопрос с амулетом. И все варианты меня однозначно не устраивали.       Меня переоденут, я была в этом уверена, а значит, на теле амулет оставлять плохая идея. Снимать совсем тоже не хотелось, тогда я буду уязвимее даже чем сейчас, хотя казалось бы куда уж. Оставался совсем уж грустный выход, навевающий воспоминания о провозе всякого недоброго через границу. И думала я совсем не про желудок.       Сняв амулет, я прикинула его размеры, тяжело вздохнула, присела на край постели и задрала юбку. К счастью, амулет был небольшим, а совсем недавно я два дня хорошо развлекалась с двумя красавцами, размеры которых были не самыми маленькими, но приятного всё равно было мало.       В этот момент я остро жалела, что у меня нет пирсинга, закрепить на нем шнурок, чтобы не потерять амулет, было бы удобно, но чего не было, того не было. Я затолкала амулет поглубже и оставила крошечный кусочек шнурка торчать наружу, искренне надеясь, что ничего не вывалится и не отравит меня. И что здесь нет традиции пользовать Жертву во все щели до церемонии, а то неудобненько выйдет.              Долго ждать не пришлось. Я только успела подняться и оправить юбку, когда дверь открылась. На пороге стояло несколько дородных мужчин в рясах, похожих на ту, что была у жреца, только серого цвета.       «Послушники», – догадалась я.       Я покосилась на них и отошла, на всякий случай. Сказать я им ничего не могла, потому что теперь на все две недели должна была хранить молчание, – а то как поражу их своим тонким знанием языка, и начнется обыск с пристрастием.       К счастью, никаких эмоций они не проявляли: ни удивления от моей молчаливости, ни интереса к моей тушке.       Меня бережно взяли под руки и утащили вглубь по коридору.       С Жертвой здесь не церемонились. Меня отдали столь же неулыбчивым послушницам, которые раздели меня и внимательно осмотрели. Отобрали даже мой браслетик с камнями, ощупав его и обнюхав, хорошо хоть на зуб не попробовали.       В этот момент я порадовалась, что успела спрятать амулет, потому что искали они явно что-то подобное.       Особенно было жалко белье, которое я так долго и так бережно хранила. Без лифчика я такая себе красотка, признаться честно, особенно в местных шмотках. Впрочем, производить впечатление здесь не на кого, так что… не всё ли мне равно, в чем я буду перед смертью.       После меня тщательно вымыли в лохани, чем-то ароматным смазали волосы и отвели в комнату, уже другую.       Нельзя сказать, чтобы эта чем-то разительно отличалась от предыдущей, разве что на стене висело длинное зеркало в человеческий рост.       И на этом общение с Жертвой закончилось.       Меня кормили, правда, только два раза в день, через день мыли, но, в общем, не обращали на меня никакого внимания. Выглядеть я стала лучше, если верить зеркалу – от их масла волосы разгладились как после среднего салонного ухода, в лицо тоже что-то втирали, но тут уже эффект был послабее, видимо в расчете, что Жертву всё равно вблизи никто не увидит. Цвет лица выровнялся и хватит с тебя.       От скуки я лезла на стену, и иногда в прямом смысле. Однажды заметила, что камень на стенах неровный и вспомнила, что давно хотела заняться скалолазанием. Далеко не продвинулась, конечно, но пару часов скоротала, крайне удивив пришедшего за мной послушника.       Амулет я иногда вынимала, конечно, но только ночью и под одеялом, поскольку было у меня подозрение на счет зеркала. Я его осмотрела, конечно, и за ним была такая же стена как и везде, только вот я помнила, что сейчас в магическом мире. И кто знает, не навесили ли на него парочку заклинаний. Возможно я параноик, но иногда лучше быть параноиком, чем остаться без амулета.       К сожалению, за столь долгое ношение в непредназначенном для него месте, амулет начал отсыревать и разбухать. И хуже работать. Послушники говорили мало, но иногда я слышала голоса с улицы и если раньше я понимала всё, то теперь хорошо если половину, и меня беспокоило это уже всерьез.              Главный жрец и вовсе больше не появлялся.       Я увидела его только в последний день, когда за окнами уже слышались радостные крики, гомон, кто-то визгливо что-то продавал.       В тот день дверь открыл он сам. За спиной мужчины стояло две послушницы, со стопкой одежды в руках.       