"Жить очень вредно. Кто живет, тот умирает"

Он не смеется, только улыбается и щурится. Говорит громко, ярко, так чтобы никто на мостике не сомневался, что здоров, жив и полон сил. Он отдает приказы об инвентаризации, учете ущерба, обнаружении местоположения. Четко артикулирует, жестикулирует и продолжает прятать радость в морщинках около глаз. Он призывает бета-смену на мостик, отдает приказы и им тоже, продолжает усмехаться, бросать вызов всему и вся, но в первую очередь себе. Его спина идеально прямая и не касается спинки кресла, термобелье прилипло к коже и сковывает не хуже жесткого медицинского корсета. Внутренняя часть ладоней зудит и горит, а каждое движение пальцами разносит по организму волну боли, но крик застревает в диафрагме и не выходит наружу. Лодыжка на общем фоне просто горит, и это даже не больно - вот только именно это и странно, онемение не то с чем он любит шутить. Еще есть горло, которое саднит каждый раз, когда он пытается говорить и зверски хочется кислой воды. Болят ребра, мигает темнота за глазами. Джим ждет на мостике. Принимает отчеты, определяет очередность ремонтных работ, распределяет выживших по каютам, пишет приказ, чтобы вулканцам выделили отдельную реккаюту для медитаций, делает заметки и не названивает в медотсек. Кости сообщит ему когда закончится операция. Бета-смена отправляется на отдых. Маккой сообщает об удачной операции (Джим повторяет сообщение по громкой связи). Гамма-смена заходит на мостик, и Джим кивает старшему офицеру. - Энсин Алден, помогите мне встать. Кирк знает себя и свои пределы, он не испачкал кресло кровью, так что всё в порядке. Сейчас ему надо просто добраться до медотсека и верить в то, что основной поток потерпевших уже иссяк. Алден смотрит на него с сомнением, протягивает руку и Джим вцепляется в неё как утопающий в соломинку. Он очень сильно хочет кричать, потому что онемение из лодыжки пропало полчаса назад, она начала жутко гореть, а теперь на неё навалилась половина его веса. Крик всё еще застревает в диафрагме, но контролировать лицевые мышцы не выходит. Алден подходит ближе, перехватывает его за локоть и так не легче, потому что лопатки, определенно, пострадали. Есть секундное смутное любопытство в том, почему на мостике так тихо, но темнота перед глазами куда как интереснее. Он отпускает руку усилием воли, моргает несколько раз и смотрит краем глаза на кресло, чистое. - Коммандер Спок всё еще первый офицер, - уведомляет он гамма-смену, - в конце смены передадите мостик либо ему, либо лейтенанту Сулу, либо энсину Чехову. Если что, я в медотсеке. Ему удается дойти самому до турболифта, хотя ступеньки это боль, спуститься на палубу, сквозь мерцание вспышек перед глазами заметить биокровать, и завалится на неё, выпустив стон полный боли. Последнее, что он помнит, это сводящий с ума писк датчиков.