Когда они отдали мне её, я не поверила своим глазам. Это были джинсы и толстовка! На пару размеров больше и явно кем-то ношенные, но ещё очень и очень годные. И моё белье, к счастью сохранившееся и даже постиранное. Я мотнула головой и с удивлением уставилась на жреца. Конечно, он ничего не ответил, но по глазам я видела, что где-то в глубине души он смеется над моим ошалелым видом. В принципе, если здесь побывало достаточное количество жертв из моего мира, то от кого-то могла остаться одежда, но это всё равно казалось фантастическим.       Я осторожно осмотрела толстовку на предмет крови и зашитых порезов, но ничего не нашла. Это успокаивало. Может, меня вообще домой отпустят?       На этом месте хорошо бы сказать, что у меня был готов план побега, и все это время я тайно выстругивала себе заточку из ножки кровати, только вот нихуяшечки.       Вообще, если тебя водят под белы ручки, следят за тобой, и ты даже не можешь ни с кем поговорить, побег становится делом таким… не слишком реальным.              Сама церемония мне понравилась, но понравилась бы больше, если бы я смотрела на неё со стороны. Меня провезли по городу на какой-то повозке. Шаталась та безбожно, но жрец крепко держал меня за руку. Вокруг было… ярко. Люди улыбались, они шутили и толкали друг друга локтями, указывая на меня. На площадях играли музыканты, а аристократы наблюдали за процессией с высоких карикатурных кресел, что позволяли видеть поверх голов толпы. Я чувствовала себя наполовину звездой, принимающей знаки внимания, наполовину забавной зверушкой, которую выставили на потеху толпе.       Некоторые люди кидали цветы, так что к концу процессии я уже стояла в них по щиколотку.       Я иногда шутила, что мне настолько редко дарят цветы, что больше всего я получу их на свои похороны, и теперь мне казалось, что я не так уж и шутила. Хотя надежда, что раз мне дали одежду моего мира, то я в нем скоро и окажусь, меня не отпускала.              Закончилось всё у храма, где и началось.       «Это всё?», – удивленно подумала я, как жрец повернулся к толпе, развернув и меня.       Амулет был уже совсем плох, поэтому я понимала его через слово, но говорил мужик красиво. О том, что именно эта, выстраданная Жертва, может растопить холодное сердце любимой их Богини, и та снизойдет до них и вернет расе людей магию. Говорил он долго, витиевато, но настолько часто повторяясь, что даже со своим разбухшим куском дерева, торчащим у меня в промежности, общий смысл я уловила.       Толпа перед ним гомонила, но как-то не очень воодушевленно. Скорее всего, эта пафосная речь повторялась каждый раз, с каждой новой Жертвой. И, видимо я была недалека от истины, потому что минут через пятнадцать люди потихоньку стали расходиться. Прервал свою речь и жрец, так же нелюбезно, как и в начале нашего знакомства, потащив в храм.       На сей раз в комнату меня не вернули, и путь наш вел всё глубже, куда-то в недра подвала. После темницы я как-то не очень положительно к ним относилась, но на мои попытки упереться жрец не реагировал.       Состояние было – отрешенное. За две недели полного бездействия мозг вошел в некий сонный транс, когда ты просто подчиняешься происходящему и, в общем-то, уже плевать, что будет дальше.       Я вспомнила уютный дом Сарэла и на глаза навернулись слёзы – очень хотелось туда. Даже не к себе в квартиру, как ни странно, а именно туда. Пожалуй, хоть это и звучало не очень даже в моей голове, но там я была счастлива, впервые за долгое время. И я была с одной стороны рада, что это случилось, а с другой просыпалась естественная человеческая жадность – и мне хотелось ещё. Хотя я и понимала, что это было временное развлечение, и для меня там было мало места.              Тем временем мы дошли.              Мы стояли в каменном зале. Пока я осматривалась, у меня появилось странное ощущение, что мы стоим в вывернутой наизнанку эскимосской юрте, где тоннель входа кто-то схватил и затащил внутрь.       Из стены зала выдвигалась каменная труба, которую венчала древняя каменная же дверь. Я вообще приняла бы её за часть рельефа, если бы не темные закопченные края, которые мне совсем не нравились.       Жрец отпустил мою руку и деловито попытался сдернуть с меня толстовку. От неожиданности я уперлась, вцепившись в ткань. Минуту мы молча перетягивали её, пока ткань не затрещала, и тогда он отпустил. В глазах жреца читалось: «Досадно, но неохота тратить время».       Взамен повел рукой в сторону каменной двери, и та выдвинулась из стены так легко, будто отъехала на каком-то невидимом мне механизме, и так же плавно сдвинулась в сторону.       Нет, я попыталась. Я попыталась ударить жреца, я попыталась убежать, но итогом было только то, что меня грубо схватили за шкирку и пару раз приложили о ту самую дверь, отбив охоту проявлять характер. А затем четко и технично, отработанным движением, втолкнули в образовавшийся проем.       Дверь за моей спиной закрылась не в пример быстрее, чем открывалась раньше.       Я попыталась нажать на неё, чтобы выдвинуть самостоятельно, но ничего не вышло.       Я стояла в каменном мешке, и больше всего мне не нравилось то, что этот мешок был абсолютно черным. И мне не нужно было отличаться особым умом, чтобы понимать – это не краска. Это гарь.       Она оставалась на пальцах, если я касалась стен, она пачкала мои ноги в легких сандалиях, в конце концов, ей здесь пахло.       «Это крематорий, – вдруг отчетливо поняла я. – Вот почему он хотел снять с меня толстовку, ему просто напросто было жалко одежду».       Я налегла на дверь сильнее, и тут за спиной что-то хрустнуло.       Звук шел от противоположной стены, которая внезапно начала медленно растворяться, заполняясь звуками, цветом и… жаром.       Я окинула взглядом безжизненные черные земли, кусочек неба, сейчас казавшийся издевательством, и того, кто пришел через портал.       До того, как он двинулся на меня, я подумала, что все-таки увидела почти всех жителей этого мира перед концом. По-крайней мере игниса точно.       Этот столб пламени сложно было описать как кого-то. Это был просто огонь. Желто-оранжевый, бесшумно рвущийся куда-то вверх. Он не шел, но двигался, перетекая по полу всё ближе и ближе ко мне.       «Как же я не хочу умирать», – грустно подумала я, вжимаясь лопатками в дверь и пытаясь выдавить её своими жалкими пятьюдесятью килограммами.       Огонь подходил всё ближе, медленно, но неотвратимо.       Сделав отчаянный рывок, я метнулась мимо него и попыталась выбежать из портала – лучше так, лучше по горящей земле, но на воле.       Портал на меня был не рассчитан, и я ударилась в прозрачную стену.       Жар уже обжигал. У меня начали завиваться волосы, и затлела толстовка. Первый язычок пламени обжег мою спину, слизав ткань как крем с бисквита. Развернувшись, я посмотрела прямо на него.       Да, я умру здесь. Да, я умру сейчас. Но я сделаю это достойно – лицом к смерти. И, каким бы это ни было слабым утешением, он не получит моей паники.              Было страшно. Как бы я не шутила про близость пенсии и артрит, мне было всего тридцать лет. За них я жила, конечно, влюблялась, разочаровывалась, открывала для себя что-то. Но этого было мало. И всегда хочется ещё, всегда хочется немного продлить.       Особенно когда эту самую жизнь хотят отнять.       «Спасите, – горько и безнадежно попросила я кого-то. – Я не хочу умирать здесь»              Что-то толкнуло меня в спину, вперед, к жару, но почти сразу обдало прохладным воздухом.       Я знала, что когда человек засыпает на морозе, ему становится тепло, но чего-то подобного про огонь никогда не слышала. Впрочем, на сей раз растерянной и испуганной была не только я.       Игнис отшатнулся, и теперь он распластался по стене, а я уже чувствовала больше.       Шелест листвы, аромат тенистого свежего леса. Я даже слышала щебет птиц. Это окутывало меня, окружало и ласковым поцелуем касалось ожогов.       Ты не эльф, – прозвучал задумчиво струящийся, будто неторопливый ручей, голос. – Но на тебе метка моего народа. Почему ты не позвала?              Я пыталась что-то ответить, но горло перехватило и всё, что я смогла – это сползти на пол, обхватив голову руками. Из глаз безудержно текли слёзы, и я даже не могла их стереть.       Лес пришел. Божество, которое любимо и почитаемо эльфами. Божество, черт побери! Он пришел ко мне, к человеку, к чужой здесь. Случайно выскочившей замуж за эльфа, который этого совершенно не хотел, и которому будет только лучше, если жена исчезнет.       И сейчас он разочаруется, и оставит меня.              Бедное дитя, – голос поцеловал меня в спину, – теперь ты не чужая, и тебе нечего боятся. И этот старый мертвый бог тебя не тронет.       Пламя передо мной взревело, медленно расползаясь по всей поверхности стены и уползая на потолок, но ко мне не приближалось. А затем сжалось в ослепительно яркую молнию и вылетело мимо меня в портал.       Когда я смогла обернуться, то там была только стена. Исчез и лес, убедившись, что игнис ушел.       Я перевела взгляд на дверь и с изумлением увидела, что она глубоко вдавлена в стену. То ли игнис вытолкнул её, то ли Лес помог, но уже спустя пару минут, в рваных и обгоревших шмотках, изгвазданная в саже, я вывалилась в знакомый каменный зал. И теперь я знала, что я не одна. И не собиралась отдавать свою жизнь дешево.